До заводских настроек

— Хо-хо-хо! Дамы и господа! Шалуны и шалунишки, — крайне сомнительного качества аниматроник похожий на солнце пытался подозвать публику, — присоединитесь к публике нашего великолепного театра, чтобы узнать эту берущую за душу историю! Дети подозрительно косились на своих родителей, а последние, кто хотел проверить насколько стальные нервы у своего ребёнка, ободряюще толкали их к сцене, чтобы они сели на подушки. Ни стульев, ни кресел не было. Извольте сидеть на полу. Кажется, это должно было добавить атмосферу уюта, но полумрак комнаты такому не способствовал. — Он странный, — прижимаясь к маме, прошептала одна из девочек. Театр был чуть меньше, чем сцена глэмроков, очевидно предназначавшаяся для меньшего количество народу и являющаяся отделом детской части пиццаплекса, как и сам детсад. Хотя трудно было судить о возрастной категории аттракционов здания в целом, но процент родителей, которые неиронично интересовались театральными постановками, был таким низким, что можно гордо сказать, какая была целевая аудитория. Сцена была в форме полумесяца, украшенная бардовым занавесом с изображением силуэтов, собственно, самих глэмроков. Хотя отношения к нему четвёрка имела мало: они никогда не играли никакой роли. Пара прожекторов, угрожающе свисающих с потолка театра. На этом всё. Экономия проскальзывала везде: там было всего несколько аниматроников, которые выполняли одни и те же функции. Самым дорогостоящим, если устраивать топ-лист, можно было считать Солнце, который выглядел гораздо праздничнее других, поскольку имел множество тёплых ярких цветов. На него, вероятно, ушло неоправданно дорогое состояние, поэтому в целях экономии второго протагониста постановки не заказывали. Просто совместили их так, чтобы при переключении света он менялся. Только, по правде говоря, столь страшной вышла ебанина, что её отнесли в другую классификацию — к антагонистам. Если один из них представлял собой одно и то же амплуа: чересчур энергичного, гиперактивного и эмоционального героя, то другой должен был быть полной противоположностью: Скрипучий голос тёмной половины и красные глаза мало ассоциировались с чем-то добрым и невинным. Это, конечно, не Губка Боб и Сквидвард, но что-то отдающее именно таким сочетанием… По задумке гениальных сценаристов, которым определённо не доплачивали, и тем малым функциям, заложенным в робота, он должен был быть шутом-рассказчиком, который периодически ломал четвёртую стену, взаимодействуя со зрителем. Помогал другим героям (будем честны, они даже не пытались оправдаться, что лишь слегка видоизменили тех же роботов-уборщиков) и должен был двигать сюжет, интерактивно поддерживая диалог с детьми. Выходило, мягко говоря, страшно. И наигранно. Особенно тот странный сюжетный поворот, где раз за разом оказывалось, что, вообще-то, он и являлся скрытым злодеем. Свет всегда гас в театре в одно и то же время, заставляя скрипты в программах срабатывать и видоизменять аниматроника. Зрелище было такое стрёмное, что дети натурально жались к родителям. Особенно, когда красноглазая хтонь поднималась из-под декораций. Однако отношение было в каком-то роде одинаковом. Мун, соседствующий с Саном, крайне часто любил выражать свою позицию. Аниматроник, хоть и запрограммированный на исполнение роли и возможности делать соответствующие махинации, что-то вроде фокусом или сцепки с тросом, дабы подняться над сценой, не особо любил заниматься всем этим театральным. — Это бред, — огрызался он каждый раз, когда очередной унизительно-глупый диалог посредственного злодея был прописан в сценарии, — если бы кожаные потратились на декорации сильнее, то так бы пресно не выглядело. — А какие