Осколок Великого Неба

****       Княжна успела поблагодарить Карталя за предусмотрительно унесённые приборы. Будет ещё посуду бить. Только языками чешут: «посуда битая — к счастью». К беде! Призрачную угрозу девушка почувствовала в ту же минуту. Воздух завихрился, словно от шальной стрелы. Дышать стало решительно нечем. На ватных ногах Алия обернулась к шкафу, принесла стакан и скоро добавила к воде капельку свежей мяты со зверобоем и ангеликой.       — Финист, выпей. Полегче будет. — два мучительно медленных первых глотка были сделаны, и богатырь пришёл в себя.       Алия знала: ненадолго. Травы яд остановят на короткий срок, а после он скорее к сердцу пойдёт. Девушка быстро оглядела лежащую плетью на столе руку мужа.       «А, может оставить так? Почувствуешь себя на мгновение в моей боли…» — воспоминание об увечье прошлого резво затуманило разум. — «Нет, я не желаю зла!»       — Потерпишь? Это неприятно. — свивая заклятьем ядовитую нитку, Алия протянула богатырю маленькую дощечку. — Хватит в нашем доме увечных. Держи крепко, чтоб язык не откусил.       Финист послушно следовал указаниям. Стоило княжне начертить у основания раны узор, — не выдержал, глухо завыл. В руке, словно червь завозился, немилосердно жгло и зудело, боль помалу уходила в затейливый пузырёк.       Алия припомнила зов путеводный, изломала его и заставила яд с кровью воротиться. Иссиня-буроватая неприятная нитка выплывала из артерий. Микула не учил её лекарской магии. Пришлось самой искать древние Белогоровы свитки. Пригодились. Как чувствовала.       — Всё, уже всё… — набрать в шприц чудо-зелье было той ещё задачкой. Живая вода с крапивным соком и зверобоем опаляли теплом да жгли при попадании в кровь. Наскоро протерев место, где закончился путь яда, девушка осторожно ввела иглу и, прикладывая немало сил, позволила лекарству залечить выжженную ядом артерию.       Финист зашипел и отбросил ненавистную дощечку. Княжна отняла шприц и обернулась к нему. Витязь был похож на взмыленного юнца. Светлые волосы в беспорядке разметались, мешая видеть, щеки горели.       — Это за храбрость… — поцелуй мимолётно-игривый, неожиданный, позволил Соколу ощутить желанную свободу. Жар отступал, сменяясь ясностью рассудка.       — Одно у меня излечение — глаза твои неземные! Душа моя, у нас гости? — витязь тихонько заговорил, чувствуя отток боли. Руку жгло не так люто, не выкручивало кости.       Алия коротко улыбнулась, стараясь успокоить мужа, а после вспомнила о делах. И правда ведь была гостья.       — Посланница богов пожаловала. Видно, на подвиг нам пора. Засиделись…       Воевода презрительно дёрнул бровью, словно не он первым шёл на все подвиги лет семь назад. Финист и ближние походы оставлял Димитрию и Стёпке. Поболе в казармах дела разбирал. К обеду неприменно домой являлся. Жизнь сладилась, подрастали дети, бывали гости. Новый мир открывался невиданный. Финист научился ценить то малое, что рядом было: семью, друзей. Жена ласковая, все печали исцелить могла, дочки послушными росли. Малыш Радмир тянулся к игрушечному мечу с пелёнок.       — Староват я на подвиг-то идти, по лесам ходить. Авось без нас управятся? — витязь осторожно поднялся с места, но и двух шагов не сделал, замер.       Алия успела закатить глаза, а уж после смеялась. Перемена разительная, словно подменили дерзкого Сокола.       — Ну, если старый, ложись, помирай. Придумал чего! Разленился тут, в тепле и сытости.       Богатырь лукаво улыбнулся, становясь похожим на кота: довольного, хитрого и сытого. Ему было дикостью бросить семью и уйти далече, коль попросят.       — Волки мертвячиной не разживаются, им надобно доброе мясо. — Финист беззлобно уколол жену.       — Мясо, которое попусту болтает, не самое доброе. Колобка спроси! — притворная злость в словах Алии подтвердилась лёгким хлопком полотенца о столешницу. — Иди, отдыхай, сама управлюсь.       Финист ловко вывернулся и обнял супругу. Ох, несладко ему бывало в полнолуние. Волчица показывала характер, одаривая его шрамами и лёгкими укусами. Елена не бросала попыток переждать дурные дни в лесу, но Сокол понимал: доброго не станется. Разве ж каждому втолкуешь, что Белая волчица, ночная чудь, жена воеводы.       — Иду-иду, клыков не трать! Обратишься при гостье — вовек не отговоримся.       Алия тяжело вздохнула, спрятав улыбку. Задиристый нрав остался, иное вытравилось.       «Послали боги мужа! Счастье какое…» — девушка припомнила всё, что случилось за эти годы. Финист ведь страх главный оставил, плавать научился. Его толком никто и не упрекал. Ревнивца Анри княжна не считала угрозой. То первое время пришлось оборону держать, чтоб беды не сталось. Воевода мог и прибить в гневе.       Собрать травяной узвар — дело малое. Всё под рукой: золотарник, мята, крапивник, ложка мёда. Таковым сбивать жар — самое оно! Финист, по обыкновению, показался жене горящим неистово. ***       В большой горнице разразилась целая молчаливая баталия. Посланница богов сидела прямо и пила чай, презрительно оглядывая Карталя, расположившегося в ином углу. Аннушка отвлекала младшую сестрицу игрой, но была напугана сверх меры: девчушка привязалась к названному отцу.       — Смотри, мама вернулась! — Даринка схватила старшую за рукав и улыбнулась. Непоседливый характер доставлял хлопот: заплутать в саду и уснуть среди цветов выходило частенько.       Карталь поднял голову в сторону двери и крепче перехватил Радмира. Малыш тянул руки к матери. Тревога не сходила, лишь пряталась в уголках сердца.       — Что случилось, отец в порядке? — Аннушка тенью обогнула гостью и появилась рядом с Алией. — Мамочка, да что там?       Складка меж бровей напугала девочку. Она с тревогой следила за всеми переменами. Княжна быстро смахнула щекотные пылинки с переносицы и ответила:       — Кажется, у нас завелись змеи. Ядовитых в Белогорье никогда не водилось. Я у Микулы когда-то спрашивала.       Аннушка прикрыла губы ладонью и сдавленно ахнула. Змеи в лесах не водились, Колобок поведал бы. Хлеб о многом докладывался девочке, принял её за меньшую сестру. Временами таскал чего сладкого из княжьих палат.       — Радость моя, всё прошло. Я успела помочь. — Алия выдохнула сквозь зубы, когда маленький нос резво ткнулся в ребра. Дочка выражала свои чувства с невиданной резвостью. — Я прошу прощения. Воеводе нехорошо. Вы притомились? Ежели разговор терпит, можете погостить у нас. Свободная комната отыщется.       Царевна с неохотой отвлеклась и прикрыла глаза, то ли успокаиваясь, то ли собираясь с мыслями. Аркадия медленно открыла один глаз и кивнула:       — Добро, Елена Григорьевна. Мне запросто так воротиться не велено, с пустыми руками.       Карталь весь обратился в слух, но разобрать намерений у него не вышло. Чувствовал недоброе. Камешек в нагрудном кармане рубашки горел странным теплом, и только. Понимал ведь, личной неприязни мало, надо за руку схватить при случае. С иной стороны сердце разливалось теплом.       Алия уловила тревожность Лапы. Всегда полагаясь на него, она знала, что доброго не станется.       «Только будь добр ради меня, гнев не навлеки на всех. Война с богами всегда завершалась плохо», — княжна провела пальцем по переносице и смахнула дурное. Чутьё волчье не подсказывало, а то и верно. Порядок. — Я провожу вас, отдохнёте.       Не удостоив посланницу богов и коротким взглядом в её сторону, Алия повернулась к дочери. Лапа присмотрит за младшими. Одному Финисту надобно ждать. Беспокойство за мужа больно плавило что-то внутри, в сердце. Знакомая ниточка горела огнём: богатырь в шаге от лихорадки. Ядовитая же попалась нечисть.       — Аннушка, отнесёшь травы… — язык жгло называть всё как было.       Девочка осторожно взяла в руки кружку с отваром и зашагала наверх. По пути обернулась:       — А если отцу хуже будет? Можно ведь уксусные повязки сделать? Я не испорчу.       К ней были устремлены все взгляды, но два самых родных светились теплом. Карталь приметил, что науки идут впрок. Алия лишь улыбнулась, не в силах сказать больше, чем:       — Можно. Я в тебя верю, радость моя.       Радмир вновь потянулся ближе и захныкал. Чувствовал тревогу. Сын разнился иным настроем. Редко удавалось друзьям и Финисту надолго его увлечь. Признавал лишь старшую сестрицу и мать. Алия, бывало, задерживалась в детских комнатах до позднего утра. С первыми прорезавшимися зубками намучились — страсть! У княжны отнимало увечную руку. Одного хорошо, слёз и громкого плача никто не услышал.       — Ну, иди сюда, золотой мой княжич… — Алия легко подтянула к себе вспорхнувшего Радмира.       Малыш что-то шепнул и, улыбаясь, схватился пальчиками за тонкое плечо. Сил не было отцовских, и то без них больно. Подбежала Даринка. Она не хотела делить матушку с иными детьми. А приходилось, выросла ведь. Со смехом, цепляясь за нижние юбки, девочка показала брату язык. Где и от кого тому научилась не дознались.       — Красавица, я вернусь сейчас. Подождёшь?       — Долго ждать? Матушка, не бросай меня, не уходи.              Видя замешательство, Карталь отвлёк девочку игрой, и княжна смогла уйти. Лапа знал: долго удерживать непоседу не выйдет, она захочет увидеть родителей. Иной вопрос поболе других душу рвал: как бы с Финистом не случилось чего. Бедовый Сокол… То заметно стало в первую встречу, а теперь и не сказать, что семь годков минуло. ****       Аркадия быстро шла за хозяйкой, не разглядывая убранство комнат. Чего она мебели диковинной не видела, холстов цветных на стенах? Из чертогов отцовских на весь малый мирок вид открывается. Моря, горы и самые малые домишки видать. Где-то люди живут в лесах тёплых дремучих и зверя-птицу привечают.       Царевне было боязно подумать, чего скрывается за увечьем воеводы. Ядовитых змей в крае этом не водилось. Полозы малые безобидные были, и те вреда не чинили.       «Не может того… Далеко та сила припрятана. Олкипп каждый уголок оглядела многие века назад». — посланница тревожилась, огромным трудом скрывая всю боль свою. Не надобно людям знать. Испужает, дело попортит…       — Елена Григорьевна, чегой-то у тебя слуга такой дерзкий? Когда случилась беда, приказом громовым заставил меня уйти. Выпороть бы его!       Алия повернулась в сторону гостьи, осмотрела её сурово, а после и ответила:       — Карталь не слуга. Он Лапа, и дозволено ему наравне со мной в этом доме приказы отдавать. — заметив недоумение, княжна пояснила:        — Мне опора, мужу — помощь, а детям наставник мудрый.       Царевна сдержанно кивнула. Не нравилась ей дерзость такая. Да стерпеть надо. После спросит.       — Твоё дело, Елена Григорьевна. За хлеб-соль и кров спасибо. О делах после поговорим. — Аркадия переступила порог комнатки, украшенной светло.       