**
Чимин торопливо набирает код электронной двери в квартиру Мин. Отец Юнги самолично дал его ему. Может, не будь причина в том, что его сын был в плохом состоянии после смерти друга, Чимин смог бы обрадоваться тому, что родитель любимого парня ему доверяет. Обстоятельства обязывали их по очереди следить за тем, чтобы Юнги не натворил дел, изредка кушал и перестал пить. Наспех стянув с ног кроссовки, Чимин мчится в комнату Юнги и замечает его в той же позиции, в которой оставил два часа, пообещав вернуться, как только закончатся похороны. Тот тогда ничего ему не ответил. Даже не поднял головы с подушки, и просто хмыкнул. Чимину этого было достаточно. — Юнги? — зовёт он парня, замечая, что на прикроватной тумбочке на две бутылки соджу стало больше. Чимин тяжело вздыхает, подходя ближе к его кровати, и укоризненно качает головой на то, что бумажные стаканчики с разными видами кофе, которые он приносит ему с работы, так и остались нетронутыми. — Я же просил тебя больше не пить, — бормочет он и больше злится на господина Мин за то, что не смог даже проследить за тем, чтобы его сын не покупал себе выпивку в ларьке под домом. Юнги однажды по секрету признался ему в том, что его отец был раньше алкоголиком до того, как вступить в церковь. Господин Мин запил после того, как его мать покончила жизнь самоубийством. Об этом знал лишь Хосок, и отныне Чимин остаётся единственным близким для Юнги человеком, что, на самом деле, большая ответственность для того, кто хочет им быть. Потому что Юнги не был обычным. И несмотря на это, Чимин продолжит любить и заботиться о нём. А значит, в первую очередь нужно сделать так, чтобы Юнги не повторил судьбу своих родителей. — Юнги, это… — неуверенно начинает он, снимая куртку, и садится на край кровати. Чимин отдал бы всё ради того, чтобы узнать те самые заветные слова, которые могли бы облегчить боль любимому человеку. — Знаешь, на поминках был весь город, — говорит он, натягивая улыбку. — Хосок назвал бы это вечеринкой, — грустно усмехается он, глотая очередной комок слёз. — Если хочешь, мы можем навестить его могилу после похорон. Или пойдём туда вечером, когда никого не будет. Хотя, зная то, как все любили Хосока, там, скорее всего, всегда кто-то будет. — Чимин пытается натянуть улыбку, чтобы не выдавать в голосе того, как по лицу, не выдержав осознания того, что друга больше нет в живых, потекли мелкие слёзы. Он должен быть сильным. Хотя бы ради того, чтобы поднять Юнги на ноги. — Любили? — слышит он глухой хриплый голос в подушку. — Он обычно всех раздражал. — Да, тоже правда, — кивает Чимин и кладёт ладонь на спину Юнги, радуясь тому, что за день смог услышать от него хоть что-то. — Однако это не мешало нам любить его. Юнги… — Он глубже вздыхает и чуть сильнее надавливает на спину, ощущая из-под тонкой футболки высокую температуру чужого тела, — поговори со мной. Расскажи ещё что-нибудь о Хосоке. Выговорись. Прошу тебя, не держи в себе, — бормочет он сквозь слёзы и всё же не может сдержать своего желания обнять его. Ложась рядом, Чимин обхватывает одной рукой его за живот, притягивая к себе, и утыкается лицом в шею, морща нос от сильного перегара. — Чимин… — шепчет Юнги, не поворачивая головы, и убирает маленькую ладонь со своего живота. — Уйди, — коротко приказывает он, не позволяя Чимину ещё раз прикоснуться к себе. Последние капли здравого смысла твердят ему оттолкнуть этого парня, пока и для него не стало слишком поздно. — Я не оставлю тебя, — качает головой Чимин, зная, что его настойчивости в глазах не видят. Или просто не хотят видеть. — Я люблю тебя, Юнги. Пожалуйста, не