декорации? — вопрошал Сан в ответ. — Да хоть из говна и палок! Мы по пять раз в день играем одно и то же, мне кажется, что даже в состоянии отключки я могу процитировать любую фразу. Даже если у меня сотрут всю память. — Мунни! — восклицает его сосед, — не сквернословь, мы же работаем с детьми! Нельзя ругаться, иначе они услышат и будут использовать эти словечки... А это! Неправильно! Луна моргнул, думая о том, сказать ли, что сам пополнил свой словарный запас (который изначально был крайне цензурным) производными матерными словами от толпы семилетних детей. Решил, что всё-таки Солнцу этого знать не стоит. — Стоит добавить больше кошмарности, — довольно заключает вдруг Мун. — НИКАКИХ КОШМАРНОСТЕЙ!!! ОНИ МАЛЕНЬКИЕ!!! — Но ведь я злодей, это моя работа, — вредно рассуждает лунная сторона, а затем скрипит очень по-свойски: — непослушные дети должны быть наказаны! Короче говоря, никакой популярностью они явно не пользовались. Охранники предпочитали обходить эту двуликую хренотень стороной, дети надеяться, что им не понадобится после этого психотерапевт, а родители ощущали неизменную клишированность театра. Грубо говоря, если бы любой совершеннолетний дееспособный человек, который не уснул, спустя пять минут постановки, попытался проанализировать всё происходящее, он уже мог предугадать финал. Даже тарантиновские замашки не спасали. — Хо-хо-хо! Приходите к нам, чтобы узнать о принцессах и драконах! — заливался Солнце каждый раз, но его игнорировали, что побуждало рекламировать лишь отчаяннее: — э-эй! Вы что, не хотите узнать, каким окажется сюжетный поворот?! Обреченность театра была очевидна. Владельцы ощущали убыток всё сильнее, интересующихся становилось меньше. Во-первых, кому нужен театр, когда есть настоящее рок-выступление. Во-вторых, актёрская игра аниматроников была отвратительной. В-третьих, обслуживание роботов, которое не окупилось полностью ни разу, лишь заставляло думать о закрытии. И всё же они пытались хоть как-то экономить, поджимая пояса и пытаясь оптимизировать работу. Только это выходило скверно не только финансово, но и эмоционально. Как ни странно, но прежде всего для самих аниматроников. — Хэй-хэй, Му-унни, — обратился Солнце к своей второй половине, — ты готов к этому восхитительному выступлению? «Всем насрать на выступления, — лаконичный ответ, — дети даже не пытаются сделать вид, что им интересно.» — Нет-нет-нет, — запротестовал Сан, — это неправильно. Ты думаешь неправильно! Они просто не вкусили смысл творчества, они… Это самовыражение, Мунни! Главное — это удовольствие от самовыражения. «Ты в своих аргументах повторился дважды. В каждом из них, — Мун мог бы скептично взглянуть на него, если бы в данный момент не покоился в своей собственной клетке, — и мы играем всегда одно и то же, это совершенно не привлекает зрителей.» — ТЫ СОШЁЛ С УМА!!! — такая правда ударила по Сану, выбивая дух, — ты жестокий! «Ну заплачь.» Их вынужденное пребывание в теле, которое являлось общей собственностью, благоприятную атмосферу далеко не всегда создавало. И хоть Солнце, всегда компромиссный и услужливый, пытался урегулировать ситуацию, но его сосед… его новый сосед был совершенно порою невыносим! Но желание выкинуть его от себя подальше казалось чем-то слишком эгоистичном. В конце концов, мог ли Солнце быть уверен, что появилось раньше — курица или яйцо? Солнце или Луна? Он относился к этому оптимистично, как к самому лучшему соседу на свете! Но Луна каждый раз отталкивал его проявления любви. Мол, какого чёрта? Давай каждый просто помолчит и насладится тишиной. Солнце чуял, что это просто матёрая шкура. Его злюка-колюка не мог быть действительно злым. Просто он ещё не понял все плюсы