На стенах узоры, потолок весь цепями небесными усеян, будто дома. И постель мягкая, морозная. Не гляди, что весна за окном. Царевна не удержалась, осмотрела каждый угол: тепло, добротно. Строители на совесть постарались. Всё больше Аркадия думала о том, что дурное скоро случится. Успеть бы. И верно, матушка говорила: торопиться надобно. ****       Алия добралась наконец-то в самый дальний угол дома. Захотелось ведь Финисту подальше спальню схоронить ото всех! Вместе с сыном тяжело подниматься вышло, не оставить ведь нигде. Сызнова спускаться в горницу далече будет. За приоткрытой дверью слышались споры и шум. Аннушка держала оборону и ругалась: Финист не хотел уступать, отмахивался.       «Умница, ты сможешь даже меня заменить, если понадобится. Выросла как…» — княжна улыбнулась своим мыслям и толкнула дверь.       Сокол бросился ей навстречу: сам едва на ногах держался, горячий. Аннушка подбежала следом и забрала Радмира. Мало ли, зараза какая? Мальчик хоть крепкий, а всё одно и трёх лет не исполнилось. Наследника своего воевода берёг пуще всех иных детей. Не в чем его винить, против дочек один сынок. Желанный.       — Что тут у вас?! — от гневного полушепота Финист остановился, не решаясь подойти ближе. Глядел так виновато, будто вновь отца своего увидел. Старшего воеводу с женою ещё видали после свадебки. Они сами и сказались, что внука ждут, и сыну ждать положено.       — Температура самая противная. Отец не хочет пить лекарства, всё в гостиную уйти норовит. Ну куда к гостям в таком-то виде? — Аннушка скоро ответила и пошла к двери, уводя брата. — Скатерть дядьки Микулы там, на столике.       Княжна дёрнула щекой, недовольно хмурясь, и Финист отступил назад. Хорошего от жены в таком деле и ждать не надобно. Отыщет свои горькие порошки! Нет бы мёдом сладким напоить, малиною… Да спорить — себе дороже. Стёпка посмеялся как-то, что воевода ни нави, ни богов не страшится, а лишь жены своей, да от Димитрия подзатыльник получил. И правда!       — Ну что ты? Идём, отдохнёшь… Вечер уже, а тебе и того больше: после змеиного яда спать надо. Само не пройдёт, нечего козлом скакать!       Финист хотел было возмутиться, да под взором строгим зелёным поутих. Где там, с женою в знахарской науке тягаться?       — А гости? Нельзя же, Елена… Дурные мы хозяева, раз оно так.       Алия чуть склонила голову вбок и вдруг почувствовала: в спине, словно копьём ударили. Рёбра жмут. Не до того, чтоб говорить. Не своя боль, чужая. Её словно в сторону повело, и весь мир перед глазами закружился. Спустя долгое мгновение она увидела свои белые лапы и глухо завыла. Говорить ведь так и не смогла. Отец и дед ещё умели, а она — дитя бедовое, куколка тряпичная с сердцем каменным. Такую и боги, и старейшины знанием не удостоили. Премудрости Свет, а стыд один. Птицу-зверя понимать не могла, сама не говорила. А уж после обращений мышцы ныли так протяжно, что, казалось, в казематах древних на столах пыточных лежала.       — Голубка моя, что с тобой? Идём, и тебе отдохнуть надобно, что уж… Ведь цельный день занята. Карталь хоть и помогает, да разве ж мать родную кто детям малым заменит? — Финист медленно побрёл к кровати и тяжело сел. В голове мутилось, голоса дурные слышались, как в злое время, когда невесте своей руку едва не сломал. То уж после справились.       Воевода беспокойно завозился, освобождая побольше места. Не на полу ведь княжне спать. Волчица скоро нырнула под бок, осторожно касаясь его руки подушечками лап.       «Ну, дурак! Горячий весь! И что с тобой делать? Разве я не просила лежать спокойно?».       — Уговорила, Сейчас, сейчас твои порошки достану, — на глухое ворчание Финист с трудом вытащил коробку из ящика прикроватной тумбочки. Долго разбирать не пришлось, все ровнёхонько лежало, ярлыки мелкие были. — Который? Этот?       В отличие от жены, богатырь всегда мог разобрать, о чём шепчутся лесные жители. Слух птичий помогал. А нрав княжеский он выучил со всех сторон. Гневить Елену дурное дело: браниться не станет, детей только соберёт и в своём мире укроется. Там ей и друзья, и семья. Да и тут, в Белогорье, навроде никто не обижал.       — Кислятина противная! — под строгим зелёным взглядом, Финист старался пить нелюбимый порошок быстро, едва ли думая о вкусе. — Вот бы чаю с мёдом!       С иной половины кровати послышался недовольный рык. Так завсегда было, едва Финист какую-то глупость говорил. Воевода скоро развернул салфетку-самобранку, что была подарена Микулой. Ещё от Кощеева скарба осталась. В подвалах одной из крепостей отыскали.       «Угомонишься ты или нет?»              Княжна зло щёлкнула зубами, и Финист поторопился запить горечь иноземных лекарств простым сладким отваром. После устроился спокойно поближе к тёплой волчице и закрыл глаза. Жар мгновенно исчез, сменяясь ароматами свежих лугов и высоких гор. *** Белогорье, дом Финиста и княжны. Утро 10 мая 2027 года.       Раннее утро Алия встретила с болью в висках. В глазах, словно песок речной. Горло жгло и крутило суховеем. Все окрестные запахи так и норовили стать причиною оказии. Княжну замутило. На два вдоха удалось сбить подступивший к горлу ком. Она перекатилась вниз и с трудом поднялась на ноги. Финист кутался в одеяло с головой, не желал просыпаться. Да полегче ему было, дурной жар исчез.       «Надо спуститься вниз, там дети… Карталь! Ох, Лапа, прости. Столько забот на тебя одного!» — пошатываясь и цепляясь за стену, в простом домашнем платье и с неопрятной косой, Алия побрела на кухню. Туда, где вились безумные ароматы.       — Мамочка, ты бледная. Иди отдыхай, мы тут сами. Я чай принесу… — старшая дочь обернулась на скрип двери.       Радмир дремал в окружении игрушек, Даринка возилась с цветами. У плиты стоял Карталь. Безупречный, словно со страниц диковинной книги спустился: одежда без единой складочки, движения ровные, лёгкие.       Алия словно попала на много лет назад в своё единственное утро рядом с Лапой. Лишь вдвоём. Без чудного мира, ревнивого мужа, чехарды приключений и троих детей. О, боги… Княжна любила свою нынешнюю жизнь, но скучала за прежней.       Отвлечься от воспоминаний помогла настойчивая Аннушка. Уговоры привлекли внимание Карталя, и он бросил свои дела. Поспешил ближе. Под тёмно-синим пронзительным взглядом девушка ощущала себя будто в лекарской перед отцом.       — Снова приступ? — несмелый отрицательный кивок огорчил. Неужели Волчица не приметила? — Добро. Пусть вечером. Я завтрак принесу. Финист в порядке?       Алия напряглась, чтобы ответить да горло царапнуло хрипом, в руках появился стакан воды. Лапа примечал все глупые мелочи.       — Живой. Меньше лихорадит. Видно, мне передал… Боюсь заразить детей. А гостья?       — У себя. Идите, Госпожа, до вечера время есть, — Алия была уж за порогом, когда вслед ей раздался тихий шёпот. — Уж третий день у себя сидит, не показывается. Ох, беда-беда. Неужели снова сердце?       