***
За всё время их общения Рюноскэ Акутагава хорошо усвоил одну вещь: если Накахара не в духе, в общественные места его выводить — это как смертный приговор себе подписывать. – Мы расстались. – судя по звукам на том конце телефона, Чуя курит. – Что собираешься делать? Не то чтобы Рюноскэ не была интересна причина расставания, нет, совсем нет, он был бы не прочь узнать все подробности, если бы его удосужились посвятить в эти тайны, но, чёрт возьми, такой исход был вполне ожидаем, учитывая, какие проблемы в последнее время переживали отношения его друга. – Нахерачиться. – он шумно и уверенно выдыхает в трубку и Акутагава вновь почему-то не удивлён его словам. – Ясно. У меня где-то завалялась бутылка вина. Придёшь? – В квартире стены давят, нет. В бар идём. На улице — месяц май. Солнце уже давным-давно пригрело землю, ещё в начале апреля растаял снег, но холодный ветер не отпускает до сих пор. Когда звонок обрывается по инициативе звонящего, Рюноскэ не остаётся ничего, кроме как, выйдя в коридор, накинуть на плечи своё чёрное пальто. Продолжая тему совместимости общественных мест и Накахары, стоит сказать, что, на самом деле, он вполне вменяем и адекватен. Нельзя даже сказать, что Чуя конфликтен по своей сути. Тут другое: если сам Акутагава разозлится, но учтиво промолчит в социальных ситуациях, то его друг привык свои границы отстаивать, пусть даже путём драки... Рюноскэ против этого ничего не имеет, совсем нет, просто в стрессовых ситуациях острое чувство справедливости Накахары лишь обостряется, и, стоит полагать, что разрыв довольно долгих отношений совсем не является вещью, улучшающей настроение человек, хотя не то чтобы Акутагава в таких вещах априори разбирался... Когда они наконец встречаются у подъезда Чуи, первое, что бросается в глаза Рюноскэ — сигарета, которую его друг сжимает в зубах, параллельно с этим агрессивно запихивая пачку и зажигалку в карман зелёной кожанки. Весомо было бы предположить, что это уже не первая за сегодня сигарета Накахары. Курит он редко, но метко. Либо по паре сигарет в неделю, либо по пачке за день. Золотой середины тут нет и быть не может, Акутагава это успел запомнить за годы их дружбы. – Мне стоит спрашивать, что между вами произошло? – Акутагава скептически изгибает бровь, одну руку держа в кармане, а второй здороваясь с Чуей. – Нет, молчи. – отрицательно кивает Накахара и вжимается головой в свои плечи. Акутагава мысленно сравнивает его с голубем. – А лучше не молчи, говори о чём-то, иначе мысли раздражают. – Хренового ты себе собеседника выбрал. – он закатывает глаза и направляется вперёд по тротуару медленным шагом, пока Чуя не последует за ним. – Не то чтобы у меня был какой-то огромный выбор или желание искать нормального собеседника. – щёлкнув зажигалкой пару раз, наконец закуривает, и искоса глядит в сторону Акутагавы, который, в свою очередь, не оставляет этот взгляд без внимания. – Без обид только, я не в духе. – Даже не думал об этом. – Акутагава пожимает плечами. Стоит полагать, подробности расставания он не узнает до тех пор, пока в организм Накахары не попадёт хоть капля алкоголя. Темнеет. У дверей рандомного бара Акутагава терпеливо ждёт, когда Чуя потушит очередную сигарету. Часы на экране телефона показывают 21:43, он прибавляет яркость и ставит все вызовы на вибрацию, уже предвкушая эпилептические искры светомузыки, ждущие их в стенах ночного бара. Не нужно даже входить в помещение, чтобы рассмотреть огни танцпола во всех их красках, всё это прекрасно видно и через матовое стекло входной двери. Окурок в руках Накахары наконец оказывается затушен о пепельницу и выкинут к чертям мимо мусорки. Резким движением открывается дверь, буйство красок ослепляет всего на пару секунд, и, когда глаза только-только привыкают к мерцающему свету, Рюноскэ уже приходится поднапрячь голову, чтобы не потерять из виду друга, нырнувшего в пьяную толпу.***
– Всё это я тоже помню. – кивнул Чуя, приостановив его. – Только вот после этого я тебя больше не видел. – Мило. – красноречиво комментирует эту часть рассказа Осаму, прикрывая в зевке рот рукой. – Знаешь, Чуя, учитывая твой рост, я не удивлён, что твой друг тебя всё же проебал.И прежде, чем продолжить свой рассказ, Акутагава был вынужден со скоростью света перехватить и усадить на место Накахару, вскочившего, чтобы замахнуться кулаком на саркастичного товарища по несчастью. Не в их положении сейчас драться...
