Оставьте в своем сердце немного места для невообразимого.
Они дома. Хосок сокрушается о состоянии своих растений после того, как их оставили одних на неделю, порхая по дому и возвращая их к жизни быстрыми прикосновениями. Юнги вызывает дождь в теплице, огромные капли падают с потолка, где Юнги расстелил одеяло из воды, вытянутой из садового шланга. – Я чувствую это, хен, – шепчет Чимин, прижимая руку к груди. – Твою магию. Тэхен ловит воду руками - сверкающий бассейн, заключенный в его ладонях. – Я тоже. Это как второй удар сердца, думает Чонгук. Дополнительная жизнь.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Они дома, и Чонгук сворачивается калачиком в постели Юнги, чтобы поцеловать его. Целует его, и целует, и целует, зарывшись пальцами глубоко в его черные волосы, а Юнги отвечает, положив свои руки на талию Чонгука, сжимая их достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Они еще не говорили о том, как близко подошли к краю пропасти. О холодной хватке смерти, которую Чонгук все еще может почувствовать, она спускается по позвоночнику посреди ночи, делая темноту тяжелой и удушающей. На данный момент в его голове звучит нежный голос Юнги, шепчущий – Я люблю тебя, – и этого достаточно.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он возвращается на учебу с запиской из больницы, в которой объяснено его отсутствие. Никто из его профессоров, похоже, не имеет ни толики сочувствия, и ему приходится сдавать два экзамена и заканчивать работу, которая просрочена на две недели. От этого ему хочется немного поплакать, как и от пустоты его квартиры-студии, когда он, наконец, возвращается, чтобы забрать свою одежду. Его голова болит без шумного присутствия других, и, хотя он знает, что это связь - все еще нестабильная и неуверенная, и она пытается вернуть его обратно - но это место, то, которое его родители арендовали для него, оно все еще кажется напоминанием. Обо всем, что ему еще нужно сказать, об обязательствах, которые все еще на нем - цепочка, тянущаяся отсюда до самого Пусана. Пока нет, шепчет его трусливое сердце. Он скоро им скажет, но не сейчас. Он упаковывает в чемодан почти всю одежду из своего шкафа, выбрасывает все продукты, которые сгнили в его холодильнике, а остальное складывает в пакет, чтобы отдать Сокджину. Затем он запирает старую дверь и, не оглядываясь, направляется к метро.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
– Хорошо, – объявляет Тэхен их коллективному собранию. Сейчас семь утра вторника, и они стоят перед Волшебным магазином, закутавшись, для борьбы с внезапным поздним весенним холодом, который опустился на город - как будто зима хочет вонзить свои когти в последний раз, прежде чем полностью уступить палящему лету. У Тэхена на носу очки для чтения Юнги, потому что они “заставляют его выглядеть умнее”, а в руках у него чертов планшет, который он откопал где-то в глубине магазина. – Спасибо вам всем, что пришли. – Ты притащил нас сюда, – ворчит Юнги в их головах, допивая вторую чашку кофе. – Ты разбудил нас. Техен будил их, распевая Frere Jacque на весь дом, и эта песня до сих пор звенит у Чонгука в голове, хотя он и не уверен, его ли это собственные мысли или обратная связь от других. Все устали - кроме Чимина, которому нужно было вставать на занятия, и это половина причины, по которой они встречаются так рано, - все немного капризны, но испытывают и скрытое волнение. Обычно так и есть, когда речь заходит об этой странной новой связи между ними. – Для очень важной науки, – говорит Тэхен вслух. Он постукивает карандашом по планшету. – Ты готов, Кук? – Почему я должен быть тем, кто должен двигаться? – Чонгук жалуется. Он выпил всего одну чашку кофе, и прошлой ночью ему не давали спать странные сны. Этим утром его голова шумит, саднит и болит, и он предпочел бы вернуться в постель и свернуться калачиком в объятиях Юнги, вместо того чтобы бродить по городу во имя выяснения их радиуса действия. – Потому что ты здесь общий фактор, – терпеливо объясняет Тэхен. – И это проще. И я был бы слишком напуган, чтобы попросить Юнги-хена идти. Юнги фыркает в свою кружку, но Чонгук не может сказать, отрицание это или согласие. Вероятно, согласие, судя по веселью, исходящему от него тихой волной. – Хорошо, – говорит он. – В каком направлении сначала? – В этом, – решает Тэхен, величественно махая в сторону Нью-Йоркского университета и парка Вашингтон-сквер, – Удачи. Чонгук вздыхает и начинает идти. Он чувствует себя немного как в тех раздражающих рекламных роликах, которые Сокджин случайно показал ему однажды. Он проходит несколько кварталов, останавливается, – Вы меня слышите? Он получает "да" всю дорогу до Нью-Йоркского университета, "да" за пределами кампуса и в самом парке. Он уворачивается от скамейки, на которой Юнги поцеловал его, как на прощание, и продолжает идти, не обращая внимания на внезапный привкус пепла на языке. “Да”, вплоть до Гринвич-Виллидж и станции Кристофер-стрит. Его телефон говорит, что он прошел полторы мили . – Что теперь? – спрашивает он, размышляя, стоит ли ему сделать крюк, чтобы выпить вторую чашку