Волчонок

Он сидит напротив в этой светлой комнате. Вся атмосфера кажется гнетущей, тяжелой. Потому что тут две двери стальной стол и стулья, камера в углу, записывающая их, а за стеной стоит конвой. Это чертова тюрьма для подростков, только называется иначе, чуть свободнее и едва-едва мягче. Сергей уже много лет поддерживал этот центр, как и многие другие места для лишенных детей, но в этом ему тяжело. Сюда попадали те, которые были уже одной ногой за решеткой или только вернулись оттуда. Убийцы, насильники, гонщики, воры — либо недоказанные преступления, но предполагаемые, либо их каким-то образом отмазали от настоящего срока. Здешние ребята были непросто брошенные и униженные, но еще потерянные, обреченные, ненавистные. Разумовского пугали эти… они уже даже не дети. Но что-то произошло. Что-то заставило прийти с предложением о кураторстве одного из подопечных центра. Что-то указало на нужное личное дело, в котором слишком туманно описывались причины задержания парня. И вот теперь они сидели друг на против друга в странной комнате для «свиданий». Олег Волков. 16 лет. Сирота с 10. Попал за неоднократное причинение тяжкого вреда здоровью. Воровство. Подозрение в наркоторговле. Перед Сережей сидел ссутулившийся подросток. У него рассечена скула, у одного глаза желтеет старый синяк, над бровью краснеющий шрам — кажется, от стекла. Пальцы сцеплены в замок на дергающихся коленях. На правой руке указательный и средний палец слегка искривлены из-за старых переломов — ломали парню пальцы. Но он неплохой парень. Это даже было понятно по тому, как он повел себя, когда зашел — молча сел, напротив, хмуро кивнув. Остальные — в большинстве — начинали качать права, материться, угрожать или клеиться. Олег другой парень. Но такой же потерянный. — Олег, — позвал Разумовский, звуча как можно мягче и спокойнее. Парень вскидывает голову, глядя из-под челки на мужчину. Сережа не особо любил заниматься анималистикой, но почему-то с Олегом образ накладывался сразу. Волчонок. Еще незаматеревший, но уже показавший клыки и попробовавший вкус крови. Разумовский видел настоящих волчат. Лопоухие, большелобые, с длинными неуклюжими лапками и ломающимся воем. У Олега длинные ноги, вытянутые руки с узкими ладонями. Его тело еще растет, видно, что ему не комфортно от самого себя. Он будет высоким. Уже сейчас он почти ростом с Разумовского — год-два и перегонит. Плечи хотят стать шире, им тесно в этом образе. Дать бы ему возможность заниматься в нормальном зале, а не на турниках, с адекватным тренером, парень бы возмужал еще сильнее, расцвел буйным цветом. И сейчас он неплох собой, но может стать совершенством. Олег смотрит затравленно, дико, ожидая какого-то подвоха. Как часто его били? Как часто его предавали? — Меня зовут Сергей, — представляется мужчина. — Сергей Разумовский. Парень фыркает, опуская снова голову, поднимая плечи. — Я сказал что-то не то? — склонил голову к плечу Сережа, чуть сощурившись, глядя на сгорбленную фигуру. Олег снова поднимает темные глаза, пронзая дикой чернотой. — Да, кто ж не знает Сергея Разумовского? — с едва слышимым сарказмом произносит он, чуть приподнимая уголок губ. У Олега хриплый глубокий голос. Явно прокуренный, но не без шарма. У него красиво получается буква «р» — утробно, рычаще. А на гласных пока еще подламывается, но скоро исправится. — Ну, все равно считаю, что должен представиться, когда знакомлюсь, — пожал плечами Сергей, продолжая говорить мягко, вполголоса. Олег фырчит снова, встряхивая по-собачьи головой. Голова была грязная — Сережа слышал, что перебои с горячей водой начались из-за лета — волосы черные, смоляные, выглядели густыми. Месяца три-четыре назад их отстригали почти под ноль, а сейчас выросли, закрывали высокий лоб и уши. — Олег, — снова обратился Разумовский, вглядываясь в изменения от звука чужого голоса — плечи напряглись, заостряясь выступами, будто шипами перед защитой. — Ты не думал, почему я позвал тебя сюда? Парниша продолжал дергать коленками — нервный тик, что ли? — пожав резко плечиками. — Ты знаешь, что у вас в центре есть система кураторства? — продолжил без давления спрашивать Сережа. Олег усмехнулся жестко, поднимая голову. — Знаю, — хрипло произнес Волков, оскаливаясь. — Бесполезная ерунда, из-за которой можно трясти деньги и время из дураков-«доброжелателей». — Ты сам уже был с куратором? — спросил Сережа, на самом деле зная ответ. — Не, пацаны рассказывали, — качает головой подросток, кладя ладони на