***
Акутагава пребывает в абсолютном когнитивном диссонансе или, проще говоря, в ахуе. Сверху — огни, снизу — они же. Слева — Чуя, кажется, пытается заказать смертельную дозу алкоголя, а справа, на периферии зрения, скользит до боли знакомая чёрная макушка, которую Рюноскэ тут же пытается выхватить из толпы, полностью игнорируя то, что находится здесь непосредственно для того, чтобы приглядеть за другим человеком, которому, бесспорно, также в данный момент необходим присмотр. Просто... Нет, не то чтобы Акутагава был способен выбрать, кто из этих двоих ему дороже, совсем нет, ничего подобного, тут совсем другая ситуация... Гин шестнадцать. Серьёзно, она ещё совсем ребёнок и, опуская тот факт, что разница между ними всего каких-то три с половиной года, Рюноскэ не может допустить, чтобы эта маленькая девочка попадала под плохое влияние. В конце концов, старшему брату всегда лучше знать, с кем его сестре стоит общаться, а кого лучше обходить стороной. И этот её Мичизо Тачихара, с которым она в последнее время таскается, только что успешно завалил проверку, даже её не проходя. Кроссовки скользят по полу, рука рефлекторно придерживает дверь, но вследствие та всё же громко хлопает позади. Музыка затихает, а голова чуть кружится от резкой смены обстановки. – И что ты здесь делаешь? Рюноскэ бесцеремонно оказывается в женском туалете, куда ускользнула его сестра, и, пока его не приняли за извращенца, умудряется с грозным видом пытаться читать морали, скрестив руки на груди. – А ты? На него тут же устремляется испуганный взгляд пары серых глаз. Гин вскидывает руки вверх в сдающемся жесте и нервно оглядывается по сторонам, ища поддержку, однако, как и следовало ожидать, спасти её некому. Судя по лицу Акутагавы, оправдания для нахождения здесь у него нет, но не стоит забывать, что прав тот, кто старше, так что бояться стоит только ей. – В смысле? Акутагава тупит всего пару секунд, но этого времени вполне хватает, чтобы за его спиной открылась дверь. – Это... С-стоять, грязный извращенец! – дверь с грохотом ударяется о стену так, что заглушает любую музыку извне. Брат и сестра, дёрнувшись, оборачиваются. Героически-тревожное лицо вошедшего тут же сливается со стеной позади. – Ой... Акутагава не видел настолько загнанного взгляда даже в детстве, когда заступался за сестру перед хулиганами. Казалось, что Тачихара сейчас вот-вот умрёт, от его героизма не осталось и следа. – Идиоты... – шепчет себе под нос единственная девушка в женском туалете. Она обречённо закрывает глаза ладонью. – Ну ты-то куда попёрся? – Да мало ли, кто это мог быть! – пытаясь оправдаться, нервно тараторит Мичизо, отходя на приличное расстояние от старшего брата своей подруги, ибо не дай боже, блять, ещё случайно повернуться к нему спиной. – Ты пошла, а я смотрю, этот в чёрном за тобой прошмыгнул, пиздец, как подозрительно! – Это будет зачтено в твоё личное дело. – Акутагава говорит это совсем тихо и холодно, скептически рассматривая чуть посмелевшего подростка. – Какое, нахрен, личное дело?! – сокрушается Гин, чуть ли не смеясь от абсурдности ситуации. – Вы оба, как грёбаные маньяки, ворвались в женский туалет! Простите, конечно, но вас двоих ничего не смущает? – Я хотел тебя защитить. – мотает головой Тачихара. – Это было ради твоего блага. – А я хотел убедиться, что тебя есть кому защитить. – Акутагава не меняется в лице и переводит взгляд на сестру, пожимая плечами. – От кого меня защищать? От тех, кто вламывается в женские туалеты средь бела дня?! – окончательно психует девушка и, топнув ногой в конверсах, быстрым шагом направляется к дальней кабинке туалета, не желая больше находиться в компании гиперопекающих парней. Перед тем как закрыть дверь, она показывает им язык. – Достали! Повисает тишина. Акутагава слышит, как за стенкой продолжают бешено бить