кофе. Он прошел мимо Старбакса несколько кварталов назад… – Садись в метро, – посылает Тэхен в ответ, и он вздыхает, роясь в поисках своей карты метро, пока спускается по ступенькам. – Куда мне ехать? – На север. Садись на поезд № 1 до Пенсильванского вокзала. – Отлично. Он садится в чертов поезд, у дверей которого толпятся мужчины и женщины в деловых костюмах, сонные студенты с рюкзаками на коленях, женщина в пальто, которое выглядит так, будто его сшили из коврика для ванной цвета фуксии, несколько мужчин, одетых так, словно они сошли с обложки панк-рок-альбома, и двое будущих художников, яростно делающих наброски в своих блокнотах. Пенсильванский вокзал - это хаотичный поток шума и тел. Он ныряет в Shake Shack , просто чтобы вырваться из людского потока. – Теперь вы меня слышите? (2,1 мили, как говорит его телефон.) – Да, – отвечает Намджун. – Но ты становишься все слабее. Он подавляет еще один глубокий вздох и задается вопросом, не слишком ли рано для молочного коктейля в 8 утра. Возможно. Но к черту все это. Он покупает клубничный с чрезмерным количеством взбитых сливок сверху, потому что он взрослый, да. – Почему ты считаешь деньги? – спрашивает Тэхен, пока Чонгук роется в своем бумажнике в поисках нужной суммы наличных. – Ты что-то покупаешь? Это очень серьезная наука, Чон Чонгук, тебе нужно сосредоточиться. – Я сосредоточен, – он стреляет в ответ, принимая молочный коктейль от измученного работника. – Я полностью сосредоточен. Подозрительная пауза. – Хорошо. Чонгук наклоняет голову, чтобы скрыть свою веселую улыбку. Наличие их в его голове может раздражать, но в основном он чувствует, что он не один, даже в хаосе Нью-Йорка в час пик. – Куда мне теперь направляться? – Одну минуту, пожалуйста. Они сверяются с картой, думает он. Вероятно, пялятся на треснувший экран телефона Намджуна, разглядывая карту. Спорят о том, куда отправить его дальше. Он находит скамейку и потягивает свой молочный коктейль, довольствуясь тем, что они сами разберутся. – Ладно, – наконец говорит Тэхен, – продолжай двигаться на север. На Западную 59-ю улицу. – Нижняя граница Центрального парка. Хорошо. – На метро? – Пешком. Сегодня хороший день. И правда солнечно и ярко, несмотря на затяжной холод. Он не особо возражает, когда, наконец, выходит с Пенсильванского вокзала и направляется в центр города, в ушах звучит музыка, а шапочка низко надвинута на глаза от холода. – Теперь вы меня слышите? – спрашивает он, проходя мимо Таймс-сквер. – Да. И это "да" до самого Карнеги-холла, почти до Коламбус-серкл. Он находится на Западной 58-й улице, прямо у Музея искусства и дизайна, когда в кармане у него жужжит телефон. Тэхен [8:30] мы потеряли тебя. Он проверяет свой телефон. 3,9 мили Черт. Юнги [8:31] я не потерял тебя? Подождите-ка. – Ты все еще меня слышишь? – Да. – Хорошо слышишь? – Да. Тэхен [8:30] ну, черт возьми, продолжай, куки. Он проглатывает странный прилив головокружения от того, что Юнги все еще слышит его - что, по-видимому, его связь с Юнги просто немного сильнее, чем у других. Имеет смысл, учитывая, что она была выкована в огне на краю смерти, но все же. Приятно знать, что у них все еще есть что-то, что предназначено только для них - так же сильно, как он любит остальных членов их странной маленькой группы. Он поворачивает направо на Коламбус-серкл и проходит через ворота в Центральный парк. Юнги остается с ним на всем пути мимо Музея естественной истории, Большой Лужайки и замка Бельведер. Вдоль края огромного водохранилища, название которого Чонгук никогда не помнит, и до перекрестка 97-й улицы. Затем его телефон жужжит. Юнги [9:16] ладно, теперь я потерял тебя. 6,2 мили . Почти в два раза больше, чем радиус остальных. Черт. Чонгук [9:17] вау Намджун [9:18] вы буквально в шести милях друг от друга, и я вижу только одного из вас, но я ЗНАЮ, что вы оба корчите глупые рожи в свои телефоны. Остановитесь. Тэхен [9:18] они буквально молодожены, намджун-хен, пусть живут Сокджин [9:19] пожалуйста, не называй их молодоженами Хосок [9:20] для тех, кому не хватает визуального представления, джин-хен в настоящее время гримасничает в свой телефон Тэхен [9:21] но это так! хотя я почти уверен, что у них еще не было секса, или, по крайней мере, с тех пор, как мы вернулись из больницы, потому что мы все ОПРЕДЕЛЕННО бы знали о боже, как ЭТО работает? неужели нам придется слушать, как Чонгук и Юнги-хен занимаются сексом в наших головах? я невинная душа, я не подписывался на такого рода душевные шрамы. Юнги [9:22] заткнись пожалуйста Чимин [9:23] по крайней мере, мы с Тэ тоже не занимаемся сексом, иначе у нас были бы настоящие проблемы. Тэхен [9:24] да, вы все должны поблагодарить Чимина за то, что он такой потрясающий асексуал. Чимин [9:24] ты чертовски прав Хосок [9:25] теперь джин-хен и джуни убежали за кофе. Чонгук [9:25] я собираюсь выбросить свой телефон в это озеро Тэхен [9:26] я думаю, что технически это водохранилище и не волнуйся, куки, если ты и юнги-хен захотите заняться сексом, все, что нам нужно будет сделать, это убедиться, что мы находимся в 3,9 милях друг от друга ты можешь написать