забывай об этом, — произносит он, сжимая пальчиками ткань его футболки, и не боится того, что может этим разозлить его. Чимин будет таким же назойливым, как если бы это был Хосок, в своё время вырвавший лучшего друга из лап депрессии, в которую он впал после смерти матери. — Мне… мне не нужна твоя любовь, — отвечает Юнги, ощущая то, как больно произносить эти слова, и надеется, что Чимин также это прочувствует. Тот ничего не говорит, лишь потому что не знает, что сказать. Чимин хорошо понимает, что от него хотят таким образом избавиться, но почему-то всё равно неприятно это слышать. И сильно кусая неуспевающие высохнуть от слёз губы, он встаёт на ноги. Не для того, чтобы уйти, громко хлопнув дверью, раз его любимый так захотел, а чтобы дать ему понять, что в любви нуждаются все. Особенно те, кто не любят самих себя. Юнги не решается обернуться, чтобы посмотреть в спину уходящему Чимину, однако даже не слышит того, чтобы он выходил из комнаты. Только звуки ударяющихся друг об друга бутылок алкоголя и тихие всхлипы. — Что ты делаешь? — мрачно спрашивает он в стену перед собой и в хмельную голову ударяет сильная боль от резкой злости на Чимина. — Убираюсь, — безразлично отвечает ему тот и, бросив пустые бутылки и стаканчики с холодным кофе в урну, вынимает из неё полный до краёв мусорный пакет. — Убирайся не в комнате, а из неё! — громко кричит Юнги и привстаёт на месте, уставив разъярённый взгляд на испугавшегося Чимина. Он тяжело дышит, видя в нежных удивлённых и всё равно красивых чертах лица нежелание повиноваться. И это злит сильнее, чем факт того, что его жалеют. Юнги понимает, что не хочет любви Чимина, ведь отныне она будет обусловлена жалостью и чувством долга. Ему нахрен не сдались такие отношения. — Юнги, я не уй… — бормочет Чимин дрожащими губами, пытаясь унять участившееся от неожиданности сердцебиение, но не успевает договорить, так как Юнги вскакивает на ноги. Его нахмуренный злой взгляд не предвещает ничего хорошего, и ноги Чимина автоматически делают шаг назад, который не спасает его от гнева старшего. — Что ты, блять, хочешь от меня? — орёт Юнги, что Чимин неосознанно роняет мусорный пакет, шумно падающий на пол. Эти звуки раздражают Юнги. Его бесит его собственный крик, звон ударяющихся друг об друга бутылок, тихие всхлипы Чимина. — Этого? — спрашивает он, хватаясь пальцами за трясущийся подбородок, и впивается в мокрые пухлые губы бесцеремонным поцелуем, терзающим их зубами и настойчивым языком. Чимин понимает, что его целует не из любви и желания. Его целуют с ненавистью, и ему совсем это не нравится. Он мог бы принять грубость как за какой-нибудь фетиш, однако сейчас он хорошо осознаёт, что ему хотят сделать больно, чтобы избавиться от него. И он будет терпеть, он не даст Юнги то, к чему он так привык, а именно одиночества, уничтожающее его как его душу, так и тело. — Прекр… прекрати… — шепчет он в настойчивые губы, не дающие ему и секунды на то, чтобы вздохнуть, и хочет оттолкнуть Юнги, упёршись ладонями в грудь. Но у него не получается этого сделать, потому что ледяные пальцы больно сжимают его запястья, жестоко впиваясь в тонкую кожу, моментально синеющую под их напором. — Юнги, прошу… — умоляет Чимин и знает, что тот будет сильно жалеть об этом. Юнги не такой. В этом он не сомневается, поэтому не хочет, чтобы потом, когда он протрезвеет, сокрушался от очередной волны угрызений совести. — Разве ты не этого хочешь от меня? — нервно усмехается Юнги, не думая о том, что под ним буквально плачет единственный оставшийся у него близкий человек. Он докажет Чимину, что его нельзя любить, поэтому резко