басы. Парень, стоящий рядом с ним, тяжело вздыхает и засовывает руки в карманы своего зелёного бомбера. – Ох уж эти девчонки. – он закатывает глаза, безнадёжно прикрывая веки. – Иногда я совсем её не понимаю. – Не ты один такой. – кратко кивает Рюноскэ. Стоит полагать, первое впечатление бывает обманчиво даже у старших братьев, ибо сейчас, стоя здесь, Мичизо кажется ему не таким уж плохим. Может ли Гин рядом с ним быть в безопасности? – Просто нужно больше терпения. – Не, у меня с терпением всё плохо. – Мичизо стонет и на одной ноге разворачивается к выходу. – Может быть, выйдем? Как-то всё-таки не комильфо. – Резонно. – Акутагава скептически окидывает взглядом женский туалет, понимая абсурдность их нахождения здесь, и просто следует за Тачихарой, параллельно доставая из кармана телефон. – Я вызову вам двоим такси. – По рукам. Выйдя обратно в зал, Рюноске с ужасом понимает, что в погоне за сестрой и её другом, он вовсе потерял бдительность, упустив из виду Накахару, ответственность за безопасность которого он уже успел взять на себя... Однако, как хорошо, что его умение расставлять приоритеты никогда прежде не подводило, и, в результате бурной мозговой деятельности, он пришёл к тяжкому решению довести дело до конца: сначала вызвать такси и отправить детей по домам, а уже затем отправляться на поиски лучшего друга с огромной и искренней надеждой в сердце на то, что за это время тот по пьяни не ввяжется в какую-нибудь драку. Гин злилась сразу на обоих, а узнав, что их незамедлительно отправляют домой, и вовсе объявила бойкот. Что ж, не то чтобы Акутагава имел что-то против этого... Перебесится. Главное, что вернётся из бара живой и здоровой. Всё, что было дальше, произошло слишком быстро для того, чтобы успеть это осмыслить: вот ему на телефон приходит уведомление о том, что таксист прибыл на место, вот он чуть ли не за ручку выводит из бара сестру и её друга, а вот, содрогнувшись, он замечает драку: первым делом уж было выдыхает, заметив в кустах лишь светлую и тёмную копну волос, а после с ужасом слышит до боли знакомый возмущённый голос, отчего сердце тут же падает в пятки. – Да ну нахуй... Может быть, Чуя и вспыльчив, но по какой-то абсурдной причине Рюноске был подсознательно уверен, что за то недолгое время, которое его не было рядом, ничего страшного не может произойти. Боже, как же он ошибался! Огни танцпола остаются позади, и, как по закону подлости, быстро затолкнув детей в такси, отправляя их восвояси, перед Акутагавой появляются совершенно другие огоньки. На этот раз, красный и синий — то были огни полицейской машины. Бежать было некуда, да и чувство вины поджало. Единственное, что он смог понять во всей вакханалии — это то, что его друг подрался с каким-то двухметровым придурком, отчего оба свалились с крыльца. А та светловолосая макушка, которую он с ходу заметил в переломанных кустах, принадлежала парню, который первым кинулся их разнимать. Что ж, пусть Рюноске так и не смог стать доблестным спасителем этой взбалмошной рыжей головы, зато, пока всех троих скручивали служители порядка, гордо прошагал в полицейскую машину, заявив, что тоже причастен к пьяной потасовке.***
– Вот это ты отчаянный. – Осаму, ухахатываясь, с размаху хлопает себя ладонью по лбу, оставляя на нём покрасневший след. Ещё чуть-чуть, и он грохнется с этой несчастной скамейки прямо на пол. – Бери пример с моего Ацуши, он настоящий друг. – На самом деле, не будь ты моим братом, я бы ещё подумал, стоит ли идти тебя спасать... – себе под нос пробормотал Накаджима, отчего его заявление услышал лишь сидящий рядом Рюноске, который, прежде насупившись, вдруг прыснул от смеха.Что ж, и всё-таки, Ацуши лукавит: когда от старшего брата, ушедшего в бар, внезапно приходит сообщение — «Домой не жди, я женюсь.» — оставаться в стороне просто невозможно.