скачущие колени. Сережа заметил, что пострадали не только указательный и средний палец правой руки, мизинец левой тоже у верхней фаланги слегка искривлен. — Я хочу стать твоим куратором, — честно произносит Разумовский, подавшись чуть вперед. — Зачем? — хмурит темные брови Олег, подозрительно глядя на взрослого. — Хочу помочь, — пожал плечами Сережа. — Ты не безнадежный парень, у которого есть возможность выбраться из этой ситуации. — С чего вы взяли? — ощетинился Волков, проводя отросшими ногтями по грубой джинсе. — Ты меня не послал, — улыбнулся Разумовский, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться от вытянутого лица напротив. — И ни разу не сматерился. — Это не показатель, — закатил глаза Олег, насупившись. — Ну, один из показателей, — возразил Сергей. — Ты хоть и недоволен происходящим, но не проявляешь агрессии на меня, ведешь себя спокойно, обратился ко мне на вы. Я считаю, что это уже знак того, что тебе здесь не место. Олег, казалось, хочет в комочек сжаться. Сережа заметил на смуглой коже шее и щек покраснение от сдавливающего смущения. Он смотрел также дико на Разумовского, но, кажется, злой блеск из глаз пропал. Стал прислушиваться. — Зачем вам это? — произносит глухо Волков. — Что вы хотите? — Помочь хочу, — ответил Разумовский, пожимая плечами. — Что от меня хотите? — уточнил Олег, втягивая голову в плечи. — Ничего не хочу, — покачал головой Сергей. — Хочу, чтобы ты свою жизнь наладил и только лишь. — За помощь всегда что-то требуют, — ощетинился снова подросток. — Что вы от меня затребуете? У мужчины сердце защемило. Он сам из детдома и знает это поведение — всегда нужно заслужить. Заслужить внимание, заботу, ласку, помощь. Никогда и ничего нельзя получить просто так, все время нужно делать, чтобы тебя заметили и проявили доброту. Сережа знал такую модель, сам переучивался долго, проходил к психологам, в прошлых отношениях учился. А вот Олегу не у кого было учиться, поэтому необходимость платить за все в жизни оставалась в голове забитым гвоздем. Разумовский хотел его выдернуть. — Я ничего от тебя не стану требовать, — произнес мягко Сергей. — Я просто постараюсь помочь. А ты попробуй пойти навстречу, ладно? Потому что без твоего желания, очень трудно будет что-то изменить. Олег отвернулся, глядя хмуро в стену. Пальцы заплясали вместе с коленями — такой тремор был ненормален. Он сжимал губы, до побеления, кожа слегка натянулась на острых скулах, открывая свежую ссадину, на поверхности которой стала собираться кровь. Этот Олег Волков — правда неплохой мальчик. Он сгниет здесь, потеряется в этом Аду на земле. Ему надо было помочь выкарабкаться. Сережа смог сам давно, но это было невероятно трудно. А Олег закопался глубже и возможностей у него было меньше. Сейчас у Разумовского была возможность вытянуть этого пацана. Есть силы, деньги, терпение и желание. Осталось понять есть ли желание у Олега. Он тяжело вздыхает. Это не детский вздох, уже взрослый. Детство у детдомовских заканчивается почти сразу после поступления в учреждение. А здесь у них еще убивается и человечность. — Вам… — подал голос Олег, звуча уже неуверенно, — нужно мое согласие? Чтобы стать куратором. — Юридически — нет, — ответил Сережа, чувствуя, что лед тронулся. — Но я хотел у тебя все-таки узнать. У тебя есть право отказаться, если тебя тяготит мое наставление. Олег перевел взгляд на мужчину. У него уже был привод — и не один — наверняка ни одна драка за спиной, однозначно жестокое отношение, но глаза все равно читаемые. Или только Сережа их понимает и читает? В них за грозностью прячется страх. Неуверенность. Маленькая крохотная надежда. Преданным однажды очень трудно довериться снова. Но Олегу, кажется, хочется. — Я могу… подумать? — спросил немного неуверенно Волков, заламывая пальцы. — Конечно, — кивнул Разумовский, замечая, как немного опускаются плечи. — Я когда могу снова прийти, чтобы узнать твое решение? Олег хмурится задумчиво, почесывая разбитую скулу, размазывая кровь по щеке, измазывая пальцы. Ни шипит, ни морщится от боли. Видимо привык. — Послезавтра, — решает парень, серьезно глядя на Разумовского. — Хорошо, — согласился Сережа, протягивая ладонь. Олег косится на нее, будто на него пистолет навели, а не руку подали. Он переводит грозный взгляд с ладони на лицо собеседника и обратно несколько раз. А затем неуверенно протягивает свою ладонь. Разумовскому кажется, что это первое неловкое рукопожатие может стать началом. Очень обнадеживающим.