Осколок Великого Неба

**** 13 мая, ночь. На иной стороне озера.       Карталь провёл ночь, бесцельно бродя по палубе и окрестностям озерца. Сон не приходил, сердце тревожно поднывало. Да только к терему идти нельзя было. Уж много лет назад Лапа себе поклялся, что не ступит в их комнаты. Следовал зароку, чтоб беды не сталось. Лихая боль царапала сердце, иной раз голоса чужие подбирались, да править не смогли.       На палубу вышел сонный и взъерошенный Анзор. Он беспокойно выглядывал гостей.       — Отец, а отчего матушка не с нами?       Карталь не спешил отвечать: хитрить перед ребёнком было невозможно. А правда…       — Анзор, я… Прости. — сердце заволокло тяжёлой горечью. — Твоя матушка рядом со своей семьей.       Мальчик не удивился. Будучи смышлённым, он понимал многое с полуслова.       — Тот высокий воин, отец Даринки и брата Радмира? Но они ведь похожи на матушку…       Анзор словно понял, как трудно даётся ответ, и не стал продолжать. Отец его выглядел непривычно молчаливым и словно разбитым. В начале пути было полегче. А ежели так и пойдёт? Мальчик не винил своих близких в случившемся, им уж хватало забот. Он скоро почувствовал перемену: отец никак не мог усмирить боль сердца.       — Вы мне дороги, чего б ни было.       Анзор ушёл, не в силах помочь. Взобравшись на главную мачту, ещё долго наблюдал за россыпью звёзд и беспокойством наставника. Теперь уж собственная затея не казалась ему такой весёлой. **** 14 мая 2027 года, Байвэолан       Лапа всю ночь не находил себе места. Так и простоял до утра на палубе. С первыми рассветными лучами он был готов сорваться проверить, всё ли в порядке. Час, справедливо оставленный гостям терема, тянулся мучительно долго.       В коридоре показалась одна из самых нежеланных фигур: дочь богов. Аркадия неумолимо приближалась, и сердце зашлось от тревожной боли.       — А, защитник… Не сидится тебе на месте? — ехидно спросила девушка, и добавила. — Рано ещё вставать. Позволил бы мужу с женой отдохнуть. Им после славной ночи…       Карталь смотрел на дочь богов спокойно, понимая, отчего она ядом исходит. Да уж, не его волею, так нити переплелись. Сердце, ежели могло выбирать, давно бы умерло.       — Не наше с вами дело о ночи говорить. Ночь славная была, и верно, да только одной звёздной цепи я не увидел. — отвечать в этом тоне любил Анри, но спустя годы Карталь благодарил друга за весьма ценные советы. Лицо Аркадии вытянулось от злости, стоило ей услышать о звёздах. — Не будет ли беды, что Скорпион погас на небе?       Губы сами легли в тонкую полоску, принося умиротворение, но глаза по-прежнему горели синим пламенем. Карталь спокойно обошёл дочь богов по широкому, насколько позволил коридор, кругу и скрылся за первым поворотом. Слова о ночном происшествии не шли из головы и доброго не обещали. Увиваться за Аркадией с расспросами он не хотел. Ещё чего! Выискалась старшая да умная, а сама ядом исходит почём зря.       За нужной дверью оказалось непривычно тихо, и на вкрадчивый стук никто не ответил. Карталь по привычке погладил камень на дедовом перстне и, чуть приоткрыв дверь, заглянул внутрь. Его сердце мгновенно сжалось от увиденного: Алия спала на широкой деревянной лавке под окном. Финиста нигде не было видно. Может, сбежал в иную комнату. Или того проще — улетел.       Приблизившись к девушке в несколько быстрых шагов, Карталь невольно обернулся назад и со злорадством, чуждым ему, увидел богатыря, распластавшегося прямо на шкуре, заменявшей ковёр.       Совсем скоро Финист проснулся, чувствуя, как солнце начинает слепить глаза. Не сразу ему удалось вспомнить о произошедшем.       — А ты здесь откуда?       Карталь ответил чуть погодя. В сердце ревела нечеловеческая ярость. Он и подумать не мог, что ночь станет кошмаром. Финист не выглядел пьяным, не славился пристрастием к пиву и вину, да только характер свой усмирить не мог.       — Скажи мне, воевода, ты где-то достал себе Кощеево бессмертие?! — от тихого гневного шёпота и сверкнувших золотом глаз, Финист вжался спиной в кровать. — Кто ты такой и как посмел? Повезло тебе, что Анри и Гаспар заняты, а у меня клятва, иначе лежал бы уже мертвый.       Лапа медленно указал в сторону двери. Финист, не сводя взгляда, рывком поднялся и вышел в коридор. Отдышавшись, Карталь понял, что особая сложность впереди. Алия того и гляди, останется с дурной болью. Надобно будет лекарские чары наложить. Вот теперь защитник был благодарен Микуле за науку. Полезное знание оказалось. Всего-то пришлось руки сжечь не по разу. Выучился…       При взгляде на безмятежно спящую девушку Лапа вспомнил прекрасное утро, что было подарено ему судьбой однажды. Сердце, словно в насмешку, замерло, и в горле собрался ком обиды.       «Дурак! Не смог всё бросить ради неё, а теперь мучайся», — мысль подкралась незаметно и больно ужалила по видимому спокойствию. — «Смотри теперь, как нежную Розу, свет всей твоей жизни, бросают в пламя. Смотри…»       Пальцы сами потянулись к тонкому плечу, скользя по ткани до самого запястья. Алия словно почувствовала, зашептала неразборчивое, потянулась во сне и открыла глаза спустя минуту.       — Карталь? Что здесь происходит? — осматриваясь, княжна поднесла руку к больно пульсировавшему виску. — Ушёл?       Лапа не ответил, помог подняться, принёс из сундука платье и вышел за дверь. Сердце рвалось, что безумное. Впереди был новый день, полный загадок. ****       В Малой гриднице у Есении уж собрались все. Князь Иван первым вышел из-за стола. Не нравилось ему поведение воеводы. Не всё было ладно с сестрой.       — Что у вас там? Карталь, ты же ночевал не здесь. Про мальчишку можешь не говорить, я и сам понял, не дурак. Только Финист долго думает, уж прости его. — Муромец отвёл друга в сторону и заговорил, не скрывая беспокойства.       Карталь недобро глянул в сторону гостей. Дочь богов всё спешила куда-то, подгоняла и камнерезного мастера. Финист сидел чернее тучи, и еда ему не в радость была, и отдых.       — Лучше бы я здесь ночевал, князь. Знаешь, как на голых досках прекрасно спится? Спроси у своей сестры, а ещё лучше у её мужа. — Лапа казался спокойным, однако хищное предупреждение так и сквозило в каждом слове.       Иван оторопело молчал, не сводя взгляда с друга и верного помощника сестры. Он много лет подмечал боль в синих глазах и восхищался стальным характером. Карталь жертвовал своей жизнью ради Белогорья, и Емельян снова это подтвердил, говоря об Анзоре. Князь не верил в измену сестры: ни она, ни её друзья не были подобных нравов.       — Ясный Пингвин что, опять? Ну, я ему! — Муромец схватился за Кладенец, висевший на поясе.       Лапа тяжело вздохнул и обернулся к лестнице, увлекая и князя за собой. В гридницу опасливо спускалась Алия, будто не владея своим телом. Иван помог ей подойти к столу и заметил сокрытое. Сестре и правда было нехорошо. Бледность лица удавалось скрыть, но руки временами дрожали, выдавая девушку с головой.       Алия спокойно улыбалась, однако нарочно не замечая Финиста, словно его и нет рядом. Сердце окручивала привычная ленточка, будто силилась разорвать на части.       — Прошу простить мою медлительность. О детях волновалась. Сон не шёл. — простая оговорка, в которую поверила даже посланница богов. Алия повернулась к хозяйке терема и задала вопрос, что ещё вчера её волновал:       — Мы ведь уже не в Белогорье. Как найти обратную дорогу? Боюсь, наш Анзор долго не выдержит здесь.       Княжна лукавила, говоря о мальчике: он повиновался тем, кто мог пробудить ладью, и оставался бодр всегда.       — Елена Гориславна, уж одно небо, по нему и добраться можно. — Есения чуть склонила голову набок и улыбнулась:       — Не тревожься, сынок твой приноровится.       Мимолетное упоминание Анзора оставило тень на лице воеводы. Финист едва куском хлеба не подавился. Взяла досада.       Посланница богов, заметив это, перевела разговор, поведала всем, что за место такое, чем славится. Обитала здесь нечисть всякая: кто от Кощея ещё бежал, а кто и от Добрыни.       — Карта вам надобна, — Аркадия достала из сумки древний свёрток с вязью рун.       Невесомые узоры на чистом полотне живо приняли очертания Белогорья, да только названия иные были. Лапа нахмурился, разглядывая границы, где над озером висел кораблик, больно похожий. Сердце сжалось от навязчивого желания защитить близких. Аркадия, заметив это, криво усмехнулась, сверкнув глазами.       — Тут до болотных гротов недалече на север. Четверть дня пути.       Алия не ответила, рассматривая карту: на пергаменте виднелись и топи, походившие на Марьины, и Северный лес. Емельян тревожно всматривался в пляшущие узоры, а после неловко протянул:       — Елена Гориславна, я тропок до Синей Горки не нахожу. — мастер показал на возвышение у юго-восточного побережья. — Гора, вот она, а путь…       Аркадия неожиданно рассмеялась, да так громко, что мужчины резво вскочили со своих мест и, не сговариваясь, бросились закрывать собой княжну. Один лишь Финист следил за дочерью богов с нескрываемо скучающим видом.       — Карта моя. Путь и не проявится. Надобно у сестрицы побывать. Недалеко.       Иван не упустил случая съязвить, понимая, в какую историю превращается их поход.       — У вас, если я помню, одиннадцать сестёр. Нам ко всем по очереди надо? И к чему все эти сложности? Полетим напрямик. Корабль есть.       Царевна окинула его презрительным взглядом, но ответила, видя замешательство спутников.       — Двенадцать сестёр у меня, и… — по привычке Аркадия холодно улыбалась, высоко держа голову и замолчала неожиданно. Верно, чегой-то скрывала. — Только бы не пришлось в пустынных землях побывать. Да и нечего нам.       Иван вдруг пожал плечами и заговорил. Путь впереди был трудный, а сил набраться не успели. Князь ещё злился на дочь богов за порушенные планы.       — Ну, если не надо, то постараемся не лезть. А сейчас… Давайте завтракать. — Иван лихорадочно наполнил ближайшую тарелку блинами и фруктами, а после поставил перед сестрой. — Тебе больше других силы нужны.       Алия не стала отказываться от приглашения, но кивнула в сторону Лапы. Князь понял всё по этому короткому жесту и подтолкнул друга к столу.       — Я понимаю, что идейный человек может питаться воздухом, но… Карталь, тебе тоже надо поесть, пока меня волки не покусали. Не хочу Белогорье без присмотра оставлять.       Тут на помощь пришёл Емельян. Заговаривая с хозяйкой дома, он выведал тропинки, ближние и дальние. Финист с большим интересом прислушивался к беседе, не обращая внимания на жену.       Пару минут спустя княжна поднялась из-за стола. Недосуг было в гостях задерживаться. Сердце болело о детях. На палубе ладьи ждал Анзор, а впереди лишь неизвестность.       — Есения Лесавишна, спасибо тебе за помощь. Чем отплатить можем? — Алия отвела хозяйку терема в сторону и заговорила тихонько, поглядывая в сторону мужчин.       Моховница лишь тепло улыбнулась и достала из-за пояса мешочек с травами.       — Что ты, княжна? Ничего не надобно. Нет для меня большей платы, чем жизнь сберечь. Воротись домой, живая. Будь стойкой, и своего защитника, Кота диковинного слушай. Он поможет. — Есения посмотрела в сторону Финиста и добавила шёпотом:       — А муж твой выправится. Не серчай. Дурман в голове у него. Сам виновен, сам и выправить должен. Травы вот, помогут при случае.       Алия согласно кивнула и приняла подарок. После слов лесной девы на душе сделалось спокойно и светло, будто в прошлый раз. Хозяйка не забыла помочь гостям припасами: живой водой, травой, какую в Белогорье не видывали, и солью заговорённой. Есения провожала путников до самой ладьи. Анзору от неё достался небольшой кувшин с диковинным орнаментом.       — В добрый путь! — лесная дева долго наблюдала, как судно исчезает за облаками. **** Байвеолан, топь. Вторая половина дня, 13 мая.       — Так зачем мы направляемся к болотам? — Финист нетерпеливо вышагивал в стороне от кормчего весла, с неудовольствием глядя на жену.       