***
Накаджима Ацуши никогда не мог похвастаться особым героизмом. На самом деле, он никогда даже не был тем самым другом, который вытаскивает других из передряг. Нет, он совсем не был трусом, да и синдром спасателя с детства давал о себе знать, просто ещё со школьной скамьи сложилось так, что в его круг общения входили исключительно те личности, от которых даже ожидать чего-то подобного было крайне глупо. Был только Дазай — старший брат, который, несмотря на их разницу в возрасте, составляющую два года, никогда особо не был похож на настоящего старшего брата. Между ними двумя, старшим себя всегда чувствовал именно Ацуши. Вообще-то, ему и родители всегда доверяли гораздо больше... Нет-нет, Накаджима никогда этим не хвастался, он и вовсе хвастаться не любил... Но порой такое отношение льстило. В частности, после поступления в университет, когда ему пришлось собирать вещи и перебираться из родительского гнезда в съёмную квартиру старшего брата. Мама тогда наконец смогла выдохнуть полной грудью: «Слава богу, первенец не сторчится в подворотне. В крайнем случае, младший его хоть подберёт». Это событие, безусловно, было спасением для беспокойных родителей. Как считалось в кругу семьи, Осаму просто навечно застрял в переходом в возрасте, даже в свои двадцать лет храня в душе детскую тягу к приключениям на свою голову, пятую точку, да и вообще на всё, на что только он мог найти небезопасное занятие... И он ведь действительно мог. Порой казалось, что, запри его в белой комнате психиатрической больницы, он всё равно сможет найти, чем развлечься. Исходя из всего вышеперечисленного, Ацуши с самого начала подозревал, что ему не следует отпускать старшего брата одного, без друзей, которые вдруг разом оказались заняты, но Осаму весь вечер сердцем клялся, что ничего плохого с ним не случится, даже уверял, что может показать справку от своего лечящего врача-психиатра о том, что ему официально разрешили, поэтому по итогу Накаджима просто сдался. Хотя, если уж быть до конца честным, то тут повлиял ещё один фактор: Кёка, которая была на год младше него и до сих пор училась в школе, за пару часов до этого написала, что закончила делать домашнее задание раньше, чем планировала, поэтому у них оставалось свободное время для того, чтобы досмотреть по видеосвязи тот интересный сериал, последнюю серию которого они откладывают уже месяц. – Ну так вот, – Ацуши увлечённо закидывает в рот попкорн, смотря на маленькое окошечко в углу монитора. Внутри него Изуми упорно настраивает воспроизведение изображения с экрана своего компьютера, чтобы её собеседник тоже мог видеть включенный сериал. Они смотрят что-то по сети не впервые, но каждый раз подготовка занимает около часа из-за вылета программы, внезапного торможения или отсутствия звука, что, естественно, сильно раздражает Кёку из раза в раз. – Я надеюсь, что из главных героев никто не умрёт. Не люблю такие финалы, да и режиссёры уже постарались, там же половина персонажей без родителей остались! Чья-то ещё смерть будет слишком жестоким концом. – Наставника ГГ сольют. – поправив микрофон, монотонно отвечает Изуми, полностью сосредоточенная на настройках. – Его вроде в прошлой серии полностью раскрыли, логично будет кокнуть. Не может быть такого, что на второстепенного персонажа просто так, без повода, обращают чересчур много внимания. – Думаешь? Мне кажется, что на него и раньше большой упор делали... В конце концов, именно он дал ГГ основную мотивацию. – Ацуши хмурится, обдумывая предположение подруги, а затем и вовсе чуть не давится попкорном, когда Кёка, победно ударив по клавиатуре, наконец воспроизводит ему на экран заветную заставку. – Кх-х... Ты умница, Кёк. – Спасибо, я знаю. – девочка откидывется на спинку стула, полностью расслабляясь. Её гордости собой нет предела, это видно сразу. – Больше тебе скажу, я почти уверена, что этого самого наставника убьёт его бывший напарник. Представляешь, какая это драма будет? – Перегибаешь, – Ацуши скептически приподнимает бровь, отставляя в сторону попкорн и ложечкой помешивая уже остывший чай. Уже вовсю звучит саундтрек сериала, но сейчас гораздо большее значение имеет теория Кёки. – Мне