белая вишня

Когда погиб отец, она просто не поверила. Это казалось таким невозможным: как он, такой настоящий, родной и живой, мог оказаться…мёртвым? Как он мог просто взять и умереть? Смерть была такой далёкой и непонятной, что просто не укладывалась в голове. Папа часто пропадал на несколько дней. Правда, всегда предупреждал заранее, если собирается уйти надолго. А тогда обещался прийти на рассвете и…не пришёл. Ни на рассвете, ни на закате, ни на следующий день. Матушка начала переживать, а Иньтао, маленькая глупая девочка, всё бранилась и готовилась задать отцу взбучку в тот самый момент, когда он придёт домой. Но он не приходил. Всё перевернулось в тот самый момент, когда она нашла отцовский меч в глубине лесной чащи. Одиноко сверкающий клинок, опрометчиво брошенный в ежевичных кустах, сначала показался девушке отблеском надежды: если меч здесь, значит, отец тоже где-то рядом. Только рядом не было ничего, что могло бы привести по заметенным следам к заблуждавшему мужчине. Лес стоял равнодушен и глух, будто здесь и не произошло ничего, а клинок этот – просто случайность. Тогда ей стало впервые больно. Что это за глупая насмешка? Разве мог он взять и проиграть этой жизни? Неужели в мире существовало что-то, что могло его сломить? Ей стало страшно и до обидного одиноко – какого черта мироздание решило, что имеет право забирать его жизнь? Но в глубине души всё равно жила надежда – она нашла только меч, и никаких следов борьбы или тела, так, может, не всё ещё потеряно? Может, он всё же вернётся, и всё, что было – окажется лишь плохой шуткой, ужасным сном. Потом стало не до того. После его пропажи появилось столько безотлагательных дел, надо было срочно жить, жить дальше. Учиться справляться без его помощи, быть сильной и помогать матери. И она жила. Жила и тешила себя пустой надеждой. Когда погибла матушка, внутри было омерзительно пусто. Даже когда она испустила последний вздох у девушки на руках; даже во время подготовки к погребению; и даже когда её хладное тело опустили под черную землю: внутри была лишь липкая всепоглощающая п-у-с-т-о-т-а. Иньтао пыталась не верить, но как тут не поверить, когда труп когда-то самого дорогого человека сейчас покоится под слоем пористой земли? Осознание накатило позже, когда девушка проснулась в пустом холодном доме, совершенно одна. Отчаяние и боль утраты заполнили эту пустоту липкой мерзкой черной слизью, рвущейся наружу утробным криком и горькими рыданиями. Так сильно болело в груди, так сводило руки и ноги, перекрывало воздух, тяжким камнем на шее тянуло ко дну, так не хотелось жить, существовать, быть. Дом отвечал на её скорбь: рушился, расклеивался, гнил. В какой-то миг ей показалось, что если она умрёт под этим завалом, то, возможно будет намного легче. Ей уже некого хоронить, значит и её – никому не придется. Но что-то не давало ей остаться. Что-то в глубине сознания шептало, говорило, кричало: не оставайся неоставайся неоставайсянеоставайсянеоставайся! И она не осталась: собрала свои скромные пожитки и пошла в путь. Было, в самом деле, плевать куда идти. Главное – двигаться, не оставаться наедине с этой скорбью, сделать хоть что-то, так будет легче, будет проще. Дорога – лечит. Дорога – лекарство.