***
Недаром говорят, что беда одна не приходит, иначе почему неприятности сваливались на них беспрерывной чредой? Сначала разлад в команде, потом побег заключённых, а теперь и сама госпожа Смерть пожаловала по их души в составе двух Предвестников и нескольких дюжин солдат. Фатуи, как известно, снисхождением к врагам никогда не славились, а вот дурного о них всегда ходило немало. Среди них водились и сумасшедшие учёные, и садисты, по слухам, пытающие до самого морального слома, и всякие другие жуткие личности со своими причудами. Судьба попавших к ним в руки людей явно была незавидна… Мужчина мчался по коридору, иногда спотыкаясь о свои же ноги. Наверху слышалась пальба и звуки стремительно утихающей борьбы. И побеждали явно не его сокомандники. За спиной вилась целая стая цицинов. Он пытался отмахнуться от них оружием, но проворные твари ловко уворачивались от ударов и противно пищали, выпуская в него очередную серию крио зарядов. Один из таких неудачно пришёлся в район бедра, отчего мужчина тихо пробормотал какую-то брань и юркнул в ближайшую каюту, захлопывая за собой дверь. Грудь буйно вздымалась: не столько от бега, сколько от нарастающей паники. Нужно было срочно найти путь для отступления. — Что на это раз? — возмущенно уставился на него товарищ, лениво приподнявшись с кровати. — Ты какого чёрта спишь в такой момент?! — Я сутки носился. Должен же я отдыхать, иначе совсем здесь издохну. — Идиот! Издохнешь ты, если не пошевелишься! Там облава вовсю! — В смысле? — опешил товарищ, неуклюже сползая с простыней. Первый грубо оттолкнул его в сторону, проходя к иллюминатору, и суетливо дёрнул рычаг. На четвёртый рывок железка наконец поддалась, впуская в каюту порыв свежего воздуха. — В смысле ноги делать надо! Большинство наших уже повязали. Неровен час, и нас тоже того… — мужчина высунул голову в окно и посмотрел вниз, а затем попытался просунуть в отверстие руки. — Эй, ты что делаешь?! Там же вода ледяная! — Лучше в воду, чем к этим. Ещё на опыты пустят, — дрожь прошлась по затылку, пока лицо обдавал холодный ветер. — А ты не стой столбом! Подтолкни хотя бы! — Не пролезешь ведь, — всё ещё пребывал в растерянности второй, но глазами принялся искать средство для самообороны. Хотя едва ли то смогло бы сейчас помочь, в их-то ситуации. Старший застрял, а сам он драться толком не умел, только пару приёмов для защиты знал, и те плохо помнил. — А товарищ твой дело говорит, — послышался из угла насмешливый голос, и оба бандита застыли. У стены вальяжно расположился юноша в причудливой шляпе. Он не двигался — наблюдал, и по лицу было видно, что безвыходность ситуации незадавшихся беглецов потешала его. — Ну чего же вы остановились? Продолжайте. Или требуется посторонняя помощь? Ток разрядом прошёлся по стопам мужчины, и тот задёргался, пытаясь пролезть в окно с удвоенной силой. Второй растерянно наблюдал за тем, как болезненно извивался и шипел его сокомандник, в безуспешных потугах выбраться наружу, пока обувка несчастного медленно чернела, морщилась и облезала по краям. Бандит испуганно покосился на расслабленного незнакомца, на одеждах которого пусть и не сразу, но сумел различить отличительную эмблему Фатуи. — Что? Не собираешься спасать своего друга? — прозвучало от Скарамуччи с издёвкой. Сам он будто был ни при чём — не более чем зритель, взирающий на разыгрываемую пьесу со зрительского сиденья. Мужчина выставил перед собой дрожащие кулаки. Естественно, напугать этим он никого бы не сумел. Да даже защититься, ведь что его кулаки против силы одного из семи элементов? Юноша его даже за соперника не считал. Поэтому, делая вид, будто подбирается ближе, в какой-то момент беглец малодушно бросился к двери. Скарамучча даже не шелохнулся, когда та со свистом захлопнулась, отдаваясь в дереве лёгкими колебаниями. Всё равно далеко убежать у обречённого бы не вышло: за дверью уже наверняка поджидали вооружённые агенты Фатуи. Бессмысленные трепыхания в попытке уйти от неизбежного выглядели со стороны скорее жалко, нежели впечатляюще. — Как и заведено, крысы бегут с корабля, — рассуждал Предвестник вслух, а затем обратился ко второму — застрявшему. — Твой товарищ предпочёл бросить тебя. Ах, да… Ты ведь уже не слушаешь, — рассмеялся Скарамучча, наблюдая за повисшими обгорелыми конечностями, что тряпьём свисали из рамки окна. — Всё развлекаешься, Сказитель? Предвестник лениво дёрнул головой в сторону и неторопливо отлип от стены, выходя в коридор. Там стояла Арлекино, пока на фоне рыскали маги цицинов в окружении своих излюбленных пискливых питомцев. — А ты завидуешь? Потому бросила все свои дела, чтобы каждому шею собственноручно свернуть? Наверное, огорчена, что я отнял у тебя такое удовольствие. — Не равняй по себе. Я здесь не только за этим. — Да-да, понимаю, — Скарамучча артистично зааплодировал. — Спасение воспитанников. Игра в благородство. Куда же без этого? Арлекино ничего не ответила, ибо не считала его персону стоящей ни своего времени, ни внимания. В глазах Предвестницы Сказитель был всего лишь самовлюблённым ребёнком с непомерно длинным языком, крайне скверным характером и не в меру раздутым самомнением. Иногда, после очередного броского высказывания, этот язык хотел вырвать с корнем, но в большинстве своём к его заносчивым речам она оставалась безразлична. Пока Скарамучча не мешался ей на пути, он мог развешивать ярлыки ровно так, как ему вздумается. Его искажённый взгляд на вещи Предвестницу отнюдь не волновал. Когда они двое спустились вглубь, на нижние ярусы корабля, оперативники уже вывели из камер большую часть детей. Некоторые плакали, некоторые только удивлённо и неверяще моргали. Часть рассыпалась в вопросах и благодарностях перед своими внезапно нагрянувшими спасителями. Большинство потянулось к Арлекино, сразу узнав в Предвестнице «Отца», пока остальные робко держались поодаль, растерянно наблюдая за первыми. Им до воссоединения с семьей ещё было нескоро. «Театральщина», — скучающе наблюдал Скарамучча за развернувшейся слезливой сценой. Однако, когда к нему подбежала бледная, растрёпанная девочка и дёрнула за рукав, Предвестник опустил вниз брезгливо-вопросительный взгляд. Малышка переступила с ноги на ногу и скромно улыбнулась ему. За её спиной неприметной тенью стоял парень постарше. — Вас ведь привели наши друзья? — спросила она застенчиво, на что Скарамучча озадаченно выгнул бровь и наклонился. — Друзья? Девочка стушевалась и, растеряв всякую уверенность, потупилась в пол. Тогда Рудольф решил взять пояснения на себя. — Две девушки: блондинка и рыжая, зовут Люмин и Чжу Тин. Им удалось сбежать. Они обещали привести помощь. Глаза Предвестника расширились от удивления. В иной раз он мог бы посмеяться, что бандитов-идиотов смогли обвести вокруг пальца даже дети, вот только смешно отчего-то на этот раз не было. И дело было вовсе не в том, что эти самые «друзья», про которых поведали ребята, никого на самом деле не приводили. «Люмин была здесь», — и это первое, за что ухватилась его мысль. Теперь всё вставало на свои места, между событиями складывалась причинно-следственная связь. Похищение — вот причина её резкого исчезновения. Это была не её собственная прихоть. Вот только облегчения или тем более радости Скарамучча по этому поводу также не испытал. Он уже решил, что ему нет до девушки дела; что ему не интересно произошедшее, не важны мотивы. В этом юноша убеждал себя на протяжении последней пары дней. Его главная цель — Сердце Бога. Именно на его заполучении он и должен сосредоточиться, не отвлекаясь на всякую ничтожную ерунду. — Их было двое? — вмешалась в разговор Арлекино. Она не сразу заметила, что некоторые из пропавших воспитанников отсутствовали. Зато когда всё утихло, это быстро бросилось в глаза, вынуждая тонкие брови нахмуриться. — Мы не знаем, — помотал головой Рудольф. — Одиннадцать. Они ушли утром, на рассвете, — выкрикнул голос из толпы. — Тогда нужно разворачивать поисковую операцию… — задумчиво пробормотал Скарамучча, а затем начал раздавать распоряжения. — Все маги цицинов, а так же пиро мушкетёры отправятся со мной. Остальные сидят здесь и присматривают за арестованными. — Нет смысла и далее прохлаждаться здесь, — возразила Слуга. — Остальные отправятся со мной в город. Но, Сказитель… — она наклонилась к нему, предупреждающе сверкнув глазами. — Надеюсь, ты понимаешь, что должен привести их живыми, — перейдя на угрожающий шёпот, сказала она. — Конечно. Если только их ещё не растащили на куски дикие звери или не сварили заживо оголодавшие хиличурлы. В такую пору могли и не побрезговать. Чем не деликатес: маленькие, заблудившиеся дети? — ухмыльнулся ей в лицо Скарамучча, наслаждаясь видом смеси презрения и раздражения, проскользнувшего в острых чертах. — Ты меня понял, — поставила точку в разговоре Арлекино и, развернувшись, махнула рукой. — Идёмте за мной. Не толкаемся. Если кому-то станет плохо, сразу предупреждайте меня или кого-то из взрослых. На этом их пути временно разошлись.***