вот, например, кажется, что они будут вместе... – Они?! – Кёка резко придвигается ближе к экрану. В её тёмных глазах ясно читается весь шок и разочарование в позиции лучшего друга. – Да нет, не могут! Лучше уж пусть умрёт! А ещё лучше, если сразу оба... – Жестокая ты. – комментирует Ацуши, делая маленький глоток чая и вновь принимаясь за попкорн. – Не жестокая, а справедливая. – она пожимает плечами, мелькая в своём окошечке розовой упаковкой крабовых чипсов. На улице уже давным-давно стемнелось и, несмотря на то, что из-за зашторенных окон вовсе не видно звёзд, биологические часы не обмануть, отчего в сон начало клонить ещё во время заставки. Только вот уснуть сейчас оказалось бы сродни смерти, Изуми попросту не простит его за это. Они целый месяц не могли собраться досмотреть эту чёртову серию, поэтому сдаваться сейчас было категорически нельзя. Накаджима отгонял сон всеми силами: и попкорном себя увлечь пытался, и обстановку в комнате Кёки разглядывал, и даже пытался считать, сколько чипсин она съела до начала самой серии. Всё было бесполезно. На самом деле, Ацуши действительно был готов вот-вот отключиться. Спасением или, вернее сказать, проклятием, оказалась вибрация телефона, вдруг вернувшая его в чувства, а текст сообщения, в свою очередь, и вовсе убил все остатки сна. Под героические реплики персонажей сериала, да под трогательный диалог между наставником главного героя и его бывшим напарником, Накаджима показал в камеру экран своего телефона, где высветилось сообщение от Дазая: «Домой не жди, я женюсь.» – Ацу-у-у, не-е-ет... – Кёка разочарованно стонет, ставя сериал на паузу, а затем с ужасом видит, как её друг, вздохнув и отложив телефон на стол, стягивает со спинки своего стула белую толстовку, тут же натягивая её через голову. – Пожалуйста, ну скажи, что ты шутишь! Он ведь не маленький уже. – Кёк, прости. Давай завтра досмотрим? – он виновато улыбается, но, кажется, Изуми уже этого не видит, в расстройстве уронив голову на стол и на ощупь отключив видеозвонок. Ключи, подъезд, пролёты, дверь, дорога и автобус — всё мелькало с космической скоростью, а беспокойство разжигалось в сердце с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Лёгкие горели от бега, а отдохнуть удалось лишь минут пять, пока его со всех сторон сжимали в маршрутке уставшие после работы люди. И то, пользуясь моментом, он уже печатал Кёке огромное сообщение с извинениями за то, что у них в очередной раз не вышло провести время вместе. На самом деле, после его переезда у них вечно не хватает времени на общение друг с другом, а терять такую дружбу вовсе не хочется ни ему, ни ей. Выпрыгивая из автобуса чуть ли не на ходу, он, обдуваемый прохладным ветром, направляется к горящей вывеске бара, уже издалека замечая что-то неладное. Благо, додумался заранее узнать, куда направляется старший брат, совсем не поверив его рассказам о том, что всё будет в порядке. Найти его было проще, чем Ацуши думал изначально, и, как оказалось в ту же минуту, искал он явно не напрасно. – Дазай! Ацуши не был трусом, но в тот момент, когда ноги двинулись сами, кидаясь следом за ним в кусты и оттаскивая в сторону, сердце чуть не дало остановку. Совсем плохо стало в тот момент, когда раздался вой сирены, а затем оттаскивать начали уже его... Накаджима был готов поклясться, что чувствовал, как земля уходит из-под ног. Радовало одно: Дазая он всё-таки спас. Если уж и в обезьянник, то только вместе.***
– Значит, мы за какую-то девушку поцапались? – Накахара вскидывает вверх рыжие брови, а его голубые глаза в удивлении устремляются на Осаму. – Не похоже на меня. – Да и на меня тоже... – задумчиво протягивает Дазай, в чьём взгляде читается не меньший шок. – Я, вообще-то, больше по парням. – Ты педик? – Ну, есть такое. – простодушно пожимает плечами Осаму, словно в его кругах это обычное дело. – Считай, что только на половину. Полупедик, так сказать. – Ясно. – понимающе кивает Чуя, пиная кроссовком пол. В его словах нет ни капли агрессии, что, безусловно, не может не радовать. – Раз так, то я больше поверю в то, что накинулся на тебя по пьяни именно по этой причине. Извини, я так-то ничего не имею