толкает его на кровать и, не давая парню шанс осознать происходящее, нависает сверху. — Ну что такое? Давай же, раздевайся, — злобно смеётся он, одним движением тянет ткань чёрной рубашки по сторонам, отрывая пуговицы, беззвучно падающие на белую постель, и нечеловеческим взглядом смотрит на подрагивающего от страха голый торс. — Нет! Нет, Юнги. Это не то, — лепечет Чимин, пытаясь сдержать одежду на месте, но руки трясутся, лишаясь сил, и сдаются под настойчивостью Юнги. Он не может узнать своего парня, но продолжает оправдывать его жестокость горем, понимая, что это всё неправильно. — Остановись, я умоляю тебя! — кричит он и тянет ладонь, чтобы коснуться его искажённого в ярости лица, и вглядывается в затуманенные глаза. — Тебе не нравится что ли? — рычит на него Юнги и ударяет тыльной стороной руки по покрасневшему запястью, чтобы примкнуть губами к голой шее. Он оставляет на ней болезненные засосы, упираясь одной ладонью в постель, а другой тянется к паху Чимину, просовывая пальцы через ремень джинсов и резинку нижнего белья. Парень дрыгает ногами по сторонам, чтобы не позволить Юнги коснуться его, и держится обеими ладонями за его запястье, пытаясь остановить движение его пальцев. Юнги, трогающий его член, — предел его мечтаний, но эта грёза резко превратилась в ночной кошмар, и он громко плачет. Чимин признаёт своё поражение и вынужденно кивает. — Хорошо. Я… я уйду… Прошу тебя только… перестань… — хнычет он и через секунду ощущает, что кожу его шеи перестают мучать, а пальцы выходят из-под брюк. Юнги не сразу поднимает голову и некоторое время продолжает тяжело дышать во влажную от собственной слюны шею Чимина, широко раскрывая глаза. Он смотрит на оставленные на карамельной коже фиолетовые пятна и прислушивается к тихому скулежу вздрагивающего под ним парня. Если бы у Юнги спросили, кого он за всю жизнь ненавидел сильнее всех, он бы без промедления назвал бы собственное имя, потому что готов был мучительным образом убить себя за то, что сделал. Ничего не сказав, он медленно встаёт на ноги и, тяжело дыша, берётся за полупустую пачку сигарет, лежащую на подоконнике. Он смотрит в окно и трусливо прячет взгляд в него, затягиваясь сигаретой. Юнги слышит то, как Чимин торопливо одевается и застёгивая свой пуховик, и думает о том, как набраться смелости для того, чтобы открыть окно и сделать шаг вперёд.21. Смерть – это вечеринка, пригласи всех своих друзей
13 мая 2023 г. в 09:59
Семейство Чон устраивает максимально помпезные похороны. Для многих это мероприятие олицетворяет мрачное празднование поимки серийного убийцы, что некоторые из ребят, втайне от ушей Чимина и Соён, говорят о том, что Хосока надо было убить первым. Быть может, тогда полиция лучше выполняла бы свою работу в страхе потерять работу, ведь убит сын влиятельной семьи.
Разумеется, это обсуждение шло также втайне от ушей Чонгука, который просто радовался тому, что этот кошмар, наконец, закончился. Как бы прикольно не было обсуждать и вести рейтинг подозреваемых, он, как и все, сильно устал оттого, что им всем пришлось потерять близких и не очень людей.
— Тэхён, — зовёт парня Ёнджун, неуверенно пряча глаза в сторону, когда на него оборачиваются. — Ты так и не рассказал, как ты нашёл труп Хосока.
— Тш-ш! — шикает на него Алекса, но не потому, что ей интересна поминальная речь священника. Рядом с ними сидит Сокджин, и любое упоминание о том дне вызывает у него непрекращаемый поток слёз.
Парень прибежал к учебному центру с воем сирен служебных машин и чуть было не потерял сознание, когда Намджун, встретив его на входе в учебный центр, пытался успокоить.