нам, когда захочешь Чонгук [9:27] о боже мой Юнги [9:27] ОСТАНОВИСЬ я все еще стою рядом с тобой, блядь и прекрати так ухмыляться мне и делать эту штуку со своими бровями иди домой Чимин, я не вижу, что тут смешного хосок, прекрати поощрять такое поведение Тэхен [9:28 ] конечно, хен хотя, как ты думаешь, обычный секс отличается от секса с магической связью? вы должны поэкспериментировать и сообщить нам, что вы обнаружили для науки это новаторская территория, вот это Хосок [9:28] и Юнги огрызнулся теперь ты можешь вернуться, чонгук-а Тэхен убежал в метро после того, как юнги вылил на него холодный кофе. я, блядь, возвращаюсь в постель Чонгук закрывает свое пылающее лицо руками и беспомощно смеется. Боже, они все смешные. И это не помогает тому, что он долгое время думал о сексе с Юнги. О большем. О коже бедер Юнги и впадине в нижней части спины. О том, что он будет чувствовать, каким он будет на вкус, о том, насколько это может быть хорошо, пугающе и восхитительно. Но сейчас не время. Он находится в центре Центрального парка, и ему предстоит долгий путь обратно в таунхаус. И одиннадцатичасовое занятие, на которое он не может опоздать. Он достает свою карту, чтобы наметить наилучший путь назад: станция 96-я улица и 6-й поезд на юг, пока он не доберется до Астор-Плейс. Достаточно просто. Поезд все еще переполнен, но ему удается найти место в углу, окруженное со всех сторон болтающей группой японских туристов, и он снова надевает наушники, чтобы заглушить грохот и тряску вагона вокруг него - давление стольких эмоций, собранных так близко друг к другу. Прошло совсем немного времени, прежде чем знакомый голос проник в его сознание. – С возвращением. Он закрывает глаза и улыбается.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Весна продолжает свой неуклонный марш к лету, и по мере того, как идут дни, Чимин и Тэхен постепенно становятся все более неистовыми, лишенными сна и вообще отчаявшимися. – Никогда не ходи в колледж, – говорит ему Тэхен, окруженный десятками отвергнутых эскизов дизайна. Похоже, его блокнот разлетелся по всему кухонному столу. Один лист каким-то образом застрял на светильнике над их головами. – Я учусь в колледже, – напоминает ему Чонгук, осторожно убирая кофейник с того места, где он стоит рядом с локтем Тэхена. Он пьет четвертую чашку и начинает немного трястись. Кроме того, его разум неистовствует и гудит против Чонгука, и он знает, что это заставляет остальных в доме напрягаться. Не зная, что еще сделать, он обнимает Тэхена за плечи и кладет подбородок ему на макушку. Все они так утешали его за последние семь месяцев, что он решил, что теперь его очередь. – Все будет хорошо, Тэ. У тебя это потрясающе получается. И я все еще иду ради тебя, помнишь? Несмотря на то, как сильно это меня пугает. – Я собираюсь убедиться, что на тебя смотрят все в этой гребаной комнате, – бормочет Тэхен, доставая свой пятый карандаш и третий блокнот. – Просто подожди, Кук. – Это звучит смутно как угроза. – Я тебе верю, – уверяет его Чонгук. – Я хочу, чтобы Юнги-хен тоже участвовал, – продолжает Тэхен, что... на самом деле не удивительно, учитывая, как часто Юнги выступал моделью одежды Тэхена в процессе проектирования. Всегда с раздраженным выражением лица, но с бесконечным терпением. Даже когда Тэхен расстегнул юбки и заставил Юнги подогнуть бедра, чтобы получить правильную посадку. – Но я не уверен, как его попросить. – Просто спроси его, – говорит Чонгук. – Он любит тебя. Юнги любит их всех - Чонгук всегда это чувствует, слой под всем остальным, тихая часть того, кем является Юнги. Это присутствует, даже когда он закатывает на них глаза или ворчит, что у них слишком много энергии, или они слишком громкие, или съедают все его хлопья. Тэхен издает странный звук. – Тем не менее, он все еще пугающий. – Ты не должен так волноваться, – говорит Чонгук, возвращая ему некоторые слова Тэхена, сказанные несколько месяцев назад. – Это просто Юнги. Тэхен смеется, уловив намек. – Да, – говорит он, качая головой. – Это Юнги.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
В конце концов, Тэхен спрашивает Юнги однажды утром за завтраком, как раз когда он только откусил от своего тоста. Просто выпаливает это, чтобы Чимин, Юнги и Чонгук услышали – Пройдешься ради меня по моему выпускному подиуму, хен? Юнги на мгновение поперхнулся, и крошки от тостов посыпались обратно на тарелку. Его глаза широко раскрыты, он немного ошеломлен, но Чонгук знает по удивлению в груди Юнги, по приливу счастья, который следует за этим, что это неплохое выражение. – Ты действительно этого хочешь? – Да, хен, – серьезно отвечает Тэхен. Юнги прикусывает губу. Смотрит вниз, туда, где рукав его свитера натянут до самой ладони. – Но … шрамы… – Никто их не увидит, – настаивает Тэхен, выглядя так, как будто он хочет протянуть руку и положить ее на плечо Юнги, но сдерживает себя. – Я обещаю, хен. Я прослежу, чтобы они оставались прикрытыми. – Даже несмотря на то, что это летняя коллекция? – Пальто в моде круглый год, – говорит Тэхен, и Юнги, наконец, улыбается. – Тогда ладно. Тэхен кричит и бросается через стол, чтобы обнять Юнги, который брызжет слюной и убирает свой тост подальше, пытаясь защитить его от тела Тэхена. – Хен, – говорит Чимин, наблюдая за происходящим с веселым выражением лица, – Тэхен вроде как опередил меня, но не мог бы ты сыграть на пианино и для моей демонстрации? Я подумал, что было бы здорово, если бы я танцевал под живую музыку. Рот Юнги приоткрывается, а грудь Чонгука сжимается от эха всего, что Юнги чувствует прямо сейчас: шока, радости, любви, неуверенности. – Действительно? – Да, – уверяет его Чимин. – Ты должен сказать ”да", – говорит Тэхен приглушенно, потому что его лицо все еще зарыто в волосы Юнги. – Да, – Юнги произносит одними губами. Чимин ухмыляется, Тэхен снова кричит, и это доброе утро.