По доброте душевной

Сначала автозак дернулся и застыл, а потом раздался оглушительный грохот. «Лопнуло колесо» — первое, о чем подумал Пашка, хотя он прекрасно понимал — случилось нечто похуже. — Нападение! Оставайся на месте! — сквозь звон в ушах послышался визгливый крик капитана. Он спрыгнул из кабины на землю и пропал из виду, а через секунду снова вздрогнула земля. Мозг Павла продолжал цепляться за ставшую хрупкой реальность. Может, все это снится? Конечно — он сейчас лежит в своей постели, а совсем скоро прозвонит будильник, потому что не могут вот так посреди улицы взрываться… снаряды? Медленно, будто восковая кукла, он повернул голову в сторону водителя. Пятна крови на форме, безвольно свалившаяся набок голова с жалобно-удивленно открытым ртом… — Выпусти меня. — До слуха добрались едва различимые слова. — Что?.. — спросил Пашка, продолжая пялиться на мертвого водителя (а он определенно был мертв) и сжимать автомат побелевшими пальцами. — Открывай, начальник. Валить надо. — Снова раздался голос через решетку. — Сиди здесь! Надо проверить, что там — возможно, какие-нибудь сумасшедшие подрывники вздумали устроить Садовскому побег. Выпусти, как же… С берцами столкнулся асфальт, и Павел вскинул было оружие, но ствол тут же бессильно опустился к земле. У ног конвойного лежал капитан, точнее, то, что от него осталось. Рядом чернела и дымилась воронка. Борт машины лизали языки пламени. Он почувствовал, как тело начинает трястись мелкой дрожью. Хочется бежать, но ноги не могут ступить ни шагу. «Это неправда, это неправда», — повторял он бесчувственными губами, а на горизонте в небе сверкали не виденные раньше всполохи. Еще не зная, зачем, Пашка сдернул ключи с пояса капитана. Руки дрожали, совсем как в день выпускных экзаменов, когда его угораздило напиться накануне. Щелкнул замок, и в полутьме автозака показался силуэт заключенного. — Артиллерия бьет, парень. Открывай! — скомандовал он, и Паша, будто загипнотизированный, подчинился, но когда подконвойный сделал пару шагов вперед, в голове будто включился невидимый тумблер: нужно делать свою работу. Нужно не позволить Садовскому сбежать. — Стой на месте! — прокричал Паша, но в его искаженный страхом голос вклинился приближающийся свист. Последнее, что он услышал, был крик «бежим!». Мощный удар взрывной волны отбросил его на землю, и в глазах разлилась темнота. — Эй, начальник, живой? — донеслось будто сквозь толщу воды. Реальность плыла и качалась, встать на ноги удалось не сразу, но сердце замерло, когда Пашка увидел в руках заключенного свой автомат. — Отдай! — слишком по-детски прозвучало его требование, заставив Садовского усмехнуться: — Не теряй больше. Пашка взял протянутое ему оружие, и будто в полусне почувствовал, как чьи-то пальцы сжали его плечо, увлекая за собой вперед. Грохот и всполохи, бетонная пыль в воздухе, кирпичи и выбоины под ногами — только бы не упасть. Ночное небо рассекали черточки трассеров — Паша видел их на учениях. Может, учения?.. Раз — и после очередной вспышки рухнул частный дом через дорогу. Не учения, что угодно, но не они. Он даже не заметил, как пальцы на плече разжались, — просто бежал, думая только о том, как бы не споткнуться и не потерять Садовского из виду. Тот бежал рядом в безумно спокойном ритме, будто вышел сделать пару кругов по стадиону перед завтраком и работой. — Куда дальше, начальник? Если бы не этот кошмар, они бы прибыли в СИЗО спустя 20 минут — туда Олега Садовского этапировали для проведения следственного эксперимента. Теперь, если даже их пункт назначения уцелел, под обстрелом до него не добраться. Взрыв, и Пашка увидел, как пятиэтажное здание