Роберт!
Моя возведённая крепость рушится. И тому доказательство — этот лист бумаги, что, возможно, попал в твои руки
(надеюсь, что нет). Кирпичик за кирпичиком ты доставал их, чтобы увидеть меня. Настоящую. И независимо от того, в каких мирах мы оказались и какие отношения нас связали, ты всегда умел рассмотреть самую суть.
Там, дома, ты скоро поймёшь, где это. Там, на ярмарке, первый кирпичик выпал, когда я попросила проводить меня. Ты сказал, что находишь смысл в работе. И вот сейчас я вспоминаю, как что-то потянулось к тебе. Но это было так незнакомо и чуждо, что проще было взять цемент и латать прореху.
Моя жизнь похожа на постоянное соревнование с самой собой. Я, как прыгун через шест, переставляю планку выше,
лишь бы не терять смысл. Ведь не будет его — не будет меня. А что теперь?
Зачем сейчас мараю бедный листок бумаги — я не знаю, поэтому будем считать это помутнением рассудка. Да любой другой бы точно свихнулся, если бы его дёрнули из зоны комфорта, что уж говорить про меня. Ты поймёшь, что я имею в виду. Обязательно, но позже.
Я не умею писать письма, если только это не деловая переписка, и то даже этим занималась секретарша. Но мне так отчаянно
хочется говорить сейчас с тобой. А ещё я, оказывается, трусиха. Ты находишься за стенкой, и вместо того, чтобы прийти к тебе, выпалить всё в лицо, я царапаю буквы, соединяя их в слова. И будь мы с тобой дома, там, где есть мобильники (это ты тоже вспомнишь позже, Роберт), то я набрала бы твой номер, предварительно опустошив бутылочку вина, и несла бы этот несвязный бред. А потом бы замолчала, нарочно выдерживая паузу, боясь, что ты отключился, а потом бы поняла, что даже молчание с тобой дарит мне спокойствие.
Если ты всё ещё держишь этот листок в руках, то точно закатил глаза. А ещё шумно выдохнул.
Ты знал, что, когда ты так делаешь, у тебя смешно морщится лоб? Сейчас ты точно бы посмотрел, нет, строго просверлил бы своим взглядом.
Знаешь, я не говорила этого, да я вообще много чего не озвучивала, потому что считала лишним, но… Тогда в Долине (а ты вообще помнишь те другие миры? Неважно, я всё когда-нибудь тебе объясню…) мне было так больно, что воздух казался ядом. Мы можем не доверять друг другу, ненавидеть или презирать; желать друг друга и искать поддержки, ненасытно целоваться или говорить без слов, касаниями — одно останется неизменным — эта непонятная сила всегда будет нас магнитить. Вот я и призналась.
Я боюсь, Роберт. Боюсь, что не смогу сказать тебе всё, что просится наружу.
Боюсь, что струшу и спрячу голову в песок, как пугливая страусиха.
Боюсь, что всё, что у тебя останется — этот поганый листок бумаги.
Боюсь, что всего этого нет.
Боюсь, что там, дома, ты забудешь. Не верю, что сейчас это скажу, но пусть в поединке Разума против Сердца победит второе. Можно стереть память, опустошить голову, но дыра в сердце будет болеть всегда — напоминать о чём-то. И вот, если уцепиться за это, как можно крепче, то даже тоненькая нить приведёт тебя ко мне.
Ты был со мной в каждом из миров. Ты узнавал, знакомился заново и каждый раз чувствовал, как что-то невидимое, необъяснимое тянет ко мне. Этого не скрыть, не спрятать за напускной холодностью. Ведь я и сама это чувствовала.
Ты знаешь, что я тебя ненавижу? Ненавижу, что теряю контроль в твоём присутствии, а терять его я не люблю. Ненавижу, что подпускаю тебя слишком близко. Ненавижу, что мысли заполнены тобой. Дай мне мегафон, и я прокричу об этом, оповещая все чëртовы миры, лишь бы ты услышал и понял. Прокричу, а шептать буду другое.
Там в саду, когда ты так отчаянно искал помощи и понимания, когда ты сам открыл дверь в душу и любезно пригласил внутрь, тогда я начала толкать кирпичики своей стены активнее, чтобы стать нужной. Не обязательно всё окрашивать романтикой. Важно доверять. Меня восхитила твоя смелость, неоправданный риск открыться первой встречной
(ладно, второй — первой была противная Жозефина) и отчаянное желание найти мать. Именно там и тогда бабочка взмахнула крылом, запустив необратимый процесс, стремительный, как цунами, сносящий мои выстроенные стены, прокладывающий путь к тебе.
Знаешь, когда-то я думала, что могу мечтать только об отдыхе где-нибудь на Мальдивах, о прохладном коктейле, о выходном, в конце концов. А сейчас… Сейчас я чувствую, будто кто-то пустил ток по венам, и он заставил сердце биться.
Спроси меня, о чём я мечтаю в эту секунду.
Больше всего я хочу, чтобы ты назвал меня по имени.
Узнал, как Селену. Не высокомерного директора «Бридж Корпорейшн», а девушку с ранами, что иногда кровоточат. Девушку, которая прячется внутри и хочет теплоты. Хочет утонуть в твоих медвежьих объятиях, почувствовать себя в безопасности.
Интересно, как бы судьба свела нас снова после ярмарки. Хочешь, я признаюсь кое в чëм? Только не закатывай опять глаза. Иногда я фантазирую о том, как мы могли бы общаться в нашем мире — в мире, где мы не будем инородными. Я даже придумывала поводы для встреч. И не все бы ты одобрил. Давай договоримся, что встретимся дома, когда это закончится, выпьем кофе. И снова почувствуем друг друга душами.
Пожалуйста, вспомни меня там.
Ты нужен мне, как идущему на битву вера.
Я не прощаюсь,
я жду тебя.
Сумбурно, глупо, искренне.
P.S. Сожги письмо и перестань смеяться.
