I stopped taking all my pills, they made me feel so dead inside. Just like the sun was going out, I didn't think I could survive.
Brazzaville — Clouds In Camarillo
—Идиот, — Какаши продолжал шептать только одно слово, совершенно выбитый из реальности. Хаотичные мысли назойливыми мухами кружили в его голове, создавая непрекращающийся гул. Жаль, что Сакура вложила недостаточно силы в удар, чтобы выбить из него остатки сознания — так он думал. Вся жизнь стремительно пронеслась перед глазами в кромешной тьме, и он вдруг почувствовал себя бездомным чужаком, вторгнувшимся в чужой дом: пусть его хозяин был давно мёртв, но все вокруг продолжало хранить воспоминания о нём, выдавливая бродягу из своих стен; вот настал неизбежный момент, когда дверь с треском захлопнулась перед его носом, а стены обрушились, оставив после себя лишь груду безжизненного хлама. И сейчас, уже не в силах и дальше пытаться разобраться, кто же он такой, Какаши ясно понял, что больше не желал быть ни Шестым Хокаге, ни сыном Белого Клыка, ни бывшим сенсеем седьмой команды. Может, не будь у него всего этого, жизнь сложилась бы лучше? Без неё. Да, его жизнь была значимой и наполненной, но в некотором смысле он, кажется, так ничего и не достиг, и все ещё блуждал слепым котёнком в бесцветном мире. И все его существование будто было соткано из снов, не оставивших после себя ничего, точно как у героя той книги с трагическим финалом. Так он думал. Череда вопросов в голове тянулась бесконечной линией, ответы ломались друг об друга, руша все, что он строил, во что верил. Он был невероятно зол на себя, раздражён своей наивностью. И сам не замечал, как полнился жалостью к себе. И его от себя тошнило. Единственное лекарство, которое он знал и применял против этого — боль. Принять столько боли и усталости, чтобы нельзя было думать ни о чем больше. И ноги увели его прочь от дома, на площадку для тренировки тайцзюцу. Какаши провел на поле несколько часов и вернулся домой лишь глубокой ночью. Новые вещи покрылись пятнами крови и грязи, превратились в хлам и улетели в мусорное ведро. Уцелела только маска, мужчина небрежно стянул её и кинул под ноги в ванной комнате. Он встретился взглядом со своим отражением. На щеке прямо под глазом на тонкой припухшей царапине запеклась кровь — след от руки Сакуры. Мужчина осторожно коснулся его пальцами. «Идиот», — слово в который раз беззвучно сорвалось с губ, и он почувствовал, как сквозь боль во всем теле неотвратимо прорывается наружу что-то тяжелое и вязкое; он встал под горячие, словно впивающиеся в ссадины когтями, струи. Все тело превратилось в пульсирующий оголенный нерв и загорелось огнём, вода окрасилась в алый цвет. И чем полнее Какаши ощущал боль, тем свободнее и легче он становился. Так он думал. Перед тем, как позвонить Сакуре, мужчина долго смотрел в экран телефона на цифры, которые набрал по памяти. Он хотел позвонить ей, пока скитался по разным местам, часто вводил этот номер, а потом стирал, так что он уже прочно засел в памяти. Чего он боялся? — Какаши-сенсей… Её голос прозвучал несмело и осторожно. — …Сакура. Я хочу прекратить обследование. На несколько секунд повисла тишина, а затем трубка выдохнула ему в ухо тяжёлым и шумным вздохом: — Не надо, — строго сказала она, — бросьте это. И приходите сегодня, к восьми. Я буду ждать. — Я уже решил. — …ладно. Тогда я запишу вас на завтра, а вы пока подумайте как следует. — Как скажешь, — ответил Какаши. Какое-то время они молча вслушивались в исходившее из динамиков тихое напряжённое дыхание друг друга, но вскоре исчезло и оно: мужчина опустил палец на кнопку сброса. Выключив телефон насовсем, Какаши лёг на кровать и стал наслаждаться тишиной, воцарившейся наконец в его уставшей голове. За окном небо разгоралось закатом, и свет ложился вытянутым оранжево-розовым пятном на старые половицы его спальни. Он действительно все решил. Ещё вчера, стоя под ошпаривающими струями и глядя, как уползают в сливное отверстие красные капли его плоти, мужчина средь боли и шума различил одну идею, ясную и точную. И она погасила собой всю остальную бесполезную суету его размышлений. Он проспал без снов до обеда. Лёгкий, он наконец проснулся без единой проклятой мысли о смысле собственной жизни. Внутри стало просто и легко. Он налил чай и стоял возле окна. Отрешённо стал вглядываться в кусочек реальности, которой больше не принадлежал. И ему казалось, что он улыбается над этим всем, но он так и не почувствовал веса улыбки на губах. И так он стоял, пока наконец солнце окончательно не скрылось за горизонтом, а он не остался в полной темноте посреди душной комнаты в окружении старья. Вот, что он собрал за всю свою жизнь. Последнее, что Какаши хотел сделать перед уходом — пролистать ещё раз свои любимые книги: прочитать страничку-другую, хотя уже знал их почти наизусть. Дрожащими пальцами он открывал нужные страницы и механически пробегал глазами по строчкам под желтоватым светом настольной лампы. Тем временем из ванной доносился плеск набирающейся воды, и мужчина вслушивался в него, просчитывая по изменению высоты и плотности звука уровень наполненности ванны; а строчки все текли и текли перед глазами. Книга вернулась на полку, стул теперь стоял за столом ровно, плед покрывал заправленную кровать, посуда, вымытая, покоилась в кухонном шкафу — все было разложено по местам. Кроме выбивающегося из интерьера ванной комнаты маленького карманного ножа на краю ванной. Какаши опустился в горячую воду, в свежих ссадинах мучительно защипало, тело покрылось приятными мурашками под темно-синей мешковатой кофтой и штанами, будто невесомыми под водой, плавно вздрагивающими от каждого движения. Он лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в шорохи за стеной в общем коридоре дома, в голоса — то близкие, то далёкие от него. В движения жизни, теперь не имеющей к нему никакого отношения. Лежал, пока вода совсем не остыла. Тогда он вынул пробку и вновь открыл кран. Оттуда полился кипяток, густой пар стал собираться у потолка и сползать по стенам вниз. По телу снова пробежали мурашки. Неторопливо