We'll try to stay blind To the hope and fear outside. Hey child, stay wilder than the wind And blow me into cry…
Duran Duran – Come Undone
31 декабря 1996 г.
Гермиона в последний момент вычеркнула своё имя из списка студентов, остающихся на каникулы в школе, и ничуть не жалела об этом. Во-первых, она очень соскучилась по родителям и, к её стыду, совсем не уделяла им времени летом, поддавшись уговорам семейства Уизли, во-вторых, она заслужила отдых от своих друзей – без преувеличения не самых лучших в этом семестре. Она их любила, глупо было бы отрицать, но… Но. Гарри, похоже, разрывался между потенциально опасными Принцем-Полукровкой и Драко Малфоем, смирившись со смертью Сириуса, а Рон… ну, Рон был буквально глубоко поглощён Лавандой и редко вспоминал о существовании других людей. Когда Гарри и Рон были слишком заняты собственными делами, Гермионе оказалось очень легко уехать от них на пару недель. Родной Манчестер встретил её ярко украшенными улочками, знакомым говором и медленным пушистым снегопадом – она и забыла, как обожала этот город. Она забыла, что её дом здесь, а не в Хогвартсе. На Рождество Гермиона подарила родителям по пакетику волшебных сладостей и набор сковородок, зачарованных против подгорания. Когда-то она мечтала, чтобы подобные чары заранее накладывались на котлы остальных гриффиндорцев. К счастью, взрывы на зельеварении остались в прошлом. От матери Гермиона получила сочетающиеся по цвету юбку и блузку, которые можно было бы носить с мантией, а от отца – старомодную перьевую ручку в деревянном футляре. Праздник немного омрачился отсутствием даже записки от Рона, однако Гарри и без него отлично справился. Он рассмешил Гермиону открыткой, поющей рождественские гимны голосом Полной Дамы, и в некотором роде извинился, послав ей книгу «Трансфигурация в бою». Его действия всегда говорили громче слов. На День подарков Грейнджеры навестили бабушку Леду в Шеффилде и неплохо провели время, играя в «Монополию» вчетвером. Иными словами, это были весьма приятные каникулы. И так продолжалось до самого Нового года. За час до полуночи в доме погас свет, телевизор мигнул и тоже с скрипучим щелчком выключился. Гермиона первым делом схватилась за палочку, которую все праздники держала под рукой, но, увидев, что окна потемнели у всех соседей, немного успокоилась. Возможно, подумала она, слишком много электрокаминов работало одновременно… – Перепад? – озвучил её мысли отец и пошёл с фонариком проверять предохранители. Гермиона вздохнула и сунула палочку обратно в пучок. Если мантии позволяли выбрать, где держать палочку: в карманах, в рукаве или даже на ремне, – то её привычная магловская одежда в этом сильно уступала. Другим вариантом было купить кобуру, но Гермиона оставила это до лета. Всё равно она не умела пользоваться подобной вещью, а не успеть вытащить или выронить палочку посреди нападения было бы верхом глупости. – Милая, – позвала Хелен из кухни. – Будь добра, сходи к миссис Робб. Вот, и возьми пару свечей. Бедняжка, наверно, места себе не находит. Кивнув, Гермиона забрала свечи. Миссис Робб жила в доме напротив, её все любили. Когда-то она преподавала в местной школе и уже давно, ещё до рождения Гермионы, вышла на пенсию. Гермиона смутно помнила, как в детстве они с мамой навещали миссис Робб, чтобы помочь ей разобрать почту и оплатить счета. Общительная старушка задержала Гермиону на добрых десять минут и даже накормила тающим во рту имбирным печеньем. Когда Гермиона вернулась домой, из гостиной до неё донеслись оживлённые голоса. Матери, отца – и чей-то незнакомый. Гермиона напряглась. – О, ты вернулась! – воскликнула Хелен, заметив в дверном проходе дочь. – Проходи скорее. Свет обещали дать в ближайшее время. – Сказали, какая-то поломка на подстанции… – крикнул отец из кухни. Судя по звукам, он ждал, пока вскипит чайник. Гость сидел спиной к Гермионе, и она могла видеть только его широкие плечи и волнистые чёрные волосы, почти такие же беспорядочно торчащие, как у Гарри, только длиннее. Мужчина замолчал, как только Хелен отметила присутствие