Кто ходит в снежной мгле?

Густой снегопад смешал воедино короткий серый зимний день и долгие сизые сумерки. Крупные, почти как диски, снежные хлопья укрывали от мира и друг друга здания в пустом проулке, падая на белесые волны сугробов и гася все звуки. Крест на маленькой белой церквушке тихо проблескивал сквозь завесу снегопада. Черные кованые двери были закрыты, и лишь двое в длинных темных пальто сидели на скамейке во дворе и смотрели на спрятавшуюся в переулках церковь. Женщина — со смесью печали и утешения, мужчина — думая о вкусах людей, живущих в бесконечных холодных переливах черного и белого, и о том, что расскажут торговцы оружием. Но снежным безмолвием оба наслаждались. Наконец, Разумовский, заправив обратно под теплую черную шапку рыжие пряди, нарушил снежную тишину: — Мне напоминает клип Милен Фармер «Regrets», где она гуляет по кладбищу с другим певцом. Красиво. Его спутница, бледная блондинка, поправила мягкий серый капюшон и чуть улыбнулась: — У меня в детстве на видеокассете был, в сборнике. Чудная песня, — она потерла уголок глаза пальцем в кожаной перчатке и добавила, снова глядя на церквушку, — надо же, как легко нашла место по памяти. Спасибо, Сергей, что прогулялся со мной. С деланным равнодушием, Сергей пожал плечами: — Я уже видеть не мог компьютеры и провода. Хоть глаза отдохнули на нашей классике. Затем он сощурился на резные стены и темные гладкие оконца: — А ты, значит, не из Петербурга? То-то я не нашел в базе Кристины Черниховской. Она закатила глаза, светлые с черными ресницами, но ответила вполне дружелюбно: — Нет, я из Сибири, из… Маленького городка. Мы с мамой на мои десять лет приезжали в Петербург, и мне эта маленькая церковь понравилась почти так же, как Эрмитаж. Грустно улыбнувшись, Кристина сложила руки на коленях. Эта неожиданная союзница, беглая помощница Рубинштейна, нравилась Разумовскому. Пути назад после предательства босса у неё не было, но она держалась перед Сергеем, Олегом и «Валери» с достоинством пленной царевны из баллад. И неподдельным было сочувствие в вопросе Сергея: — А где сейчас твоя мать? Она повернулась и внимательно посмотрела ему в лицо, затем ответила, спокойно и с тоской в глазах: — У неё своя жизнь, вдалеке от всего. На желтые пряди, когда Кристина опустила голову, тут же налипли снежинки. "Мамочка, где твоя Кристиночка?" — с болью думала она, а еще — почему решила открыться Разумовскому? Из-за их сходства: от любви к броскому имиджу до опасных для общества проектов? Из-за общей борьбы против Рубинштейна и его «фабрики новых людей»? — Извиняюсь, если влез слишком глубоко. Я же детдомовец, больная тема, — Сергей посмотрел на темно-серое небо, все так же ронявшее пригоршни снега. — Говорят, что нам трудно жить одним. Так что, и тебе спасибо за компанию. — Ничего страшного. Может, пойдем, я немного замерзла? — Кристина поднялась со скамейки, шурша своим "историческим" платьем, Сергей — следом. Они подошли к выходу, когда вдруг, стряхнув серебристые искры с капюшона, Кристина сказала: — Ты ж не один. У тебя есть... Команда. Разумовский загадочно улыбнулся, сверкнув синими глазами, и чуть протяжно ответил: — Олег и Валери — моя семья, я их очень люблю. Но надо иметь и свою жизнь, а то… переборщишь, — он умолк, удержавшись от философского монолога, лишь додумал про себя: «И поддержка становится потаканием». — Согласна, — ответила Кристина, остановилась у ворот, подняла руку, опустила и плотнее запахнула пальто. В переулке зажглась пара фонарей. Гало вокруг них сделало небо бесконечно высоким, а мир вокруг — совсем призрачным. Сергей и Кристина, красивые, похожие в своих пальто на иллюстрацию к роману, были погружены в свои мысли, пока шли туда, где оставили машину. Но на узкой улице, где последняя пятиэтажка выходила окнами на лесопарк, кое-что привлекло