Осколок Великого Неба

Эйренейос, небесный чертог богов.       В небесном чертоге спешно расходились слухи, да что богов касалось, произнести боялись. Не надобно то, все ведь помнили, чем великая битва завершилась.       Аргири тревожилась. Её спокойный сон сменился ночными хождениями и кошмарами: давнее прошлое восставало из руин. Тело и руки шли трещинками, светились неистово днём и ночью.       Что-то было не так с сердцем. Оно кололо и тянуло, словно живое. Но слеза Эйгль не могла кровоточить, она соткана из частиц света.       Значит, неладное с Великим камнем и Заряна Олимировна не справляется. Кто-то морочит стражницу, раз сердце Госпожи не выдерживает натиска и разрушает душу. Её, последнюю из тысячи, единственное пристанище и надежду всего мира земного. Иных не нашли, не народились ещё люди с крупицами светлыми в сердце.       Если Фейдрос узнает, худо станется. Господин всегда защищал свою любимую и сделает это снова. Но чем обернётся такая жертва? Сотни тысяч лет назад пришлось завладеть телами тех, кто хранил в себе частицы их душ. Великие обрели плоть, но сейчас…       Нельзя было подвергать царевну и её защитника такой участи. Девице и без них приходится не сладко: семья, трон по праву рождения и всё, что она любит, теперь близко. И дети малые растут, нарадоваться не успели ещё. Выдержит ли воин славный ту муку, что уготована может быть?       Лунная Госпожа прятала руки, истерзанные, в длинных рукавах нарядов. В перчатках и кольцах многих, но долго ли получится скрывать? Лишь несколько лет спустя… А что годы для вечных богов? Единый миг, утекающий сквозь пальцы. Аргири подгадала спокойный час и призвала свою старшую дочь, помощницу, любимую. В сияющем звездном свете явилась Аркадия в чертог матери своей.       Старшая сестра была хороша собой: волосы иссиня-смоляные, впитавшие яркость далёких светил, легкий фарфор кожи, глубокие синие глаза и чудная улыбка. Аркадия вовсе не путалась в длинном шлейфе платья и обладала тонкой грацией матери.       — Мама, вы звали меня? Случилось непоправимое? Вновь звать сестриц? — царевна перепугалась не на шутку.       Аргири лишь открыла свои руки, а после добавила:       — Не поможет, милая. Силы той нет… Стражницу беспокоят. Иначе сердце моё не погибало бы так стремительно. Не ведаю, есть ли время…       Слова эти напугали Аркадию: не так много веков прошло с великой битвы. Огромных усилий стоило царевнам вернуть родителей в мир. Цену ужасную заплатили.       — Отец? Теряет ли он драгоценные зиэктор также быстро? Что ждёт нас?       Аркадия говорила спокойно, холодно, как умела. Но Госпожа видела в дочери волнение, то самое, далёкое. Средство и правда было: укрепить душу в новой телесной оболочке. Прошлые служат им с начала времён.       — Я не ведаю. Тяжко отцу твоему знать о том. — Луна замолчала в нерешительности. Выносит ведь приговор. Кабы не смертным его составить, то пускай. Самой первородной богине страшно делалось от мысли, что надобно жизни отнимать. — Мэллет не вернулась? Вы разыскиваете… — воспоминания жгли, словно самые острые лезвия. Не верилось да случилось.       Аркадия всё поняла. У царевны щемило сердце с той самой минуты. Выбор её был на пользу семьи и всего мира небесного, всех созданий. Глупостью откупились. Навсего потопом великим.       — Словно сквозь земли и материи наша пропажа улизнула. Разыскиваем.       Каждое слово жгло язык, словно трепетный знакомый жар обернулся ядом. Старшая царевна больно искусно смогла прикрыть дело. Греха не видно. Аргири не хотела замечать, ведь правда не на их стороне. Распустились!       — Две дороженьки у тебя, родная… Вернуть нам тела кровью, аль пропажу найти. Вскорости буря грядёт. Тревожит что-то Сердце. Проберись к Осколкам, Он захочет отнять хоть крупицу. А ты первой будь, веди Ан’шес путями нашими. Защити Сердце! — богиня устало прикрыла глаза и заплакала.       