всё настроив, Какаши взял в ладонь нож, расправил лезвие и подтянул левый рукав повыше. Один глубокий вдох, и лезвие плавно рассекло кожу на внутренней стороне от локтя до запястья, под водой от руки вспорхнули алые клубы, и воздух медленно стал наполняться запахом крови. Так он лежал, отрешенно пропуская через себя всплески последних капель из крана и отдалённые редкие шаги соседей. Он ни о чем не думал, и его мысли постепенно превращались в сон, звуки смешивались в дезориентирующую сознание какофонию. Сам он то становился тяжёл, как камень, то будто парил в воздухе, словно пылинка. Чужеродный, слишком нелепый и яркий звук не сразу вырвал его из воздушной тягучей лёгкости, швырнув обратно в холодную воду. Затем в нос ударил едкий запах металла, а за ним обрушилась череда новых, ещё более напористых стуков. Мужчина запрокинул голову, принимая решение, он старался не слышать участившееся громкое сердцебиение. Сердце болезненно сжалось, душащая тревога вернулась. Какаши стал подниматься, пытаясь совладать со своим телом. Он сбросил тяжелые мокрые вещи прямо в воду, наскоро плотно забинтовал полотенцем запястье, под яростный стук прошёл в комнату, натянул маску и накинул широкий халат, тут же направившись к двери. Едва отворив дверь, мужчина без слов отступил в сторону, впустив Сакуру в тусклый полумрак своей квартиры. — Я пришла поговорить с вами, — заговорила девушка. Какаши молча прошёл в кухню, включил свет и опустился на стул, шаги давались ему нелегко: руки и ноги налились тяжестью, голова плыла. Последовав за мужчиной, Сакура непроизвольно поморщилась. Кое-что заставило её насторожиться: такой запах она не перепутала бы ни с чем. Девушка ступала аккуратно, тщательно сканировала пространство коридора взглядом и заметила следы мокрых ног, ведущие из ванной в спальню. Дверь в тёмную ванную комнату была приоткрыта, рядом с ней запах сделался настолько сильным, что Сакуре стало не по себе, перед глазами тут же всплыли лица раненых шиноби и её собственные руки по локоть в крови. Она незаметно тряхнула плечом, словно пыталась избавиться от страшных воспоминаний о войне. Внезапно ей в голову пришли мысли о том, что Какаши мог пытаться убить себя. Эти догадки вызвали у Сакуры приступ тошноты и породили ужасное, рвущееся наружу из горла беспокойство. В кухне она растерянно опустилась на стул. — Ты пришла убедить меня продолжать лечение, так? — первым спросил Какаши, откинувшись на спинку. Девушка потерянно посмотрела на него и не смогла даже кивнуть в ответ: сейчас она была ни в чем не уверена, не знала, что сказать, хотя диалог в её воображении по дороге к нему складывался так замечательно и ловко, словно они с ним были героями рассказа, и кто-то уже придумал им плавную речь, лишенную всяких неловких пауз, сказанных не к месту слов, запинок, нелепого волнения и бардака в голове. — Да, я хотела поговорить об этом, — осмелела девушка, концентрируясь на том, зачем пришла, вспоминая заготовленный по дороге к нему текст, — мы найдём вам другого врача, но я лично продолжу курировать дело. Я прошу у вас прощения за вчерашнее, если это повлияло на ваше решение, то я уверяю вас, что это не будет иметь к вашему делу никакого отношения. Какаши тяжело вздохнул. — Я соврал тебе, Сакура. Выражение вины на её лице сменилось на недоверчивое изумление. — Нет никаких обмороков. Я все выдумал. Глаза Сакуры округлились. Она была настолько поражена, что её нервная система не сразу разобралась, какое чувство отразить первым — негодование или удивление. Она продолжала тупо глядеть на него, ожидая продолжения, но он молчал. — Нет! Вы что-то скрываете, — она замотала головой и снова недоверчиво посмотрела на него, наблюдая за реакцией. Ей казалось, что он пытается скрыть настоящие причины, но его лицо оставалось невозмутимым. — Да уж… — девушка раздражённо прикрыла глаза рукой и стала давить средним пальцем на точку между бровями. Это помогало ей успокоиться, когда внутри закипал гнев. — Какого чёрта?! — все же не удержалась и воскликнула девушка, соскочив с места, и принялась ходить по тесной комнате, скрестив руки и запрокинув голову к потолку, что-то усердно прикидывая в мыслях. — Если захочешь ударить меня, то бей в этот раз посильнее. Сакура бросила на мужчину красноречивый взгляд. Однако он не выдержал проверки на прочность, столкнувшись с глазами Какаши, и ярость постепенно вытеснилась робостью. Глубоко вздохнув, Сакура беспомощно опустилась на стул. — Зачем? — тихо спросила она. Мужчина помолчал, в очередной раз принимая решение. — Это было ошибкой. — Зачем?! — повысив голос, настойчивее спросила Сакура. — Я имею право знать причину. — Прости, Сакура. Но я сам не знаю, — отрешённо проговорил Какаши, — наверное, я хотел понять кое-что. — Используя меня? Мужчина взглянул в глаза девушки. Её взгляд наконец зацепил его, он вышел из эмоционального отсутствия и ответил: — Кто кого использовал — вот это хороший вопрос. Сакура недовольно отвернулась. Она могла бы много чего сказать ему, ей было, за что просить прощения, но и было, на что злиться. Но гнев стал уходить, уступив место новой волне беспокойства. Голос сердца говорил ей, что сейчас не важно, кто прав, а кто виноват, с этим они разберутся потом. Главное, чтобы это «потом» наступило. Шумно выдохнув, девушка с теплотой подняла на него осторожный и внимательный взгляд. Теперь она ясно видела — с ним что-то было не так. Пустые и невероятно усталые глаза, мокрые растрёпанные волосы, размякшее на стуле тело. Беспокойство усиливалось с каждой новой замеченной деталью. — Вы… собираетесь уйти? — осторожно спросила Сакура. Какаши ничего не ответил. Только опустил взгляд куда-то под стол на собственные руки. Сакура поджала губы. Они молчали какое-то время. Девушка старательно подбирала слова. — А ту вашу книжку я прочитала, кстати говоря, — внезапно заговорила она как можно более непринуждённо, — и знаете, что? Ваш художник полный идиот. В глазах Какаши впервые за вечер загорелась тусклая искорка интереса. — Почему это? — его вопрос сквозил скептицизмом, но в то же время в нём проявилась