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Однако он чувствует, что у него оно заканчивается, потому что уже почти конец семестра, и его родители преследуют его, требуя разговора, желая сесть и вывалить на него свои планы относительно его возвращения в Пусан на лето. У него нет времени, и он их потеряет, он это знает. Готовится к этому, когда однажды вечером возвращается в свою квартиру-студию, натягивает перчатки, кладет ноутбук на покрытый рябью стол и открывает Skype. По крайней мере, есть утешение в том, что Юнги пьет кофе через дорогу. – Чонгук-а, эта девушка только что написала свой номер на моем кофейном стаканчике. Его голос звучит так озадаченно, что на губах Чонгука появляется слабая, дрожащая улыбка. – Ты привлекателен, хен, сколько раз я должен тебе повторять? (Вероятно, намного больше, он знает, потому что неуверенность похоронена глубоко в Юнги, как колючие корни, посаженные людьми, которые должны были любить его. Чонгук, возможно, сможет это понять.) – Конечно, но интерес со стороны незнакомцев не привлекателен. Это только для тебя. Или Джин-хена. Чонгук не может ответить, потому что характерный рингтон Skype заполняет его квартиру. Он судорожно вздыхает и принимает вызов. – Я здесь, – говорит ему Юнги. – Я здесь, Кук.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он все рассказывает своим родителям. Вырывает все это из своей груди одним длинным потоком: его магию, магазин, дом, связь, Юнги. – Я люблю его, – говорит он сквозь слезы, глядя на ожесточенные лица своих родителей, – и он любит меня. Мы счастливы. Но этого недостаточно. Он знает, что они всегда хотели, чтобы он был идеальным, а не счастливым. Не он сам. Он разрушил все их мечты о нем, все, на что они надеялись, что все еще могут заставить его быть, и он может видеть это опустошение, это горе, даже без своего дара. Он думает, что это ничто по сравнению с пустотой в его собственной груди, когда они объявляют, что не могут поддержать этот “жизненный выбор”. Когда они говорят, с ужасающей окончательностью, что они отсекают его. Что до тех пор, пока он не возьмет себя в руки, ему больше не рады в их доме, он больше не будет получать их финансовую поддержку, он больше не их сын. И он ожидал этого, да, но это все еще причиняет боль, как пулевое ранение. Как будто нож скользнул между ребер, пронзая легкие. – Хорошо, – говорит он, и его голос тверд, и слезы не текут, потому что Юнги все еще бормочет –Я здесь, здесь, здесь, я люблю тебя, я здесь, – и сейчас он сильнее, чем когда-либо думал, что может быть. Достаточно сильный, чтобы сидеть прямо. Чтобы расправить плечи. Посмотреть им обоим в глаза и показать, что впервые в жизни он их не боится. – Я понимаю. До свидания. Он вешает трубку, прежде чем они успевают сказать что-нибудь еще. Весь его живот словно в синяках. Его грудь. Его внутренности. Он срывает перчатки со своих рук и швыряет их через всю комнату. Смотрит, как они с удовлетворительным шлепком ударяются о стену, и напоминает себе дышать. Медленно выдыхает. Он не один, и с ним все будет в порядке. Может быть, более чем нормально, в долгосрочной перспективе, в конце концов. (Я чуть не умер, сказал он им, и все, о чем они спрашивали, было волшебство. Я люблю его, сказал он о Юнги, и все, что они хотели знать, это то, как Юнги развратил его. Я счастлив, настаивал он, и все, на чем они сосредоточились, - это опасность, которую он может представлять для других.) Он кладет ноутбук в рюкзак и еще раз оглядывает пустую квартиру. Его родители купили всю мебель, и в договоре аренды указаны их имена. Пусть они разбираются во всех деталях, и в том, как убрать его из своей жизни. Он кладет ключи на стол, вешает рюкзак на плечо и спускается по шести лестничным пролетам на первый этаж. На улицу, через двери тихого кафе на углу, и прямо в ожидающие объятия Юнги. – Я держу тебя. – Юнги оставляет теплые поцелуи на его щеке, поднимает подбородок и становится на цыпочки, чтобы коснуться губами виска Чонгука. – Я держу тебя, любимый. – Я знаю. – Чонгук прижимается к его телу, целует полоску обнаженной кожи на шее Юнги, которая не прикрыта шарфом. – Я знаю. С ними все будет в порядке. Прямо сейчас он немного скорбит, но считает это естественным. Думает, что другие поймут и поддержат его в этом, и, честно говоря, это того стоит. Они его родители, и часть его, вероятно, всегда будет любить их, несмотря на все, что они сделали - все способы, которыми они причинили ему боль, - но он больше ничего им не должен. Цепочка исчезла. Он свободен.