Пробираться сквозь снег ночью — дело не из приятных и далеко не из простых, особенно, когда сугробы порой достигают чуть ли не пояса, а погода воет волком, словно выплёскивая наружу всё накопленное негодование. Рядом бежали собаки, тянущие позади себя сани за строп. Из их пастей маленькими облаками клубился пар, застывая в воздухе уносимыми ветром снежинками. Изредка животные останавливались под командованием мушера, принюхивались, ждали, пока остальные нагонят их, и вскоре вновь продолжали брести по снегу, глубоко дыша и похрипывая. Впереди всего отряда шли маги, ориентируясь по чутью ведущих их крио цицинов, а следом за ними неутомимо пробирался Скарамучча. Сигнальные огни в фонарях помогали не затеряться в вихрях, среди хвойных веток и высоких стволов. Видимость была плохая. Слышимость тоже. Немногие верили, что детей удастся найти живыми. Да даже их трупы отыскать было бы крайне непросто: занесёт снегом — и всё. А до города добраться они не могли. Не успели бы до начала бурана. — Нашли! Двое, — выкрикнул неожиданно один из застрельщиков спустя пару часов таких поисков. В сугробе, припорошенные снегом, жались друг к другу два мальчика. Бледные, почти синие. — Живые? — Один из них — да. Другой, кажется, не дышит. — Тот, что живой, в сознании? — спросил Скарамучча, подойдя ближе. Ответа не понадобилось: один из них бессвязно бормотал что-то про страшное «чудище», сипел полушёпотом, переходящим в тихие крики, и дополнял это всё бессвязными всхлипами с тяжёлыми вдохами. — Садите в сани обоих, и в город. Пусть ими занимается Арлекино и её прихвостни. Ты и ты, — указал Предвестник на двух ближайших агентов. — Остальные — продолжаем поиски. Водрузив на руки два ледяных тела, мужчины кое-как забрались на сани и укрыли детей косматыми пледами. Мушер взглянул на это как-то тревожно, а затем дёрнул повод. Собаки пустились бежать, отчего воз изредка подскакивал на очередном ухабе. Вскоре сани растворились средь окружающей белизны, и даже следы их замело, не оставляя ни единого признака былого присутствия. — Остановимся здесь. Другие должны быть где-то поблизости, — обратился Скарамучча ко всем и двинулся вправо. Отряд разбрёлся на приемлемое расстояние друг от друга, начиная усиленные поиски. Проверяли кусты, большие сугробы, редкие ямы. Так нашли ещё одного ребёнка. Живого и даже в сознании. Он испуганно вцепился в них продрогшими руками, и, пока его пытались отогреть и успокоить, сумбурно пересказывал произошедшее. С новыми деталями между агентами росло изумление. Кто ж знал, что такое водится здесь, в заброшенных ходах под пластами снега и земли? Может, и ходили редкие слухи, да ведь даже если и ходили, знающие считали, что это просто старые выдумки. Скарамучче же рассказ мальчика показался подозрительным, но он решил не придавать услышанному большого значения. Чего в Тейвате только не водилось, он и сам являлся тому весьма показательным примером. А вот на вопрос, стоит ли искать ход в таинственное место с чудовищем, Предвестник ответил исчерпывающее «нет». Если там кто-то и остался, то только нежильцы, а следовательно, и риски можно было назвать неоправданными. Поиски тем временем продолжались, а метель начинала потихоньку стихать. Скарамучча раздвигал ветки — высматривал, есть кто живой или мёртвый, и шёл безустанно вперёд. В какой-то момент перед глазами мелькнуло знакомое золото. Помедлив, юноша направился на его блеск. Там, под раскидистой елью, сидели две небольшие фигуры: Люмин и незнакомая ему девочка. Обе присыпанные тонким слоем снега, сухими ветками и иголками. Он счёл их поначалу мёртвыми: девушки почти не шевелились, но когда глаза, мутные и потемневшие, приоткрылись, рассредоточено смотря сквозь него, изо рта непроизвольно вырвался насмешливый комментарий: — Надо же, живая, — хмыкнул он и тут же нахмурился. Она сидела прямо перед ним, бледная, с потрескавшимися губами, живая. Да, может, Люмин и не была человеком, но слишком уж во многом походила на обычных людей, на жалких, ничего не стоящих смертных. В повадках, во внешности, в хрупкости собственного тела. А может, на самом деле человеком она и являлась, ведь в груди её билось такое же сердце, что невольно ускоряло свой ритм во время вспыльчивой злости или мерно стихало от тихой, бесхитростной радости. В отличие от него. У него в груди обитала лишь пустота, окружённая сплетением ненастоящих сосудов, по которым текла такая же ненастоящая кровь. Пустота неприятная, скребущаяся, взывающая и требующая обещанного — того, что по праву рождения, с самого появления куклы на свет, должно было принадлежать ему, и то, в чём ему так несправедливо было отказано. И всё-таки они оказались чересчур разными. Сколько бы Скарамучча ни находил ранее сходств с прошлым собой, лишь эта черта, лишь наличие у Люмин сердца, уже ставило их в заведомо неравные условия. Это с самого начала было бесчестно. Он зацепился за её беспросветную наивность, за поразительную неосведомлённость об окружающем мире; за то, что она была как белый лист, что вот-вот сорвётся и улетит при первом же порыве плутливого ветерка. Как он, прежде чем его обманули, показав истинную суть вещей; разбили красивую обёртку на осколки, открыв глаза на бурлящую скверну за ней. Неужели ему подсознательно хотелось защитить эту искреннюю невинность? Или постоянное одиночество заставило ухватиться за первого, кто показался ему похожим и оттого — достойным находиться рядом? Сейчас это уже не имело значения. Перечёркнутый этап, что забудется по прошествии лет, как забывалось всё незначительное за течением неумолимого времени. — Кацуо? — прозвучало с сомнением, неосознанно. Кажется, она сочла его за мираж, всего лишь иллюзию, порождённую уставшим от череды событий разумом. Но даже так, выражение лица Люмин потеплело, стало спокойнее, а губы приподнялись в едва заметной улыбке. Скарамуччу это не могло тронуть, но на мгновение её странная, неуместная радость проняла его. На долю секунды, прежде чем безразличие вернулось на своё законное место. Предвестник обернулся и подозвал троих агентов, чтобы те унесли девушек отогреваться, а сам продолжил поиски пропавших. Спустя ещё пару часов, когда вся ближайшая территория была обследована вдоль и поперёк, весь отряд отправился в город, в Дом Очага. К моменту прибытия на место уже подбиралось спокойное морозное утро. От былого снегопада и ветра не осталось и следа. В здании было достаточно шумно, хотя в самом центральном зале людей было немного. Медперсонал и воспитательницы носились вокруг прибывших, отогревали их, задабривали угощениями и ласковыми словами, гладили по голове, утешая. Особенное внимание уделялось ребятам в бессознательном состоянии, некоторые из которых никак не приходили в чувства даже после всех предпринятых мер. В дверные проёмы осторожно заглядывали любопытные лица уже проснувшихся воспитанников, на что взрослые периодически грозились им пальцами. Тогда они лишь ненадолго отходили от дверей и уже спустя пару минут вновь толкались за право подсмотреть за героями разлетавшихся, подобно семенам одуванчика, слухов. Арлекино отправила оперативников к семьям пострадавших, чтобы те оповестили о произошедшем встревоженную родню, а сама уехала с отловленными бандитами в штаб, оставив за главную в приюте свою доверенную заведующую. Не найдя в стенах этого дома для себя более ничего примечательного, Скарамучча очень скоро ушёл под пристальный взгляд полностью очнувшейся к тому моменту Люмин. В конце концов, ему предстояло ещё провести допрос и написать отчёт по завершении задания, а откладывать дела на потом юноша не любил. Ближе к вечеру очнулась и Чжу Тин. К тому моменту большинство семей уже воссоединились друг с другом, а вернувшиеся воспитанники разбрелись по своим группам, повествуя друзьям о произошедших с ними приключениях. В комнате ожидания сидели только Люмин, Чжу Тин и пара ожидающих своих родителей братьев. Вид девочки оставлял желать лучшего. Она смотрела в пол, будто стыдясь посмотреть куда-то выше уровня ног, почти не двигалась — то ли от изнеможения, то ли из нежелания — и молчала. Люмин догадывалась о том, что чувствовала подруга, и отчасти даже разделяла эти эмоции с ней. Если бы они остались тогда в камере, то никто бы не пострадал. Никто бы не умер, не испытал такого пробирающего до костей ужаса, не промёрз бы до состояния онемения, когда собственное тело — тюрьма. За ними бы скоро пришли. Они не дождались совсем немного, совсем чуть-чуть, и вот, каков был результат. А ведь движимые ими намерения не таили в себе ничего плохого. Являлся ли их поступок неверным, раз последствия оказались настолько катастрофическими? Раз для кого-то их решение обернулось смертельным исходом? Люмин не знала. Она могла бы сказать, что в произошедшем их вины нет, и, возможно, это подбодрило бы сокрушённую Чжу Тин, вот только насколько честны были такие слова, оставалось неясно. Не обернулось бы это наивной ложью, чтобы прикрыть собственную опрометчивость? Сделанного не воротишь — единственная непреложная истина, и хотя сожалеть о поступках своих не имело ни малейшего смысла, на душе всё равно оставалось паршиво. Как тогда, когда они бежали, даже не попытавшись помочь остальным. Вернее, не пыталась она. Люмин знала, что поступила на тот момент правильно, иначе они обе делили бы сейчас участь с погибшими, но легче от этого осознания не становилось. Так уж вышло, что рациональность плохо ладила с эмоциями. И если в момент опасности победу одержал здравый рассудок, то сейчас контроль оказался в руках смешанных чувств. А в своём влиянии они оказались весьма беспощадны. Молчание продолжалось долго. До тех пор, пока дверь не открылась, и к мальчикам на соседней кровати не бросилась молоденькая женщина в чёрном манто. Она их целовала, обнимала, а те, рыдая, обнимали её в ответ. Только в этот момент Чжу Тин пересилила себя и оторвала взгляд от пола. Счастливое воссоединение вызвало у неё на лице ещё большую тоску и — что стало для Люмин неожиданностью — решимость. Когда в комнате всё стихло, и они остались одни, Чжу Тин опасливо обернулась на Люмин. Девочка долго молчала, словно боялась сказать что-то лишнее. Будто если спросит, то её непременно проклянут, обругают, оттолкнут, как единственно виновную во всех случившихся бедствиях. Однако, собравшись с духом, Чжу Тин пробормотала: — Болит? — указала она на лодыжку знакомой. Девушка удивилась. Она уже успела позабыть об ожоге: тот почти не болел. По крайней