толика любопытства. — Он решил, что его жизнь была никчемной, но вспомните, скольким людям он подарил себя. Он сам не мог знать, насколько важны были даже его слова, сказанные в нужную минуту, или просто его присутствие там. Иногда ничего не ладилось и он уходил печальный. Но были и счастливые встречи. И в его силах было продлить это счастье, дать ему жизнь и впустить в свою историю. Но он всегда отдалялся и уходил. Она перевела на Какаши полыхающий серьёзный взгляд широких глаз, и он замер, выдерживая этот огонь. Сакура продолжила, понизив голос: — Может быть автор так говорит нам, что жизнь идёт — с нами или без нас, и нельзя винить её в этом? Мы можем участвовать или же быть наблюдателями. А можем в любой момент менять роли. Но важно помнить, что мы в итоге остаемся только с тем, что сами выбрали. Сакура замолчала. Какаши ничего не говорил, позволяя ей насладиться послевкусием собственных слов. Девушка вдруг сделалась серьезной и прямо сказала: — Вы не похожи на героя этой книги, сенсей, — их глаза встретились, и в этот момент ей показалось, что она впервые так близко столкнулась с обнажённой воющей тоской на дне его уставших глаз. — Зачем ты пришла? — вздохнув, спросил Какаши. Сердце Сакуры забилось быстрее, ладони вспотели. Она чувствовала, что её поздний визит прервал что-то ужасное, неотвратимое. И Какаши всё ещё находился под влиянием этого, она знала. Сейчас перед ней будто сидел другой человек. И она решила, что во что бы то ни стало должна вернуть прежнего Какаши в эту реальность, чего бы он себе не выдумал, убедить его в обратном. — Вы долго не открывали, наверное, думали — пускать или нет. Почему впустили? — тихо спросила она. — Не знаю, — честно ответил мужчина, — я ещё не успел как следует обдумать этот просчёт. Сакура нахмурилась, но встретилась с мягким отстраненным взглядом и прочитала в нем тусклую, но добрую улыбку. Это была всего лишь шутка. Девушка подумала и несмело заговорила: — Я слышала от Сарады, что у генинов не хватает наставников. Не хотите взять руководство над командой? Если честно, я недавно стала подумывать над тем, чтобы уйти с поста главврача — бесконечная бумажная волокита, работа с персоналом… Это слишком утомительно. Всё это отлично подошло бы Шизуне, она прирождённый руководитель. Опыт работы с Цунаде научил её многому. Какаши медленно и отстраненно кивнул. — Если бы вы пошли, то я бы тоже пошла, — как бы невзначай добавила Сакура. — И почему это? — снова скептицизм. — Просто потому что вместе веселее, — девушка легко пожала плечами и натянуто улыбнулась, делая вид, что всё это не просто слова, не очередные пустые звуки. — Я подумаю, — ответил мужчина. Ладони Сакуры потели, она нервно теребила колени под брюками и понимала, что больше ничего не может сказать ему. Любые ободрения выглядели фальшиво. И в то же время она бы сидела так и молчала рядом с ним на его кухне хоть всю ночь, лишь бы он не принял самое глупое решение в своей жизни. Какаши тяжело поднялся со своего места, следом за ним тут же соскочила Сакура, и, опережая его намерение выпроводить её, встревоженно сказала: — Я не хочу, чтобы вы уходили… — Почему? — спросил мужчина. Здесь девушка и сама впервые задумалась, почему. Она не отвечала, лишь теребила пальцами нижнюю губу и нервно покусывала ноготь. — Почему? Потому что я твой сенсей? Или Шестой Хокаге? Может, мы с тобой лучшие друзья? Каждый его вопрос летел в неё, словно удар, который она не могла отразить. — А может, ты вбила себе в голову, что должна спасти меня? Послышался звон глухого хлопка ладони о щеку в маске. Сакура вспомнила Саске. И он говорил подобное: «ты внушила себе, что меня надо спасать, оставь это», — пронеслись эхом его слова. Сдержав слёзы, она прижала руку к груди и отвернулась. — Да… вы правы. Возможно, это самая большая ошибка в моей жизни. Её невидящий взгляд скользнул по полу и остановился на чернеющей щели от двери в ванную комнату. Она нахмурилась: сейчас она либо соберется и скажет ему хоть что-то, либо потеряет его навсегда. Сакура тряхнула головой, отбросив жалость к себе, и резко развернулась: — А теперь вы ответьте, зачем же тогда вы все это делали? Вы ведь хотели спасения, и каждое ваше действие кричало об этом! Вы так отчаянно строите из себя жертву, но на самом деле ваша жизнь едва ли чем отличается от жизни любого другого шиноби! Эти слова были громки и грубы. Сакура шумно выдохнула и опустила глаза, ей нужно был как-то смягчить сказанное: — Моей жизни ваша уж точно не хуже. Посмотрите на меня. Ну разве я счастлива? То, о чём я мечтала, и то, что я получила… Сакура вдруг замолчала, остановив наконец беспокойный взгляд в одной точке, она впервые произнесла подобное. Сначала ей стало страшно, но мгновенье спустя она почувствовала себя легко и прерывисто выдохнула скопившееся за двенадцать лет напряжение невысказанности. Если бы Сакура сейчас взглянула на Какаши, она бы увидела, как смягчились его глаза, как тело сразу будто сбросило с себя тяжесть весом в десяток лет и напряглось, готовое в любой момент защитить её, открыться ей. Долго скользя глазами по растерянному лицу девушки, мужчина произнёс совершенно изменившимся, успокаивающим тоном: — Ты можешь все изменить. Сакура в исступлении подняла на него глаза, её губы слегка приоткрылись и дрогнули, чувства, словно поставленные на паузу, вновь стали возвращаться и напирать на нее изнутри. Она замотала головой и приблизилась к нему: — Так и вы можете! Её пальцы слабо ухватились за мягкий ворот халата. Какаши подавил желание обнять её тонкие дрожащие плечи. Только вздохнул и бессильно опустил руки. — …уже поздно, Сакура. Тебе пора. Девушка подняла на него покрасневшие глаза, медленно и нежно обвела взглядом лицо под маской и устало произнесла: — Дайте хоть убрать это безобразие с вашей щеки. — Мне не мешает. Сакура вздохнула и опустила руки. — Завтра я сообщу, что вы не пришли на приём, попрошу кого-нибудь проведать вас, вас найдут, и уже завтра на вас будет пялиться вся Коноха. От её слов у Какаши по спине пробежал холод, но её взгляд оставался нежен, и у него внутри что-то