Хозяйка и не приметила, сколь дней прошло. В чужом покрове времечко летит скоро. Проспать два дня и три ночи для Волчицы, опалённой лихорадкой, дело пустое. Добро, Карталь домой не собирался, через князя весточку передал: задержится. Аннушка помогала с младшими, нет-нет да ходила к родителям. Жар заприметила, сбивали — словно кто мороки навёл. Управились травами Ядвиги да наговорами Кощея-Микулы. **** Княжеский терем, а после дом Финиста и княжны. Вечер, 10 мая 2027 года.       Вечером в княжеском тереме сделалось шумно: гости разные, детишки забавлялись, играя в большой гриднице. За столом было тесно. Князь Иван позвал всех: Димитрия, Микулу, Брана и матушку свою. Колобок перекатывался от стола к детям, силясь уловить крохи разговора. Еда и напитки оставались почти не тронуты. Кусок в горло не лез.       — Матушка приказала до стражницы добраться, поглядеть, чего приключилось. — Аркадия говорила уклончиво, не ко времени людям знать. — Я вас не потревожу. Мне надобна Елена Григорьевна.       Иван Муромец недоверчиво осматривал гостью, переглядывался с Микулой. Чародей молчал. За годы нескладный богатырь уж силушки набрал. Гаразд был кулаки почесать, да не к месту. Вновь рядом зудело неясной тревогой худое.       — На подвиг зовёте? Мы бы с радостью, да опоздали вы. Дети у всех, на кого их оставить? — князь уловил тревогу Карталя, что беспокойно перекатывал в руках яблоко.       Посланница и бровью не повела, ответила скоро. У Василисы Ярославны аж землица из-под ног ушла да муж придержал.       — Мне только Елена Григорьевна подсобить сможет. А коль ты, Иван Муромец, хочешь на подвиг, княгиня присмотрит за детьми, раз слуг не держите.       Карталь быстро подал стакан Алии. Она от таких слов весь воздух в лёгких растеряла. Финист словно и не замечал неладное с супругой.       — Дети не у одного князя. Елену Гориславну я с вами не пущу! — богатырь неуловимым жестом сжал кулаки. — Сыну и трёх лет не минуло. Не пущу!       Словно в подтверждение его слов подошёл Илюшенька. Мальчишка до того был привязан к названой тётке, что и жил у неё подолгу и в мир иной напрашивался.       — Матушка, чего тут у вас? Ты бледная… Сходить к бабушке Ядвиге за травами? — княжич медленно повернулся ко всем, задержал взгляд на гостье, приметил, как Елена Григорьевна следом побелела. — Я мигом.       Иван только и успел рот раскрыть, а сынок умчался за дверь. Князь и махнул рукой. Всё одно помощь надобна.       — А вы могли чуть раньше начать разбираться с этим? Чего ждали шесть лет? — не сдержавшись, он накинулся на гостью.       Всё в ней Ивану не нравилось: надменный вид, холодность и настойчивость. Невольно вспомнилась жена Добрыни, о ней горевали. Всё ж Галина с Ильёй вырастили девочку, а после… Дурное время было. Свою меньшую дочь, с согласия жены и матери, князь назвал Варенькой. Девчушка взяла от родителей всё лучшее, чего не перепало брату: упорство и ловкость, любовь к животным, светлый нрав.       — Иван! — Василиса прикрикнула на мужа, понимая, что так с богами не говорят. Алия же по привычке, словно брат мог услышать её. Девушку враз увело стороной и вновь замутило. Да тут Ядвига пришла.       Старая колдунья хмуро глянула на собравшихся: Илюшенька скоро поведал, что беда приключилась. Ну, беда и беда. Они вон всякое видывали! На сей раз складности не пришлось. Верным глазом Ядвига уловила, кому чего недужится. Заворчала, ругаясь на всех подряд. Что ж ей до гостей?       — Князь, дурнем был, таковым и остался. Не смел бы сестрицу позорить! — обернувшись, старуха потрясла кулаком в сторону Финиста. — И ты остолбень, бахвалиться гаразд, и не глядишь, куды надобно. Под носом жена…       Алия собрала остаток сил, возразила помощнице давней:       — Довольно, бабушка. Сами разберёмся. Мне от яда нехорошо.       