Гермионы. – Кстати, познакомься с мистером Ди, он переехал в старый дом Уилкинсов осенью. Мы с Ферди помогаем ему освоиться в городе. Он зашёл узнать, не случалось ли такого раньше. – Хелен улыбнулась. Она явно тепло относилась к гостю. – Знаешь, я звала мистера Ди на Рождество, но на его родине это не главный праздник. Я так рада, что вы наконец встретились. – Здравствуйте, – вежливо начала Гермиона и шагнула в гостиную. Когда она увидела лицо «мистера Ди», все остальные слова застряли в горле. В её любимом кресле рядом с её дорогой матерью совершенно спокойно сидел Антонин Долохов. Ужасную картину дополнял Криволап, разлёгшийся у мужчины на коленях. Тянуло этого кота, что ли, к беглым заключённым, истерично подумала Гермиона и, чтобы не закричать и не подвергнуть родителей ещё большей опасности, зажала рот рукой. – Приятно познакомиться, Гермиона, – сказал Долохов обманчиво мягко, и у Гермионы ёкнуло в груди. – Я столько о тебе слышал. Надеюсь, мы подружимся. Его правая рука была скрыта от Хелен подлокотником кресла, но Гермиона видела, как он поудобнее перехватил палочку. Ту самую, от которой она уже один раз пострадала. Без сомнений, Долохов пустил бы в ход и самую разрушительную магию в случае нужды. Гермиона знала, что с матерью на линии огня у неё нет шансов против взрослого волшебника, тем более опытного Пожирателя Смерти. Даже один на один она с трудом сумела бы противостоять Долохову и рассчитывала бы максимум на возможность побега, а не победу. Она отлично понимала, что в Отделе Тайн их компании очень повезло: как бы ни расстраивала смерть Сириуса, никто из подростков не пострадал непоправимо. – Что стоишь, милая? Поболтай с мистером Ди, пока мы с Ферди приготовим что-нибудь к чаю. – Хелен подтолкнула дочь к дивану и оставила её наедине с монстром в человеческой оболочке. Гермиона послушно упала на подушки и с опаской взглянула на Долохова. Шестерёнки в её голове бешено работали. Если он жил и общался с родителями уже месяца три, то сто раз успел бы сотворить с ними Мерлин знает что. Например, он мог убить одного из них, чтобы Гермиону отпустили из Хогвартса на похороны посреди семестра. Но Долохов терпеливо ждал каникул. И этим он пугал Гермиону ещё больше. Она спрятала дрожащие руки под бёдра, чтобы не схватиться за палочку и не начать смертельную дуэль посреди гостиной. – Что вам нужно? – тихо спросила Гермиона, радуясь, что голос прозвучал ровно. – Умная девочка, – заметив её нарочитую сдержанность, усмехнулся Долохов. Грубый акцент заставлял его выговаривать согласные звуки очень чётко, и Гермиона поклялась никогда не забывать этот страшный голос. – Тебе нечего бояться – сегодня. Я пришёл с миром. И с предложением. Гермиона приготовилась слушать. – Суть проста: ты поможешь мне, я помогу тебе. Аккуратно спихнув кота, Долохов поднялся так плавно, что огни свечей даже не дрогнули. Он навис над Гермионой, как хищник над пойманной добычей, но через мгновение давящее ощущение исчезло. Вызывающе нежно приподняв подбородок Гермионы и встретившись с ней взглядом, Долохов продолжил: – Я могу защитить от Братьев твою семью. Я могу защитить тебя и залечить твою рану – я знаю, она причиняет тебе боль, девочка моя. Я могу подарить быструю смерть твоим друзьям, если для них не будет иного спасения. Я даже могу однажды подсказать, на кого из них нападут следующим. Я всегда держу слово. – Почему ты не пойдёшь к Дамблдору? – Дамблдору недолго осталось, – ухмыльнулся Долохов с мрачным весельем. Что-то в его плутоватой ухмылке дало понять, что он действительно верит в сказанное. – Дед одной ногой в могиле. Каламбур, вероятно, подчеркивал его убеждённость. Гермиона содрогнулась от возникшей ассоциации с надсатом. Хотя манера Долохова говорить отличалась, он также не был подростком, тем не менее, эта схожесть заставила Гермиону отшатнуться. Мужчина чуть сильнее сомкнул шершавые пальцы на её челюсти и притянул обратно. – У Дамблдора уже есть верный шпион, – протянул Долохов так, словно в самом деле знал о двуличии Снейпа. Гермиона никак не отреагировала на намёк. – К тому