Первые сотни лет в ней человеческая душа верх брала. Утешения, кроме слёз, не сыскалось. Госпожа помнила: говорить, мыслить, ходить нельзя было. Свет её разливался над всеми мирками тусклый. Оттого и погибло людских душ много, не имеючи света очистительного перед глазами. ***       Прежде чем спуститься на земли людские по велению Госпожи, Аркадия поспешила к отцу. Немыслимо было без спросу чертог покинуть.       Солнечный был ровно там, где цепи свои сбросил много веков назад. Большая галерея тронной залы по обычаю украшалась погасшими светилами. Все звери чудные и герои сильные находили себе последнее пристанище под взором светлым.       — Отец… — в спокойном приветственном поклоне едва уловимо разлилось тепло. Аркадия не любила то показывать, стыдилась.       Оторвавшись от своих невесёлых мыслей, Фейдрос улыбнулся дочери, прошёл ближе. Дети к нему наведывались, однако вовсе не те, кого желалось видеть. Да нешто скажешь?       — Моя красавица, всё ли хорошо? Аминта вернулась? — Солнечный знал, что отец из него дурной, но дочерей любил искренне. Лишь их успел защитить. — Что тревожит тебя?       Аркадия не смогла долго притворяться: осколочек сердца болел. Как покинуть родной дом? То младшие по земле людской ходить гаразды, а она завсегда рядом с матерью была.       — Вернулась. Простите, отец… Надобно мне к людям спуститься.       Солнечный посмотрел на неё, удивляясь искренне. Царевна давно не покидала небесный дворец. Её последним делом была печать на острове Сердца.       — Вновь дурные вести? Чего твоя матушка хочет? Всё сделаю. — Фейдрос лукавил, говоря, что способен на любое дело. Бог винил себя за прошлую неудачу. Кровь человеческая с упрямым нравом ему досталась. По образу и подобию, а совестливее, умнее.       — Ступай, Аркадия. Отыщи, сохрани мир без крови лишней, а я подсоблю.       Царевна коротко поклонилась и вышла из тронной залы. Запечатывать в сердце убранство было глупостью. Вернётся ещё, а то и править станет. Отцу наследник надобен, а сын единственный утерян давно.       Провожая взглядом родные стены, своих ближних помощников и крохотные островки, Аркадия боялась встречи. Райский уголок стал для неё когда-то раной кровоточащей. Чудесная земля, именуемая в просторечьи Белогорьем, — её законное обиталище. Да только не случилось править. Едва спаслись в ссоре великой.       Старшей-младшей — Аминте не свезло. Часть силы погибла. Царевна отдала свой золотой покров, да только затерялся плащ. Другие сёстры по миру нижнему разбрелись. По Земле. В горных хребтах и на пустынных склонах жилища устраивали.       Олкипп по мирам странствовала, да отыскать их пропажу не смогла. Среди разных зверей не было того самого. Приметила только кровь отцовскую да силу. Сёстры гадали много веков, кому в руки мощь такая попала. Вздохнули свободнее теперь: всё к царевне земной вернулось. Не иначе, верно матушка назвала свою Ан’шес Светом Премудрости. Девица прибрала к себе и силу, и крылья. **** Торговые ряды Белого города, май 2027 года.       Поздней весной столица шумела разными ярмарками и пирами. Прибывали караваны из других областей: мастеровые люди, с Хрустальной горы да жители окрестных деревень. С дальней заставы возвратились и некоторые дружинные. Наладить службу на Куликовой равнине — степном рубеже Белогорья, вышло четыре года назад.       В город со всеми вошла и красивая строгая девушка, одетая в простой походный костюм и плащ. Узоры выдавали иноземку: не то северных, не то южных островов, где во всякое время туманно и зябко. Давно уж в Белом городе не знали вестей от воеводы Мстислава из Ольхова, приграничной крепости.       