По доброте душевной

Эпилог — Сначала я жил так, как сказал он… нет, неправда. Сначала я вообще не жил. Пил, рыдал, орал по ночам - мне казалось, что я не выбрался. Павел Алексеевич обвел глазами зал городской библиотеки - сидячих мест не хватило на всех желающих прийти, даже с учетом двух рядов дополнительных стульев. Люди стояли позади, сидели в проходах прямо на затоптанных красных дорожках, люди смотрели на него молча и жадно, только его это не пугало. — Потом я посмотрел на себя со стороны, и увидел какого-то слизняка, - живого, практически целого, но утопившего себя в страданиях, как самый настоящий мазохист. Стало противно и стыдно - перед Олегом, разумеется, ведь если бы я так и остался вечно ноющим дерьмом, получилось бы, что он погиб совершенно зря. Вот тогда я стал жить, как сказал он. Была и звездочка, и медалька, и хорошая пенсия, и куча репортеров - вы не представляете, как они меня достали. — Почему вы не вернулись к музыке? - спросила какая-то рыжая девчонка в круглых очках. Короткие ногти, длинные пальцы - наверняка скрипачка. — Как бы вам сказать… - Павел пошевелил частично парализованной рукой, и девчонка смутилась, опустив глаза в пол. - Потому что он не сшил бы мне концертный смокинг. А потом мне стало стыдно еще раз - честно спиться - оно ведь даже лучше, чем носить чужие награды. Пришлось ломать себя снова, начинать говорить правду - репортерам, соседям, случайным попутчикам, только я не учел одного - если раньше из каждого утюга звучало твое вранье, услышав правду, все решат, что у тебя просто поехала крыша. Людям нужны герои - картонные супермены вроде молодого полицейского, который исполнил свой долг, когда мир погрузился в хаос. Абсолютное зло тоже нужно, только я не мог больше слушать, как Олега мешают с грязью. И однажды на вопрос: «стоило ли рисковать жизнью ради такого ублюдка?» я ответил, что стоило отдать ради него жизнь. Так все и началось. — А вы не забыли о детях, которых ваш друг убил? - женщина средних лет поднялась из середины зала, не став дожидаться своей очереди. - Сколько их было? Двадцать? — Двадцать три. Нет, не забыл. Это сложно понять и невозможно оправдать, но я и не пытался оправдывать. Знаете, там я пытался вспоминать этих детей каждый раз, когда видел в Садовском что-то рвущее шаблон - в красках, в подробностях, чтобы до тошноты, чтобы продолжать ненавидеть, как вы, как все нормальные люди. Но, черт возьми, в деле было написано одно, а видел я совсем другое - разве абсолютное зло станет нянчиться с сопливым ментом посреди гребанного апокалипсиса, разве будет спасать его зад десятки раз, ничего не прося взамен? Я много раз говорил и скажу еще раз - Олег был хорошим человеком. Он был болен - да, но разве хороший человек обязательно здоров? На минуту повисла тишина- кто-то одобрительно кивал, кто-то осмысливал сказанное, пытаясь натянуть его на привычное негодование. — Как вы решились написать книгу? - наконец, спросил парень с блокнотом - наверняка будущий журналист, а может, нерешительный писатель, аккуратно складывающий работы в стол. — Устал повторять каждому одно и то же. - Улыбнулся Павел. - А вообще меня осенило случайно - когда я в тысячный раз вспоминал наш последний с ним разговор. Я обещал рассказать все, как было, даже президенту написать, - только бы Олег… - голос снова предательски дрогнул. - остался жив. Тогда и подумал - зачем президенту, если можно написать вам - да, всем вам, - каким он был на самом деле - что говорил, о чем мечтал, - чтобы он тоже выбрался оттуда - не картонной пугалкой для подростков и мамаш - настоящим. Да, я останусь автором одной книги, да - он бы назвал меня чудаком - ну и пусть. Главное - я до сих пор его слышу. Сперва кончились вопросы, потом иссякла длинная очередь за автографами. Зал опустел, и только дождь стучался в окно. — Вы просто… не знаю, как сказать. - Последней подошла восхищенная сотрудница библиотеки. — Как есть. - Устало выдохнул Павел. С обложки - с той самой фотографии, сделанной при свете фонаря в обесточенной квартире, ему по-прежнему улыбался Садовский. На скромном памятнике из серого камня он был серьезным - армейское фото Олега прислал Юрец. Где он сейчас? Судя по регулярным постам в инстаграме, там, где тепло и пальмы. Павел вспомнил похороны - осенний дождь, закрытый гроб и два человека - он и Надежда - ее удалось разыскать. Она первой прочла еще не изданную книгу - матери Павел до сих пор читать ее запрещал. — Ну здравствуй. - Он бережно провел ладонью по надгробному камню. - Как там в раю? Уверен, что скучно. Здесь, без тебя, не лучше. Но я тебе принес кое-что - подумал, так будет правильно. Павел достал из сумки книгу и положил на могилу. Слова кончились - он просто сидел на скамейке под вымахавшей березкой, которую сам и посадил несколько лет назад, а перед глазами проносились по-прежнему яркие картинки - холодный подвал и теплая кухня, пустынная трасса и лес в тумане, неловкие объятия в подъезде и тысячу раз проклятый блок-пост. — Тебе спасибо - за то, что ты был. И будешь, понял? Быстро смахнув набежавшие слезы, Павел поднялся и, не оглядываясь, зашагал к машине. А любопытный ветер развернул обложку, где аккуратным почерком было выведено: «Пока жив, помню. Твой лейтенант Овсянников».