же старику нечего мне предложить в качестве равноценного обмена. – Ты… И что же я могу предложить тебе? – нервно спросила она. Хелен, держа в руках чашки из бабушкиного сервиза, на секунду мелькнула в коридоре, заставив дочь сильнее вжаться в подушки дивана. – Я всего лишь маглорождённая, у меня нет ни денег, ни известной фамилии, ни каких-то особых сил… – Ты ошибаешься. Ты очень особенная, Гермиона. Долохов стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своём лице и могла рассмотреть каждую его морщинку, каждое родимое пятно. Вплотную он казался гораздо старше, чем она думала. И пах почему-то ржаным хлебом… – Так чего ты хочешь? – Тебя. Гостиную наполнило густое молчание. Долохов по-прежнему сжимал подбородок Гермионы, и его глаза прожигали её скрюченную фигуру насквозь своим тяжёлым взором. – Да, ты – очень достойная плата, – повторил он. – Прислушайся к магии, девочка. Мы связаны. Нам быть либо вечными врагами, либо… Я бы предпочёл второй вариант, милая. Из кухни послышался звон посуды, и Долохов, проведя большим пальцем по щеке Гермионы, нехотя отпустил её. – Веди себя хорошо, девочка. Твои мама и папа будут крепче спать, если им не придётся меня бояться. – Пожиратель Смерти опустился в кресло и нацепил на лицо добродушное выражение. – Сдашь меня – я откушу им головы. Подумай до завтра, Гермиона. Буду несказанно рад, если ты всё-таки согласишься. – О чём речь? – донёсся из коридора голос Хелен. – Кстати, свет дали! Она щёлкнула выключателем и быстро задула свечи, пока Фердинанд ставил на стол чайник и тарелку с бисквитами. – Я предложил Гермионе помочь мне разобрать книжные полки. Старые владельцы держали их в таком беспорядке… – картинно вздохнул Долохов, и Гермиона неохотно восхитилась его актёрской игрой. – Как будто можно ставить рядом Кафку, Флобера и Овидия. – Какой ужас, – хихикнула Хелен. – Гермиона у нас обожает книги, правда, дорогая? Конечно, она поможет вам, мистер Ди. – Антонин, пожалуйста, – обезоруживающе улыбнулся Долохов. Морщинки вокруг его глаз задорно сморщились, добавляя улыбке искренности. Гермиону затошнило от завязавшегося в животе узла. Она с подозрением вслушивалась в болтовню своих родителей с отпетым преступником и Пожирателем Смерти. Они сплетничали о соседях, обсуждали грядущие парламентские выборы, поздравляли друг друга с Новым годом, даже сказали пару слов о каком-то комедийном сериале – «Мистер Боб», серьёзно, что за тупое название? – Гермиона не могла поверить своим ушам. И это грозный тёмный маг, который чуть её не убил? Да если бы она лично не видела, на что он способен на поле боя даже с заткнутым ртом, то первая бы назвала его очень привлекательным… собеседником. Мерлин, он смотрел магловские телесериалы, осознала Гермиона. Она совершенно перестала понимать этого человека. Вопросы к Долохову копились в голове и грозили вывалиться наружу, стоило ей открыть рот. – Всё в порядке, тыковка? – позвал Фердинанд. – Ты не притронулась к чаю. – Да, папа, просто устала, – автоматически выдала Гермиона. – Мне уже пора спать. – Конечно, дорогая, – улыбнулась Хелен. – Доброй ночи. Долохов тоже пожелал ей спокойной ночи, и Гермиона, уходя, сухо пообещала помочь ему с книгами после полудня. Она не сомкнула глаз до четырёх утра. Ей было о чём подумать… После завтрака Гермиона поняла, что впервые с начала лета её шрам совсем не болел. По груди и шее растекались тёплые волны магии, словно запоздало отвечая на прикосновение Долохова. Когда он дотронулся до её подбородка, его движения были уверенными, но не грубыми. А ещё немного волнующими, но Гермиона всячески старалась забыть этот постыдный факт. После новогоднего ужина с её родителями он не перестал быть Пожирателем, мать его, Смерти. Гермиона без особого успеха пыталась забыть все нерациональные реакции. Хотя бы до того, как он ответит на её вопросы, которые пришлось записать в блокнот, чтобы случайно не упустить тот или другой. Гермиона никогда не забывала то, что записывала. Как и обещала, в полдень она постучала в дверь соседнего дома, который раньше принадлежал Уилкинсам. Что