Странница оглядывала гудящий торговый ряд без особого интереса. Фрукты, рыба, утварь… Нет, не надобно. Дома не зацепили взгляда. А ведь князь приказал строить крепостные стены каменные, а вместе с ними и дома первой линии. Привольно на улицах. Чисто да сухо, мощение новое, каменное, нет-нет да проскальзывало.       — Помощь надобна, красавица? — из-за ближайшего прилавка вынырнул необычный горожанин. Весь зелёный, при жабрах и чешуе, а перед ним ушат с речными раками, мелкой и крупной рыбёшкой. — Аль, рыбки к обеду справить?       Путешественница едва уловимо повела носом. Ну точно как дома, в приделе сестриц, на островках с водопадами. Редкий дух, въедливый.       — Надобна, почтенный, надобна… — Аркадия не любила пустых разговоров с незнакомцами, но для дела можно и потерпеть. Одна ведь не сыщет нужную избу. Тут пойди, скажи кому, засмеют, да и то, камнями побить могут. Царевна не знала, сколь изменился городок спустя многие века.       — Мне дом один надобен. Живёт у вас здесь мудрая дева. Совета хочу спросить, а где искать, не ведаю. Муж у неё больно знатный все ближние и дальние городки твердят о том.       Повелитель рек и морей белогорских, а то он и был, поглядел на царевну внимательно, закусил губу, словно раздумывая, а после и ответил:       — Тебе, красавица, повезло. Да у нас все, почитай, Елену Григорьевну знают. Умница да мастерица до всякого. Детишек вон, обучает. Князю подсобила: застили дорожки камнем, стены посадские поднимают. А муж её, Финист Ясный Сокол, воевода наш. — Водяной отвечал весело и с долей гордости, словно за родное дитя. Не покривим душой, сказавши, что Елена всем своей стала. Иные обычаи принесла с собою, науки всякие занятные.       — Вон по этой улице иди. Пятый терем по правой сторонушке. За воротами дети играют, гости бывают. Не заплутаешь.       Аркадия поклонилась в знак благодарности и оставила на прилавке горсть самоцветов. Повелителю рек они не надобны, а жене сгодятся. Как бы только не обругала.       Улица привлекала взгляд своими вычурными деревянными избами. По каждой из сторон редко встречались каменные, белёные, словно печи. Во дворах чегой-то гудело, тянулось через все закутки. Ветряки стояли по углам. Не знакомому с людскими вещицами могло показаться колдовством. Царевна Аркадия знала: земные насосные станции с сетью труб прилаживали.       «Давно пора! Иная сторонушка уж вся поболе вашей оснащена», — уголки губ слегка дрогнули в улыбке. Аркадия не любила показывать эмоции. Белогорский дом княжны Елены и Финиста       Вскоре перед ней вырос высокий дом с пышным садом. По обе стороны от дорожки к дому распустились диковинные цветы.       «Тюльпаны, розы… Чем порадуешь, царевна земная, Премудрости Свет?» — посланница богов оглядывала цветник, примечала знакомые бутоны.       У крыльца играли две девочки. Чуть в стороне летели щепки, был слышен стук топора. Под сенью яблоневого дерева, прямо на траве сидела знакомая девица с ребёнком на руках.       «Не свезло — наша вина, защитить не сумели. Воевода, поди, извёлся, что дети не его крови», — Аркадия поджала губы, стараясь казаться доброжелательной. Выходило скверно: привычная колкая холодность пробивалась наружу.       Царевна постучала в узорную калитку и сразу же отдёрнула руку: печати, выискивающие недоброе. — «Верно. Защита надобна. Того и гляди, враг на пороге будет».       Калитку открыла хозяйка. За её спиной показались любопытные взгляды. Непоседливые дочки ходили следом.       — День добрый. На порог пустите? — Аркадия улыбнулась холодно, властно. Под её взглядом, однако, назад отступили дети. Царевна земная спокойно глядела в тёмно-синие глаза, только покрепче светловласого мальчонку перехватила.       — Коль проситесь, назовите своё имя. Поглядим, с добром ли… — Елена Григорьевна уж много зим как выучила: нечисть разная вокруг обретается, люди худые. А всех отличить можно одним способом: навьим язык собственное имя жжёт. Не скажутся, да и уйдут.       — Аркадия Ант’арес. Да вам неведомо, кто я. С добром, не бойся.       «Это, что? Давно у нас гостей не было из богов. Нельзя ведь им», — девушка скоро припомнила, что «первая звезда» и «старшая дочь» в наречьи богов таковы. — Коль с добром, то двери дома моего открыты.       Алия развернулась к дому. Впереди шли Аннушка с Даринкой. Они мигом забежали за угол двора, откуда уже спешил Карталь. Его очередь была, гостил. Неожиданное представление у ворот он разглядел сразу же и, бросив колоть дрова к вечернему костру, спешил узнать о незванных пришедших. Девушка показалась больно знакомой. От одного взгляда на неё в висках прошибло дрожью.       «Угрозы нет, а она словно в воздухе ядом разливается. Зря оставил, надо было самому встретить», — Карталь не стал вглядываться пристальнее. Бегло уловил надменное лицо, тёмные волосы с притягательным оттенком синего и тонкую гордую фигуру. По всему видно: не из простых.       — Карталь, у нас гости. Это Аркадия Ант’арес. — Алия скоро представила гостью, которая не удостоила детей и мужчину даже слабой приветственной улыбкой. — Лапа, отведёшь детей в дом? Я надеюсь скоро вернуться.       Посланница богов вдруг заговорила. Голос её был холодным, но приятным, словно шелест травы тихой ночью.       — Не пойдёт так, Елена Григорьевна. Уши у всего имеются: окрест вон, ядовитой кошкой пахнет… — слова эти давали понять: другого не случится. Аркадия ценила тишину, в которой можно говорить свободно. — «В доме, поди, обереги имеются. Где б наша пропажа не обреталась, а ей обо мне знать не надобно».       Девочки зашли за порог первыми. Карталь бережно забрал Радмира и направился следом, уже не слушая, но удивляясь дерзости гостьи. Законы гостеприимства не позволяли ему указать Волчице на это. Без сомнений, Алия поняла бы его, да люди были чужие. И люди ли?       — Царевна, вижу, у тебя окромя мужа развлеченьице имеется. Да только недоброе оно, чую. — Аркадия смотрела сверху вниз, но вдруг её прошибло судорогой от безразличия княжны. То ли девушку глупости не смущали, а то и не были глупостями. Кто ж разберёт людскую природу?       Зелёные глаза опасно сверкнули. Алия почувствовала внутреннее раздражение: нечто клокотавшее под сердцем. Мало смельчаков находилось указывать княжеской крови. За самое ценное она держалась крепко и была готова на многое. Добрая часть жителей знала, что друзья воеводы и его жены — люди чести. Всякий раз подсобить готовы были: кому баню подправить, а иным и воду от колодцев по грядкам провести.       За долгих шесть лет переменилось многое: вначале Даринка, словно благословение свыше, а спустя время, к радости Финиста, родился и сын. Воевода не мог нарадоваться крепкому здоровьем Радмиру. Не меньше заботы получали дети князя, сыновья и дочь Димитрия. Про Аннушку и непоседливого Джулиано говорить нечего: для них воевода мастерил игрушки, цельный деревянный теремок позади дома, в пышном саду. Временами гостей встречали и в ином мире: летние месяцы давно были отведены тёплому морю и лёгкому климату Аппенин.       — Советов мне не надобно. Живу, как пожелаю, худого за мной не водится. — Алия выпрямилась, разглядила складку на сарафане и кивнула на дверь:       — Прошу за мной. Найдём место к разговору. Дело, видно, не так просто…       Внутренее убранство было необычным: часть отделана деревом и камнем, а другая — полотнами цветными. Мебель оказалась мягкой, обтянутой тканью. Сундуки резные заменяли высокие, в человечий рост, домовины из светлого дерева. Аркадия в прежние времена любила подглядывать за людьми по ночам, вот и заметила их придумку.       Стены и дверные проходы светились заметными лишь божественному глазу обережными узорами. От них веяло силой великого Сердца, свежестью воды и травяной крепостью. Не иначе, зверобой-трава примешана.       «Кто ж такой разумный отыскался? Терем от всякого доброго и дурного выстоит…» — брови чуть удивлённо приподнялись, но Аркадия стряхнула чувства в сторону. Не до восторгов было.       Просторная трапезная встречала тихим шёпотом: девочки говорили меж собою. Недалече расположился помощник земной царевны с книгою в руках и мальчонкой на коленях.       Посланница богов задержала взгляд на фигуре мужчины: от него исходил невиданный светлый жар. Над головой и по рукам словно бегали солнечные зайчики.       «Да кто ты есть?! Не муж, не брат… Отчего царевна тебя рядом держит?» — Аркадия презрительно сощурилась и отвела взгляд.       Хозяйка была занята нехитрым угощением и обернулась, указывая гостье на стул. Аркадия невозмутимо оправила подол дорожного платья и последовала совету. Первый глоток сладкого настоя разлился внутри теплом, на мгновение очищая мысли.       — Какое порученье для меня припасли боги? — Алия, вдруг не сдержавшись, спросила о волнующем прямо.       Догадалась: праздного любопытства нет. Теристис пришла не просто так. Перед мысленным взором загорелся образ Лунной. Она не могла измениться, разве кожей посветлела, да руки прятала.       — Дело есть, не скрою, да только сдюжишь, Елена Григорьевна, Премудрости Свет? — Аркадия по-лисьи сощурилась, приоткрывая левый глаз. Её улыбка выражала интерес и только.       Алия вздрогнула, обернулась на детей и поймала успокаивающую тёмную синеву в глазах Карталя. Он всё слышал, знал: отговаривать надо.       — Поведай, будь добра, посланница. Я уж решу, есть советчики.       Царевна Аркадия долго, пристально вглядывалась в озорные зелёные глаза. В их первую встречу изумруды сияли ярко, спустя годы ничто не помутило их, напротив, добавило искр. Будто бы это не она, дочь богов, а простая девица бессмертна.       — Не покривлю душой, надобно…       Голос потонул в шуме крыльев и птичьем клёкоте. На подоконнике сидел крупный сокол с окровавленной паутиной на перьях. Алия мгновенно обернулась в сторону открытого окна, и сдавленно ахнула. Карталь, оставив младшего на Аннушку, подошёл ближе, и распахнув малый сундучок на одном из столов, протянул своей Волчице зелья.       — Annie, akıllı ol ve küçükleri odaya götür, — Лапа дал указания Аннушке, и обернулся к гостье. — Следуйте за мной, дело ждёт.       Аркадия встала из-за стола, повинуясь твёрдому голосу, не просьбе — приказу, и словно очарованная, ступила за порог трапезной. Краем сознания услышала настойчивый зов дерзкого слуги, а после он сам объявился.       — Да как ты смеешь? Кто позволил? — царевна тщетно силилась уловить прежнее чародейство. ***       Алия расслышала наконец просьбу Лапы. Сердце неистово жгло и было готово, казалось, вырваться наружу. Слабость в ногах мгновенно прошла, стоило увидеть Финиста вновь.       Воевода ни разу не приходил домой через окно. В первые дни их жизни он часто спешил домой своими ногами. Девушка и забыла, когда в последний раз видела это золотистое облачение.       — По небу летал ветром-соколом, по земле ходи добрым молодцем. — перо осталось в спальне, мысли ложились в колдовской призыв. Алия не знала — подействует, проклянёт. Можно было кликнуть Лапу или дочку, да им хватало забот.       Бережно отпущенный на стул, сокол завозился, неловко взмахивая крылом. В тонком облаке искр возник Финист, крепко зажимающий ладонь.       Щелчком пальцев Алия сняла тяжёлый доспех, перевязь и шлем растворились в призрачной дымке, возвратившись в оружейную комнатку.       — Что с тобой, сердце моё? Кто посмел? — девушка кинулась снимать наруч, подбирать рукава.       — Змея в дозоре попалась… В правую руку укусила. Жжёт! — Финист говорил сквозь зубы, каждый вдох давался с трудом. Разум замутило, воевода наклонился в сторону, и упал всем весом на стол.