совместного времяпровождения! Хотя, конечно, иногда он бывал виноват в ссорах с Муном… например, когда так отчаянно радовался за его восхитительное выступление, что ликование затмило собственные мысли Луны и он не смог вспомнить последующие строчки текста, поскольку кое-кто постоянно его сбивал своими восклицаниями. Как радостный щенок. Впрочем, однажды случилось что-то настолько ужасное и беспринципное, что о закрытии театра задумались всерьёз. Инцидент ничем себя не знаменовал, скорее виною была всеобщая скука в воскресный день. Свет вновь погас, меняя Солнце на Луну, который должен был отыгрывать ужасного и коварного волшебника. Дребезжащий и неприятный голос лишь должен был, по мнению Сана, дополнять эту атмосферу. — Ну что, негодники, — цепляясь за край огромного стола, на котором был свален столь дешёвый реквизит, представляющий собой карты, пластиковый шар предсказаний, проскрежетал Мун, — готовы попрощаться с жизнью? — Ты тупой! Луна непонимающе моргнул. Эта фраза была сказана точно не кем-то из недопрограммированных глупых головастиков, а из рядов смотрящих. Он обернулся, замечая пухлого мальчугана в оранжевой майке. — Ты тупой! — повторил он ещё громче, закрепляя материал. «Оу-у, он так влился в события… — моментально стал успокаивать Сан, — просто хочет быстрой развязки!» Мун прищурился, подозрительно смотря на мальчика и не желая спускать ему с рук, совершенно несвойственно для себя соскользнул со сцены, крадясь к нему как кошка, исключительно на носочках ног. Идеальный шанс, чтобы произнести своим фирменным скрипучим голосом страшную фразу, просто чтобы припугнуть расшалившуюся публику. Солнце, кажется, чуть не умер от этой выходки. И хоть они оба знали, что ничего страшного не произойдёт (потому что, очевидно, программа была таковой. Да и вообще! Мунни же такой добряк. Бросьте…), но мальчуган посчитал, что Луна настоящая опасность для него. — Непослушный ребёнок, — прошипел Мун, желая просто припугнуть. Сан же взаимодействует со зрителями, верно? Ничего не случится, — повтори мне это в лицо лично! «Мун, я думаю, что он очень испугался…» И мальчик завизжал похуже сирены, хватая фаз-шипучку и отправляя ровно в голову лунному аниматронику. Липкая жидкость моментально впиталась во все щели. Произошёл кратковременный сбой. Включился везде свет, и пусть Луна должен был замениться Солнцем, но его лучи беспорядочно то появлялись, то исчезали в глубинах корпус, глаза то приобретали инфракрасное свечение, то оставались прежнего голубого цвета. А голосовая утилита, чьи контакты были напрочь повреждены, столь неприятно забарахлила, что вместо голоса аниматроника было то ли непрекращающиеся помехи, то ли низкочастотный писк, действующий всем на нервы. Хуже провала было не сыскать. Снова ремонт, снова затраты. Уже подумали, что это единственная проблема на сегодняшний день? Выкусите. Именно сегодня, именно сейчас и именно здесь с балкона самолично наблюдали директор, экономист, потенциальные инвесторы и акционеры, желающие познакомиться с Мега пиццаплексом. Эта экскурсия обещала быть поистине незабываемой. — Это пиздец, — лаконично проинформировал директор. — Какого хуя… — произнесла одна из вероятных спонсоров. — Блять, — тяжко выдохнул экономист. Охранники и работники бы тоже что-нибудь произнесли, но, знаете, они предпочли убраться подальше, излучая иллюзию деятельности. Вырубить наконец-то неисправного робота, попытаться остановить донельзя разгневанную мать, а затем получить леща от не менее разгневанного работодателя. «Мне кажется, — заключил Сан перед тем, как их обоих выключили, — это был занимательный перфоманс. Ты только не грусти, Мунни!..» Ответа, к сожалению, он не получил. Последующие