Эксперт по дизайну

Это началось под утро. Сновидения замелькали хаотичными маятниками, рассекающими сознание вдоль и поперек, они загремели салютами — боевым нескончаемым маршем ударялись в барабанные перепонки. Андрей метался по подушке, хватаясь за голову, а после, не выдержав давления, вскочил, опираясь на руки, тяжело дыша, перебрался на коляску, замер, вглядываясь в темноту, усмиряя дыхание, затем выехал в коридор, тускло освещенный. Его всего трясло, бросало в холодный пот. Салюты продолжали греметь, то ли во сне, то ли уже наяву. - Я тебя люблю, - голос, его собственный голос звенит отчаянием. - Я всё еще тебя люблю, - лето, Воропаев, машина. - Не говори мне этого больше никогда! Слышишь? - Катя отталкивает его. - Оставь меня в покое. - Не могу. Пока не могу. Я завтра уезжаю. Надеюсь, что когда я вернусь, смогу забыть обо всем. Длинный коридор. Тусклое освещение. Никого. Коляска скользит вдоль многочисленных дверей. - Катя! Я не смогу без тебя! - крик отчаяния. - Сможете, Андрей Палыч, - слезы текут по ее глазам, размывая ручейки туши. Он снова делает ей больно. В конце коридора возникает еще один коридор, за ним — долгожданный лифт, первый этаж, улица... Чистый морозный воздух врывается в легкие. Андрей дышит жадно, всей грудью, выхватывая кислород, как оголодавший зверь. - И вовсе не обязательно бороться со мною подобными методами! - кричит, обнажая обиду, размахивает бумагами — её заявлением об уходе. - Всё нормально. Я усвоил все уроки. Я тебя больше никогда не побеспокою... Я навсегда исчезну из твоей замечательной жизни! - точка, последний взгляд, разворачивается, уходит. Улица шумит машинами, облака выхлопных газов плывут за ними вслед. Андрей прикладывает ладони к горящему лицу, поднимает голову вверх, смотрит на небо — на хоровод пушистых снежинок, что складывается в белый шум испорченного телевизора. - Андрей, сколько можно сидеть в этом Лондоне? - мама, она звонит каждый день, волнуется. - Вы с Пашей будто поменялись местами. Возвращайся, мы все очень тебя ждем. - Я обещал Кате, что не появлюсь больше в ее жизни. Я должен выполнить хотя бы это обещание, - бросает сквозь зубы. Лондон. Дождливый, промозглый, холодный, безжизненный... Мучительный Лондон. И внутри, и снаружи полное совпадение фаренгейтов. В ливнях утопает любая попытка обрести покой. Невозможно уехать куда-то... от себя. Невозможно строить новую жизнь здесь, когда вся сущность осталась где-то там - в Москве, где-то между строк прочитанного дневника. - Палыч, ну, прости, дурака, давай мириться, - Ромка... звонит, чтобы поздравить его с днем рождения. День рождения - эти слова причиняют еще большую боль. Нет, он не будет праздновать. Он просто перелистнет этот день, как и все последующие... Октябрь. Мама снова атакует звонками: - Андрюша, Катерина увольняется. Нужно готовить преемника... - Вы найдете его и без меня. - Ты не вернешься? - Нет. В декабре на пару дней в Лондон приезжает помилованный Малиновский. - Катя? - Ромка удивленно оборачивается. - А ты, разве, не знаешь? - Что? - Катя и Миша... Прости, я думал, ты знаешь. - Все в порядке... Ни черта не в порядке! - Ты не знаешь. Я сейчас все объясню. - Не стоит. Я. Знаю. Всё. - Ну, раз так... Палыч, вот не нравится мне твой хищный блеск в глазах. - Ром, я пойду. У них свадьба. Седьмого января. Часы развернулись в обратном направлении, начался новый отсчет. Каждый день — невыносимый сгусток отвращения к себе самому. Каждый день — новая попытка смириться, вычеркнуть прошлое из памяти, заглушить его списком неотложных дел, чередой архиважных встреч... и внушительными порциями виски по вечерам. Он воюет с собой, проигрывая... И в один из дней, не выдержав давления, срывается с места, покупает билет, прилетает в Москву. Но там его никто не ждет. Катя... Она ужинает с поваренком в его премерзком ресторанчике, улыбается ему, говорит что-то, спорит. Невеста. А кто такой Андрей Жданов для нее? Никто... Так... Ошибка прошлого, неприятное воспоминание. Он обещал ей не появляться! И должен был сдержать это обещание. Зачем приехал? На свадьбу? Кретин. Карусель закружилась в обратную сторону — невозможно сойти, невозможно уследить за вереницей барных стоек. Фотография? Нет, в этот раз у него даже фотографии нет. - Жданов, поехали отмечать Новый год с нами, - Сева... тащит его куда-то... к людям, к гудящей толпе. К черту толпу! К черту елки, снежинки, метель! К черту Новый год и всю эту сказочную ересь! Он останется дома, будет пить шампанское, считать куранты. А завтра... А завтра пойдет, и женится на ком-нибудь. Вот так вот. Кружит, кружит, кружит. "Честно-честно". - К черту! Метель, будь ты