оседает, поднимая в небо столб пыли — рушатся стены, казавшиеся прочными, разлетаются стекла, обнажается остов человеческого муравейника, будто кирпичное мясо разом сняли с бетонных костей. Голова гудела колоколом, глаза отказывались сфокусироваться хоть на чем-нибудь, а в воспаленном мозгу вспыхивали обрывки воспоминаний — волна с остервенелым грохотом штурмует скалу, молния вспарывает тучу, болезненно кричит чайка… — Не спи, мать твою! За мной! Двигаться не хотелось — мышцы словно заржавели, но Паша снова почувствовал, как чья-то рука тащит его вперед. Впереди мелькнуло что-то движущееся и цветное, дохнуло холодом и кошачьим запахом подъезда, ступени вниз, ноги запутались, жесткий бетонный пол и снова темнота. *** — …меня Миша зовут, а вас? Детский голос забился о кости черепа изнутри, и Павел попробовал открыть глаза. Где он? Откуда ребенок? Где Садовский? — Я Олег. — Одним легче — заключенный где-то рядом. — Чего дрожишь, парень? Страшно? — Не-а, — шмыгнул носом мальчик, и Паша услышал, как его зубы отбивают дробь, — холодно. — Ну, это поправимо. Сквозь щелочку приоткрытых глаз с трудом различалось движение — это Садовский, поднимается на ноги, снимает с себя бушлат и накидывает на плечи ребенка. — Теперь вы замерзнете? — он вопросительно смотрел на своего благодетеля, словно сомневался, принять ли такую помощь. — Ерунда. — Усмехнулся Садовский. — Здесь теплее, чем в карцере. — Вы сидели в тюрьме? Круто! — в голосе Миши послышалось восхищение, и женщина в цветастом халате, до этого неподвижная и отрешенная, поспешила толкнуть его локтем, замолчи, мол. — Да нет, парень, не очень. — Он не успел пояснить, почему — мальчишка начал сыпать вопросами, казалось, забыв даже про артобстрел, от которого иногда вздрагивали стены: — А сколько лет вы сидели? — Эээ, десять… с половиной, если точно. Да, с половиной. — Закончив, наконец, подсчеты в голове, Садовский вздохнул, явно ожидая следующего вопроса. — Ух ты, а мне семь! Что значат буквы на вашей куртке? — Миша указал на спину бушлата, где крупным белым было написано «ПЛС». — Ну… — он замялся, пытаясь выбраться из тупика, куда загнало его детское любопытство. — Это значит, что я очень плохо себя вел. — Пожизненное лишение свободы. — Наконец, смог подать голос Паша, и для этого потребовалось немало сил. — Он убийца. — Зачем ты, начальник?.. — Отойди от ребенка! Быстро. Он поднял согнутые в локтях руки в знак капитуляции, сделал несколько шагов назад и сел на пол рядом с конвойным. — Он опасен? — мамаша испуганно сгребла Мишу в охапку, глядя в глаза внезапно открывшейся угрозе. — Только не бойтесь. — Садовский шумно выдохнул и прикусил нижнюю губу, пытаясь остаться спокойным. — Я уже исправился. Правда, начальник? — Тебя могила исправит. — Почему он без наручников?! — не унималась женщина. Казалось, она прикидывала, что лучше — вернуться под обстрел, или же остаться здесь, в сомнительной компании. — Расскажешь им, или опустим детали? — заключенный насмешливо взглянул на Павла, но когда тот со стоном попытался встать, остановил его. — Да не дергайся ты, отсидись. Ничего не сломал хоть? Конвойный пожал плечами, поморщившись от боли, а Садовский снова вздохнул: — Вот же горе ты… А годков тебе сколько? — Не твое дело. — Ладно, отдыхай, гордая птица. Гражданочка, угостите сигареткой? — увидев, как мамаша закурила, он переключил внимание на нее. Пару секунд подумав, женщина толкнула пачку по полу в сторону Садовского. Зажигалка заскользила следом. — Какого черта вообще происходит? Кто на нас напал? — с наслаждением затянувшись, спросил он. — Вы что, новости не смотрите? «Освобождать» нас явились, черт бы их