затеплилось в желании ответить ей хотя бы каплей той же нежности. Но он не мог. Он только сухо кивнул, подвинул её в сторону, чтобы пройти до выключателя, погасил свет и опустился на стул, стянув маску вниз. Он позволил себе в последний раз ощутить тепло её чакры на своей коже. Нащупав спинку стула, Сакура села напротив, на его место, и протянула руку через стол, проверяя пространство несмелыми касаниями. Когда она коснулась пальцев Какаши, он поднял её руку и аккуратно поднёс к своему лицу, туда, где под глазом слегка выступала ссадина. Темнота давала больше свободы, Какаши позволил себе ненавязчиво задержать её ладонь в своей на несколько секунд прежде чем отпустить. Пальцы девушки плотно и нежно прижались к месту отёка, засветилась изумрудная чакра, приятно покалывающая кожу. Вместе с тем Какаши почувствовал, как внутри разливалось тепло и учащались и тяжелели удары разволновавшегося сердца. — Ну вот и всё, — выдохнула Сакура, и в этой густой темноте её слова обрушились, словно приглашение на казнь, брошенное конвоиром в глубину черной камеры. Гильотиной упала и глухо стукнулась о столешницу тонкая рука. Они продолжали сидеть в тишине: каждый понимал бессмысленность любых слов и действий, но оба хотели продлить это странное беспокойное, единственное, что у них осталось. — Сакура, — тихо позвал Какаши. Страх подступил ближе, сердце бешено колотилось в груди девушки. Вот, сейчас он скажет ей уходить, и она ничего не сможет ответить ему, и ей останется только просить, умолять его, ударить его, избить до полусмерти, переломать все кости, а потом держать в палате и убеждать его каждый день, лишь бы только выиграть себе ещё времени. — Раз уж завтра на меня будет пялиться вся Коноха… — Какаши наклонился вперед и протянул в её сторону ладони тыльной стороной вверх, — разбил вот чашку, теперь все пальцы в порезах… — Конечно, — севшим от волнения голосом проговорила Сакура и нежно приняла в свои ладони его руки с опухшими костяшками и изрезанными пальцами. Снова слабо засветилась изумрудная чакра, предвещавшая им несколько минут обволакивающего спокойствия и глубокой, неспешной тишины. Закончив, девушка не торопилась отпускать его руки. Она осторожно скользнула под мокрый широкий рукав, сразу же уткнувшись пальцами в холодное влажное полотенце. — Не надо, — пальцы Какаши слабо сомкнулись на её запястье. — Отпустите, — строго прошептала Сакура и ещё крепче сжала полотенце под рукавом, между пальцами просочилась кровь. Вздохнув, мужчина отнял руку, даже не пытаясь сопротивляться; быстрыми и точными движениями Сакура подтянула рукав халата вверх, размотала тряпку, сбросила её вниз и тут же прижала руку к его запястью. Зажмурившись, она напрягла все усилия, чтобы сосредоточиться на регенерации его тканей. Уже несколько лет Сакура почти не касалась нормальной практики, погрязшая в больничной бюрократии. Она уже почти забыла это чувство, когда чакра в больших количествах, правильно вынутая и направленная особым способом, покидала её тело и отправлялась в тело другого человека. До чего интимным был этот процесс: она прикрыла глаза, глубоко и размеренно дышала, всё вокруг исчезло, погруженное во тьму, кроме их с Какаши холодных и влажных от крови рук. Сакура открыла глаза и провела большим пальцем по запястью мужчины — кожа была гладкой, от раны не осталось и следа. Только запёкшаяся кровь да мокрый рукав напоминали о том, что так было не всегда. Руки девушки медленно заскользили по его коже, от предплечья к ладони. Их пальцы зацепились и замерли. Сакура сжала его ладонь. Гулко стучало сердце, глухо падали на стол капли слёз. Какаши выпустил её пальцы. Послышался скрип стула. Сакура поднялась вслед за силуэтом мужчины, слабо заметным в лунном свете из-под плотной занавески. Какаши прошёл в тёмный коридор мимо неё, она прошла за ним. Не включая свет, он снял с крючка её тренчкот, помог надеть его со спины и встал у порога, наблюдая, как тень Сакуры возится с непослушными замками на ботинках. Тоска стала просачиваться в его душу сквозь треснувший панцирь одержимости идеей бессмысленности своей жизни. Стоило ему подумать, что он больше никогда её не увидит, как его сердце болезненно сжалось, ему представилось, как Сакура снова плачет украдкой над портретом их команды, но уже не по Саске, а по нему, ушедшему безвозвратно и по собственной воле. Как она будет злиться на него, а потом и вовсе возненавидит. Так ему и надо. Девушка выпрямилась на пороге и замерла, старательно вглядываясь в темноту. Какаши сделал нетвёрдый шаг в её сторону и привыкшими к темноте глазами разглядел дорожки от слез, поблескивающие на её щеках. — Какаши… — совсем тихо прошептала она, наклонилась к нему, притянула к себе крепко и чувственно, прильнув к нему всем телом, словно собиралась впитать его в себя без остатка. Мужчина прижался губами к её макушке и жадно и глубоко вдохнул лавандовый аромат, который тут же отнёс его обратно в то утро на больничной койке. Он не удержался и обвил её спину руками в ответ ещё крепче. В этой тесноте их тел было так тепло и уютно, совсем не хотелось разрушать это чувство. Его посетила сумасшедшая мысль сказать ей, чтобы она осталась. Но он остановил себя. Сакура подняла глаза, черты лица Какаши постепенно становились все отчётливее видны в полумраке. Она обвела взглядом его губы, нос, скулы и попала прямиком в омут темных глаз. Девушка не могла видеть их выражения, но она почувствовала плещущуюся в них печаль, траур по будущему, которому не суждено настать, почувствовала, потому что сейчас сама ощущала именно это. — Я знаю, что у вас на счету уже есть пара глупостей, — прошептала она, — но прошу, пусть эта будет последней. Сакура подтянулась на цыпочках и коснулась губ напротив своими, обвив ладонями его шею. Какаши не сопротивлялся. Он стал было думать о том, почему позволил Сакуре вчера у реки и сегодня в коридоре собственного дома делать то, о чем она потом могла пожалеть. Но её бархатные губы касались так мягко, а тёплое дыхание так волновало, что подобные мысли мгновенно покидали расслабленную голову. Вся его нежность