— Я всё уже рассказал следователям, — безразлично отвечает Тэхён и берёт Чонгука за ладонь, так как у того начинает трястись коленка.
— Ёнджун, ты до сих пор Тэхёна что ли подозреваешь? — усмехается Вонён, закатывая глаза, хоть и тоже не знает всей этой истории. Однако факты на лицо.
У Чихо сидит в СИЗО, ведётся следствие, есть ордер от прокуратуры. А также труп. И не просто какого-то там Бомгю, а самого Чон Хосока, что даже Соён соизволила прийти на его поминки.
Девушка сидит на самом краю скамейки и смотрит на священника пустыми глазами, не выражающими ничего. И это был не обычный её уничтожающее окружающих ледяной взгляд. Бледное лицо без макияжа буквально ни о чём не говорило ребятам, поэтому некоторые из них уже успели выдвинуть теорию о том, что Соён, даже если она не убийца, была совсем не против смерти своего бойфренда.
Чего не скажешь о реакции Чимина, который ни на минуту не прекращал рыдать, изредка успокаивая свои слёзы и вновь заливаясь ими, потому что Хосока реально нет. А ещё потому что ему приходилось переживать двойную боль. У него никак не получилось вытащить Юнги из его комнаты. И если бы не отец парня, то Чимин также пропустил бы похороны друга. Потому что состояние Юнги пугает его сильнее, чем тот факт, что они с ним однажды проследили за реальным убийцей и просто чудом остались в живых после того вечера.
— Ребята, прошу вас. Заткнитесь нахуй, пожалуйста, — бормочет Чимин сквозь очередной поток слёз и заражает этим сидевшего рядом Сокджина, который утончённо вытирает лицо хлопковым платочком.
Возле него сидит Намджун, который вообще-то не хотел сюда приходить, но Джин обещал натворить дел, если мистер Ким не произнесёт свои соболезнования родителям самому ненавидимому им ученика.
— Что-то на похоронах Бомгю ты не затыкался, — раздражённо бурчит в ответ Ёнджун, расслабленно откидываясь на спинку деревянной скамейки, и старается не вспоминать тот день, потому что иначе ему придётся понять чувства Чимина. Терять близких хуже, чем собственная смерть. Мёртвым же не приходится дальше с этим жить.
— Серьёзно? Ты ещё не успокоился, блять? — нервно вмешивается Чонгук, которому хочется наплевать на все моральные устои и удариться этого парня толстой пыльной Библией по лицу. — Убийца Чихо, что тут непонятного? Вы сами видели, как он однажды избил Тэхёна. Этот чел психопат, ясно же.
— Ага, ещё неделю назад вы подозревали Намджуна, — вставляет свои пять копеек Сокджин, получая лёгкий удар локтем в бок от самого учителя, потому что ему не нужно чтобы его ещё защищали перед этими имбецилами.
— Хочешь сказать, что Чихо может и не быть убийцей? — удивляется Алекс, неосознанно хватаясь на ладонь сидевшей рядом Вонён.
Несмотря на то, что в тот вечер полиция поймала Чихо у него в съёмной квартире и даже нашла нож возле трупа Хосока с отпечатками профессора, ей всё равно было неспокойно. Казалось, что чувство тревожности теперь навсегда станет частью её жизни.
— Я? Я ничего не хочу сказать. Просто отъебитесь от Намджуна. Он и так тут ненадолго, — отвечает Сокджин, и удар в бок в этот раз становится болезненнее.
— В смысле? — спрашивает Тэхён. — Вы уезжаете, мистер Ким?
— Я бы сказала, «сбегаете»? — усмехается Вонён, которая так же не оставляет без внимания слова Джина.
— Ничего подобного! — злится Намджун и хмурится на своего парня, виновато глотающего слюну.