проклята! Я не хочу тебя помнить! Я не хочу помнить... её. Окно. Оно содержит в себе всё то, что Андрей так ненавидит: метель, салюты, полную луну на ясном небе, тысячи огоньков. Андрей яростно закрывает окно шторами. Были бы гвозди, заколотил бы его наглухо. В тишине раздается гудок автоответчика: - Андрюша, мы тебя потеряли, - мама, говорит взволнованно. - Все уже приехали. Кристина, Кирочка. Мы тебя ждем. Андрей хватает телефон, швыряет его о стену со всей силы. Липкий ужас перекрывает дыхание. Приходит осознание: «Завтра январь. Уже январь». Виски не помогает вытравить яд из легких, напротив, черное пятно расползается по телу, проникая еще глубже, лишая воли, вскрывая кипящие лавы. Салюты гремят победным оркестром. Марш снежинок роится перед глазами. Воздух... Андрей начинает задыхаться. На нетвердых ногах он подходит к окну, распахивает его, держась за раму. - Андрей Павлович, Андрей Павлович, - закричала медсестра, выбегая на улицу. - Что же вы! Куда же вы без одежды? Пойдемте скорее отсюда. Андрей оборачивается. Снова метель. Те же салюты. Стрелка часов вернулась к исходной черте. - Андрей Павлович, вы меня слышите? - его трясут, тянут назад. Метель. Улица. Сколько он тут проторчал? Под ненавистным снегопадом. Без верхней одежды. Один на один... с собой. На крики медсестры прибежала дежурная, еще какие-то женщины, охранник. Они потащили Андрея обратно, в палату, ругая его, накидывая плед. Палата? Какая, к черту, палата? Какая больница? Он не мог здесь больше оставаться. Быстрый звонок Феде, споры с врачами, час потраченного времени, и его, все-таки, выпускают на свободу. Пять часов утра. Почти ночная Москва. Сводящая с ума иллюминация. Ёлки, от которых сегодня трясет по-особенному сильно. Еще несколько десятков минут, и Андрей приезжает домой, врывается в гостиную, и замирает, глядя на окно. - Андрей Палыч, я сделаю вам кофе, - Федя, не уходит, стоит за спиной. Чего ты боишься, Федор? Андрей криво усмехается, говорит: - Спасибо. А через несколько минут в квартиру врывается мама. - Андрюша, - говорит она взволнованно. - Устроил ты нам переполох! Неужели нельзя было дождаться хотя бы десяти часов утра? Федя приносит кофе, и уходит, не желая привлекать внимание. Маргарита продолжает отчитывать сына. - Мам, я поскользнулся, - говорит Андрей внезапно. - Ты... - вглядывается в его лицо. - Просто не удержался, и... Я не собирался... делать это специально. - Ты вспомнил, - утвердительно кивает головой. - Рама была очень скользкой... А салюты гремели... - замолчал. - Я... - присела на диван, сложила руки — ладошка к ладошке, - именно это я и хотела услышать, - сказала серьезно. - Я был не трезв. Очень. Эта свадьба... она меня убивала. Маргарита поморщилась. - Катя тебя ждала, - сказала она тихо. - До последнего надеялась, что ты приедешь на показ... потом — что вернешься в компанию, а потом, - пригладила платье на коленях, вздохнула. - Паша предлагал ей остаться, почти уговаривал. Но Катя уволилась. Ушла без оглядки. Ты, наверное, знаешь Доминик Дюбуа? Андрей сказал «да», но беззвучно, голос, почему-то, не слушался его. - Она пригласила Катю возглавить московский филиал своей компании. Это был блестящий шанс для нее начать все сначала. Маргарита поднялась, прошлась вдоль камина. - Возглавить филиал — значит, стать публичной личностью, посещать мероприятия... Неприглядная тень «Зималетто» и, чего уж тут скрывать, ваш с ней роман — еще долго крутились на языках... Шаткая репутация — не помощник в бизнесе, сам знаешь. Подошла к столику, взяла чашку кофе, сделала глоток, поморщилась, присела на диван. - Михаил предложил Кате фиктивный брак, на время, пока разговоры не улягутся. - Почему, - голос хрипел, Андрей прокашлялся. - Почему ты мне ничего не сказала? - Андрюша! Я звонила тебе почти каждый день. Ты и слушать меня не хотел. Стоило только упомянуть имя Кати, как ты бросал трубку. Маргарита снова поднялась с дивана, не в силах усидеть на месте. - Я не могла находиться в этой квартире. Всё время думала... - ухватилась за шторы, распахнула их. - А ты, - горько улыбнулась, - после возвращения из больницы ты так сильно настаивал, что будешь жить здесь. Тебя было не переубедить. Андрей слабо помнит, что чувствовал, когда въезжал в эту гостиную в первый раз на инвалидной коляске. Радость, грусть, смятение? Кажется, он скучал по Кире. Или не скучал, а просто не мог понять, почему она его бросила? Хотел вернуться к привычной жизни? Пожалуй, да. Эта квартира была привычной, «Зиматлетто» - тоже. В возникшей тишине звук хлопнувшей двери прозвучал особенно отчетливо. Маргарита обернулась. - А вот и Катя приехала, - сказала она громко.