**
Хосок видит девушку у входа в ночной клуб и не сразу подходит. Он смотрит на яркую надпись «Закрыто», и думает, умеет ли Соён читать, или ей неизвестно значение этого слова. Вот уже в который раз он видит её на этом самом месте и сегодня решает проверить её. Она опять приходит сюда, несмотря на ещё утром объявленный комендантский час. Подозрения о том, что она собирается в шабаше сатанистов, в его голове обретают ещё более чёткий образ, и Хосок ехидно улыбается. Он просто обязан в этом участвовать. — Ну привет, моя летучая мышка, — говорит он, ухмыляясь широко раскрывшей от удивления глаза девушке. Чон Соён всегда выглядит максимально отстранённо. Вечно одета лишь в чёрное, оправдывающая подобный вкус тем, что цвета темнее пока ещё не нашли. Сейчас на ней было короткое чёрное бархатное платье, под которым отчётливо виднелась резинка чёрных капроновых чулок, и такого же цвета кожаная куртка. А ежедневный готический макияж сейчас был подправлен губами, ярко окрашенными в чёрную помаду. Хосок впервые за время их знакомства подмечает про себя, что Соён вполне сексуальная штучка. — Ведьмам забыли сообщить, что клуб уже две недели как закрыт? — смеётся он, игнорируя то, как хмурится девушка, которой в силу короткой роста приходится задирать голову, чтобы посмотреть Хосоку в глаза и мысленно наслать на него какое-нибудь проклятие, по типу отвалившегося члена. — Что? Забыла, где припарковала свою метлу, теперь ищешь её? — гогочет он, бесстыдно наслаждаясь своими шутками, и совсем не боится того, что Соён может с ним сделать. — Исчезни, Хосок, — коротко отвечает Соён, скрестив руки на груди, и тяжело вздыхает, смотря на часы. Время было двадцать минут одиннадцатого. Пропуск в клуб откроется лишь в 22:22, и у неё будет всего пять минут, чтобы успеть войти, иначе придётся ждать ещё час. — Так наколдуй так, чтобы я исчез, — говорит Хосок, засовывая руки в карманы джинсов, и показывает, что по собственной воле он никуда не сдвинется. — Ну или зарежь меня, как ты сделал с Бомгю и Юджин, — добавляет он, задвигав бровями. Он, конечно, сегодня проголосовал за Намджуна, ибо затрахался сидеть часами над заданным эссе, которое они будут писать через несколько дней, но всё равно не исключал варианта, что в этой миниатюрной девчонке сидит сам Люцифер и двигает её телом, словно кукловод. — Думай, что говоришь, ничтожество, — сердито произносит Соён, вставая на носочки, чтобы внимательнее вглядеться в его глаза. — Уйди по-хорошему, иначе… — Иначе что? Хосок не дослушивает угрозу Соён, потому что, ну что она может ему сделать. Вряд ли она прячет нож в кармане куртки, которую, он уверен, она покупала в детском магазине. Он сокращает между ними расстояние, надвигаясь на её маленькое тело, и заставляет Соён звучно удариться спиной об дверь клуба. — Что… что ты… делаешь, животное? — бормочет она, ощущая то, как захватывает дыхание от того, как Хосок, нагнув к ней голову, смотрит на неё жадным оскалом. Соён знала, что образ неприступной и сильной стервы когда-нибудь ей аукнется тем, что ей просто не поверят и потребуют доказать то, что она умеет давать отпор. — Пароль! — слышится с другой стороны двери. Соён быстро смотрит на наручные часы. Десять двадцать два. Она не хотела выдавать Хосоку то, что клуб подпольно работает и лишь избранные могут сейчас его посетить, но парень был слишком настойчивым. — Пароль? — спрашивает он, хитро улыбаясь уголком губ, и ещё напористее смотрит на Соён, заставляя её покрываться мурашками. — Тебя не касается. Уходи, Хосок, — требует она, уже зная, что никуда он не уйдёт. Но всё равно толкает его в грудь, ощущая под раскрытой курткой крепкие мышцы, и встаёт перед дверью, чтобы произнести пароль. — Шлинге, — говорит она, радуясь тому, что пароль меняется каждый день. Когда дверь со звучным щелчком открывается, Соён заходит внутрь, но не успевает она войти за порог, как Хосок, прижавшись грудью к её спине, заходит следом, и довольно улыбается охраннику. — Это ещё кто с тобой? — спрашивает парень у Соён, которая закатывает глаза. Она лишь вдыхает побольше воздуха, чтобы пожаловаться