с ними стало? Съехали они по своей воле или бесследно пропали, потому что Пожирателю плевать на жалких маглов? Гермиона покачала головой, зная, что домыслы не помогут ей в разговоре со своим потенциальным убийцей. Дверь открылась после первого же стука. Гермиона решительно зашла внутрь и огляделась. Дом казался насквозь магловским, только мантии и пустая кобура для палочки, висевшие на вешалке в коридоре рядом с меховым пальто и старомодным пиджаком, выдавали, что его обитатель – волшебник. Долохов обнаружился в гостиной. Он расслабленно лежал на потёртой софе и читал какую-то зловещего вида книгу. – Задавай свои вопросы, девочка, – кинул Долохов вместо приветствия и опустил гримуар на грудь. Проследив за изменением его позы, Гермиона заметила, что в этот раз на мужчине была только магловская футболка с «Дюран Дюран». Метка Волдеморта отчётливо выделялась на коже левого предплечья, под другим тусклым треугольным знаком, и Гермиона не могла не пялиться, как бы грубо это ни было. Треугольник был слишком большим и не сопровождался номером, чтобы являться тем, о чём Гермиона подумала в первую очередь, но и чересчур размытым – контур и цвет едва читались. Впрочем, номер мог скрываться под черепом и змеёй… – Какая у тебя цель? – отбросив навязчивые мысли об уродливых клеймах и ставивших их тиранах, спросила она наконец. – Ах, неужели я забыл упомянуть? – Долохов расплылся в оскале и в защитной манере скрестил руки поверх мрачной книги так, что его осквернённое чернилами предплечье скрылось от любопытных глаз Гермионы. – Я хочу стереть Тёмного Лорда с лица земли. Он опорочил свой титул и подвёл преданных Братьев тем, что сотворил с собой и с этой страной. Он не оправдал наших ожиданий. Бессмысленные убийства и пытки подчинённых в них точно не входили, когда я присягал. Гермиона понимала, что он имел в виду. В книгах Волдеморт всегда выставлялся злом во плоти, Гитлером мира магии, однако газеты того времени писали о нём совершенно иное. Волдеморт – Том Риддл тогда уже стёрся из памяти – был многообещающим политиком в шестидесятых годах, в семидесятых он мог бы претендовать на пост министра магии, если бы не начал открыто уничтожать противников его взглядов. Как вынужденная реакция появились «борцы за свет», «безымянная группа линчевателей», «ставленники Дамблдора». Орден Феникса действовал скрытно, хотя всегда появлялся одновременно с Пожирателями Смерти. Единственное отличие между ними было – отсутствие Метки в небе и на плоти. Не то чтобы Гермиона проверяла руки и другие части тела членов Ордена. Читая старые статьи впервые, она считала, что пресса лишь повторяет мнение министерства, однако после прошлого года уже не была так уверена. Книги отражали очевидный прискорбный факт: историю писали победители. Те самые победители, которые без суда посадили Сириуса в Азкабан. Сколько лжи можно было раскопать, если задаться целью? Этот вопрос тоже не давал покоя Гермионе ночью. Что, если не все Пожиратели заслуживали Азкабана? Не такие, как Беллатриса, конечно. Были ли среди приспешников Волдеморта те, за чьи преступления в мирное время наказали бы всего парой лет лишения свободы? Имела ли место обратная ситуация, и кого-то обманом спасли от тюрьмы, как Крауча-младшего? Гермиона не хотела в это верить, но, к сожалению, факты говорили сами за себя, а она уже не была той наивной гриффиндоркой, которая мечтала поймать василиска. Вряд ли Долохов входил в число несправедливо осуждённых, но у него, похоже, имелся некий кодекс чести. Уже только это ставило его в глазах Гермионы выше какой-нибудь там Амбридж. Если люди, подобные ей, продолжали свободно ходить, принижая разумных существ и пытая студентов, то… Гермиона не смогла закончить мысль, она пока слишком мало знала о Пожирателях Смерти, чтобы осознанно обелять кого-либо из них. Желание найти в Долохове хоть что-то положительное ударило Гермиону под дых. Она глубоко вздохнула и неожиданно смело спросила: – Какой прок от моего участия? Даже без Дамблдора, если твой прогноз верен, – Гермиона скептически фыркнула, – Орден продолжит