к Сакуре попыталась найти выход в этом долгом поцелуе, но и его было мало. Девушка оторвалась от его губ и в смущении опустила лицо. Ей уже вряд ли удастся списать это на банальное опьянение. — Простите, — проговорила она и сделала шаг назад, его руки соскользнули вниз по ее плечам и бессильно повисли вдоль тела. Он не нашёл в себе смелости удерживать её. Не знал, смеет ли. Но когда Сакура почти шагнула за порог, с губ сорвалось её имя. Она тут же обернулась. Слов больше не было. Сакура вновь оказалась в его объятиях, и их губы соединились в поцелуе, который куда более красноречиво продолжил диалог. В этот раз поцелуй был соленым, перемешанным со слезами, не похожим на предыдущие. В него проникало все больше и больше волнения, желания, нетерпения. Какаши сжал руками тренчкот, рывком спустил его с плеч Сакуры, и он с глухим шелестом упал на порог. Не отрываясь от губ мужчины, опьяненная, девушка сделала несколько сбивчивых шагов вперёд, направляя их внутрь, подальше от выхода, ей очень нравилось это чувство свободы, нежности и страсти. Она никогда такого не испытывала, и эти волны накрывали её с головой. Какаши резко развернулся и повёл сам. Когда спина Сакуры жестко упёрлась в стену, а тело мужчины придавило сильнее, с её губ сорвался сдавленный стон и горячим дыханием растаял на его шее и в складках халата. Оказавшись запертой между стеной и его руками, она выскользнула, взяла его ладонь и мягко потянула за собой вглубь спальни, Какаши поддался ей. В комнате было гораздо светлее, лунное сияние равномерно рассеивалось тонкими занавесками, и они хорошо видели друг друга в синеватом полумраке. Осторожно положив Сакуру на кровать, Какаши наклонился над ней, бережно поправил локоны и смотрел, как меняется её выражение лица от почти безразличного наслаждения до неохотного возвращения к нему, в эту комнату, к его внимательному взгляду. — Сакура… — он вздохнул, — Я не понимаю, зачем тебе это? Она отвела глаза. — Я знаю, что вы думаете. У меня есть муж, семья… Я не должна позволять себе... — Нет, — нахмурился Какаши и нежно повернул пальцем её лицо к своим глазам, — я только хочу узнать, не делаешь ли ты это все только для того, чтобы убедить меня в чём-то. Девушка огорченно искривила губы в улыбке. — Едва ли вы могли догадаться, что вчера у реки я подарила вам свой первый поцелуй. Саске никогда не целовал меня… А что касается секса, — Сакура не удержалась и засмеялась, — ему повезло, что я забеременела в первую же ночь. Я не видела его лица в темноте, но… мне показалось, что это были одни из самых мучительных минут в его жизни. Как и в моей, в общем-то… Но с вами все по-другому, — Сакура взглянула ему в глаза, — внимание других мужчин мне противно. Я никогда не смотрела на них. Но рядом с вами все иначе. И с вами мне хочется большего. «Большего?» — в недоумении подумал мужчина, гадая, что бы это значило. В это время слегка дрожащие пальцы Сакуры потянули за металлический замок, соединяющий две половинки топа из плотной ткани от шеи до живота, и они безропотно распахнулись, оголив её бархатную кожу, почти сияющую в этой темноте. Какаши долго разглядывал её лицо, пытаясь понять, что же она имеет ввиду: Сакура вряд ли была из тех девушек, которых интересовал только сам секс, но, с другой стороны, она доверяла ему и могла рассматривать его как человека, которого можно использовать для удовлетворения сексуального любопытства. Тем более, за последние дни границы в их отношениях «слегка» размылись, и было уже не понятно, кто именно все это начал. Её глаза открыто и покорно смотрели на него, и когда он нахмурился, она коснулась его щеки. — Прошу вас, не думайте сейчас ни о чём, — Сакура печально улыбнулась и легонько притянула его лицо к своему, поцеловав в сомкнутые губы, в напряжённый подбородок, в открытую часть шеи. Какаши не прерывал её, но продолжал настороженно наблюдать. Сакура, постепенно привыкнув к свободе, которую Какаши дал ей, скользнула руками к поясу халата и плавно ослабила некрепкий узел. С любопытством ребенка, изучающего незнакомый мир, девушка осторожно потянула за рукава, освобождая руки мужчины от махровой ткани, оголившей кажущиеся особенно бледными в лунном свете сильные плечи, покрытые шрамами. Сакура подняла руку, чтобы коснуться их, её сердце вдруг застучало где-то у самого горла, заставляя дышать чаще и беспорядочнее. Она провела пальцем по левому плечу, не отрываясь скользнула по напряженным мышцам груди под тонкой тканью, хотела увести вправо, ко второму открытому плечу, но её внимание уже захватили другие места, скрывающиеся от глаз. Мужчина едва успел сдержать вздох, когда прохладные пальцы девушки коснулись кожи в самом низу живота, настороженность теперь исчезла, он с любопытством наблюдал за её действиями и реакцией на мужское тело, не заметив, как включился в эту гипнотическую игру. Сакуре было недостаточно только касаться, и она нетерпеливо и неловко задрала чёрную ткань до груди, с упоением рассматривая затянувшиеся рубцы. На её теле не было ни царапинки, она умело убирала раны и ссадины. Сакура завороженно провела пальцами по старым шрамам, на её губах возникла лёгкая улыбка, когда она коснулась длинной ровной полосы от острого меча Забузы. Как давно это было… и могла ли она подумать, что когда-нибудь её рука будет так касаться его здесь. Какаши слабо вздрогнул. Смущенная, Сакура подняла на него робкий взгляд, словно только сейчас вспомнила, что он может чувствовать её прикосновения. Она несмело взялась за собранную в складки на груди ткань и без слов, одними глазами попросила его поддаться ей. Какаши молча закинул руки за спину и перетянул через голову вперед мешающуюся ткань, оголившись по пояс, но Сакура все так же жадно всматривалась в его серые глаза, теперь совершенно другие, и это изменение поражало её больше всего прочего. Взгляд, с которым встретились сейчас её глаза — был куда больше, глубже, нечто новое в диапазоне настроений и эмоций, которые можно было увидеть через глаза человека. Девушка подняла руку к его лицу и вдруг почувствовала, как жесткие пальцы нежно и властно