Джею и попросить его вышвырнуть этого назойливого лузера из клуба, но Хосок нагибается к её уху и шепчет ей, чуть касаясь губами мочки: — Если не проведёшь меня, я сдам тебя властям за нарушение комендантского часа. — Ты не сделаешь… — отвечает она, настороженно раскрыв глаза на него, но ехидная улыбка убеждает её в том, что сделает, ещё как. И если сам Хосок сможет откупиться, потому что именно благодаря тур-фирме его родителей этот город получает наплыв туристов, за счёт которых жители и получают свои доходы, то Соён, живущей в однушке и работающей в круглосуточном магазине, чтобы прокормить себя, потому что родные выгнали её из дома, не на кого рассчитывать. — Он со мной. — Хм… — Джей окидывает Хосока недоверчивым взглядом. В клубе было темно, и освещение падало лишь от прожекторов, свисающих с пустой сцены, но он видел, что этот парень явно не соответствует их тусовке. Тем более, Соён. — Проходите, — говорит он всё-таки, потому что доверяет девушке. Да и кого только не было сейчас в помещении, Хосок навряд ли создаст им проблем. — Ну что, успокоился? — недовольно бормочет Соён, проходя дальше в сторону танцевальной площадки. Хосок замечает, что на сцене, на которой раньше всегда была стойка с диджейским пультом и гоу-гоу танцовщицами, стоят музыкальные инструменты. Нет, он ещё не успокоился, поэтому крепко сжимает локоть девушки, чтобы далеко не уходила. — А где сатанисты в мантиях с капюшонами и жертва, которую вы будете дефлорировать, а затем царапать на ней пентаграмму ножом? — Тебе твоя сперма в голову что ли ударила, что ты несёшь? — злобно рычит ему в ответ Соён и пытается отцепить его крепкие пальцы со своей руки, но тщетно. — И почему только убийца не тебя убил? Хотя, надеюсь, у нас ещё есть шанс избавиться от тебя, — говорит она с отчётливой ненавистью в каждом слоге, на что Хосок продолжает лишь довольно ухмыляться, ощущая, как в штанах становится тесно от подобного словесного плевка. — Что такое шле… шлю… шлинге? — внезапно спрашивает Хосок, словно не слышит тираду девушки, и замечает, как толпа людей сгущается перед сценой, на которую выходят музыканты. Соён тяжело вздыхает, закатывая глаза. Трезвой терпеть этого парня она не собирается, а он, судя по растерянному виду и любопытному оглядыванию, не торопится уходить. Ну что ж, он всё равно уйдёт уже через минуту после начала концерта, а значит, надо использовать его по максимуму. — Может, купишь мне выпить, раз торчишь тут благодаря мне? — говорит она и даже не пытается строить глазки, требовательно скрестив руки на груди. Соён умудрялась смотреть на людей так, словно это не ей приходилось поднимать на них голову, а они стояли у неё под подошвой. Но с Хосоком такое не прокатывает. Он слышит в её голосе флиртующий тон и радостно тащит её к барной стойке. К той самой, за которой он охмурил чуть ли не всех молодых девушек города, которые решались зайти в этот ночной клуб, а затем выйти из него под ручку с Хосоком. — Чонвон, самый дорогой коктейль моей Мортише Аддамс, — обращается он к молодому бармену, который сначала удивляется, увидев Хосока сегодня в клубе. Но отмалчивается, потому что не его это дело разбираться, кто вошёл в клуб, когда он закрыт. Этим занимается Джей. — Какой же ты дебил, — говорит Соён, вставая возле барной стойке, и пытается скрыть смущённую улыбку под опущенными выпрямленными чёрными волосами. Она хорошо понимает, что сущность Хосока и его жизненная миссия — это кокетничать с каждой девушкой, а то и парнем, которые хоть как-то заставляют его член твердеть, то бишь почти каждого второго. Но почему-то то, как он к ней обращается, заставляет её бледные щёки пунцоветь. Ну вот, из-за него и готический образ портится. Когда Чонвон ставит перед ней бокал, она сразу же берётся за него и понимает, что ей реально подали что-то дорогое. Она еле различает вкус коньяка и каких-то тропических фруктов и не может скрыть своего восхищения. Соён просто надеется, что ей не придётся спать с Хосоком за такую щедрость. Тот заказывает себе двойную порцию виски со льдом и поворачивается лицом к сцене, на которой