бороться. А я не состою в нём и даже не окончила школу. Я уже проиграла тебе. Связь или нет, но разве это не показатель моей… некомпетентности? – Нет-нет, глупая девочка. – Долохов резко поднялся, и книга скатилась ему на колени. – Неужели в Хогвартсе совсем ничему не учат? Гермиона непонимающе уставилась на мужчину и, не желая продолжать стоять, присела на подлокотник софы. Других сидячих мест, увы, в комнате не нашлось. Долохов раздражённо тряхнул головой и произнёс что-то определённо ругательное, хотя Гермиона и не разобрала что. Скорее всего, это была смесь языков. – Ты совершеннолетняя, девочка моя, – медленно произнёс Долохов, внимательно глядя на Гермиону. – Физически ты уже была – тогда, в министерстве. Иначе связь завязалась по-другому. Или её не было бы вовсе. Неважно. Главное, что ты совершеннолетняя и ты… – Он сделал паузу и медленно подсел ближе к месту, где умостилась Гермиона. – И ты никогда не была с мужчиной. Гермиона отпрянула бы, если бы это не означало абсолютно нелепо свалиться на пол. Прокручивая в голове слова Долохова ещё и ещё раз, она покраснела. Тот, вероятно, находя её реакцию немного забавной, коротко рассмеялся. У него был такой же жуткий смех, рваный и дикий, как у Сириуса, только менее животный. Наверно, после Азкабана никто не сохранял способность нормально смеяться. – Когда я учился в Хогвартсе, магию крови уже не преподавали, но книги можно было найти в библиотеке. – Долохов поднял том в кожаном переплёте и задумчиво постучал по нему пальцами. – Кровь девственницы очень мощная вещь. Как и слёзы, и волосы, и особенно сердце. Добровольно отданные, они настоящее сокровище. Снейп слюной бы изошёл, если бы знал, что я могу сотворить с твоей помощью. – Он придвинулся ещё немного в сторону Гермионы. Их разделяла всего пара футов. – Естественно, это не сработает, если тебя принуждать. Гермиона наконец позволила себе вдохнуть и поняла, что её плечи уже ноют от напряжения. Она немного расслабилась, и сидеть сразу стало легче. – Вообще, в некоторых ситуациях добровольно отданная девственность даже жизнь может спасти. – Долохов усмехнулся, когда Гермиона покраснела ещё сильнее. – Да расслабься, девочка, я много кто, но не насильник. О такой жертве не просят. Это чистый дар. Некоторое время они оба молчали, Гермиона растерянно теребила свой блокнот, испещрённый идеально ровными строчками, не решаясь нарушить тишину. Она осторожно посмотрела на Пожирателя Смерти. Долохов продолжал рассматривать её с ненавязчивым любопытством, иногда задумчиво покусывая губу. – Эти ритуалы… относятся к тёмной магии? – всё-таки спросила Гермиона через пару минут. Она сидела чуть выше, что добавляло ей уверенности, хотя в действительности это ничего не значило. Мужчина отвернулся и положил лохматый затылок на спинку софы. В его чёрных волосах Гермиона внезапно нашла немало седых. Это открытие неожиданно сделано Долохова… более человечным. – В наше время не осталось специалистов, способных разделить магию на тёмную и светлую. Сейчас все исходят из заблуждения, что тёмная магия злая, а светлая добрая, – довольно разочарованным тоном проговорил он. – Я бы сказал, что ритуалы на крови находятся в серой зоне. – Что за лицемерие, – не удержалась Гермиона. Долохов лишь поднял брови. При свете дня его карие глаза казались ярче и глубже, они затягивали и мешали Гермионе логически мыслить. И она снова почувствовала запах домашнего хлеба. – Я имею в виду… Это не тайна, что вокруг дома Гарри стоит кровная защита, поэтому ни Вол… – Гермиона запнулась, вспомнив о реакции профессора Снейпа на это имя. Со стороны директора и других членов Ордена было не очень гуманно использовать его рядом с тем, кому это причиняло неудобства или даже боль. – Поэтому ни Он, ни Пожиратели Смерти не могут до него добраться. – Да. Лили Поттер принесла в жертву свою жизнь. Великий дар, – негромко сказал Долохов. – Это есть во всех современных книгах о той войне, не так ли? Боги ведают, как долго эта защита продержится, учитывая, как легко мальчик бросается в объятия Повелителя. Гермиона невесело