перехватили её запястье. Какаши, прижав её руку к кровати над головой, опустился к её лицу, всё еще удерживая её взгляд в плену своих глаз. «Вот этого ты хочешь?» — подумал он и позволил тягучему возбуждению перелиться через край, открыв дорогу своим самым потаенным желаниям. Оставив без внимания её просящие губы, пройдя в паре миллиметров от них, так что на приоткрытых губах Сакуры осталась влага от его горячего дыхания, он запустил вторую руку в розовые волосы и сжал нежную кожу на шее девушки сначала одними зубами, отчего с её губ сорвался рваный стон — боль в перемешку с наслаждением — затем стал гладить место укуса языком, проводя кончиком по следам от зубов, осторожно втягивая кожу губами. И так, меняя силу укусов и глубину поцелуев, он не остановился, пока её шея вся не покрылась сине-красными следами от засосов. Сакура впилась зубами в свою ладонь, чтобы заглушить вздохи и крики, которые она не в силах была сдерживать. Какаши же упивался её стонами, их оглушительной громкостью в тягостной тишине его дома, и привыкшие лишь к безмолвию стены впитывали их все без остатка. Какаши оставил её шею и опустился на колени рядом с кроватью, чтобы снять с Сакуры сапоги. Девушка, преодолев в себе желание сделать всё самостоятельно, приподнялась на локтях, с трепетом и смущением наблюдая, как его большие руки нежно и аккуратно обращаются с её ступнями. Её захлестнуло нежностью к этому человеку, ей вдруг захотелось вскочить и обнять его, прижать к себе и гладить по голове, как мать гладит своего ребенка, Сакура украдкой улыбнулась этим мыслям. Закончив с сапогами, мужчина аккуратно поставил их у кровати. Похоже, эти жесты умалили пыл вырывающегося наружу желания, и он уже куда осторожнее приблизился к ней, снова вернув зрительный контакт между ними, его взгляд стал мягким и расслабленным. Девушка села рядом напротив него, с новой волной интереса изучая изменения в его глазах, насколько лунный свет мог это позволить. Она медленно опустила руки к застежке на своих брюках, продолжая вглядываться в них, словно желала найти одобрение своим действиям, и тишину между ними разрезал звук расстегивающегося замка. Сакура неуклюже стянула с себя брюки и отбросила их в сторону. Теперь на ней оставался только болтающийся на лямках топ, всё ещё закрывающий большую часть её груди, и нижнее бельё. Она смущенно отвернула лицо и опустила сначала одну, затем другую лямку, дав двум отдельным половинкам топа медленно упасть вниз. Сакура никогда не раздевалась перед мужчиной догола, и сейчас она почувствовала себя до невозможности уязвимой, почему-то именно в этот момент она вспомнила ночь с Саске в подземелье Орочимару, вернее те несколько минут, что они пробыли вместе. Саске ни к чему её не обязывал, не принуждал, но когда она покинула Коноху вслед за ним, он не сказал ей ни слова, просто принял это факт. Он уже тогда решил, что Сакура могла бы пригодиться ему для возрождения клана Учиха. Ведь она искренне и безропотно любила его, в то время его молчаливое согласие взять её с собой она приняла за проявление привязанности, подобие любви. Но это было ошибкой. Саске предупредил Сакуру, что поведет её в убежище Орочимару, чтобы «продолжить род» — так он выразился, ни капли не смутившись, и тогда девушка впервые начала осознавать, что она не более, чем удобный инструмент в его руках. Даже если она и значила для него куда больше, чем любой другой незнакомый человек, она понимала, что между ними никогда не будет такой крепкой и глубинной связи, как у него с Наруто. Она не собиралась конкурировать с ним за первое место, но чувствовала, что разрыв между Наруто и ею в глазах Саске невероятно огромен. И его любовь, если она и существовала, была слишком сложной, чтобы Сакура могла её понять. Это произошло в одной из комнат подземелья. Было тепло и сыро. Сакура по настоянию Саске позволила Орочимару проверить своё здоровье для будущего ребенка. Орочимару также высчитал дни, в которые им нужно было сделать это. Ей давали специальную еду с витаминами, Карин и Суйгецу сопровождали её на обязательных прогулках по велению Саске, защищая от возможного покушения на жизнь будущей госпожи Учиха, после нападения Мадары появились люди, уверенные в абсолютной кровожадности клана, считавшие, что миру будет спокойнее без Учих. Тогда Сакура испытывала двойственные чувства — внешне она гордилась своим положением, но в глубине души понимала, что на её месте совершенно так же могла бы оказаться и Карин, если бы она сама не навязалась Саске. И эти чувства съедали её изнутри. Сакура заранее знала, в какой день и в какое время Саске войдет в её комнату, чтобы исполнить задуманное. Он сразу же выключил свет и в кромешной дегтярной темноте приблизился к её кровати. Сакура ужасно волновалась и в то же время с нетерпением ждала этого момента, и, конечно же, ей было страшно. Он велел ей лечь, послышался шорох, он медлил, возился с одеждой, а девушка неподвижно глядела в кромешную черноту без единого источника света, секунды растягивались в вечность, и она дрожала всем телом, паника накатывала на неё. Но она была сильной. Тогда она даже поверила, что жила именно ради этого момента. Когда он вошёл в неё, предусмотрительно с лубрикантом, постепенно и не с первого раза, ей всё равно было ужасно больно, она решила не прибегать к помощи своей чакры, ведь ей казалось, что она должна запомнить каждый миг этой близости, но вышло так, что кроме боли, страха и потерянности запоминать было нечего. За все время он не издал ни звука, и когда он вернул свет перед уходом, она увидела лишь его руку, тут же исчезнувшую за дверью. Вскоре пришла Карин. Хмурая, как туча, и красная, как помидор, она ничего не сказала, лишь нервно и часто поправляла свои очки, что-то бормотала себе под нос и суетилась вокруг Сакуры, замеряя какие-то показатели по приказу Орочимару. Она сменила Сакуре постельное бельё и отвела в душевую. Пока Сакура, подрагивая, стояла под теплыми струями воды, постепенно отходя от шока, их глаза встретились и Сакура увидела в её взгляде самую настоящую человеческую жалость. Какаши заметил