барабанщик начинает отстукивать палочками друг об друг, чтобы задать своим коллегам нужный ритм. Соён довольно улыбается и, вместо того, чтобы смотреть на сцену, следит за реакцией Хосока. Экстрим-вокалист с первых нот песни начинает с протяжного пиг-сквила, и толпа воодушевлённо кричит в экстазе. Затем под тяжёлый гитарный рифф и скоростной бит ударных вокалист медленно гроулит и так всю песню, что Хосок не различает, о чём вообще поётся. Он отчётливо видит, что на сцене стоят корейцы, двигающие головами с длинными волосами в хедбэнгинге, и толпа повторяет за ними, двигаясь, словно одержимые. В какой-то степени, Хосок всё-таки видит сходство с собранием сатанистов-оккультистов, которое ожидал тут застать. Изредка он смотрит на Соён, которая, положив бокал на стойку, так же хедбэнит, и не может перестать улыбаться, замечая, что она даже умудряется двигать губами, явно знает текст. Удивительно. — Ну… как? — спрашивает Соён, когда они через три часа выходят из здания клуба. Ей всё не верится в то, что Хосок не сбежал из клуба после первой песни, а на некоторых моментах даже умудрялся слегка качать головой. Соён впервые видела подобную реакцию от человека, который не слушает тяжёлую музыку, ведь знает, что Хосок, как и Юнги, предпочитает хип-хоп. — Я всё ждал, когда на сцене зарежут свинью. Ну или человека, — смеётся он, ощущая непонятную неловкость и волнение рядом с девушкой. Это ненормально. Он же, мать его, Чон Хосок. — Ну а если серьёзно, то вполне слушабельно. Скинешь мне тот трек, где гитарист отчаянно шпилит по струнам, вокалист вызывает гортанью отрыжечного бога, а ударник пытается сломать барабаны? Соён смеётся его шутке, не сумев вовремя подумать перед тем, как показывать свою искреннюю эмоцию этому придурковатому парню, и опускает голову, кусая губу, с которой уже сошла чёрная помада. — А вообще, я приятно удивлён. Ты оказывается, такой же человек, как и мы, — усмехается он, пытаясь сделать комплимент. Хороший, а не пошлый, как он привык. Получается не очень, и по лицу Соён видно, что она не понимает. — Ну то, как ты наслаждаешься любимой музыкой, чувствуешь её, проживаешь. Это так… нормально, — объясняет он, на что девушка с лёгкой улыбкой кивает. — Да, BDM спасает мне жизнь в какой-то степени. Помогает переживать эмоции, которые я не имею право выплеснуть на окружающих, — отвечает она, не думая о том, чтобы нагрубить Хосоку и послать его. Соён слишком давно вот так просто ни с кем не общалась и сильно в этом нуждалась. Странно лишь то, что этим кем-то оказался Чон Хосок. — Знаешь это чувство, когда хочется кричать и каждая клетка твоего тела просто верещит, но приходится молчать? Благодаря музыке я могу кричать столько, сколько мне захочется, и никто меня за это не осудит. — Хорошо тебя понимаю, — кивает Хосок, в который раз за вечер удивляя её. Соён не верит ему, потому что он родился с золотой ложкой во рту, ну и что, что в Тэбэке. На что ещё он может жаловаться в этой жизни? Они уже почти доходят до общежития, в котором она снимает комнату, и ей хотелось сделать ещё один круг, чтобы послушать поподробнее о том, что же он смог понять. Ведь завтра она вновь притворится, что ненавидит его и всех людей. — У меня есть один классный способ, как можно высрать накопившееся говно, — говорит он, скривив губы в лукавой улыбке. Соён окидывает его недоверчивым взглядом снизу вверх. — Какой же? — Ну-ну, — качает он головой, замечая, что они уже стоят у подъезда, и говорит то, за что надеется не получить по яйцам: — Если я тебе так сразу скажу, то испорчу свидание, на которое хочу тебя пригласить.4. Затяни петлю вокруг моей шеи, пока я не переживу тебя
19 января 2023 г. в 18:02
Похорон для Юджин не устраивали. Точнее, не такие помпезные, как у Бомгю, потому что, во-первых, семья девушки атеисты. Поэтому её после вскрытия лишь кремировали и в кругу близких попрощались с её прахом в местном колумбарии. Это само собой радовало всех, кроме, может быть, Юны, её самой близкой подруги. Во-вторых, мэр города объявил всё-таки комендантский час. А это уже злило. И больше всего, Хосока.