Больше она сказать не успела. Тяжело опустилась на лавку и только. В ушах затрещало пламенем, по телу бросился озноб. Карталь скоро поведал всем, чего приключилось. Аннушка подходила. Тут забавляться не выйдет. Тревожно.       Наконец оттаял Микула. Ему не повстречался тот змей, да иной приходил. Давнее. Не зло и не добро, самая серединка. В те времена больно молод был, всё сестрицу искал-выспрашивал. Был и третий, ведавший силой золота и каменьев.       — Ядовитых гадов в наших землях нет. Бывал один Велик-Полоз, да и тот скрылся в недрах земных. Осенью выходит листву золотить.       Иван тут же и выспросил, чего знать хотел. Не помогл. Много веков Полоз под землицей живёт, внучку сторожит.       — Змей обретается ближе к Синей горке. Есть у него золотые тропы, а у меньших змеек — медные. То вам не ко мне. Зовите мастеровых людей, они тропы ведают, каменья добывают.       Микула испытующе глядел на княжну. Помнил ведь, что Алатырь той же масти. Близко лежал камешек. Припомнилось чародею и зеркало. Где б его сыскать, коль Варвара не растащила княжьи сундуки. Вон свитков дознаться не могут, который год.       — А ты, Елена, берегись. У меня одна жизнь была, и та далече. А твоя на шее висит вместе с иными.       Девушка уловила странный задумчивый взгляд, по-стариковски пробирающий до самых костей. Правда. А сказать и нечего. Чуть погодя она обратилась к посланнице богов:       — Аркадия, чего вы ждали? Ты просишь меня идти в иные земли, семью оставить. Мы просто люди, у нас едва ли хватит сил.       Ответом был надменный голос, неприклонный и глухой. Кровь застывала в жилах, сердце пропускало дурные удары. Тогда вмешался Иван, припоминая, что он тут власть особая. За сестру боялся. Тревожно на сердце сделалось.       — Я всё понимаю, но мы будем родителями года, если всех бросим. Как долго к вашей стражнице топать?       Аркадия ответила вновь уже тише:       — Мне всех не провести нашими тропами, тяжко станется. Ладья надобна, коль с нами идти желаете. Матушка не просила бы помощи у людей, будь её сила… Не то время. И на вас пожар перейдёт, коль медлить станете.       Карталь выступил первым, к вящему неудовольствию Финиста и посланницы. Уж больно Лапа беду чувствовал: голоса вокруг шумели, наполняли сердце тревогой дурной.       — Я пойду с Госпожой.       Князь только рукой махнул: пускай. Где им ещё разжиться чародеем. Да на кого оставить город? Дочь богов внесла сумятицу в мерный уклад вещей. Добро, что ещё спокойно на землях ближних и дальних.       — Идёшь, и я с вами. Мама, присмотришь за внуками? Василиса справится с Белогорьем.       Женщины кивнули, обеспокоенно поглядывая на детей воеводы. Спустя долгое время Финист заговорил:       — Негоже мне семью оставлять. Отыщем пути и буду приглядывать. — витязь не решился отдать жену на попечение Ивана. Лапе он доверял и того меньше, уж сколько лет сдерживал неясную злость. Помог, на том спасибо. Чего ж не уйти домой? — Долго ли до той стражницы идти?       Аркадия упрямо не хотела раскрывать своих секретов. Она знала все тропы этого мира, да только не всем они доступны. Не было у царевны доверия к людям. Одних уж погубить пришлось.       — Я к вечеру нового дня доберусь, а вы… На третью луну только. Не ведаю, пропустят ли дорожки.       Княжна отмахивалась от размышлений о пути. То крайнее дело. Важнее было детей оставить. На кого? У Василисы забот полно, Аксинья едва управляется со своими. Благо Марфа Кузьминична и Димитрий помогают. Олеська за племянниками смотрит. Аннушка одна не справится, маленькая ещё! Дедушка Василий жив, и на том спасибо. Родителям сказать не успеют.       — Вы уже всё решили? А я не пойду. С кем детей оставить? Финист прав, нельзя.       На своём месте лениво потянулся Бран, выгнул спину так, что вся шерсть расправилась. Кот не слушал толком, а теперь уловил дурное настроение хозяйки. Да что там… Он уж сколько лет сам по себе. Хочет — на княжеском дворе живёт, лучшим молоком лакомится. Не хочет — у Микулы бывает, ищет свитки нужные, осетров в награду получает. Греется на печке в бывшей Ивановой избе, а то и с детками сидит, сказки рассказывает. Сильнее других кот полюбил Аннушку, старшую из детей. Учил тайком девочку волшбе, с Микулой свёл. Хозяйка против не была и не знала о том.       — Алёнушка, а я на что? Пригляжу. Ежели чего, родителей позвать завс-с-сегда можно. — Брандон приоткрыл левый глаз, глядя на княжну спокойно. Чутьё подсказывало: волчий дух бывал. Неладное. — Там уж скор-ро Гаспар явится, и Димитрий поможет. Иди…       Алия с благодарностью посмотрела на своего давнего друга. Кот всегда помогал ей, знал поболе других. Можно его слову верить, да всё одно не нравилась затея. Алатырь над сердцем горел огнём. Светился под одеждой, добро, что не видно.       — Уговорил. — ответ спокойный, без единой улыбки. Не до радости тут!       Она перевела взгляд на Димитрия. Помощник воеводы молчал. Не хотел говорить, а на лице всё написано, коль знать, какую книгу читаешь. Медовые глаза туманились от волнения.       — Не гляди так, Елена Григорьевна, помогу. Не напрасно хотел служить тебе. Вот и пришёл тот час. — лихую зелень Димитрий выдерживать не мог. Крайний раз такая тревога была года четыре назад, когда Волчица явилась. А сейчас и подавно: дело трудное. Самому идти нельзя, семья тут. Да и город, почитай, на нём. Без князя и воеводы остаются. На Стёпку-баламута невелика надежда. Только бы своё исполнял.       На том и разошлись. Князь приказал слугам готовить походное довольствие: крупы, муку. Двое ушли в оружейную Кладенец готовить. Ядвига ушла перебирать свои травы, забрала Илюшеньку в помощники. Василиса долго о чём-то говорила с мужем в дальнем углу гридницы. Финист собрался в казармы. Выступают днём, а всем дружинным приказ надобно раньше отдать. Кого на страже у терема, а кого и на стенах оставить.       Уже дома Карталь убедил Волчицу проверить свою догадку. Не всякий раз сердце звериное просыпалось за эти годы, да только доброго мало. Алия нашла верного друга в трапезной и вдруг припомнила: вновь повторился миг спустя много лет. Радости известие не доставило.       — Лапа, ты прав. Сохранишь в секрете? Если узнают, всё пойдёт прахом. Не зря боги свою дочь к нам отправили. — княжна говорила спокойно, оглядывалась, привечая шум за дверью, шорохи разные.       Карталь долго молчал, а сердце рвалось, готовое вспыхнуть. Они стояли на перепутье, и главное слово за ним. Мужчина понимал, что ещё Иван мог знать. Да только с князем легче, а вот Финист… Вцепится ведь, не отпустит. И будет совершенно прав!       — Если Госпожа пообещает не рисковать напрасно. — улыбка вышла слабой, болезненной. Тут и стыдиться нечего. — Раз такое дело, попросить помощи можно только в одном месте.       Алия задумчиво кивнула. Мысль о ладье была спасительной: и такая имелась. Причуда одна, давняя, ставшая отрадой им обоим. Что об этом скажут другие, уж было не важно. Завсегда поговорить можно. Алатырь на шее отозвался спокойным мерцанием и затих. С этого момента их души вручены богам.