Сокджин не думал, что ребята могут так понять его слова, ведь надеялся, что они хотя бы немножко расстроятся, узнав, что их учитель скоро их покинет. Говорить о том, что он планирует уехать вместе с ним, он уже передумывает. Кто знает, кого ещё они захотят обвинить в убийствах.
— Так вы поэтому меня позвали вновь на работу? Чтобы я заменила вас? — тихо ужасается Алекса и смотрит по сторонам, оглядывая своих будущих учеников. Одно есть ассистировать учителю и совсем другое в одиночку терпеть этих дегенератов и пытаться чему-либо их обучить.
— Прекратите, а! — злобно кричит на них Чимин, которому осточертела эта тема «кого же сегодня мы будем подозревать в убийствах».
Он игнорирует строгие взгляды взрослых, повёрнутые в их сторону, и не слышит, как священник, речь которого перебили, прочищает горло, пытаясь деликатно намекнуть на то, что в церкви голос не повышают. Чимину хочется ударить каждого, чтобы вдолбить им в голову то, что Хосок умер. И плевать, кто это сделал: Чихо, Намджун, Соён или тот же священник, который добившись, наконец, идеальной тишины, возвращается к чтению своих псалмов.
Однако в этот раз его перебивает тяжёлая скрипучая дверь, за которой показывается хрупкое тело еле передвигающейся девушки. Ким Хёнсо, с трудом войдя внутрь, медленно идёт между скамеек с опущенной вниз головой. Присутствующие недобро косятся на неё, ведь считают, что проститутке не место в доме Бога, но кто они такие, чтобы запрещать ей тут находиться. И лишь скамейка ребят смотрит на неё по другой причине.
— Как она посмела сюда прийти? — шепчет Соён, впервые за панихиду как-либо показав окружающим, что не ушла в астрал.
Чимин хочет взять её за тонкий локоть, чтобы молчала, ведь он понимает, что Хёнсо не виновата в том, что её парень оказался маньяком. Но девушка грубо отталкивается и встаёт на ноги перед Хёнсо, в этот раз не жалея эмоций на то, чтобы показать той, как сильно она сейчас расстроена и зла.
— Довольна, да?
Ребята с интересом смотрят на двух девушек, ожидая очередную ссору в церкви, а может быть и драку, и даже не слышат того, как священник просит в микрофон всех сесть и послушать поминальную речь отца усопшего.
— Что… что ты… — испуганно лепечет Хёнсо, ведь даже не знает, кем приходится эта девушка Хосоку. Она не успевает сформировать свои слова в предложение, потому что к ней подходит её младший брат, недовольно хмурясь и сжимая кулаки.
— Зачем ты сюда пришла? — недовольно цедит он через сжатые зубы и поворачивает свой сердитый взгляд на Соён. — Отстань от неё. Она тут не при чём.
— Ещё как причём! — визжит та, сильно топая ногой и тянется пальцами к Хёнсо.
Чимин вовремя хватает её миниатюрное тело за талию, оттягивая назад, и церковь охватывает мерзкий гул перешёптывающихся между собой посетителей и ребят, которые уже без стеснения начинают громко обсуждать смерть Хосока.
— Её парень убил Хосока из ревности, — говорит Чонгук, кивая собственным словам, словно самолично читал отчёт полиции на эту тему.
— А может, это сделала Соён из злости на Хосока? — усмехается Вонён, скрестив руки на груди, даже не боясь того, что та может потянуться к её волосам.
Благо, у Чимина хорошо получается сдерживать Соён, которая не прекращает попыток ударить Хёнсо. Та, в свою очередь непонимающе смотрит на Тэхёна, который больше злится на то, что сестра пытается оправдать Чихо, говоря ребятам о том, что он никого не убивал.
— Я самолично видел его с ножом в руке! — произносит он, никак не реагируя на просьбу матери Хосока перестать обсуждать это на поминках её сына.