— Клянусь, если этот ублюдок убьёт ещё кого-то, я самолично вырву ему кишки, — говорит он другу, когда они выходят из кафе матери Субина, вдоволь объевшись токкпокки.
— Хм… не самая лучшая для нашего времени угроза. Теперь будем знать, кого подозревать, если у следующей жертвы вырвут кишки, — усмехается Юнги, застёгивая молнию куртки. Время было 21:50, у них было десять минут до того, как начнётся комендантский час. Благо, город был настолько маленьким, что дорога до дома каждого из них длилась не больше пяти минут.
— Юнги, ты домой? Я провожу, — говорит Чимин, который не желает так быстро расставаться с обществом Юнги. Он никак не мог привыкнуть к тому, что почти стал завсегдатаем в их с Хосоком компашки, и теперь благодарен ему за то, что он зовёт его всегда с ними. Радует то, что с каждой такой встречей Юнги всё меньше раздражается на его присутствие. Привыкает, думал Чимин, и хочет чуть поторопить события.
— Зачем меня провожать? Я ж не девчонка какая-нибудь, — хмурится Юнги, засовывая холодные ладони в карман тонкой куртки. — Или ты хочешь проводить меня и зарезать в каком-нибудь переулке? — усмехается он, отчего взгляд Чимина мрачнеет. Первокурсник быстро качает головой и подходит ближе в попытках оправдаться.
— Нет, просто я сильнее тебя. Вдруг на тебя нападут, вдвоём мы хотя бы сможем дать отпор, — отвечает он, надеясь, что был достаточно убедителен. Не мог же он так выпалить то, что хочет побыть с Юнги наедине.
— Скажи, что зассал одному идти домой, — смеётся Хосок, хлопая парня по плечу, и обращается к другу: — Пусть он тебя проводит, Юнги. А потом ты его, а то его инфаркт трахнет, пока он к себе домой от твоего идти будет, — говорит он с сарказмом, ведь они знали, что между домами Юнги и Чимина расстояние в шестьдесят метров. Хотя кто знает, что может произойти за это расстояние.
Юнги тяжело вздыхает и согласно кивает, смотря на Чимина, лицо которого быстро озаряет радостная улыбка от его ответа.
— Ну все, дети мои, с Богом, — говорит Хосок, несильно хлопая их по плечам.
— А ты не с нами? Нам же по пути, — спрашивает Юнги, ведь надеялся, что ему не придётся находиться с Чимином наедине весь их путь домой.
Он знает, что этот малый тот ещё крепыш, и не совсем ясно, кому кого придётся защищать, но Юнги не любит оставаться наедине с малознакомыми людьми, потому что ненавидит неловкую тишину. А тупо болтать на бессмысленные темы, если Чимину так же нечего будет ему сказать, он тоже не любит.
— Нет, у меня дела поважнее, — хихикает Хосок, взгляд которого говорит, что у него очередная шалость на уме.
Юнги вопросительно изгибает бровь в ожидании того, что бескостный язык друга всё-таки выдаст его планы, однако тот лишь улыбается и потирает ладони, согревая их.
— Думаю, завтра всё-таки надо будет проголосовать за Хосока, — лепечет Чимин, подхватывая скептицизм Юнги. — Пошли, — коротко говорит он и идёт вперёд, внушая в мыслях себе, что это Хосок. Он всегда что-то мутит.