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Они идут домой, и Джин приветствует их в кошачьем обличье, сворачивается калачиком на коленях Чонгука, когда тот садится на диван, и трется своей пушистой головой о подбородок Чонгука. Он крепче обнимает Джина, успокаиваемый шелковистостью его меха. – Я не думаю, что они когда-либо любили меня, – шепчет он в тишину гостиной, другим парням, собравшимся вокруг, Юнги сидит, запустив пальцы в волосы Чонгука. – Не так, как я хотел. – Ну, мы любим тебя, – говорит Чимин, сжимая его шею сзади. – Чертовски сильно. – И я знаю, что это не компенсирует всего .... – добавляет Намджун, и гнев сидит глубоко в его груди, как свернувшийся кольцом дракон. – Это помогает, – уверяет его Чонгук, не привыкший к чьему-то гневу - к тому, что кто-то любит его настолько, что приходит в ярость от того, что причиняет ему боль. – Это очень помогает. Это кажется недостаточным, чтобы охватить все, что они значат для него - все способы, которыми они спасли его и продолжают спасать, и делают его сильнее и просто ... лучше. Так намного лучше. Но он думает, что они понимают это, они могут чувствовать это через связь или какое бы то ни было выражение на его лице. Слезы, которые накапливаются, имеют очень мало общего с печалью. Джин мурлычет, достаточно громко, чтобы разбудить мертвого, и пальцы Юнги глубже погружаются в его волосы, и гнев Намджуна спит, и вся их любовь горит, и это... хорошо. Более, чем.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он заканчивает семестр, потому что он уже оплачен, и он сомневается, что его родители будут настолько мелочны, чтобы сообщить колледжу, что он больше не будет ее посещать - даже не уверен, что это то, что они могут сделать по закону, когда ему уже двадцать лет. – Какие у тебя планы на осень? – спрашивает его научный руководитель на их последней встрече, после того как все его экзамены закончены, документы сданы, а оценки подсчитаны и распечатаны на клочке бумаги в ее руке. У нее очки, которые всегда сидят на самом кончике носа, и самые кудрявые волосы, которые Чонгук когда-либо видел - большая каштановая масса, ниспадающая по плечам, как спутанный водопад. Она всегда была добра к нему, и этого достаточно, чтобы он сказал – Я не знаю. Я не могу продолжать идти сюда. Мои родители... они больше не будут платить. Она выгибает кустистую бровь, но не давит на него. – Так ты бросаешь учебу? – Я думаю, да, – шепчет он, и признание ощущается тяжелым привкусом на его языке, как поражение. Несмотря на то, что он ненавидел бизнес-программу, он все равно хотел получить ученую степень. Знает, что без нее ему, вероятно, крышка - здесь или там, в Корее. – Если бы ты не бросал учебу, что бы ты хотел сделать? Он думал об этом в своих самых несбыточных мечтах, лежа без сна и глядя в потолок комнаты Юнги, пытаясь построить будущее между тонкими, как паутинка, трещинами, которые Юнги продолжает говорить, что ему нужно заштукатурить. – Перевестись, – говорит он. Старается не заламывать руки на коленях. – В Школу искусств Тиш. На их кинопрограмму. Если бы я мог пройти. Я думаю…Я хочу снимать документальные фильмы. Есть так много историй, которые нужно рассказать, так много людей без права голоса. Он всегда хотел подарить один из них им, подарить один себе - с тех пор, как в детстве его заставили замолчать. Улыбка его преподавателя сочувственна, но не переходит в жалость. – Ну, твои глаза определенно загорелись, когда ты это сказал. – Она передает ему листок с его оценками, а затем начинает стучать по клавиатуре, кольца на ее тонких пальцах громко ударяют по клавишам. – Вот, – говорит она через несколько мгновений. – Позволь мне распечатать кое-что для тебя. Словно по сигналу, оживает принтер в углу ее захламленного стола. Она протягивает ему еще одну бумагу. – Таковы требования к поступлению в Тиш. И их крайние сроки. А это, – она нацарапывает имя и номер на ярко-оранжевом стикере и приклеивает его к верху стопки, – имя и номер одного из их профессоров кинематографии. Отличный парень. – Я... – Он не уверен, что сказать. Это бессмысленный мечта, он знает это, но все равно аккуратно складывает бумаги в рюкзак. – Спасибо. – Твои оценки не самые блестящие, – продолжает она, поправляя очки. Они сразу же соскальзывают обратно вниз. – Но они должны соответствовать их требованиям. Ты пропустил крайний срок подачи заявок на перевод, но позвони им. Иногда они принимают поздние обращения. – Спасибо, – повторяет он. – За все. Она тянется через стол, чтобы пожать ему руку. Ее ладонь сухая на его ладони, и он делает это быстро, одним движением вверх и вниз, но он все равно ловит вспышку хорошей детской надежды, что у него все получится, и улыбается, прежде чем может остановить себя. Она улыбается в ответ, слегка кривя зубы, и все.