против, просто иногда бывает... – Тогда как объяснить то сообщение? – скучающим тоном вклинился в их разговор Рюноске. – Как же сложно... – обречённо выдохнул Ацуши, сцепив руки в замок. – И домой хочется. И вот, когда после слов Накаджимы, словно по волшебству, они услышали топот тяжёлых ботинок, приближающийся к изолятору, в магию поверили все четверо, а затем ещё двое напрочь лишились этой веры, получив символический штраф за порчу имущества бара, коими являлись те самые кусты, на которые они в порыве драки свалились с крыльца. – Безумный денёк. – выдохнул Накахара, стоило только им четверым переступить порог полицейского участка. – Но, вроде, легко отделались. – И не говори. – Осаму улыбается во все тридцать два зуба и расслабленно шагает рядом с Накахарой, пока их «сопровождающие» устало плетутся следом. – Знаешь, Чу, я хоть и не помню, что произошло прошлой ночью в баре, но из всего того, что было в обезьяннике, я с уверенностью могу сделать вывод, что у нас есть шанс стать хорошими друзьями. – Ты прав. – кивает Чуя. На его губах мелькает зловещая ухмылка, заставляющая напрячься даже тех, кто идёт позади. – Ну так что, повторим это сегодня вечером? – Однозначно. На улице печёт тёплое майское солнце и распускаются цветы, ветви деревьев чуть колышутся на лёгком весеннем ветру, и среди всей этой красоты они абсурдным образом пропускают тот момент, когда от них отделяются Рюноске и Ацуши, решившие вдруг сменить маршрут после того, как до их ушей донеслись слова главных виновников торжества.Осаму Дазай победно улыбается: всё прошло точно по его плану, так о чём ещё можно мечтать?
***
– Ну не встаёт у меня на неё, понимаешь?! – Накахара отчаянно роняет на стол опустевший стакан из-под выпивки, а полупьяный тон в этот момент отражает всю ту горечь и досаду, что преследовала его с самого начала отношений. – Я ей говорю, Юан, не могу, и всё тут! А знаешь, что она в ответ? – Не зна-а-аю... – затягиваясь молочным коктейлем через трубочку, Осаму в заинтересованности растягивает каждую гласную букву, и по его виду с уверенностью можно сказать, что за этот вечер в его организм не попало ни капли алкоголя. – И что она в ответ? Всё закрутилось абсолютно неожиданно, но, как позже выяснилось, даже желанно: в огнях танцпола рыжая макушка сильно выделялась и сразу же бросалась в глаза, особенно на фоне бесконечных тёмных и блондинистых копен волос. Рыжий цвет привлёк, заманил, а затем беспощадно въелся под корку сознания, позвав вместе с собой за барную стойку. И вот, присев рядом с ним, Дазай уже смотрит в эти голубые глаза, блестящие под действием спиртного, и с невероятной тоской на сердце заказывает обычный безалкогольный коктейль. К сожалению, сегодня он не может позволить себе забыть этот вечер, несмотря на все грандиозные планы, которые он успел построить в своей голове. – Она мне в ответ, мол, ну давай тогда расстанемся, Чуя! Ещё и спрашивает потом, а точно ли я её любил когда-то? – Так тебя Чуя зовут? – одним глазом он всё же поглядывает в телефон, строча Ацуши сообщение о том, что дома его можно сегодня не ждать, а затем, отправив его одним нажатием, откладывает гаджет на стойку экраном вниз. Теперь-то он готов уделить всё своё внимание новому собеседнику. – Красивое имя. Так что, ты её любил всё-таки? – Да вот в этом и проблема. – Накахара откидывается назад, чуть не свалившись с барного стула, отчего резко поддаётся вперёд, упёршись локтями в стол, и, наклонив голову вниз от внезапной тошнотворной карусели, чуть тише продолжил. – Понимаешь, мне иногда вообще кажется, что я не способен любить. Вот скажи мне... Ты ведь видел на улицах эти грёбаные влюблённые парочки, а? – Видел. – кивает Осаму для поддержания диалога, который постепенно скатывается в чужой пьяный монолог, а затем снова затягивается своим коктейлем. Будь Чуя хоть немного трезвее, то мог бы рассмотреть в глазах напротив опасный азарт, однако этого он, к сожалению или, может быть, к счастью, не замечает. – А что, так сильно они раздражают? Мне вот, например, с моей бисексуальностью абсолютно на них побоку, хотя, казалось бы, раз влечение к обоим полам, то и небезразличие к этому должно быть