мере, до тех пор, пока Люмин не пыталась встать и пройти по комнате больше одного шага. — Нет, — она помотала головой, коснувшись пальцами белой повязки. — И спасибо. За помощь. Чжу Тин ожидала чего угодно, но не благодарности. Она поджала губы, вновь возвращаясь к разглядыванию витиеватых узоров на лакированной древесине в полу. Это занятие помогало успокоиться и собрать мысли в кучу, пусть и не сильно. — За тобой тоже скоро придут? — столкнувшись с непониманием, она тут же неуверенно добавила: — Мама? Папа? Или… хотя бы друзья? — Не знаю, — догадавшись, о чем её спрашивают, ответила Люмин честно. О родных она ничего не слышала. Не знала даже, а был ли у неё хоть один человек, что переживал бы о её пропаже так же сильно, как родительница этих мальчишек. Наверное, да, раз сердце так сжималось при любой мысли о близких. И, наверное, ей стоило бы приступить к их незамедлительным поискам. Но с чего начать? Что, если за всеми усилиями последует одно сплошное разочарование? У неё уже были Агафья и Кацуо, хотя она и не знала, в порядке ли бабушка после всего случившегося, а парень и вовсе слыл для Люмин сплошной загадкой: появился из ниоткуда, спас, а потом резко ушёл, не удостоив ни взглядом, ни словом. Впрочем, вечно сидеть в их компании, укрывшись в четырёх стенах, Люмин всё равно не устраивало. Сейчас, после всего произошедшего, она была твёрдо в этом убеждена. Что-то в ней требовало движения, поиска ответов. Как бы ни хотелось закрыться в маленьком мире непринуждённых разговоров и тёплых посиделок за столом, это казалось трусливым решением с инфантильной попыткой укрыться от сложностей. Такое никогда принесло бы ей полноценного счастья. — Наверное, за мной тоже… никто не придёт, — прозвучало на уровне шёпота, и на этом их недолгая беседа завершилась. На следующий день Люмин и Чжу Тин распределили в одну из групп. Их там встречали чуть ли не как героев, хотя ни первая, ни вторая не находили в своих поступках ничего, достойного такого радушия. В обед их навестила Лизель в неизменной компании Рудольфа. Девочка восторженно рассказывала о поездке на санях, о зареве городских огней и о том, как увидела по дороге высокого, бархатистого оленя. Хоть и немного, но этот рассказ помог отвлечься от плохих мыслей. А к вечеру, ближе к семи часам, в комнату ворвалась Агафья и ещё долго отказывалась выпускать Люмин из объятий, почти до самого ужина. Она громко ругалась, а потом осыпала извинениями, после чего, поутихнув, вновь начинала упрекать в неосторожности. Девушка хотела успокоить взволнованную старушку, но ей не давали вставить и слово. — А Кацуо не с тобой? — когда эмоции в женщине сбавили свой накал, спросила будто невзначай Люмин. В тот день она узнала для себя много новых красноречивых и неприличных ругательств. Агафья рассказала о том, как Кацуо на самом деле являлся шестым Предвестником Фатуи, назвала обманщиком, а также поведала о всех тех нелицеприятных слухах, окружающих его таинственную персону. Закончилась вся эта обличительная тирада словами о том, что видеть его более она не желает. Люмин не стала спорить с бабушкой, хотя и считала, что во многом та малость преувеличивала. Из Дома Очага они так и не ушли ни на следующий день, ни после. Агафья устроилась на должность младшей медсестры, часто болтая с воспитанниками, и, кажется, такая роль ей приносила неподдельное счастье. Жизнь здесь с каждым днём становилась всё более привычной и спокойной, невзирая на строгие правила приюта. Ребята отнеслись к новеньким на редкость дружелюбно, и яркая Чжу Тин довольно скоро сделалась душой компании. В отличие от неё, Люмин вела себя более отстранённо, сдержанно и зачастую — молчаливо. И только со временем, вместе с изучением нового для себя, эти границы незримо стирались. В один из дней, примерно спустя полторы недели от прибытия девушек в приют, в главном зале началось проведение набора на обучение будущих рекрутов, отчего все группы были собраны с целью попрощаться и подбодрить своих товарищей, что вскоре собирались встать на путь служения Царице. Как рассказывала воспитательница, такой набор проводили каждые пол года для старших групп, где о каждом из них были составлены краткое досье и рекомендательное письмо. — Смотри, смотри, это же Арлекино! — Чжу Тин подпрыгнула и потрясла подругу за плечо, когда в помещение вошла статная владелица Дома Очага. Люмин уже мельком видела её ранее, когда та приходила навестить и приподнять дух пострадавшим, и впечатление женщина оставила о себе как минимум неизгладимое. Вроде приветливая, спокойная, располагающая к себе, а в то же время было в ней что-то заставляющее насторожиться, держать ухо востро, не давая в полной мере расслабиться. «Отец», как привыкли её здесь называть, казалась для Люмин немного пугающей. — Ты всё еще надеешься с ней поговорить? — Конечно! Она ведь тоже участвовала в той операции. Я обязана узнать, что они ей рассказали. Не может быть, чтобы она ничего не слышала о моём папе. Люмин знала, что для Чжу Тин эта тема была крайне важна. Наверное, благодаря этому девочка и смогла восстановиться так быстро после пережитого, хотя порой тусклый взгляд выдавал всё ещё глубоко живущие внутри переживания. Как минимум, поведение её сделалось более сдержанным, даже если присущие ей озорство и лёгкая заносчивость никуда так и не делись. — Тебе не страшно? — Мне? — Чжу Тин сначала растерялась, но очень быстро напустила на себя излюбленную напыщенность. К этой особенности у Люмин уже выработался иммунитет. — Ха! Ни капельки. Осталось только дождаться, когда церемония закончиться, а затем можно будет осторожно подловить её в коридоре. — Не думаю, что это будет так просто, — выразила сомнение Люмин, но едва ли это могло поколебать уверенность подруги. — Ничего! Ты будешь мне помогать. — Не припомню, чтобы я соглашалась. — Конечно, ведь тебя и не спрашивали, — по-лисьи ухмыльнулась девочка и вцепилась в плечи Люмин, как бы наглядно давая понять, что выбора у неё, кроме как согласиться, — нет. Девушка вздохнула и подняла руки в знак безоговорочной капитуляции. — Хорошо-хорошо, я тебя поняла, — проще было сдаться без боя. Егоза опять втягивала её в очередное приключение, и Чжу Тин выглядела излишне довольной для той, кому совсем «не было страшно». — Опять замышляешь какую-то пакость? — послышалось внезапно со спины, и девочка испуганно вскрикнула. Окружающие начали коситься на их компанию с любопытством и — несколько реже — укором. Обернувшись, Чжу Тин лицом к лицу столкнулась с Рудольфом, что расслабленно стоял, засунув одну руку в карман, а другую приподнимая в приветственном жесте. — П-почему ты… Что ты здесь делаешь?! — шикнула она на него с неприкрытым упрёком. — Моя группа стоит по соседству с вашей. Заметил, как вы тут болтаете, и решил поздороваться. — А Лизель? Почему она не с тобой? — не заметив поблизости привычной макушки, спросила Чжу Тин с подозрением. На её памяти это был первый раз, когда она видела своих друзей порознь. В голову сразу постучала мысль о том, что неразлучная парочка в кое-то веки рассорилась, хотя представить их вражду было достаточно сложно. Рудольф взглянул на знакомую так, как если бы та ляпнула несусветную чушь, но воздержал себя от оскорбительного комментария. Вместо этого он подошёл ближе и, поравнявшись с девушками, терпеливо пояснил: — Она со своей группой. — Но разве вы не в одной… — Чжу Тин оборвала себя на полуслове, когда наконец осознала, что разница в возрасте между этими двумя была слишком существенной. От её прозрения Люмин тихо прыснула в кулак, что девочка расценила не иначе, как подлое предательство. — Подумаешь! Учитывая, как часто вы таскаетесь вместе, очень легко сделать ошибочные выводы, — вспыльчиво высказалась она в свою защиту, прекрасно осознавая, как нелепо это звучит. — Я просто присматриваю за ней. Наши семьи дружили, поэтому мы были знакомы ещё до попадания в Дом Очага, — поделился Рудольф и приставил палец к губам. — А теперь тише. Если продолжите отвлекаться, то пропустите самое интересное. Внимание троицы сосредоточилось в центре зала, где ровной шеренгой выстроились ребята в униформе Фатуи. Момент прощания был окончен, и теперь их вызывали поочерёдно к одному из четырёх представителей. Каждый из четвёрки выглядел строго, бывало. Не было сомнений, что жизненные обстоятельства и условия работы неплохо закаляли и вырабатывали стальной характер, ведь те, кажется, отказывали себе как в проявлении более ярких эмоций, так и в возможности переброситься друг с другом хотя бы парой фраз. Своим беспристрастным видом они напоминали деревянных солдатиков, с какими любили иногда поиграться мальчишки младших подгрупп. — Сейчас их разделяют в соответствии с выданными рекомендациями. Некоторые из них будут служить здесь, в Снежной, а кого-то отправят за границу. После прохождения обучения каждый из них попадёт под управление к кому-то из Предвестников, и, если не возникнет проблем, их закрепят за выданным местом, — без прикрас обрисовывал будущее новобранцев Рудольф в то время, как те распределялись по группам, лишь изредка взволнованно перешёптываясь между собой. — Выходит, они и сами не знают, что с ними будет дальше? — удивилась Люмин. — Такие себе перспективы… Неужели нет возможности выбрать самостоятельно, куда конкретно хочешь попасть? — Наверное. Я не уверен, — Рудольф нахмурился, как следует обдумывая свой ответ. Всё же не так много он знал об этом, так как прежде не испытывал к этой теме должного интереса. — Может, если ты достаточно сильный, чтобы заполучить признание верхушки… Ну или если сам Предвестник напишет специальное прошение или что-то в этом роде. Но для этого нужно водить нужные знакомства, а без исключительных способностей