побрал, а я все не верила… Что же будет теперь, Господи?! — наконец, слезы прорвались сквозь броню ступора. Даже Мишка испуганно притих, не зная, что делать — мама ведь самая сильная, самая умная, но если даже она отчаялась, выхода и правда нет. — Все скоро закончится. А плакать не надо — у вас же сын… — Если подойдешь к нему — убью! — Мать зло сверкнула глазами, вцепившись в ребенка мертвой хваткой. — Дядя Олег, а кого вы убили? — мальчишка осмелился подать голос из-под материнского «крыла», за что тут же получил легкий подзатыльник. — Да разве сейчас вспомнишь? Столько лет прошло… — Нет, говори. — Оборвала женщина его попытки уйти от ответа. Садовский отчаянно подавал ей знаки, указывая на ребенка, но вскоре сдался и махнул рукой: — Вон у него спроси. — Кивнул он в сторону Павла. — У него точно память получше. — Я конвойный, а не следак. Знаю, что убийца, и все. Без подробностей. — Где остальные жильцы? Почему не спустились с вами? — поспешил перевести тему Садовский, и, кажется, вздохнул с облегчением. — Дом аварийный. Почти всех расселили. В этом подъезде никто не живет — мы из соседнего. Долго нам еще здесь сидеть? — Не думаю. Сейчас артиллерия отработает и пойдет пехота с техникой. Как затихнет обстрел, поднимайтесь домой. Заклейте окна, если они еще целы, по ночам не включайте свет. Услышите сирену или взрывы — бегом в подвал. Без нужды по улицам не шатайтесь, иначе нарветесь на неприятности. Олег говорил последовательно и спокойно, будто повторял этот инструктаж в тысячный раз. Обросшие паутиной стены сотрясались от рвущихся снарядов, заставляя женщину и ребенка вздрагивать вместе с ними, вскидывать вверх встревоженные взгляды, словно сквозь толщу бетона можно было увидеть, как падающий с неба металл превращает в руины знакомые места. — Ты военный?.. ну, был? — спросила мишкина мать, а Садовский усмехнулся: — Хуже. Учитель ОБЖ. Начальник, ты как, идти сможешь? Паша поднялся, держась за стену и стараясь не проронить ни звука сквозь крепко сжатые зубы. Огнем горели стесанные об асфальт ладони, ныли ребра и болело ушибленное колено, но муть в голове прошла. Пора напомнить Садовскому, что он не командир здесь, а подконвойный ЗК. Щелкнул затвор, досылая патрон в патронник. — Я должен доставить тебя в СИЗО. Попробуешь бежать — стреляю на поражение. — Ну, в СИЗО так в СИЗО. Спасибо этому дому, пойдем к другому. — Он, казалось, не заметил брошенных ему жестоких слов. — Дядя Олег, куртка! — окликнул его Миша у лестницы. — Ах, да. — Садовский забрал из рук мальчика тяжелый бушлат и шутливо погрозил пальцем. — Больше никогда такую не надевай. — Нам уже можно домой? — нерешительно спросила женщина — наверное, не хотела оставаться с сыном в холодном подвале, без хоть какой-то компании. — Попробуйте. Но я бы не торопился. — Пошел! — Паша подтолкнул Садовского в спину, и тот полез вверх, цепляясь за проржавевшие ступени. На улице было темно, лишь бросался искрами перебитый провод. Где-то выла сработавшая сигнализация машины, и пепел сыпался с неба черными хлопьями. Паша настороженно осматривался, держа автомат наготове — вдруг из-за угла разбитого здания покажется техника или пехота. — Знаешь, начальник, идти в СИЗО сейчас плохая идея. — Тебя забыл спросить. — Раздраженно бросил он и едва не споткнулся о груду кирпичей. — Сам подумай — когда в город войдет противник, завяжутся уличные бои. СИЗО будут эвакуировать, если успеют, конечно. А если не успеют… Паша не слушал — какая-то неведомая сила заставила его обернуться. Две темные фигурки — побольше и поменьше — нерешительно вышли из подъезда. Ослепительная вспышка стерла их, поглотила, а потом раздался грохот.