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Вернувшись в таунхаус, он кладет бумаги в ящик стола, который принадлежал Юнги, а теперь стал их, прячет их среди аудиокабелей и пыльного синтезатора и говорит себе забыть о них. Они могут остаться в ящике стола, рядом с собственными несбывшимися мечтами Юнги.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Выступление Тэхена состоится в пятницу вечером вместе с другими выпускниками. Он как торнадо за кулисами, мечется от модели к модели с булавками во рту, с развевающейся за спиной лентой и маниакальным взглядом, который Чонгук привык видеть за последние несколько недель. Его мысли дикие, но сосредоточенные - как пчелиный рой - и они не помогают справиться с нервами, разъедающими слизистую оболочку желудка Чонгука. Но он улыбается Тэхену, пытаясь выглядеть поддерживающим, когда позволяет ему одеть его в первый из трех нарядов, которые он собирается показать. Кроме него и Юнги, есть еще две модели - обе женщины и такие высокие, что Юнги смотрит на них снизу вверх с чем-то близким к отчаянию, и Чонгуку приходится прятать смешок за рукавом. Одна из них наносит макияж на Чонгука - подводку для глаз, тушь для ресниц и эти золотые тени для век, которые, по его признанию, выглядят просто невероятно, когда он видит себя в зеркале. Одежда свободная, струящаяся и яркая - Тэхен до мозга костей - и, глядя на готовую картину, он думает, что, возможно, у него получится это сделать. – Ты определенно сможешь это сделать, – говорит ему Тэхен, взбивая его волосы. – Не лезь в мою голову, – фыркает Чонгук. Тэхен ущипнул его. – Не могу. Твоя вина. – Однако он подмигивает, и в его словах нет никакой язвительности. – Ой! Юнги-хен. – Он тащит Юнги к себе, и сердце Чонгука замирает, потому что, если он выглядит хорошо, Юнги выглядит неземным. Кто-то завил его темные волосы и сделал макияж - серебристые тона к золоту Чонгука - и Тэхен аккуратно водружает широкополую белую шляпу на макушку с яркой улыбкой. – Вы оба выглядите потрясающе, пожалуйста. А теперь идите туда и заставьте моих профессоров упасть в обморок, хорошо? Юнги бросает на него взгляд, отражающий нервозность Чонгука, и Чонгук тянется, чтобы крепко сжать его руку. Он хочет поцеловать его, но не осмеливается испортить их тщательно нанесенный макияж. – На прошлой неделе Тэ заставил нас практиковаться в ходьбе пятьсот раз. Мы справимся с этим, хен. – Хорошо, – говорит Юнги и сильно сжимает руку в ответ. – Давай, блядь, сделаем это.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
По словам Тэхена, несмотря на их нервозность, они делают это. Они сражают всех на повал. – Большое вам спасибо, – говорит он после окончания шоу, пытаясь обнять их обоих сразу. Его волосы растрепаны, на одной щеке необъяснимым образом размазана помада, а к рукаву рубашки прилипло несколько булавок, и он выглядит счастливее, чем когда-либо видел Чонгук. Юнги протягивает руку, чтобы взъерошить его волосы, еще больше их растрепав. – Я действительно чертовски горжусь тобой, малыш. Тэхен шмыгает носом, снова улыбается, теперь более неуверенно, но не менее искренне, и запускает пальцы в свитер Юнги сзади. – Спасибо, – говорит он, на этот раз через связь, только для них. – Я тоже горжусь тобой, – добавляет Чонгук, потому что ему кажется, что его грудь вот-вот разорвется от такой силы. – Я знаю, что это не значит так много, как когда Юнги-хен говорит это. – Но это так, – перебивает его Тэхен, его глаза подозрительно блестят. Он целует Чонгука в щеку. – Это определенно так, Кук. Я люблю вас обоих. Очень сильно. А затем он наклоняется и тоже целует Юнги в щеку, игнорируя его испуганный выдох, и Чонгук чувствует себя достаточно легким, чтобы плыть, поддерживаемый радостью и любовью, которые, как он чувствует, исходят от Тэхена яростной, сверкающей волной.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Выступление Чимина состоится через два дня, и все, о чем Чонгук может думать из зала, это то, что он никогда не видел, чтобы Чимин танцевал так - плавно и грациозно, как вода. На сцене только он и Юнги, белое пианино контрастирует с черным костюмом Чимина. Он босиком, и его волосы блестят в свете софитов. Чонгук восхищен тем, как он двигается, изгибом плеч Юнги над клавишами пианино, искусством, которое они создают вместе. Когда песня заканчивается, последняя нота медленно затихает, Чимин кланяется в центре сцены. Тэхен стоит на своем стуле, крича и размахивая букетом, который он купил, пока Чимин не краснеет и не прячет лицо в ладонях. – Ты был потрясающим, – говорит ему Чонгук сквозь шум аудитории, – Ты такой потрясающий. – Спасибо, – Чимин стреляет в ответ, его глаза останавливаются на нем, а рот широко растягивается в улыбке. – И тебе тоже, Юнги-хен. – В любое время, Чимин-а, – говорит Юнги, мягко, мягко, мягко. – Ты это знаешь.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
За пределами театра Тэхен осыпает лицо Чимина поцелуями, заявляет о своей любви и восхищении достаточно громко, чтобы вся улица услышала сквозь раскаты смеха Чимина, и Чонгук почти ослеплен их блеском. Не нужен дар Тэхена, чтобы знать, что их будущее будет где-то среди звезд. И он, на самом деле, не возражает, чтобы его ноги стояли на земле. Он не против застрять здесь, внизу, пока они парят. Но у него болит грудь, это затяжная боль, и он не удивляется, когда пальцы Юнги переплетаются с его пальцами. Юнги притягивает его к себе для поцелуя, и в этом есть понимание, немного печальное. Грусть о нереализованных вещах. О жертвах, как добровольных, так и вынужденных.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