воспоминания были крайне смазанными. Обрывки фраз долетали до сознания, когда робота перезагружали, пытаясь добиться результата. Не было известно, какая реакция оказалась у всего зала после произошедшего. Отчего-то Сан не хотел торопить события. — Почему бы просто не отправить на металлолом? — словно издали послышался голос, — кому-то действительно хочется марать руки, заминая этот инцидент, чтобы переставить его на другое место? — Я думаю, что стоило бы его продать, — вмешался второй голос, — даже если не так, то по запчастям. Сомневаюсь, что механизмы глэмроков кардинально различаются. Что-то бы да подошло, а остальное, как я и сказал, на сбыт… Обычно то, что называлось остаточным зарядом, представляло собой аниматроникам возможность на действия или коммуникацию в случае необходимости. Но, честно сказать, их маленькие крупицы энергии уходили на внутреннюю перебранку друг с другом, не пытаясь повлиять физически ни на что. Оставаясь, так сказать, запертыми в своём сосуде наедине со своими (общими) мыслями. Хотя Мун охарактеризовал бы их диалог более односложно: у Солнце опять истерика. «Нас точно-точно накроют!!! Я СЛЫШАЛ!!! Нас отдадут на детали!» В такие моменты казалось, что их металлическая коробка, представляющая голову (на самом деле они не были уверены, умеют ли они мыслить как люди, но предпочитали считать, что в их голове есть такой же генератор мысли, как и у кожаных собратьев), оказалась слишком тесной для них двоих. Мун был то ли флегматичнее, то ли просто похуистичным. Да, вроде две грани одной монеты, но первая характеристика не подразумевает собой желание быть разобранным и уничтоженным… «Успокойся, Сан! Если бы они хотели избавиться от нас, то уже сделали бы это, — пренебрежительно бросил Луна, после чего нехотя аргументируя позицию: — у нас продвинутый ИИ, им просто невыгодно расставаться с таким потенциалом. Даже если мы дефектные.» «Дефектные? — ахнул Солнце, — мы же абсолютно рабочие!» «Ну да, но два аниматроника в одном — это дефект, а не уникальность. Они хотели сэкономить и создали одно вместилище с двумя разными программами. У нас максимально слабая система безопасности и периодически мы ловим либо баг, либо сбой. Представь, что с нами сделала эта шипучка…» Сан, видимо, опешил, потому что воцарилась тишина. Мун, впрочем, был этому только рад. Наконец-то никто не мешал думать. Только сколько бы времени ни прошло, Солнце так и не сказал ничего. Иногда Луна думал, что заряд вовсе иссяк. Но он мог осознавать самого себя, что означало отсутствия прекращения работы системы. Вскоре молчание стало слишком сильно давить. «Решил замолчать? — хмыкнул Мун, — не думал, что тебе удастся заткнуться на столь долгое время.» «К-как думаешь, — словно ожидая ответа, охотно заговорил Сан, — они могут стереть кого-то из нас, чтобы было меньше… этих… как ты сказал… сбоев!» «Этим идиотам придётся слишком много переделывать, — скептично рассудил Луна, — мне кажется, что нет смысл тревожиться.» Для Солнце это прозвучало как-то по-особенному, он решил, что слишком категорично отнёсся к ситуации. В конце концов, ведь правда! Что они сделают? Солнце и Луна слишком дефектные, чтобы бороться против них! И эта мысль серьёзно успокаивала. В какой-то момент люди извне таки включили аниматроника. Перед Солнце, который автоматически возымел доминирующую позицию над Луной из-за источника света, был пожилой мужчина и совершенно молодая женщина, облачённая в костюм охранницы. Сам Сан ощущал себя довольно приемлемо: чувствовалось, что корпус прочистили, чем-то обработали и вообще почти как с конвейера. — Ну не знаю, Несса, — задумчиво кашлянул старик, — ты разве инженер или программист? Чой-то это не