усмехнулась. – Лили Поттер стала героиней, но нигде не пишут, что именно она сделала, – поправила она. – Нигде не сказано, что Гарри Поттера спас ритуал потенциально тёмной магии. Но ведь наверняка есть и другие ситуации, когда подобная магия спасла бы чью-то жизнь или хотя бы продлила её. Это несправедливо, что этому больше нельзя научиться. – И это говорит мне маглорождённая, – улыбнулся Долохов. Гермиона заметила, что самый левый верхний резец у него сколот. – Можете смеяться, – отмахнулась она. – Но проблема морали существует в обоих мирах. У магов запрещена тёмная магия, а у маглов аборты, эвтаназия и наркотики для больных раком. Как будто незнание или наказание остановит всех. Глаза Пожирателя Смерти на мгновение сузились, но потом он продолжил импровизированную дискуссию как ни в чём не бывало. – Книги по ритуалистике сохранились в библиотеках старых семей, архивах Мунго и министерства, куда попасть не легче, чем в катакомбы Гринготтса. Нынешнее поколение волшебников не имеет к этим знаниям доступа, поэтому и не использует. А кто имеет, девочка, тот молчит. Гермиона добрых полчаса переваривала услышанное. Пока она сидела, погружённая в свои мысли, Долохов подал чай – чёрный с лимоном – и поставил чашку на низенький столик перед софой, а сам устроился с той самой зловещей книгой. Моргнув, Гермиона крепче сжала блокнот. От её чашки до сих пор шёл пар. «Как любезно», – подумала она, распознав согревающие чары. – Я хочу знать об этом всё, – решительно заявила она. – Я приму твои условия, если ты поклянёшься исполнить то, что обещал вчера. И если ты всегда будешь объяснять последствия наших ритуалов, кратковременные и долгосрочные. Лицо Долохова приобрело почти счастливое выражение, которое моментально было испорчено жеманной усмешкой. – Я поклянусь, девочка, – игриво ответил он. – Но и ты тоже. Я ведь не хочу, чтобы ты по неосторожности рассталась с девственностью в школе, переполненной слюнявыми подростками. Впервые за целую неделю Гермиона от души рассмеялась. Что ж, у Долохова ушло подозрительно мало времени с начала их мирного общения, чтобы развеселить её – до недавних пор его врага. – По рукам, мистер Ди. – Антонин для тебя, умница. – Тебе правда нужна помощь с книгами, Антонин? Долохов задорно хмыкнул и, панибратски похлопав Гермиону по колену, поманил её на второй этаж. В конце концов, ставить рядом Кафку, Флобера и Овидия было настоящим преступлением.Примечания
«Дед одной ногой в могиле». Каламбур, вероятно, подчеркивал его убеждённость. Гермиона содрогнулась от возникшей ассоциации с надсатом» – напоминаю, что про деда Антонин говорит на родном языке. «Дед» и dead звучат похоже, поэтому каламбур, хотя Гермиона и не поняла смысла этой реплики. Надсат – это вымышленный язык в романе Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин», на котором в нём общалась молодёжь, а также это обозначение их возрастной группы. Последнее время я читаю фики на ао3 и мне неоднократно встречался Антонин, говорящий blyat, devochka, milaya и так далее, я даже пару раз помогала авторам правильно использовать русские слова, так что это просто отражение моих эмоций по этому поводу. «Мистер Боб», серьёзно, что за тупое название?» – на самом деле, это «Мистер Бин», а bean – это боб, типа фасолька. «Гермиона никогда не забывала то, что записывала» – в этой АУ у неё эйдетическая память, поэтому визуально она запоминает практически всё. «Метка Волдеморта отчётливо выделялась на коже левого предплечья, под другим тусклым треугольным знаком… Треугольник был слишком большим и не сопровождаться номером, чтобы являться тем, о чём Гермиона подумала в первую очередь» – это, конечно, намёк на знак Гриндельвальда. Мне нравится хэд, что Антонин если и не примкнул к нему в прошлом в силу возраста, то, как минимум, восхищался – оттого он и разочарован в Волдеморте. У Гермионы знак вызвал ассоциации с метками заключённых Аушвица, где евреям иногда ставили треугольники под номерами. (У меня Антонин не еврей. Вообще редко встречаю персонажей Поттерианы – евреев, но в этом что-то есть.)