– Я боюсь, – шепчет он Юнги однажды ночью. Окно немного треснуло, и над ними лениво вращается потолочный вентилятор. Он все еще чувствует, как простыни прилипают к спине через рубашку. В таком старом доме кондиционер так же ненадежен, как и центральное отопление, а лето наступает с удвоенной силой - воздух горячий даже после наступления темноты. – Я не знаю, что я собираюсь делать. У меня студенческая виза, и, если я не смогу поступить на другую программу, мне придется вернуться в Корею. Только я не могу вернуться в Корею, потому что я не могу оставить никого из вас и... – он проводит рукой по потному лицу. Говорит себе: дыши, дыши, дыши. – Мы разберемся с этим, – уверяет его Юнги. – Мы все выясним. Верно. Он думает, что Юнги, Намджун и Хосок должны быть экспертами в новых начинаниях. В восстановлении чего-то с заваленной обломками земли. Однако страх не рассеивается полностью, и Юнги, должно быть, чувствует это, должен чувствовать, потому что он переворачивается и осторожно, очень осторожно устраивается на коленях у Чонгука. Чонгук втягивает воздух - чувствует каждый дюйм бедер Юнги, обхватывающих его бедра, все места, где их кожа соприкасается. Есть еще так много того, о чем они не говорили. Иногда у него во рту все еще остаются соль и пепел, а в плохие ночи ему приходится прижимать руку к груди Юнги, пока он не почувствует сердцебиение. Но прямо сейчас Юнги наклоняется, целует его, и все мысли вылетают из головы Чонгука, когда язык Юнги скользит по его приоткрытым губам.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Лето накатывает лениво, все замедляет. Однажды жарким днем Намджун возвращается из Нью-Йоркской публичной библиотеки с охапкой волшебных книг. – Я собираюсь посмотреть, смогу ли я узнать больше о кругах, – объясняет он, складывая их на кухонном столе. – Я буду держать всех в курсе. Сокджин также берет несколько из них, чтобы прочитать, и постепенно список открытий растет, прикрепленный к их холодильнику магнитом с изображением кошачьей задницы, о котором никто не объяснил Чонгуку (но, вероятно, это был шутливый подарок от них Джину), и написанный каракулями Намджуна и Сокджина. Упорядоченные письма. • Существует возможность контролировать связь. Как двери, открывающиеся и закрывающиеся. (Что именно это значит?) • Нужно практиковать контроль, но осторожно (ОЧЕНЬ осторожно). Нельзя разрывать связь, особенно когда она налаживается. На урегулирование должно уйти несколько месяцев. Самое большее, шесть. • Теоретически это должно сделать нашу магию сильнее? Я ничего не заметил. (Вероятно, нам придется подождать, пока она закончит закрепляться. Вот о чем говорит мне эта глупо сложная книга.)*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
– Чонгук-а, можно с тобой поговорить? – Сокджин спрашивает его совершенно скучным днем в четверг, и его сердце сразу же падает в пятки. Логически он знает, что его не выгоняют. Что он принадлежит этому месту, и они хотят, чтобы он был здесь (даже если прямо сейчас он чувствует себя в основном бесполезным, без колледжа и почти без работы, прибегая к навязчивой уборке дома и поливу всех растений Хосока, просто чтобы почувствовать, что он вносит свой вклад), но внутренний инстинкт, выработанный десятилетием неприятия, - это тяжело. Серьезное выражение лица Сокджина тоже не помогает. – Да? Сокджин не злится и не грустит, просто... нервничает? И все они практиковались с дверями, так что его мысли приглушены и нечетки. – Просто будь спокоен, Сокджин, помни через что он прошел- Желудок скручивает, Чонгук следует за Сокджином на кухню. Они единственные в доме, что редкость, и в гостиной слишком тихо, в голове у Чонгука слишком пусто, но он все равно садится за стол, стараясь не задерживать дыхание. Затем он видит бумаги. Те, которые он засунул в ящик стола Юнги почти три недели назад и с тех пор пытается забыть. Теперь они разложены на столе, аккуратно развернуты - складки разглажены - и Сокджин берет одну - Школа искусств Тиш - написано сверху большими фиолетовыми буквами. – Это … где ты хочешь учиться, Чонгук-а? – Где ты их нашел? – спрашивает Чонгук, стараясь, чтобы его голос не звучал оборонительно. Сокджин все еще смущенно чешет щеку. – Ах, Юнги-я дал их мне. Нашел их в ящике стола - это о чем-то говорит? – Зачем Юнги-хену отдавать их тебе? – Это не имеет смысла. – Он думал, что я мог бы помочь, – говорит Сокджин, откладывая брошюру обратно. – Но сначала, это то место, куда ты хочешь поступить? – Да, – признает Чонгук, и кажется, что это слово вырвали из его желудка. Это больно - снова видеть свои мечты, когда он так старался забыть. Ему следовало просто выбросить бумаги. Это было бы проще. – Но это не имеет значения. Я не могу позволить себе обучение, и я не могу взять кредит