привлечь внимание кого-то из них будет практически невозможно. — Зачем вообще тогда рваться туда? — недоумевала Чжу Тин. Для неё это звучало бессмысленно. Она часто видела во время путешествий представителей Фатуи, но до сих пор не до конца понимала, с какой целью и чем они вообще занимались. — Хм… Вера в то, что делаешь благое дело, я полагаю? Возможно, стремление ко всеобщему признанию, желание проявить себя… Кому-то и этого может быть достаточно, чтобы обрести в жизни смысл, мнить себя героем. — И почему я чувствую в твоих словах оттенок пренебрежения? — хмыкнула Чжу Тин. Рудольф пожал плечами, будто в этом не было ничего удивительного. — Должно быть, потому что сам я ни за что бы не хотел оказаться на месте пушечного мяса, а для чего-то более перспективного во мне нет ничего стоящего. Люмин глубоко задумалась над словами парня, рассуждая о том, что сама бы сочла более предпочтительным в данной ситуации, а Чжу Тин бросила беглый взгляд на новобранцев, оценивающе осмотрела Рудольфа и, мысленно сравнив их, сказала: — Вот ты вроде весь из себя такой умный, интеллигентный, а нет в тебе ни капли благородства. — Твоё мнение, — как бы завуалированно намекнул парень на то, что слова такой тупицы не имеют для него значительного веса. Чжу Тин в словах подвоха, естественно, не разглядела. Прокатившиеся по залу громкие возгласы заставили всех троих вздрогнуть от неожиданности. После напутственной речи Арлекино ребята во главе с четырьмя представителями отправились на выход. Они махали, гордо улыбались свои знакомым, воображая, какие перспективы и светлое будущее могло их ожидать впереди, в то время как остальные свистели оглушительно вслед, подбадривая новоиспечённых Фатуи в ещё не свершившихся начинаниях. И лишь некоторые из ребят позволяли выразить себе грусть или страх перед неизвестным. Вскоре виновники всей процессии ушли, и группы начали потихоньку разбредаться по отведённым им комнатам в сопровождении женщин-опекунов. — Нам пора! Пока-пока, зануда! — бросила через плечо Чжу Тин и торопливо потащила Люмин за собой в сторону лестничной площадки, пока воспитательница не успела бы заметить средь суеты их намерения скрыться. На этот раз за попытку ослушаться могли запереть в изоляторе на весь день, чтобы отбить желание нарушать правила снова, а следующая возможность поговорить с Арлекино имела вероятность представиться не скоро. Проскользнуть до нужной двери удалось на удивление быстро и незаметно и, кивнув друг другу, сообщницы осторожно вышли, начиная подниматься по лестнице. То, что их потом отругают, факт неопровержимый, но если бы у них удалось получить нужную информацию, то, по крайне мере, это бы значило, что старания были проделаны не зря. Добравшись до третьего этажа, девушки услышали приближающиеся шаги. Люмин дёрнула запаниковавшую Чжу Тин за поворот, вжимаясь спиной в холодную стену, но на лестничную площадку никто так и не вышел. Звуки стихли совсем рядом с дверью, зато голоса стали достаточно различимы. — …отправиться в Фонтейн, но придётся задержать отплытие. Мне не нравится, как с каждым годом ситуация накаляется. К тому же стоило мне ненадолго отлучиться, как со всей округи тут же понабежала стайка шакалов, — голос Арлекино звучал отстранённо, с лёгкими перепадами тона на нижние ноты. — Беспокоитесь о благополучии «Буфф д’эте»? — Нет, Лини справляется хорошо. Мне не нравится отсутствие положительных новостей. Недолгая тишина, и дверная ручка резко опустилась, отчего Чжу Тин случайно икнула, вовремя прикрыв рот ладонью. Дверь открылась, и на площадку вышла владелица приюта, а следом за ней — главная заведующая в своём неизменно строгом костюме. Женщина сцепила руки за спиной и, судя по морщине меж бровей, размышляла о чём-то неприятном. — Сказитель больше не объявлялся? — Нет, у него сейчас полно своих забот. Через три дня отплытие в Мондштадт, — сделав два шага вперёд, Арлекино остановилась и поправила съехавшую брошь на груди. Чёрно-алый камень сверкнул в дневном свете, что бликами проскальзывал сквозь большое окно меж пролётов. — Могу только пособолезновать Розалине: иметь с ним дело достаточно неприятно, особенно с её нетерпимым характером. — Разве госпожа Синьора не могла справиться с этим сама? — Могла, — мрачно улыбнулась Предвестница. — Однако Пьеро решил ускорить ход событий. Не знаю, о чём он думает, но давай отложим в сторону этот разговор. В конце концов, пара любопытных ушей уже некоторое время подслушивает нас, — она повернулась в сторону укрытия девушек, по-особому сверкнув глазами. Казалось, что их сейчас съедят. Притом заживо. — Милые дамы, не покажетесь нам? — ласково, но оттого не менее пугающе попросила она. Сглотнув, Чжу Тин решила проявить отвагу и вышла из-за поворота первой. И хотя пальцы от волнения игрались с краями рукавов, на лице она старалась держать бесстрашие и уверенность. С точки зрения Люмин, что неохотно последовала за ней, выходило почти убедительно. — Вы двое… — замешательство заведующей быстро сменилось осуждением и некой гневливой эмоцией, — объяснитесь! — звучало достаточно строго, чтобы понять, что одним выговором они не отделаются. Изолятором, с большой вероятностью, тоже. Люмин подтолкнула в спину подругу, и девочка нервно улыбнулась домовладелице. Упускать предоставленный шанс было нельзя, а потому, вдохнув поглубже, Чжу Тин неуверенно начала объясняться: — Я хотела с вами поговорить… по поводу моего отца, Чжу Хуа. Говорил ли о нём кто-то из задержанных? Арлекино подошла ближе и, наклонившись, положила ладонь на голову подопечной. Лёгкие поглаживания помогали расслабиться достаточно сильно, чтобы захотелось довериться, даже если жест ощущался не столько заботливым и нежным, сколько обезоруживающим. — Скажи, ты знаешь, чем он занимался? — она не давила, но Люмин ощущала за действиями женщины скрытый подтекст. — Я желаю услышать честный ответ. Чжу Тин потупилась, перебирая пальцы. Вопрос породил небольшие сомнения. На задворках сознания проскользнула беспричинная неуверенность, но, отринув её, воспитанница кратко кивнула. — Я знаю, что он спонсировал различные проекты. Нам часто из-за этого приходилось путешествовать, переезжая с место на место, — без задней мысли ответила она. — Но в этот раз плохие люди обманули его. Главарь той банды был раньше его старым товарищем, — девочка в отвращении скривилась, будто одни воспоминания об этом уже были ей крайне противны. — Мы приехали сюда вместе, а потом мой папа узнал об истинных целях поездки. Тогда они сильно поругались друг с другом… Под конец рассказа выражение лица Арлекино смягчилось, словно именно такой ответ она и желала услышать. И эта холодная мягкость ужасающе контрастировала с её последующими словами. — Он мёртв, — словно выстрел в голову, слова пронеслись по лестничной площадке оглушающим свистом, хотя голос Предвестницы был всё так же умеренно тих. Без утешений, без красивых слов или заходов издалека с более деликатными и снисходительными формулировками. Так просто, будто в этом не было ничего выдающегося; как если бы эта фраза была всего лишь о том, что погода сегодня на редкость дождливая. Чжу Тин подкосилась. Она не вскрикнула, не возразила — догадывалась, хотя и верила в наилучший исход. В конце концов, будь всё иначе, папа бы за ней уже пришёл, и в каком-то смысле, пусть только отчасти, но стало даже легче дышать, ведь груз пустых надежд был наконец-то сброшен. — Отведи на кухню. Пусть Марта угостит еë чаем, — обратилась к заведующей Арлекино. Фотина вгляделась в побледневшее и опустошённое лицо воспитанницы, и в груди образовалась гнетущая тягостность. Вроде, не в первый раз приходилось наблюдать подобные сцены, а в каждый из них на душе нещадно принимались скрести кошки. Женщина бережно взяла Чжу Тин за руку, и придерживая, осторожно повела вниз. — Ты не пойдешь за ней? Или тоже хочешь что-то спросить? — произнесла Арлекино как ни в чём не бывало, подметив, что вторая девушка так и не сдвинулась с места. Люмин хмурилась, глядя вслед удаляющейся Чжу Тин. Она не отвечала ровно до тех пор, пока эхо стучащих о ступени каблуков не стихло окончательно. — Вы ей солгали, — послышался не вопрос — утверждение. Арлекино медленно прищурилась. Таинственный блеск лёгкого интереса мелькнул в угольно-чёрных глазах. И хотя это было не обвинение, женщина уловила в голосе отчётливые нотки кроющегося за бесстрастием осуждения. Это было достаточно смело, чтобы заслужить от неё небольшую уступку. — Скорее утаила правду. Считаешь мой поступок неверным? Люмин не могла дать однозначного ответа. Одна часть была убеждена, что лелеять ложь во благо было нечестно. Чжу Тин заслужила искренности. А другая вопрошала, а не обернулась бы эта правда потом крахом всего светлого в ней; не стал бы этот удар слишком фатальным. — Не знаю. Но я хотела бы узнать причину, почему вы поступили именно так. Арлекино указала жестом следовать за ней и начала неторопливо спускаться по лестнице. — Её отец был отъявленным мошенником, которого по итогу сгубили собственные товарищи. Такова правда. Но какова её цена, если и те, и другие уже давно гниют в земле? Ничто не докажет, лжив ли образ, воздвигнутый детским умом, а потому бессмысленно разрушать то, что уже смогло его вдохновить, — она обернулась, чтобы внимательно изучить реакцию воспитанницы. — Ответ смог удовлетворить твоё любопытство? Люмин задумалась. Позиция домовладелицы ей не понравилась. Она находила в ней что-то до отвращения грубое и циничное, но тем не менее, даже если признавать это было неприятно, могла понять и даже отчасти принять такую отличительную для себя точку зрения. — Выходит, что за всем тогда стоял он? — Нет, — усмехнулась Арлекино, сделавшись вдруг разительно более суровой. — Тот был всего лишь мелкой сошкой, одним из множества исполнителей. Там замешаны птицы куда более высокого полёта… Те, что нашли в идеалах воинственного народа способы набить свои бездонные карманы морой! — её голос наполнился глубоким презрением. — Я бы рассказала ещё, но о большем тебе знать не положено. До Люмин сразу дошло осознание, что от дальнейших вопросов следует воздержаться. Поблагодарив за уделённое время и извинившись за беспокойство, она отправилась к подруге в сторону общей столовой, надеясь, что успеет застать Чжу Тин там. По бокам мелькали разрисованные коридоры и двери, а в голове всё звучала финальная фраза Арлекино: «Не стоит, теперь мы — семья, а Дом Очага — твой дом». Это было сказано так покровительственно и непринуждённо, что было тяжело не поддаться местной идиллии. Однако крылось в этом и что-то неправильное. «Семья»? Новый «дом»?.. Нет. Люмин здесь было вовсе не место. Кому угодно, но не ей. Она чувствовала это нутром. И сегодняшний случай убедил её окончательно в решении докопаться до истины, какой бы непривлекательной она ни была. А потому девушка пообещала себе, что если представиться возможность, то еë она ни за что не упустит.***