— Полиция ещё ничего не доказала, — отвечает Хёнсо и начинает плакать от того, как все накинулись на её любимого, в вину которого она никак не может поверить. — Чихо даже ещё не допрашивали! Может, они даже не будут этого делать, чтобы свалить вину и поскорее закрыть дело? — говорит она, еле выговаривая слова через рёв, и уверена в сказанном, ведь в своё время на себе пережила некомпетентность работников правоохранительных органов их города.
В этот раз на ноги встаёт Чонгук. Любое упоминание о его родителях выводит его из себя. Пусть хоть и из уст сестры его парня. Он держит свои яркие эмоции при себе и размеренным шагом подходит к ним.
— Зачем им это делать? Чихо сам отказывается говорить без адвоката! — произносит он, хмурясь, и неуверенно поглядывает на недовольно качающего головой Тэхёна, которому, как бы он не был раздражён на сестру, не нравится тон, с которым к ней обращаются. — Видите ли, он ждёт специалиста из Токио.
— Блять, эта сука ещё защищает убийцу! — возмущается Соён, ни на секунду не останавливаясь в крепких и устающих объятиях Чимина, которому хотелось отпустить её, упасть на скамейку и продолжить плакать. Но он не может позволить превратить похороны Хосока в очередной цирк. Юнги, когда выйдет из депрессии, будет недоволен этим. А Чимин уверен, что он из неё выйдет, каким бы не обнадёживающим не казалось его состояние.
— Что вы тут устроили?! — громко кричат в микрофон, и всё ребята моментально поворачивают голову к кафедре, у которой стоит отец Хосока и с ужасом в глазах смотрит на них. — Убирайтесь все вон! Немедленно!
Мужчина не смотрит на священника, который чуть тянет его за рукав пиджака, чтобы перестал кричать, и всем своим грозным видом показывает детям, что может заставить их насильно уйти. Те молча слушаются старших и нехотя идут в сторону выхода, перешёптываясь между собой и умудряясь даже в этом обвинить друг друга.
— Ну что, довольны? С похорон меня ещё не выгоняли, what a shame, — недовольно ворчит Алекса, когда они оказываются на улице, и опускает на глаза солнечные очки. Погода была на удивление приятной, не смотря на прохладу, и казалось, что сам Хосок улыбался им через палящее солнце.
— Пусти. Я иду домой! — прикрикивает Соён на Чимина, который продолжает держать её за локоть, так как боится, что девушка захочет всё-таки вцепиться в волосы Биби.
Он, конечно, не был близок с девушкой Хосока и не совсем ей доверяет, однако считает, что друг хотел бы, чтобы кто-нибудь позаботился о Соён. Судя по тому, как некоторые ребята умудрились уже обвинить её в том, что она его убила из ревности и свалила на профессора, этим кем-то опять же будет Чимин.
Он хочет предложить ей хотя бы проводить до общежития, но замечает, как к церкви подходит диакон и отпускает её локоть, что Соён, не желая больше находиться в обществе ненавидимых ею людей, мчится подальше от них.
— Господин Мин? Что Вы тут делаете? — возмущённо спрашивает Чимин у мужчины и даже не слышит того, как Намджун говорит ребятам о том, что завтра начинаются занятия. Всё, о чём он может думать, это то, что важнее всего сейчас нужно позаботиться о Юнги. И на время эта ответственность была на его отце. — Вы оставили Юнги одного? — говорит он, не скрывая раздражённости в голосе.
— Да. С ним всё в порядке, Чимин, — кивает он, натягивая неловкую улыбку. — Я когда уходил, он крепко спал. А мне на службу нуж…
Чимин не захотел его дослушивать. Он бежит в сторону дома Юнги, стараясь не паниковать раньше времени, и теперь начинает понимать, почему тот всегда холодно отзывается о единственном родителе. Чимин не может придумать оправдание тому, как можно было оставить своего сына, впавшего в депрессию, которая не даёт ему даже встать с постели, одного, прекрасно зная, что тот может наложить на себя руки из горя потери лучшего друга детства и чувства вины за то, что он не смог его спасти.