внезапное замешательство, пальцы девушки сжали ткань топа, дыхание болезненно участилось. Мужчина сразу догадался, в чём дело. Он осторожно притянул её к себе и мягко обнял, покачиваясь, он нежно гладил её плечи. — Простите, — прошептала она, — мне страшно. Какаши прижал губы к её макушке. — Ничего… всё хорошо. Он поднёс ладонь к её щеке, вытирая слёзы. Сакура накрыла её своей рукой, прильнув к ней лицом, и улыбнулась, стараясь отогнать ненужные воспоминания. Какаши легонько поднял её лицо за подбородок и осторожно коснулся её щеки губами. На них осталась соль, которая тут же смылась в чувственном поцелуе. Руки Какаши заскользили по спине Сакуры, он осторожно помог ей опуститься и лечь поудобнее. Девушка потянула его за собой, и её стон затерялся между их губами. Когда Какаши выпустил её губы, Сакура воспользовалась моментом, чтобы направить его дальше, ниже. Больше всего ей хотелось узнать, каково это, когда губы касаются груди. Она любила ласкать себя пальцами в моменты приятных уединений, это доставляло ей огромное удовольствие. И стоило мужчине коснуться груди кончиком языка, как её охватило невероятное чувство, сравнимое с легким электрическим разрядом, пущенным по спине. Новая волна стонов оглушила стены дома. Сакура совершенно перестала думать о том, сколько шума она создаёт. Какаши лишь усмехнулся, становясь наглее и напористее, он играл с её сосками, как ему вздумается, трогал руками, покусывал, делал больно, а потом ласкал, с возбуждением ощущая её беспомощность перед лицом всепоглощающего удовольствия. Вдоволь насладившись, мужчина стал прокладывать себе путь губами до её живота, Сакуре стало щекотно, она улыбнулась и приподнялась на локтях, чтобы взглянуть: — Ну что там… а-ах! — девушка не успела договорить, когда Какаши провёл рукой по внутренней стороне её бедра, от колена к трусикам. Расположившись между её ног, он, присев, поцеловал сначала колени, а потом стал спускаться ниже. — Не надо там… целовать, — сквозь стоны и вздохи произнесла Сакура, неотрывно наблюдая за ним, но реакция её тела убедила мужчину в обратном, заставив тут же забыть о её просьбе. Какаши осторожно коснулся её пальцами через черную кружевную ткань, бедра девушки дрогнули, она тихо застонала, уронив голову на подушки. Мужчина прильнул губами к ткани. — Нет! — Сакура крепко сжала его голову ногами, снова приподнявшись на локтях, — это уже чересчур. — Правда? — мужчина обезоруживающе улыбнулся, тут же сдвинул пальцами намокшие трусики и бесцеремонно ухватил её нежными губами, почувствовав, как бедра девушки сдавили его сильнее, а тонкие руки впились в волосы. Не дожидаясь, пока Сакура захочет снова лишить его полномочий здесь, внизу, он стал нежно целовать её то едва касаясь языком розовых складочек, то проникая глубоко, издавая губами пошлые возбуждающие звуки. Однако как только он чувствовал, что пик её удовольствия уже близок, он останавливался и покрывал поцелуями её кожу, чтобы дать им обоим немного остыть. Не в силах долго выносить пытки возбуждением, Сакура вскоре притянула его лицо к своему, их губы соединились, скрыв её стон, когда твердый член, выпирающий через ткань штанов, упёрся там, где несколько секунд назад Какаши так горячо целовал её. Девушка положила руки ему на штаны и торопливо, немного неловко стянула их на бедра, сразу ощутив, как что-то горячее и влажное коснулось её живота. Замерев, Сакура протянула вниз ладонь, осторожно дотронувшись до него пальцами, и отдернула их, смутившись. Какаши взял её руку и медленно вернул обратно, словно желая показать ей, что ничего страшного не произойдёт. Она аккуратно обхватила его и принялась поглаживать сомкнутыми пальцами, нежно опуская и поднимая ладонь. Когда с губ мужчины сорвался стон, Сакура застонала вместе с ним и почувствовала порыв сделать ему ещё приятнее, вернуть ему то удовольствие, что он доставляет ей, в стократном размере. Её рука задвигалась быстрее, глаза загорелись в азарте, но вместо того, чтобы дать ей насладиться его блаженством, мужчина нежно, но настойчиво остановил и убрал её руку, заглушив тихий стон недовольства очередным поцелуем в губы. И, не дав ей опомниться, он пальцами направил себя ко входу во влагалище с обильно вытекающей смазкой. Глаза Сакуры широко распахнулись, она хрипло застонала, прикусив его губу, и впилась ногтями в спину. Ей снова стало страшно, она задышала часто и быстро. Однако страх боли быстро вытеснился волнами невиданного экстаза, творящего с её телом удивительные вещи при каждом мягком толчке твердого члена в её тугом влагалище. Каждое погружение было глубже и горячее предыдущего, тело Сакуры расслабилось под приятным весом Какаши, она позволила себе раствориться в своих и его стонах, полностью сконцентрировав внимание только на том, что происходит в низу её живота и между её и его губами. Так они, разгоряченные долгими ласками, быстро дошли до предела — сначала Сакура, а следом за ней и Какаши. Он опустился рядом, тяжело и часто дыша. Они лежали молча какое-то время, Сакура с интересом трогала пальцами его обильное семя, растёкшееся по животу, а когда повернулась к нему, чтобы попросить полотенце, заметила, как ровным и спокойным дыханием вздымается его грудь в крепком сне. Девушка устало и мягко улыбнулась и тихонько встала с кровати. Придерживая рукой мокрый живот, чтобы капли не падали на пол, она прошла в ванную комнату. Без особого удивления обнаружив там полную ванную кровавой воды, она с тяжелым вздохом опустила руку в её неприятный холод и вытащила пробку. Наблюдая, как слив засасывает в себя воду крутым водоворотом, она была стоически спокойна. Запах крови больше не пугал её. Вымывшись и одевшись, Сакура прошла на кухню с ручкой и листом бумаги. Она была уверена, что после этой ночи Какаши не захочется уходить. Её план должен сработать наверняка, и в его эффективности она не сомневалась. План, придуманный несколько часов назад на пороге его квартиры. Но что дальше? Она, конечно, не успела продумать, что станет делать с последствиями. Сейчас её постепенно начинали охватывать сомнения, но она отбрасывала их. Они ведь взрослые люди и могут позволить себе всё, что захотят. К тому же они ни в чем друг другу не клялись и ни к чему не обязывали. Девушка ушла. На столе осталась записка, в которой было только две строчки: «Жду тебя в своём кабинете после 18.00. Надеюсь, ты примешь верное решение».***