Алия следила за направлением, пристально вглядывалась в верхушки деревьев. Ей было тревожно снова побывать в землях Мары. Уж наверняка в этом мире явится чего пострашнее странствующей кикиморы. С той ночи они и не встречались. Разошлись некрасиво, и Алия боялась последствий. Она не могла знать, негодует кикимора или уже забыла?       — Матушка, вы отобедайте, а я тут пригляжу. Ступайте, вам силы надобны. — Анзор появился рядом так тихо, что княжна не успела испугаться.       Мальчик перенял отцовские манеры и выправку, был внимательным. Алия временами ругала себя за неосмотрительность, повлёкшую беду. Хотя с каждым годом она всё больше чувствовала в мальчике родную душу наравне со старшей дочкой.       «Генрих как в воду глядел! Если б я не знал тебя всего год, подумал бы, что Аннушка — дочь нашего Карталя…» — княжна вспомнила давние слова брошенные другом, чтобы ужалить Финиста больнее.       Сейчас остроты Генриха могли бы распалить в сердце воеводы ненависть, да только богатырь справлялся с этим сам.       — Спасибо, мой Весенний Ветерок… — Анзор на мгновение почувствовал на плече тонкую ладонь, и улыбнулся, согреваемый теплом материнской любви. Или её подобия…       Княжна как раз хотела спуститься в каюту но путь ей преградил Финист, настойчиво требующий внимания к себе.       — Елена, хоть ты скажи… Для чего мы к болотам направляемся? Не откупимся ведь. Нечем. — воевода протянул руку, желая дотронуться до супруги, но Алия остановилась на безопасном расстоянии и непонимающе нахмурилась.       — Вань, это у меня в ушах шумит или ты что-то спрашивал?       Алия заговорила с братом, стоящим у одного из бортов. Отвечать Финисту совсем не хотелось после ночного разговора. Сердце больно сжалось, обожгло: не иначе воевода злился.       — Я уже не маленький, не буду тебя по глупости отвлекать. — Иван спохватился, замечая красноречивый жест пальцами и добавил:       — Болото, помнишь… Жуткое место. Мы там едва не утонули все. Вот, знать бы, что готовит нам новый мир. Судя по Есении, тут всё серьёзно.       Алия ответила ему в тон, совершенно без улыбки. Сил не осталось, ребёнок брал своё, законное.       — Раз помнишь Есению, то и остальное мало изменится. — княжна чуть пошатнулась, но брат удержал её.       На помощь бросился камнерезный мастер. Емельяну не по нраву были дорожки эти вертлявые болотные. По берегам ещё различались высокие хвойники, а в носу уже пощипывало сладковатой отравой.       — Елена Гориславна, не здоровится тебе? Отдохнула бы.       — Не выспалась Елена Гориславна, — ответил Иван.       — А причина?       Князь недобро сверкнул глазами в сторону Финиста. Злость разбирала его. Понимал ведь всю хрупкость их беды. Иван помнил, что пришлось пережить им с Василисой.       — А причина выспалась, и нагло всем жить мешает. Ясный Пингвин, иди проветри опилки.       Финист проводил жену и спустившегося вместе с ней Муромца недобрым взглядом. Смеют зубоскалить!       В каюте было тихо, ладья шла низко, не касаясь кромки воды, но и не петляя. Карталь, не сомкнувший глаз прошлой ночью, занимал одну из узких кроватей. Алия хотела попросить брата не шуметь, но Лапа, будто почувствовал, сам открыл глаза.       Спустя время в каюте оказалось теснее: посланница богов заглянула. Емельян Яромирыч принёс дурные вести: с ближних островков наползал туман. **** Час спустя, болотные топи.       Финист остался на палубе один. Спутники укрылись в каюте, словно тошнотворный сладковатый привкус тумана, не достанет их там, среди просмоленных досок.       Воевода неторопливо, в который раз, пересекал палубу от борта до борта. В мыслях его клубилось недоброе, колючее.       «Не хочет замечать… И князь туда же. Потворствует», — Финист обдумывал случившееся совсем недавно. Его жене сделалось дурно, а помогать совсем не хотелось. Нашлись защитники.       Витязь не понимал, отчего не может покинуть ладью. Будто место дурное, заговорённое. И мальчишка этот… Мерзость.       Сердце уже привычно сжалось под неясным холодом и глухим, чужеродным шёпотом.       — Улетай! Неш-шего тебе тут…       Финист остановился на мгновение. Не заметил, что Елена поднялась из каюты и теперь стояла у другого борта.       — Пришла… Поведаешь, чего стряслось?       Княжна нехотя обернулась. В тумане недобро сверкнули её зелёные глаза. У воеводы дух захватило:       «До чего прекрасна…»       — Сам себе поведай, чего стряслось. Ты хотел улететь… — насмешку в непривычно хриплом голосе Финист уловил, да только не успел на дурное подумать. Сердце обидой заволокло.       — Вижу, и без меня полно забот…       Елена отвела взгляд, улыбаясь.       — Финист… Дело у нас.       — Да знаю я, какое дело! Сын… Когда ж вы успели?       Туман клубился, наползая с болот. Ладья шла прямо над топью: редкие старые деревца встречались на дальних берегах. Княжна молчала и, казалось, не двигалась с места.       — Молчишь? Это ведь неправда? Скажи мне, что неправда… — Финист не терял надежды дознаться миром, покуда сердце колотило ознобом.       Из тумана показался Карталь. Медленно подойдя к борту, он положил руки на плечи Елены. Княжна вздохнула, ища тепла. У воеводы от этого зрелища пересохло в горле. Наглость какая! За многие годы Лапа не позволял себе и слова лишнего, а тут…       — Чего прицепился? Не видишь, плохо жене твоей? — Карталь повёл плечом. — Продрогла вся, захворает.       Плащ, подбитый мехом, заботливо лёг на тонкие плечи. Елена зажмурилась, тонко улыбаясь, и прижалась к своему защитнику теснее.       — Какую правду тебе сказать? Что дурой была? Зря столько годков потратила. — княжна закусила губу, сдерживая слёзы. — Всю жизнь ты из меня вытянул! Дети… Сам, небось, разжился. Да только иное это, верно? Такого воина никто не осудит!       Слёзы навернулись стремительно. Карталь посмотрел на воеводу с ненавистью и принялся успокаивать Елену, лихорадочно оглаживая её светлые волосы и одаривая поцелуями.       Финист оторопело молчал, после: моргнул и огляделся. Сердце жгло немилосердно, в ушах звенело чертовым шёпотом. Туман заполнил всю палубу, оплетая ноги, всё больше клубился за спиной княжны. Она неловко обернулась, и воевода приметил то, чего не замечал: округлившийся живот.       Будто ледяной водой окатило обидой. Разум вмиг прояснился, кулаки сжались, и Финист, наконец, смог сделать один шаг. Ноги были словно пудовые: колдовство, не иначе.       — Распутная дрянь! Знал бы раньше, не стал бы расстилаться, как дурак! Небось, всё Белогорье знает, чьи они? — назвать Даринку и Радмира своими теперь что-то не позволило. — Ты мне и Белогорья не принесла, и…       Финист на минуту замолчал, прислушиваясь к себе. Шёпот становился всё настойчивее, смешиваясь с гневом и тошнотой. Воевода уж не различал, что говорит:       — А может, то для меня ты детей не желала рожать? Ох, зря я тогда сдержался, покуда ты слепая была! Сейчас-то мне и полюбовник твой не помешает бабу неверную за косы оттаскать! — Финист, сжираемый яростью, продвинулся ближе, надеясь схватить жену или её чертова защитника и переломать им шеи.       — Нет, нельзя! — Анзор ловким бельчонком спустился с гротовой мачты, откуда наблюдал дурное, и повис на руке у воеводы, стараясь задержать его.       Финист лениво обернулся и с минуту разглядывал мальчика. Анзор храбрился: кикиморин морок был знатный. У воеводы челюсть сводило от злости. Чёрные, невидимые глазу ручейки оплетали его. А помощи ждать неоткуда. В нижней каюте все и выйти не успеют. Анзор помнил, что мороки не вечны и скоро спадают. Надобно лишь отвлечь, боль и утихнет.       — Ты здесь откуда?! Прочь! — Финист схватил мальчика за горло и отшвырнул назад.       Анзор пролетел добрых три метра и ударился головой о порог схода. Ладью подбросило, будто на воздушной яме и увело в сторону. Добро что не перевернуло. В ушах противно звенело, стальной привкус крови проступил во рту. Мальчик из последних сил потянулся в сторону ступеней и позвал на помощь.       В каюте было суматошно: Иван придерживал сестру, бьющуюся в дурной судороге. Карталь хлопотал рядом, а дочь богов и Емельян стояли молча. Крик Анзора мигом поднял княжну на ноги.       