После занятий всегда начинался обед. После обеда — личное время, в которое воспитанники старшего возраста предпочитали читать в тишине, рисовать, лепить или играть в различные игры — словом, заниматься любым личным досугом, что не был запрещён в стенах приюта. Обычно отдыхать большинство любило в одиночестве, а не в шумных компаниях, однако иногда случалось так, что кто-то придумывал идею для нового занятия и увлекал ей остальных. В тот день случилось так же, ведь кто-то раскопал ящик со всевозможными газетами и журналами. Откуда конкретно они взялись, зачинщик так и не поведал, зато заинтересовавшихся вокруг собралось немало. Пёстрые вырезки и фотографии завлекали своей новизной, а любопытство подталкивало к исследованию, и вот уже скоро за столом столпилось с десяток человек, что наперебой шуршали страницами с интригующими названиями. — Чжу Тин, не хочешь взглянуть? — попыталась Люмин ненавязчиво растрясти подругу, но та даже не удосужилась отнять лица от подушки. — Не хочу, — буркнула девочка и лениво перевернулась на другой бок. Вот уже вторые сутки как Чжу Тин продолжала лежать на кровати, будто не было для неё лучших друзей, чем постель и подушка. Бороться с её хандрой было сложно и, на первый взгляд, бесполезно. Ведь даже если в какой-то момент девочку удавалось взбодрить, вызвать хотя бы крохотную улыбку, то уже в следующее мгновение она вновь закрывалась в себе, морщась так, словно наелась целой корзиной кислых закатников. Ни Рудольф с Лизель, ни Агафья, ни сама Люмин успеха так и не добились. Единственная, у кого получалось на время вывести Чжу Тин из этого состояния, — повар Марта, что задабривала её сладкими угощениями, тайком приносимыми с кухни. — Собираешься весь день так проваляться? — Не знаю, — раздался безынициативный ответ, но лохматая макушка приподнялась достаточно высоко, чтобы открыть вид на понурый взгляд и припухшие веки. — А что, есть предложения лучше? — Да. Например, подняться с кровати, — предложила Люмин не без нотки сарказма, на что Чжу Тин только приглушённо фыркнула, вновь уткнувшись в излюбленную простыню. — Не хочу. И всё по новой… — А она всё лежит? — беззастенчиво подошла к ним Эйн — одногруппница и одна из многих, с кем Чжу Тин водила поверхностное общение, хвастаясь очередной повестью своих многочисленных приключений. Таких за период странствий у неё набралась целая коллекция, а местные обитатели обожали внимать увлекательным историям о местах, что были им мало знакомы. — Как видишь, — вздохнула Люмин и отступила в сторону, понимая, что в этой ситуации она, как и раньше, оказалась бессильна. Эйн молча оглядела Чжу Тин. Взвесила мысленно все «за» и «против», после чего без зазрения совести стряхнула ту с кровати прямо с подушкой, за которую девочка успела уцепиться в последний момент. За произошедшим последовало незамедлительное возмущение, но оно тут же стихло, стоило только нападчице начать тащить Чжу Тин за шкирку прямо в сторону компании за столом. — Пошли. Хватит строить из себя страдалицу. Там есть выпуск про грибосвинов. Ты вроде говорила, что тебе они нравятся. — Что?.. Никого я из себя не строю! И не надо меня никуда тащить! — обозлённо выпалила Чжу Тин, тут же вскакивая на ноги. Она грубо смахнула с себя чужую руку, на что Эйн сощурилась, сменив своеобразное дружелюбие на враждебность. — Тут все такие. Ничем ты не лучше и не хуже остальных, а драматизируешь так, словно главная героиня какой-то новеллы. От такого заявления Люмин невольно опешила, а Чжу Тин умолкла, уставившись в пол. Слова Эйн пришлись по девочке хлёсткой пощёчиной, что вогнало её в кратковременное замешательство. За растерянностью и обидой постепенно начинала вскипать чистая и звенящая злость. — А тебе что за дело? — голос заметно повысился. — Чего ты ко мне прицепилась?! Вот и иди себе, если там так интересно! С каждой необдуманной фразой напряжение между двумя продолжало отчётливо нарастать. Ещё немного, и дело дошло бы до драки, однако Люмин успела вовремя встрять посередине, отчего обе из них обменялись ненавистными взглядами и демонстративно разошлись в противоположные стороны, взаимно пообещав себе больше никогда не связываться друг с другом. — Идём, — угрюмо пробормотала Чжу Тин, хватая Люмин за руку и ведя к пресловутому столу за спинами других детей. Схватив случайный журнал, та грузно плюхнулась на стул, и Люмин без лишних вопросов осторожно уселась рядом. Пусть и таким некрасивым образом, но у Эйн, кажется, вышло еë растормошить. — Не принимай те слова близко к сердцу. — И не собиралась, — делая вид, будто с головой увлечена чтением, пробурчала Чжу Тин себе под нос. Люмин притворилась, будто поверила в это, и сама принялась рассматривать какой-то случайный журнал, который ещё не успели сгрести себе остальные. «Дом Даэны. От личной коллекции до крупнейшей библиотеки Тейвата?» — гласило броское название, под которым скромно расположилось изображение симметричного зала, обставленного высокими книжными стеллажами. Люмин случайно подумала о том, что Кацуо бы там понравилось, учитывая, что тот почти не отлипал от книг, явно находя их компанию куда более предпочтительной. Интересно, а что он вообще читал? Наверняка что-то умное, решила она, вспоминая сосредоточенное лицо парня с лёгкими оттенками невыразительной скуки. Люмин перевернула первую страницу, пробегаясь глазами по строчкам. Пыталась вчитаться, но очень скоро забросила это неблагодарное дело. Множество незнакомых названий, имён и терминов быстро отбили всякий энтузиазм, смешиваясь в голове в бессвязную кашу. Сразу стало понятно, почему этот выпуск оказался никому не интересен. Она ещё немного полистала его ради приличия, а после отложила на стол, водя пальцем ленивые круги по обложке. — Не понравилось? — спросила Чжу Тин, скользнув по Люмин вопросительным взглядом. Девушка пожала плечами. — Не моё. Тогда подруга придвинулась ближе, поделив газетный выпуск в руках на двоих. — Смотри, тут пишут про раскрытые серии преступлений. Неуловимым вором дамских сумочек, что долгое время скрывался от палаты Жардинаж, оказался цветочник! — увлечённо показывала она сводку криминальных новостей. Похоже, смогла ненадолго забыться, вновь вернувшись к своему задорному настроению. — А здесь пишут про большого дракона в окрестностях Мондштадта. Ужас Бури — звучит устрашающе! Жаль только, что фотографий нет. Чтобы поддержать разговор, Люмин попыталась вспомнить недолгие лекции Рудольфа по теме базового мироустройства. — Мондштадт это же город под покровительством Анемо Архонта? — уточнила она. — Да, хотя не совсем. Анемо Архонта вот уже столетия как никто не видел и не слышал, — Чжу Тин перевернула газету, беззаботно болтая в воздухе ногами. Заметив на обратной стороне знакомое имя, девочка восхищённо ахнула, двигаясь к подруге ещё ближе, пока их плечи наконец не столкнулись в лёгком касании. — Астрологическая колонка от Моны Мегистус! Смотри-смотри! — Люмин растерянно наблюдала за тем, как Чжу Тин воодушевлённо тыкала в правый угол газеты пальцем. — Какая-то знаменитость? — Она — непревзойдённый астролог, способный прочесть характер и судьбу человека по одному только созвездию! У каждого оно есть. Моё вот в форме банта. Мне так сказали. — И что это значит? — Не знаю. Я ведь не астролог, — беззаботно болтнула Чжу Тин, продолжая крутить газету в руках. В какой-то момент, зацепившись за причудливое название глазом, она вдруг утихла, вовлечённо читая очередную вычурную статью. Кажется, на этот раз про каких-то пухленей. Люмин нахмурилась, прокручивая предыдущие слова девочки в голове. Если эта самая Мона способна была прочитать судьбу любого человека в Тейвате, то, наверное, судьбу девушки ей было также подвластно прочесть. А значит, астролог являлась той, кому было по силам ответить на вопросы Люмин и объяснить все те странные сновидения, которые до сих пор преследовали её кошмарами по ночам. От этой мысли тяжело было не взволноваться. Теперь он виделся перед ней: её неожиданный ключ к правде; зацепка, которую она так ждала и от которой можно было отталкиваться, чтобы целенаправленно двигаться дальше. Дальше… Вот только куда? — А где можно найти эту Мону Мегистус? — Люмин изо всех сил старалась звучать не слишком увлечённо, чтобы подруга не сумела разглядеть скрытых за вопросом мотивов. На её удачу, получилось весьма успешно, так как девочка даже не удосужилась отвлечься от текста статьи. — Не знаю. Вроде бы она родом из Мондштадта, — сообщила та и хихикнула, словно её повеселила какая-то уж очень забавная шутка в