выглядит хорошей идеей... Девушка казалась какой-то нервной, а её бледная кожа и круги под глазами лишь дополняли этот образ. Она задумчиво разглядывала аниматроника, но вскоре совершенно ледяным и несвойственным для её образа произнесла: — Глупости, это распоряжение начальства! Ты не можешь спорить со мной. Сказано подготовить к транспортировке — будет транспортировка. Солнце ощутил, что как-то невежливо молчать и стоило открыть рот, как банальные для него фразы полились прямиком на людей. — Хо-хо-хо! Вот они поклонник и поклонница нашего Пицца-театра! — взмахнул руками он, а затем добавил более громко и поспешно: — мы глубоко сожалеем о случившемся и готовы бесплатно предоставить билеты на сеанс! «Ты не можешь им ничего предоставить, ты даже не начальник театра, — осадил его Мун.» — …Деньги будут вычтены из моей зарплаты, — добавил Сан вслух, думая, что так будет корректнее. «Тебе никто не платит, Сан. Мы кусок железа. У нас нет денег и ты точно ничего не знаешь о финансовой грамотности.» — …И отправлены на пожертвование обучение финансовой грамотности! — совершенно сбитый столку словами Луны пробормотал он, — то есть! Я ваш покорный слуга! Ванесса и пожилой охранник с одинаковой презрительной эмоцией глянули на аниматроника. Охранница достала из кармана флешку, хватаясь за металлические лучи и втыкая её куда-то за затылок. — Его переводят в детсад, — обратилась к своему напарнику, — поэтому меняют программу. Было видно, что она не считала интеллект аниматроника достойным для того, чтобы разговаривать с ней на равных, поскольку ни разу даже не обратилась к роботу непосредственно. В какой-то момент она окинула комнату затравленным взглядом, словно забыла, почему здесь находится, но старик ничего не заметил. Ни Солнце, ни Луна не могли сказать, что точно происходит в этой комнате. Но Сан на всякий случай издал радостный вопль, который послужил… переводом в спящий режим от раздражённой охранницы. Но знание того, что их оставят, а не разберут на подарочки сварщикам, приятно грело душу. «Ты слышал?! ТЫ СЛЫШАЛ?! — плохо скрывая восторг, произнёс Сан. Вероятно, это можно было охарактеризовать как крик, но у них было довольно субъективное восприятие, когда они не находились в активном режиме… — ЭТО САМОЕ ПРЕКРАСНОЕ, ЧТО Я СЛЫШАЛ, МУННИ!!! Теперь мы сможем познакомиться с детьми поближе. Ты рад? Я рад!» «Пытаюсь не закричать, — ворчливо произнёс Мун, но мыслями он где-то был далеко, что-то его настораживало в произошедшем, — тебе не показалось это странным?» «Что нас так легко простили? — непонимающе спросил Сан, — я думаю нет, мы выглядели законопослушными членами общества!» «Странно, что ты такой эрудированный, хотя рассказываешь глупые детские сказки, — уколол его Луна.» «Ну-у, ты тоже рассказываешь! Но знаешь, что такое грамотная финансовость. А я могу произнести слово велосипедист. Это очень сложное слово, которое знают не все.» Они не были физически предоставлены себе, но Мун буквально представил, как на этих словах Солнце гордо упёр себе руки в боки, чеканя выделенное интонацией слово. «Как думаешь, кем мы будем в детсаде?» «Надеюсь, что не игрушками детей, — усмехнулся Луна, словно ответ на вопрос Сана его мало волновал, — но я буду надеяться, что там лучше, чем в этом замызганном театришке...» Но Сан так влюбился в эту мысль, думая, что вот — его оценят по достоинству, что легко пропустил язвительность Муна. Нет, не подумайте… Он любил свою роль в театре и ему нравилось быть главным героем, но он всегда говорил одно и то же и делал одно и то же… А тут! Целое разнообразие возможных действий. Он сможет найти огромное количество друзей! И этого было достаточно, чтобы перебить все тягостные мысли.