Неуклюже опираясь вначале на тонкую кровать, а после и на руки встревоженного Вани, Алия поднялась с места и запинаясь последовала наверх. Карталь оказался быстрее, увидел мальчика, а после и морок.       Аркадия, протиснувшись ближе, мельком глянула на воеводу и занялась Анзором. Она вдруг ощутила резь в груди. Знала ведь, что их поджидает, куда идут. Для потехи не решилась сказать царевне. А теперь вот мальчонка ни жив, ни мёртв. Кто он, вмиг дочери богов стало не надобно знать. Одна забота: на ноги поставить. Царевна, вон, побледнела. Ей мужа хватает…       Из тумана, не стесняясь, проступила Мара. Она довольно улыбалась, обнажая клыки. Вестимо ли, столько боли на морок ушло.       — Финист! Нет! — Алия сорвалась на крик, горло разобрало дурным кашлем.       Воевода ничего не слышал, он не заметил, как схватил болотницу за горло и оказался утащен за борт. На негнущихся ногах Алия поспешила к тому месту, где был морок. Болото медленно затягивало Финиста. Рядом с ним появилась Мара, скидывая свой облик. Зелёный чешуйчатый хвост вился по богатырской спине в попытке задушить. Финист смотрел и не видел этого.       — Ну, здравствуй, Марья… Давно не виделись… — только и успела сказать княжна. Сердце больно сжало лентой, дыхание перехватило. — Вернёшь мне пропажу?       Кикимора в одно мгновение оказалась на палубе рядом с Алией. Болотная жительница горько усмехнулась и прошипела:       — Говорила ведь тебе, дурочке… Отчего со мной не пошла? — Мара безучастно кивнула в сторону опомнившегося воеводы. — Это было вкусно!       Алия отступила на два шага и приготовилась обернуться волчицей, но к ней подошёл Карталь, мягко удерживая от глупости.       — Нельзя, Госпожа, нельзя. О себе подумайте. — Лапа беспокоился о нерождённом ребёнке. Колдовство могло навредить, а пополам с водой болотной и подавно. — Анзор в порядке, у него слабое сотрясение. Удивляет, что удар не оказался смертельным.       В голосе Десницы слышалась горечь, до краёв заполнявшая израненное беспокойством сердце. Не прошло и часа, девушка успела напугать всех своим болезненным видом и судорогой. Карталь чувствовал, откуда исходит угроза, и был бы рад искоренить её, но клятва…       Финист будто пробудился от разлившегося рядом пронзительного шипения, болезненно вскрикнул и огляделся, насколько хватило сил. Ноги оплетали болотные растения, забирались под мокрую рубаху, в носу щипало от гнилостно-сладкого аромата кувшинок. Воевода с трудом удерживался на поверхности стылой, густой, будто каша, водицы. Сил не оставалось. Тело налилось свинцом, горло сдавило цепкими лапами прошлого страха. Финист отчаянно тянул руки в сторону ладьи. Заметил Елену, князя.       — Не жилец. Утопнет скоро, хоть такие и не тонут… — долетел чей-то безразличный голос, и глаза закрылись, отдавая тело во власть болота.       Мара шумно втянула носом последнее облачко тьмы, исходившей от Финиста, и обернулась на сдавленный хрип. К девице, согнувшейся вдвое, подобрался Лапа и приложил к сердцу какой-то камень.       «Тот кто смеет поднять руку на ребёнка, становится мерзкой тенью прежнего себя. За что нам все эти беды?»             Карталь старался не смотреть княжне в глаза и лишь выдохнул:       — Сейчас полегче будет, Госпожа моя. Всё разрешится скоро.       Мара с интересом наблюдала за каждым жестом, чувствовала колкие, чужеродные для себя испуг и сожаление. Уж много лет прошло, она вся обернулась ядом, злобой поросла, и лишь девица с изумрудными глазами притопила лёд. Опомнившись, кикимора смахнула наваждение и прошелестела:       — Вот за эту блестяш-ш-ку я бы выловила вам горемычного. Да только, вижу не пойдёт обмен.       Алия из последних сил выдохнула неразборчивое: «одной нитью повязаны и умрём вместе». И прикрыла глаза. Над болотом повисла тишина. Спустя долгую минуту что-то тяжёлое, похожее на рыбину, оказалось в воде и поплыло в сторону чуть всплывшей макушки Финиста.