газете, хотя нотки неестественности выдавали в ней отголосок притворства. Люмин опустила взгляд на ладони. Так значит Мондштадт… Похоже, именно туда вели все дороги. Во всяком случае, предначертанные Люмин. Кажется, Кацуо тоже держал путь в город свободы, и если слова «Отца» были правдивы, то отплытие как раз должно было состояться на следующий день. Безумная мысль тут же вломилась в светлую голову, перекрикивая все другие идеи. Разве не идеально всё складывалось? Люмин сразу решила, что когда представиться шанс, не будет предаваться сомнениям, но в глубине души чувствовала себя предательницей за собственные желания и намерения. Оставить всё позади в погоне за прошлым; бросить людей, что стали ей за это время близки, казалось в какой-то мере подлым, неправильным, эгоистичным. Но было ли без этого прошлого будущее? Она бы не хотела сожалеть о совершённых поступках. А если оставит всё как есть, то непременно пожалеет. Если уж не сейчас, то потом, когда наконец осознает, что упустила для себя нечто важное. Весь оставшийся день проходил по расписанию предыдущих. Вечерние занятия, самообучение, ужин, свободное время и сон. Чжу Тин явно старалась больше не затрагивать болезненную для себя тему и притворялась, будто ничего не произошло. Хоть и убеждала, что слова Эйн никак на неё не повлияли, было заметно, что задели те достаточно сильно, чтобы заставить девочку отбросить, или даже скорее спрятать переживания глубоко внутри себя. Люмин старалась отвлечь подругу, но часто забывалась, уходя в размышления о том, как ей следовало поступить в данной ситуации. Просто уйти, неожиданно и резко? Далеко не все будут готовы отпустить девушку бороздить моря неопределённости, даже если такого было её собственное желание. Агафья точно выступит против, если узнает о замысле Люмин, а Чжу Тин… Её реакцию предсказать было сложно. А идея смолчать, избавив себя от необходимости проживать сцену прощания, ощущалась слишком низкой. Любой поворот событий казался некрасивым. В прошлый раз, когда нужно было принимать сложное решение, всё обернулось катастрофой и гибелью невинных людей. В этот раз хотелось достичь наименее разрушительного исхода. Хотя бы для самых близких. — Люмин, ты на меня обиделась? — прозвучало в темноте, когда большинство их одногруппников уже видели десятый сон. Было тихо. Умиротворённо. Уже привычный бежевый потолок казался голубовато-фиолетовым из-за почти полного отсутствия света. Девушка не могла видеть Чжу Тин, но чувствовала её беспокойство, играющее в приглушённых ночной атмосферой словах. — С чего ты взяла? — С самого обеда ты ходишь мрачная и почти со мной не разговариваешь, — на соседней кровати послышалось непродолжительное шуршание. Похоже, Чжу Тин повернулась к ней лицом, хотя во мраке различались лишь смутные очертания растрёпанных волос и приподнятого одеяла. — Если это из-за того, как я повела себя утром… да и вчера тоже, то прости. Мне жаль. Я не хотела тебя расстраивать своим поведением. — Дело не в тебе. Я просто… обеспокоена. Не знаю, как поступить. Любое решение мне кажется неправильным, — призналась Люмин, сжимая край одеяла. Она знала что за этим последует, но всё равно решилась быть честной настолько, насколько только могла себе позволить. Так казалось более справедливо, и совесть не пыталась вгрызться, упрекая в обмане доверия. — О чём ты? — Я хочу уйти. — Уйти?.. Погоди! Куда уйти? Зачем? — Завтра утром. Отправлюсь в Мондштадт. Если встречусь с астрологом, смогу многое для себя прояснить. Я чувствую, что чего-то недостаёт, однако сколько ни пытаюсь понять, не могу осознать, чего именно, — открывать кому-то душу было страшно, даже если это была всего лишь небольшая брешь, ведущая к переживаниям куда более сложным и глубоким по своей природе. В конце концов, далеко не все чувства можно было выразить словами и далеко не все из них заслуживали того. Некоторое время стояла напряжённая тишина. Чьи-то посапывания и тихий храп разносились из угла, наверху что-то скрипнуло. Наверное, от лёгкого сквозняка, плутающего меж стен. Чжу Тин долго не отвечала. Достаточно долго, чтобы Люмин решила, что та уже спит, но судорожный вздох сообщил об обратном. — Я… Ты не передумаешь, верно? — прозвучало так обречённо, но в то же время с таким искренним, сознательным пониманием, что у Люмин непроизвольно отнялась речь. Чжу Тин её не винила. Хотя и хотела переубедить, не могла решиться сказать что-то против. А на поддержку не хватало сил; по крайней мере, на что-то большее, чем тривиальной пожелание удачи. Слишком уж резко обвалилась на неё информация о желании подруги покинуть стены приюта. А ближе, чем Люмин, у девочки никого не было. — Ясно… Завтра, да? Думаешь, тебя отпустят? — собрав самообладание по кусочкам, поинтересовалась Чжу Тин. — Не знаю. Но если нет, я сбегу. Чжу Тин удивлённо моргнула. Она приподнялась на локтях, высматривая на соседней кровати подругу и резко рассмеялась с того, как одухотворённо и безапелляционно это было сказано. Обычно Люмин была среди них двоих той, кто пусть и немного, но заземлял её идеи и безудержное воображение, протесняя туда хоть каплю рациональности. Но, похоже, их частое совместное времяпрепровождение оказало на Люмин непосредственное влияние. К лучшему или худшему — неизвестно. — Если понадобится сообщник, обращайся, — стараясь замять тоску в голосе, улыбнулась она. Люмин почувствовала облегчение. Словно груз, что всё это время понемногу травил её изнутри, наконец спал, позволяя вдохнуть более открыто и свободно. — Непременно. И спасибо… за всё.***
Неожиданно, но когда Люмин изъявила желание уйти, Арлекино не высказала ни слова против. Спокойно, понимающе улыбнулась, словно наперёд знала, что так и будет, встала и твёрдо, немного грубо, но не без доли заботы, приобняла. Это было так странно, что девушка поначалу растерялась, позабыв все те пламенные слова, что собиралась пустить в ход с целью убедить домовладелицу в причинах своего ухода. — Вы не станете меня переубеждать? — пробормотала Люмин удивлённо, пытаясь найти скрытый подвох в действиях «Отца». Та отстранилась, ухмыльнулась холодно, но не враждебно и доверительно провела пальцами по щеке, заправляя светлую прядь за ухо. — Ты показалась мне достаточно смышлённой, чтобы понимать последствия своих поступков. Дом Очага не тюрьма, чтобы держать здесь кого-то насильно. Арлекино явно что-то недоговаривала, но Люмин решила поверить. Просто потому, что так было проще, чем томить себя зазря лишними вопросами. Наверное, такова была общая черта всех Предвестников — возводить вокруг себя атмосферу лёгкого холода и неприступности, пусть лично девушка знала только двоих и то — недолго. Прощание Люмин с Домом Очага проходило без внутренних угрызений и тяжести на душе. Значительно легче, чем она того ожидала. Вещей почти не было, поэтому сборы прошли быстро и без заминки. За это время каждый успел прийти попрощаться. Кто-то упрекал её в безрассудстве и поспешности принятых решений, кто-то просто желал удачи и выражал надежду на скорую встречу, и только Агафья до последнего уговаривала её остаться. Застыв перед воротами, Люмин оглядывалась в последний раз на Дом Очага, отмечая в памяти каждого, кого успела узнать за это недолгое время. Печальнее всего было разлучаться с людьми, что сейчас стояли и смотрели ей в спину, ведь она успела привязаться к их дружественной компании. Однако они обязательно встретятся ещё, не так ли? А потому нет смысла предаваться напрасным переживаниям. — Возвращайся скорее! — прокричала Чжу Тин, махая руками ей вслед, а остальные поддержав, галдели слова поддержки и удачи. Люмин только скованно улыбнулась и, выставив ладони вперёд, шумно воскликнула: «Обязательно!». Пальцы сжали ремешок сумки. Ноги сдвинулись с места, делая первый шаг за пределы ворот. Впервые с момента похищения Люмин покидала территорию приюта. Позади ещё некоторое время доносились прощальные крики, но разобрать их уже не представлялось возможным: они так и затонули где-то вдалеке, за оградой. Торопливо пересекая улицы, Люмин озиралась по сторонам. Ранее ей так толком и не довелось рассмотреть город как следует. Да и сейчас времени на пешую прогулку не оставалось. Стоило как можно скорее добраться до пристани, чтобы успеть выцепить Кацуо перед отплытием, — она мысленно исправила себя, вспомнив, что то было не его настоящее имя. И всё же глаза невольно приковывались к городскому пейзажу, рассматривали строения и молчаливых людей. Их было немного, хотя погода в тот день стояла на редкость хорошая. Солнце было не видно — оно нечасто мелькало среди махровых туч, — но свет отражался от снега, заставляя пушистые шапки на крышах домов ярко искриться. В отличие от дня праздника, когда все казались весёлыми и счастливыми, ныне окружающие смотрелись более сурово и отстранённо. Словно никому из них не было дело до чего-то, кроме собственных мыслей. Такой яркий, неожиданный контраст преследовал город во всём его облике. Украшения были сняты, отчего улицы теперь представляли собой смесь коричневого, серого и белого, в которых лишь изредка неуместными пятнами проскакивал синий, зелёный или даже красный. Здания аляповато торчали, иногда словно наскакивая друг на друга. Несколько раз, засмотревшись на что-то, Люмин чуть не врезалась в торчащие у края дорог фонари. После очередного случая она всё же решила не отвлекаться и смотреть прямо. Иногда приходилось спрашивать дорогу у прохожих, чтобы не заблудиться среди однотипных домов-близнецов, и спустя какое-то время она успешно добралась до причала. Как конкретно она будет упрашивать Скарамуччу подбросить её до Мондштадта, Люмин так до конца и не решила. Само получится как-то. Она верила, что парень не откажет ей. Поворчит, но