в два раза сильнее. – Да не раздражают они, завидую просто, это ж противно, за ручки так держ-... – Чуя обрывается на полуслове, внезапно скривившись. Его возмущённый взгляд устремляется прямо в глаза Осаму, но тот даже не напрягся, словно уже знал, что дальше произнесёт новоиспечённый товарищ. – Ты чего, педик что ли? – А ты? – на его губах мелькает улыбка, заставляющая Чую, по неведомой ему причине, выдохнуть. – Честно, уже не знаю. – с досадой произносит он, потирая переносицу. – Что лучше: вообще никого не любить или быть геем? – Естественно, быть геем. – с абсолютной уверенностью Дазай пожимает плечами, а Чуя почему-то ему верит. Да, это абсурдно, но факт. – Чтобы не гадать, может тогда проверим твоё предположение? Только не здесь, на крыльцо сначала выйдем. Мы же не в гей-клубе, верно? – Верно... – кивает Накахара, даже не сопротивляясь. Он задумывается лишь на пару секунд, взвешивая все «за» и «против», но, в конце концов, быстро бросает это дело, ибо на пьяную голову не находит вовсе ни одного «против». – Только это... Погоди, мне Акутагаву надо найти. – Ты здесь с другом? В этот момент музыка в голове Осаму будто обрывается, при чём с характерным и громким звуков заедающей пластинки. Мыслительный процесс запускается в ту же секунду: какова вероятность того, что некий «друг» его Чуи может оказаться полноценным качком, готовым встать на защиту гетеросексуальности своего товарища? Воображение незамедлительно начинает рисовать самые ужасающие картины, где его, грубо говоря, нагибает раком качок, который не то что под два метра ростом, так ещё столько же в ширину... Дело пахнет жареным, но, благо, Накахара успевает его успокоить, прежде чем у Дазая в голове созрел какой-либо план по уходу от ответственности: – Да, но, кажется, он уже куда-то ушёл... А знаешь, к чёрту. Пошли уже. Мир будто вновь заполнился красками, а басы колонок вновь бьют в голову странной пульсацией, что больше напоминает стук бьющегося в беспамятстве сердца, что уже безвозвратно успело влюбиться в рыжего парня из бара. Лицо обдувает холодный ветер, когда за их спинами с грохотом закрывается дверь. Осаму видит, как его, Чуи, пряди, словно ленты бушующего в лесной глуши пожара, разлетаются в разные стороны, стоит им только переступить порог заведения. На улице — тьма тьмущая, но разве это имеет значение? Его запястье сжимают, тянут вперёд, а затем и вовсе за плечо толкают назад, отчего Дазай вжимается спиной в перила, чуть не перевесившись назад. Опасно: снизу, рядом с крыльцом, кусты. Падение, если оно случится, обещает быть болезненным и деньгозатратным, ибо такие ухоженные кусты явно были собственностью бара, однако, честно говоря, все мысли о кустах затягиваются белой пеленой почти сразу, потому что именно в этот момент его лицо обдаёт уже не очередной порыв ветра, а горячее дыхание... Осаму представлял это иначе. Его губы с напором накрывают чужие, выбивая из лёгких вообще весь воздух. Чуя всё ещё держит его и почти не даёт сопротивляться, буквально вдавливая Дазая в перила. Это не был тот нежный поцелуй, какой успел выдумать себе Осаму, это было что-то большее, что-то гораздо значительнее, что запомнится надолго. Как и предполагалось заранее, кусты оказались твёрдыми. – Сука! – Дазай! – Бля-я-ять... Обеспокоенный крик Ацуши он мог узнать из тысячи, а вот ворчание Чуи, который и в трезвом состоянии словил бы приступ тошноты от такого полёта, донёсся не сразу, но тут же стал призывом к действию для Накаджимы, который кинулся разнимать, как ему показалось, дерущихся парней. Кустам абсолютно точно пришёл конец, но это было меньшее из того, что сейчас их волновало. Для Накахары это был неминуемый позор, для Дазая — обломанный кайф, а вот для Ацуши — героическое спасение старшего брата. – Да ну нахуй... Лишь один Рюноске, вышедший на крыльцо, чтобы проводить до такси сестру с её парнем, словил с этой ситуации дичайший испанский стыд. И, в конце концов, когда Осаму слышит звуки полицейской машины, подъезжающей к бару, путей отхода у него остаётся совсем немного. Если в подростковом возрасте он притворялся трезвым, то сейчас настало время притворяться пьяным и ничего не помнящим.