День выдался особенно жарким. Сакура сидела за столом в своём кабинете у распахнутого окна, курила и провожала глазами рыжее дымящееся солнце, одетое в розово-красные облака. Часы показывали 19.53, Шизуне ушла ещё до пяти часов, оставив её одну, и уже почти четыре часа Сакура не выходила из кабинета. Это был невыносимо долгий день, полный мучительного ожидания. Пока было светло, девушка не отрывала глаз от входа в больницу и широкой дороги, ведущей к ней прямо из парка на территории. Она продолжала ждать, мимоходом пытаясь занять себя какими-то рабочими делами, но все валилось из рук. А руки её то и дело тянулись к телефону, чтобы набрать номер Какаши. Но она останавливала себя. Когда окончательно стемнело и Сакура перестала видеть, что происходит за окном, она погасила свет в кабинете, села у открытого окна и закурила снова. Девушка напрягала глаза, вглядываясь в освещенную фонарями улицу, но различала только сотрудников больницы да незнакомых посетителей. Внутри у нее уже давно опрокидывалось тяжелыми шумными волнами холодное беспокойство. Она подняла телефон трясущимися пальцами и набрала его номер. Недоступен. Оглушающие короткие гудки прозвучали несколько раз, она опустила руку с телефоном, всё ещё слыша их безразличное клацанье где-то в недрах динамика. «Какаши…» — она не смогла произнести этого даже в мыслях. Поднявшись на ватных ногах, Сакура уронила на кофточку несколько слезинок. Они были похожи на первые крупные капли, предвещающие ливень, который обрушивается на землю непроглядной серой стеной за одно мгновение. Одеваясь, она глубоко дышала, старась унять дрожь в теле и приступ надвигающейся истерики. Почти бегом она вышла на улицу. С опущенной головой и невидящими глазами она быстро шагала в неизвестном направлении. Все ее силы уходили лишь на то, чтобы сдерживать себя, чтобы не закричать, не упасть и не разрыдаться прямо здесь, на глазах у всех этих людей. Ноги принесли её к дороге, она остановила такси, дрожащим голосом назвала адрес. Расплатилась, вышла, долго и нервно непослушными пальцами вытаскивала ключи от дома из сумки, торопливо, несколько раз не попав в замочную скважину, открыла дверь. Как только она вошла за порог собственного дома и погрузилась в темноту, из её горла вырвался сдавленный крик, по щекам хлынули слёзы. Сакура припала спиной к двери и сползла по ней на пол, там же, где стояла, и обхватила голову руками, жадно хватая воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Вдруг в коридоре зажегся свет. — Ты чего? — испуганно спросила Сарада, присев на пороге рядом с матерью. — Что случилось? — еще раз спросила она с нарастающим беспокойством. Сакура подняла на неё глаза и замотала головой. Она попыталась подняться, чтобы уйти прочь, Сарада помогла ей встать. — Да в чём дело-то? — закипая, выкрикнула девочка, — Что-то случилось с папой? — в её голосе послышался страх. Сакура снова замотала головой и направилась в свою комнату, силясь сдержать накатывающую истерику, пока не окажется за закрытой дверью спальни. Сарада обеспокоенно смотрела ей вслед, провожая её взглядом, пока Сакура не закрылась в комнате. Поднявшись к себе на второй этаж, девочка села за стол. Она подняла книгу, которую читала несколько минут назад, пока не услышала крик Сакуры. Сарада хотела попытаться возобновить чтение и не думать о том, что её мать сейчас бьётся в истерике, а она совершенно ничего не может с этим поделать, как вдруг заметила сложенный пополам листок бумаги. Её осенило. Схватив его, Сарада прыжками спустилась к комнате матери и принялась громко долбить в дверь. Сакура не отвечала. Тогда Сарада просунула бумажку под дверь. — Задание завершилось раньше, чем мы думали… а-ай, не важно. В общем, когда я пришла, это лежало на пороге, — за дверью послышался шум, что-то упало и разбилось. Сарада сдвинула брови, возможно, это была ваза на прикроватной тумбочке, — Ты не порезалась?! — крикнула она, но ответа не последовало, — Э-эм, ладно, в общем, там не было имени, я прочитала и подумала, что кто-то ошибся адресом. Написано очень странно, я решила, что это какая-то шутка. Сарада прижалась лбом к двери, внимательно вслушиваясь в звуки. Спустя мгновения абсолютной тишины она отошла на шаг, почувствовав, как Сакура проворачивает защёлку. Дверь открылась. — Спасибо, Сарада, — Сакура выглядела ужасно уставшей и растрёпанной, с опухшим лицом, но её глаза выдавали бурю эмоций, кипевших внутри. Девочка выдохнула и пошла в свою комнату, складывая в уме, что же все это значит. Впереди явно намечался непростой разговор с матерью. Когда Сарада скрылась из виду, Сакура вновь заперлась в комнате и поспешила опуститься на кровать, чтобы перечитать письмо. Ты спрашивала у меня, зачем я соврал тебе. Правда в том, что вчера я сам не знал этого. Но теперь я понимаю, что ты была права. Я нуждался в тебе, желал найти спасение в твоих руках. По той же причине я впустил тебя. Я не смог отказать себе в том, чтобы увидеть тебя в последний раз. Я принял решение покинуть Коноху, не уверен, навсегда или нет. Не хочу, чтобы ты думала, что теперь несешь за меня ответственность. Прости, что не зашёл попрощаться, ты ведь знаешь, как я не люблю всё это. Даже это письмо мне даётся с большим трудом. Потому что оно тоже закончится. +908178094109 это теперь мой номер, купил телефон сегодня. Адская штука. Я не буду тревожить тебя звонками, но ты звони мне в любое время. Даже если ты позвонишь через год, я всё равно отвечу. Но я надеюсь, ты захочешь позвонить раньше Девушка тихо вышла в коридор, чтобы достать из сумки мобильник и снова укрыться с ним в спальне. Её сердце учащённо билось, она осторожно и внимательно ввела цифры с записки и замерла в ожидании, поднеся телефон к уху. Динамик мягко и прохладно выходнул её именем после первого же гудка.