не откажет. Как бы там ни описывали слухи его своеобразную натуру, Скарамучча уже несколько раз выручал её, а, значит, не мог быть так уж плох, как о нём говорили. А вот как отыскать его здесь, среди множества людей и окружающей суеты, Люмин всё-таки стоило озаботиться раньше. В порту было почти столь же оживлённо, что и на базаре в центре столицы, хотя размеры его нельзя было назвать впечатляющими. Бочки, ящики, краны и небольшие сооружения встречались тут и там, а грубые в движениях матросы и понурые пассажиры важно расхаживали вдоль набережной. У пристани качались на волнах небольшие судёнышки и крупные корабли с высокими остроконечными мачтами. Преимущественно, грузовые. Бродя по вымощенным дорогам, девушка пыталась отыскать хоть какой-то намёк на то, где именно мог бы находиться корабль Скарамуччи. Как она успела понять, Предвестники — люди в Снежной уважаемые. Выше них стоял только крио Архонт, а значит, судно его должно было выглядеть под стать нескромному статусу, вот только почти все корабли выглядели одинаково обычно. Попытка узнать информацию у местных рабочих также быстро провалилась. Те, заслышав упоминание Предвестника, сразу либо отгоняли прочь, либо отвечали, что ничего не знают, либо игнорировали, притворяясь, будто слишком заняты своими неотложно важными делами. Осознав, что таким образом ничего не добьётся, Люмин только и оставалось, что надеяться на удачу. Правда, к третьему часу безуспешных скитаний от причалу к причалу вера в божественное проведение становилась всё меньше. Усевшись на какой-то случайный ящик недалеко от таможенного склада, она решила немного передохнуть. Сначала рассматривала прохожих, пока случайно не увлеклась наблюдением за милыми хохлатыми птицами, напоминающими маленькие прыгающие мячи с длинными и крючковатыми, как два прута, лапками. Она перечирикивались, дрались и прыгали, будто пританцовывая. У них здесь была своя атмосфера. Хитрые пташки терпеливо выжидали, чтобы подловить зазевавшегося моряка на невнимательности, а затем стремительно налетали, выхватывая мелкую рыбу прямо из открытого трюма. Пару раз это выходило успешно, и Люмин становилась свидетельницей борьбы человека и птицы. «Проклятые заморыши!» — кричал мужчина, махая ворам кулаками, а те ускальзывали куда повыше и ехидно чирикали, словно бы насмехаясь над его случайной осечкой. Люмин находила эту вражду увлекательным зрелищем. Очередной «заморыш» подпрыгнул к её ногам, дёрнул головой, присматриваясь к сапожкам, и взлетел. Уселся ненадолго на сваю пирса, но, согнанный крупной волной, взмыл вверх и приземлился на чью-то шляпу, аккурат к ещё нескольким своим развесёлым собратьям. Птицы так облюбовали затейливый головной убор, что, вероятно, свили бы на нём гнездо, если бы владелец шляпы вновь и вновь не пытался согнать их резкими взмахами руки. Делить с пернатыми свою собственность он явно не намеревался, впрочем, наглые птицы тоже не желали отступать в негласном соперничестве, упрямо возвращаясь раз за разом обратно. Люмин ещё несколько секунд пялилась на это чудо природы, прежде чем поняла, что шляпа выглядела до подозрительного знакомо. Такую за всё время она видела только у одного человека. А стоило опустить взор чуть ниже, на лицо жертвы птичьего налёта, как догадка сама собой подтвердилась. Скарамучча шёл неспешно, ровно. Губы кривились от назойливых нарушителей покоя. Он стряхивал их не глядя — похоже, привык, ибо виделся со стороны не столько обозлённым, сколько уставшим. Незваные попутчики не гнушались иной раз обижено клюнуть его за оказанную в свою сторону грубость, а тот их нападки стоически игнорировал, лишь изредка выдавая неразборчивые размышления о том, что из них стоило бы сварить суп. Люмин резво соскочила с ящика и помчалась к парню, стараясь не сбить случайно по пути кого-то с ног. Хотела было позвать, но чуть не окликнула по привычке старым именем. — Скарамучча! Юноша остановился и развернулся полубоком ровно в тот самый момент, когда она уже почти нагнала его. Люмин-таки удалось его отыскать. Повезло, что парень был достаточно выразителен в своей манере отличительно одеваться. Ни с кем не спутаешь: он совершенно не вписывался в привычное здесь окружение, да и, кажется, совершенно к тому не стремился. А лёгкая вальяжность и высокомерие в жестах ещё сильнее выделяли его на фоне большинства обычных граждан, что завершало образ нелюдимого чудака. Добежав до него, Люмин застыла и нелепо улыбнулась. Скарамучча как будто не сразу узнал её. Или же не поверил, ибо лицо его омрачилось в сомнении. Он внимательно осмотрел встречную, словно желая убедиться, что не ошибся, и, осознав, что девушка перед ним — Люмин, окончательно развернулся к ней. — Привет, — ляпнула она первое, что пришло в голову. Было немного неловко видеть его спустя продолжительное количество времени и множество произошедших событий. Стоило только объявится, так сразу с просьбой, хотя юноша и так уже несколько раз помогал ей. Негативная оценка его личности со стороны Агафьи также никак не способствовала облегчению; лишь подливала масла в огонь, и теперь в мыслях начинали возникать непрошенные сомнения. В попытках взять себя в руки, Люмин решила отвлечь себя на что-то постороннее, чтобы не смотреть юноше прямо в глаза. Взгляд невольно вернулся к птицам на шляпе, и тихий смешок вырвался сам собой. Это не могло остаться без внимания Скарамуччи. Он на мгновение стушевался, а затем одним отрывистым жестом снял с себя головной убор. Возмущённо щебеча, пернатые улетели на крышу ближайшего здания и ещё некоторое время недовольно пыжились и чирикали. — Что ты здесь делаешь? — прозвучало без единой нотки дружелюбия. Люмин не ожидала от него радости или приветливости — этими чертами, как она успела ранее понять, парень отнюдь не отличался, и всё же встретить очевидную антипатию оказалось для неё малоприятной неожиданностью. — Мне нужно в Мондштадт, — решила она сказать прямо, понимая, что к длительным диалогам он явно не предрасположен. — Ах, так хочешь напроситься… — догадался Скарамучча и невесело хмыкнул. — Лучше иди к своим драгоценным друзьям и старухе. А то ещё разнервничается от твоего отсутствия, — он развернулся к ней спиной и продолжил идти, как если бы считал, что диалог окончен. Но Люмин не готова была сдаваться так просто, а потому встряла перед ним, преграждая путь. — Я ищу одного человека. — Мне всё равно, — Скарамучча попытался её обойти, но она тут же сделала шаг в сторону, отзеркалив его движение. — Пожалуйста. Парень раздражённо поморщился, пока Люмин всем своим видом продолжала выражать непреклонное упрямство. — Это поездка только для членов организации. — Тогда я могла бы… — …вступить в ряды Фатуи? — он усмехнулся, перебив её одухотворённую речь. — Если думаешь, что все там поголовно такие же чистосердечные добряки, что примут тебя с распростёртыми объятиями и будут простодушно болтать о незначительных пустяках, то глупости твоей нет пределов. Открою тебе секрет: никто не станет возиться с тем, от кого нет никакой пользы. Так было всегда и везде, — он улыбнулся, но как-то по-тёмному, неискренне, отторгающе. Люмин ненадолго опешила. — Я могу быть полезной, — она старалась сказать это как можно более твёрдо. Ладонь раскрылась, и над ней образовался ледяной бутон, распустившийся в пышный цветок, созданный словно из перламутра. Она тренировалась несколько ночей, прежде чем добиться такого результата. Об этом знала только Чжу Тин: когда способность управлять крио элементом впервые проявилась, они вместе весь день искали Глаз Бога, но так и не нашли, а потому решили сохранить странную силу в секрете. Должно быть, Скарамучча тоже принялся искать артефакт, так как взор его быстро забегал по одежде и волосам Люмин. Она уже было сочла, что смогла впечатлить парня, когда, не найдя артефакта, глаза напротив легонько прищурились, а меж бровей пролегла небольшая складка, вот только в следующее мгновение Скарамучча состроил скучающий вид, и вера в успех рассыпалась вместе со злосчастным цветком. — И это всё? Не впечатляет, — он подошёл ближе и наклонился. Прядка его чёлки едва щекотнула ухо, вынуждая девушку содрогнуться. — Сможешь лишить человека жизни, если прикажут? — голос Скарамуччи был по-холодному серьёзным. Люмин замерла. На мгновение показалось, будто всё вокруг застыло, а по внутренностям прошёлся щекотливый холодок. Он пытался её запугать? — Иди домой, Люмин, — прорезал парень охватившее её оцепенение, отстраняясь и равнодушно проходя мимо. Люмин безмолвно наблюдала за тем, как он ленивой походкой поднимался по трапу на борт корабля. Его шаги сопровождал звон колокольчиков, свисающих со шляпы, что он до сих пор держал в руке, пока короткие волосы едва раздувал ветер. Что ж, очевидно, это была неудача. В помощи ей отказали, а значит, придётся искать другой способ добраться до Мондштадта. Однако моры у неё почти не было, знания казались скудными, а красноречие напрочь отсутствовало. Разговоры от непривычки всё ещё давались с трудом, поэтому выражалась Люмин зачастую более односложно. Было удобнее, когда беседы вели за неё: Чжу Тин частенько болтала за двоих, поэтому Люмин оставалось только поддакивать и кивать, возражая лишь в редких случаях категоричного несогласия. А вот нынешнее чувство полной предоставленности самой себе ощущалось странно и… неестественно. Осознание собственной неполноценности подкашивало остатки настроя и убивало весь боевой дух. Не этого она ожидала. И вот что теперь делать? Позади раздался грохот, и Люмин пришлось сдвинуться в сторону, чтобы дать погрузчику с железной телегой пройти. Наблюдая за тем, как рабочий завозит ящики на корабль, она подумала, а что было бы, спрячься она в одном из них. Это определённо была опасная затея. Должны были иметься альтернативы получше. И всё же у неё хватало опыта в том, чтобы пробираться до цели довольно специфичными методами. В достаточной мере, чтобы поверить в удачный расклад. Да и так ли велик был выбор сейчас, чтобы долго раздумывать над решением? Пожалуй, что нет. Люмин настороженно огляделась, желая убедиться, что за ней никто не следит. Если не попасться, то и проблем ведь не возникнет, верно?..***