их внимание: из форточки на первом этаже в сугроб плюхнулось что-то круглое и рыжее, затем, оказавшись большим котом, в два прыжка перебежало пустынную дорогу и исчезло в парке. Только отпечатки кошачьих лап зачернели на снегу. И вслед донесся старушечий крик: — Лаврик! Лаврик, вернись домой!!! «Черный кот — к неудаче. Рыжий — к пожару?» — хмыкнул про себя Сергей и собирался пройти мимо, но тут деревянная дверь подъезда распахнулась, и пожилая женщина в зеленом пуховике и платке выскочила наружу. — Вернись, окаянный! — крикнув вслед, женщина с такой печалью приложила руку ко рту, что даже у Разумовского дрогнуло сердце. Да и Кристина шагнула к старушке. Та тут же заговорила, с типичной словоохотливостью одинокого пенсионера: — Убежал, паршивец! Схватил кусок колбасы, что из магазина принесла, и удрал! Ребята, вы не поищете? А то тут две ночи бесовщина какая-то. Кристина и Сергей переглянулись. Странные случае в Петербурге стихли, но было понятно, что ненадолго. — А что случилось, бабушка? — Сергей включил обаяние, вытащил руки из карманов и чуть наклонился к пенсионерке. — Да две ночи назад пила чай, не спалось, а в парке кто-то жутко закричал, как бы на два голоса, — бабуля покачала головой и поправила седую прядь. — А утром бомжики наши, Вася с Колянычем, похватали свои баулы и ушли, очень напуганные были, я как раз в магазин пошла. — Вы звонили в полицию? — спросила Кристина. Ответом ей был взгляд «Дурочка мелкая». — Нет. Туда в снегопадище такой никто не ходит, район у нас тихий. Вот только у соседей с третьего сынок Андрюшка спать не может с той ночи. Плачет, домой из садика идти не хочет. Говорит, привидение в окно увидел, бегает там, — перекрестившись, старушка умолкла. А вот Разумовский с Кристиной переглянулись уже настороженно. Слухи про странных существ игнорировать было нельзя. Раздался всхлип. Бабулька утерла глаза и пробормотала: — А вдруг сектанты? Зарежут моего Лавричку, а всем плевать. И, не дожидаясь ответа, побрела обратно в подъезд, сгорбившись, как человек, привыкший к беспомощности. Хлопнула дверь. Подул ветер, раскачав темные деревья на опушке парка. …Быстро дойдя до своего БМВ, Сергей и Кристина сели на сиденья, не включая свет и не спуская глаз с парка. Первой заговорила Кристина: — Жалко эту бабушку и Лаврика. Что там? — И мне жалко, — Разумовский, в чьих синих глазах уже засветилась жажда разобраться, одним движением придвинул к Кристине пакетик с пышками, а другим стал проверять пистолет и нож в своем пальто. — А к детям, которые видят призраков, надо прислушиваться! *** А в совсем другом районе Санкт-Петербурга лучились розовым золотом ресторанчики, гламурно-неформальные компании искали заведение на вечер, лихо свистел снег под колесами блестящих машин, почти в ритм музыке из заведений. В одном из ресторанов подороже, бармен Стас, подкачанный и с красиво выбеленной пышной челкой, безмятежно смешивал коктейли, дежурно улыбался клиентам, но постоянно кидал внимательные взгляды на посетителя за дальним столиком. Парень лет двадцати семи, в костюме, пришел сюда час назад, заказал бутылку дорогого виски, оплатив наличными, и методично выпивал, не сводя стеклянного взгляда со дна стакана. Стас отправил к нему официанта с тарелкой сыра, но закусывать тот не стал. Если бы не безукоризненно подстриженные темные волосы и не идеально сидящий костюм «от кутюр», Стас бы уже обратился к администратору, но пока временил. Стакан виски со звоном упал на пол. Гомон посетителей приутих. Модный гость, резко и чуть качаясь, встал, неловко ткнул носком ботинка укатившийся стакан и вдруг обвел взглядом круглых голубых глаз весь ресторан. В его взгляде был ужас, и будто он только понял, куда попал. Но прежде, чем Стас вызвал охрану, странный парень дошел до выхода, с усилием открыл дверь и исчез на зимней улице…