Что ж, она облажалась. И случилось это быстрее, чем она могла предположить. Пара громил в масках на пол лица грубо вели её под руки куда-то наверх. Хотя, скорее, тащили, ведь за их резвыми шагами поспевать было сложно. В первую очередь оттого, что затёкшие ноги ныли из-за длительного сидения в тесном пространстве. Деревянный ящик — не самое удобное место для ночлега. Как ни извернись, а колени всё равно упираются в стенки. Дискомфортно. Отсутствие теперь необходимости скрываться в душной и неудобной коробке стало единственным приятным обстоятельством во всей сложившейся ситуации. Не то чтобы это сильно помогало мыслить позитивно, но охватившую досаду немного приглушало. Люмин даже могла бы почувствовать облегчение, если бы её периодически не встряхивали, подгоняя и до покраснений сжимая запястья. От этого головная боль становилась сильнее, и даже начинало понемногу укачивать. — Что меня ждёт? — осторожно поинтересовалась она у сопровождающих. — Хвала и почёт, — съязвил один из них, а другой только сухо произнёс, что нарушителей обычно после небольшого допроса выкидывают за борт. Это звучало неутешительно; хуже, чем она обрисовывала у себя в голове, хотя и закономерно. Нет, и всё же план её был до ужаса абсурдным, а комментарии сопровождающих заставляли чувствовать себя ещё более глупо и пристыжённо. — Каким нужно быть отчаянным безумцем, чтобы пытаться пролезть на корабль, на котором плывет один из Предвестников, да ещё и таким странным способом… — бормотал один из них с искреннем недоумением. — Шпионы нынче в других регионах совсем измельчали? Второй хмыкнул, а Люмин решила, что обязана защитить уж если и не себя, так хотя бы свою честь. — Я не шпион. На неё покосились с колкой ухмылкой. Тёмные зрачки уставились сквозь прорези маски, а нижние веки приподнялись, образуя морщинки. Сразу видно: не поверили. Она бы и сама не поверила. Зачем кому-то прятаться в деревянном ящике, не имея при себе скрытых мотивов? — Все они так говорят. Если не шпионка, то что здесь забыла? — прозвучал резонный вопрос, на который у Люмин не нашлось честного ответа. — Я доверенная помощница шестого Предвестника, — выпалила Люмин так, как если бы это была чистейшая правда. Учитывая, что они действительно были знакомы, она могла простить себе маленькую ложь. Впрочем, очевидный обман вызвал со стороны только заливистый смех и ничего больше. Похоже, в их головах она закрепила за собой звание полоумной. Добравшись до двери этажом ниже палубы, один Фатуи отпустил её, встряхнулся и негромко постучал. Получив разрешение, он вошёл внутрь, пока Люмин под бдительным наблюдением второго оставалась топтаться снаружи. Заполучив возможность, она принялась рассматривать интерьер корабля, и не без разочарования отметила, что ожидала чего-то более помпезного от судна одного из Предвестников. Как-то слишком невыразительно выглядела обстановка. Даже скучно. Тогда она перевела взгляд на охранника и по его нескрываемой подозрительности резко поняла, что со стороны, должно быть, представлялась чрезмерно спокойной и безучастной к происходящему, учитывая, какие ей сулили проблемы. Она немного улыбнулась, и мужчина насторожился ещё сильнее, показательно коснувшись оружия. Боялся, что попробует сбежать? — Вводи, — наконец дверь раскрылась, и Люмин грубо впихнули в комнату, отчего она чуть не полетела на пол. В последний момент поймав равновесие, девушка выровнялась и сразу же встретилась с замешательством стоящего у стола Скарамуччи. Весь его важный вид внезапно посыпался, стоило узреть приведённую за руки виновницу. — Люмин? — негромко вырвалось вслух. По лицу юноши тяжело было опознать, какие именно эмоции он испытывал в данный момент, но это что-то являлось крайне противоречивым. Недоумение, осуждение, раздражение и, кажется, даже разочарование смешалось на аристократично-бледном лице в довольно выразительную смесь. — Мне следовало догадаться, — понуро сказал Скарамучча скорее сам себе, чем кому-либо из присутствующих. Люмин решила воспользоваться ситуацией и продолжила гнуть свою линию до конца, раз уж возможности располагали. — Он меня узнал. Я же говорила, что являюсь его помощницей, — она обратилась к Скарамучче. — Подтвердите? — девушка невинно хлопнула ресницами, и была готова поклясться, что от такой наглости у того заскрежетали зубы. Голова наклонилась вперёд, и тёмно-синие глаза злобно заблестели под тенью шляпы. Она его разозлила. Сильно разозлила. Губы искривились в оскал. Он подошёл ближе, возвышаясь. Учитывая их небольшую разницу в росте, это не производило должного устрашающего эффекта, но то, как он на неё смотрел, заставило Люмин на мгновение поверить, что он сейчас отдаст приказ выбросить её в воду. Или придушит, потакая порыву, о чём кричала вся его напряжённая поза и сквозящая в ней мстительная сердитость. Но вопреки еë ожиданиям, ничего из этого не произошло. — На кухне жаловались на нехватку рук? Раз у моей помощницы так много времени, что она начала ошиваться без дела, пусть займётся работой. Уведите её, — ещё немного и, казалось, что он зашипит. — А если начнёт жаловаться, просто избавьтесь. Ошарашенные Фатуи попятились к выходу, утягивая за собой Люмин. Прежде чем выйти, она беззвучно, одними губами, сказала «спасибо», а затем вышла, не успев, да и не попытавшись на самом деле, рассмотреть реакцию парня. Только сейчас, выйдя в коридор, она почувствовала облегчение. Всё же атмосфера в его присутствии была давящей. Неудивительно, что Агафья предостерегала больше не связываться с ним. Рассуждая об этом сейчас, Люмин подумала, что, наверное, стоило бы тогда к ней прислушаться. Но, как говориться, что сделано, то сделано. В конечном счёте, всё закончилось так, как она и хотела: Люмин плывёт в Мондштадт. Оставалось лишь надеяться, что она не ввязалась случайно во что-то, что всеми силами следовало избегать. Интересно, настолько ли красив был Мондштадт, как его воспевали? Люмин мечтательно вздёрнула голову, даже не обращая внимания на то, как её опять куда-то тащили. О чём так упорно спрашивали новоиспечённые «коллеги», ей тоже пока было неинтересно: усталость сделала своë дело, и Люмин ушла глубоко в свои мысли, что пока казались ей куда привлекательнее реальности.***
В тихой комнате, скудной на мебель и во многом холодной, между окном и столом стояло двое. Шторы покачивались под редкими порывами сквозняка, тюль струился к ногам, иногда будто боязливо касаясь их, а потом одёргиваясь и плавно отплывая к стене. — Ну и? К чему столько мрачности? — поинтересовалась первая фигура, невзначай касаясь плеча собеседника. Другая рука держала бокал, невинно играя с плескающимся напитком внутри. — Взглянешь на тебя, и вмиг набегает уныние. Всё закончилось в нашу пользу, так почему бы не снять хоть ненадолго этот угрюмый образ? Ровная осанка и непроницаемый абрис лица застыли, так и не уступив место даже мимолётной и сдержанной полуулыбке, — неотъемлемая часть неизменного образа. Немного нахмуренные брови, глубокий и тяжёлый взгляд никогда не покидали этой маски выработанного годами хладнокровия. Второй бокал стоял на столе, до сих пор оставшись нетронутым. — Это беспечно. Как бы ни был удачен расклад, он не является нашей заслугой — обычная череда случайностей. Впредь такого допускать нельзя. — Эх, а ты щепетилен, как и всегда. Оттого её величество так настойчиво цепляется за тебя? — последовал разочарованный ответ с лёгкой попыткой поддеть. — И всё же, случайности… Разве это не увлекательно? Одна незначительная фигурка способна повлиять на исход всей партии, как превращая выигрышную стратегию в проигрышную, так и наоборот. В борьбе с предопределением они могут стать весьма мощным союзником. — Мы не в том положении, чтобы полагаться на удачу, — пронеслось резкое возражение. — Каждая новая попытка может стать последней. Тебе это должно быть известно куда лучше меня. — Конечно-конечно, мистер непробиваемая серьезность. Зная тебя, ты уже озаботился этим и расставил множество маленьких наблюдателей по самым укромным углам. Но не было бы проще устранить куклу? Его подозрительность в будущем может обернуться нам большими неприятностями. Казалось, это заставило второго глубокого задуматься. На секунду в твёрдой решимости промелькнуло сомнение. — Не сейчас… — Хм, не пойму, переоцениваешь ты его или же как раз наоборот, — раздался тихий смешок, за которой последовал расслабленный выдох. Голова приподнялась, взгляд устремился в небо. Безмятежная улыбка стала шире, стоило в облаках мелькнуть свободному силуэту пролетающей птицы. — Однако как отлично всё складывается! Даже сестрица пока не собирается вмешиваться в наши дела: Маги Бездны ведут весьма любопытные беседы. Может, хоть в этот раз историю обойдёт трагичный финал? — Я думаю, ты слишком торопишь события. Но его уже как будто не слушали. Веки прикрылись, укрывая глаза за длинными, выразительными ресницами. Голова склонилась к плечу. Торжество и нежность смешались с густеющей тьмой, и некоторое время стояло молчание, за которым звучала только приглушённая мелодия, исполненная искренней и безутешной скорби. — Спите сладким сном как можно дольше, милый дом и его прекрасные в своём безобразии обитатели. Спите беспробудно, жестокий отец, в горькое утешение моим настрадавшимся сёстрам.