или получить финансовую помощь - я проверил. Я не буду претендовать ни на какие федеральные стипендии, и уже слишком поздно подавать заявку на частные стипендии, так что... – Я заплачу за это, – выпаливает Джин. Чонгук втягивает воздух, ошеломленный. – Это то, что я хотел тебе сказать. Я заплачу за это. Все это. Чонгук ломает голову в поисках подходящего ответа, но его не последовало. Есть только шок. – Я... хен, я не могу просить тебя... – Ты не просишь, – твердо настаивает Джин. – Я предлагаю. – Это было бы почти двести тысяч долларов, – слабо протестует Чонгук. Джин перегибается через стол и кладет свою теплую руку на руку Чонгука с кривой улыбкой на лице. – Чонгук-а, я не люблю говорить о том, сколько денег у моей семьи, но двести тысяч долларов - это мелочь на карманные расходы. И я говорю это не для того, чтобы заставить тебя чувствовать себя плохо - просто так. Это буквально самое малое, что я могу сделать. Выпиши чек. Ты тот, кто будет делать всю работу. О боже. Чонгук сейчас заплачет. – П-почему? Пожатие его руки. Выражение лица Джина мягкое, но серьезное. – Потому что ты член семьи, помнишь? И я хочу сделать что-то стоящее со всеми этими дурацкими деньгами. Я вложил деньги в магазин, еще в самом начале, и я помог отремонтировать этот дом, и я также поддерживал Чимина и Тэхена в колледже. Теперь твоя очередь. Ты поступишь, я покрою все твои расходы, абсолютно без всяких условий. – Но что ты получаешь от этого? – спрашивает Чонгук, все еще пытаясь осмыслить все это в своей раскалывающейся голове. – Я увижу, как кто-то, кого я люблю, получает шанс осуществить свои мечты, – говорит Джин с яркой улыбкой. – Для меня этого более чем достаточно. Деньги есть деньги, Чонгук. Я знаю, мне легко это говорить, потому что я богат, но на самом деле. Ты получаешь шанс, которого заслуживаешь? Это бесценно. – Ты только что… процитировать рекламу кредитной карты? – Нет? – говорит Джин с притворной невинностью, и Чонгук пытается решить, хочет ли он рассмеяться или разрыдаться, или и то, и другое. – И ты действительно не против просто... оплатить мое обучение? – Полностью, – уверяет его Джин. – Но, пожалуйста, не надо никаких шуток про папика. Юнги убьет меня. Чонгук наконец смеется, хотя смех выходит хриплым и мокрым, и встает, чтобы крепко обнять Джина. Тот обнимает его в ответ, уткнувшись подбородком ему в плечо. – Спасибо, – шепчет Чонгук сквозь огромный комок в горле, слезы все еще жгут его глаза. – Я не знаю, как я когда-нибудь отплачу тебе. – Ты не обязан, – настаивает Джин. – Просто делай все, что в твоих силах, хорошо? – Ты предполагаешь, что я вообще пройду туда, – указывает Чонгук. Джин сжимает его еще крепче. – Ты пройдешь. Тем не менее, лучше начни свое конкурсное задание. Верно. Черт.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Следующие две недели - настоящий ураган. Телефонный разговор с его контактным лицом в Тиш приводит к обещанию, что, если он сможет подать заявление до конца месяца, они рассмотрят его на осенний семестр. Он звонит в бизнес-школу Нью-Йоркского университета и следует по цепочке перенаправлений через отдел приема, пока ему не удается найти кого-то, кто готов отправить его стенограммы в Тиш. Он работает над различными эссе (“опишите опыт, в котором вы проявили лидерство ...” и “как фильм, пьеса, книга, телесериал, картина, музыка или другое значимое произведение искусства вдохновили или повлияли на вашу собственную работу или на то, как вы смотрите на мир?”) и ломает себе голову над тем, что он хочет представить для части фильма. Он почти не спит, почти не ест и потребляет достаточно кофе, чтобы стать нервным, а его сердце почти постоянно бьется с кроличьей скоростью. – Ты похож на нас с Тэ, – замечает однажды утром Чимин, размазывая пальцем под глазом Чонгука, где, без сомнения, есть кружок, достаточно темный, чтобы выглядеть как синяк. – Тебе тоже нужно позаботиться о себе. – Я почти на месте, – настаивает Чонгук. Он наконец-то понял тему фильма. Ему просто нужно уговорить Юнги и остальных сесть и позволить ему взять у них интервью. – Я смогу поспать, когда все закончится. Чимин целует его в макушку и оставляет в покое.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Хосок - первый, он сидит в своей теплице, а вокруг него цветут растения. – Семья? – Да, – говорит Чонгук, тщательно выстраивая кадр. – Что это значит для тебя? – Рост, – говорит Хосок, проводя рукой по одному из растений. – Семья - это семья только в том случае, если они готовы помочь тебе стать сильнее, стать лучше. Поддержать тебя, когда ты будешь прокладывать свой собственный путь. – Шум, – говорит Чимин, сидя на полу тренировочной комнаты внизу, в его глазах мерцает смех. – Это что-то, что всегда с тобой. Связь, я полагаю? Независимо от того, где вы находитесь в мире - вы можете протянуть руку помощи, и они все равно будут рядом. – Что-то, что бесценно, – говорит Сокджин, преувеличенно подмигивая, облокотившись на кухонную стойку. На нем фартук в цветочек, который, по его настоянию, он не хотел снимать перед собеседованием. – Это люди, которые делают тебя самым счастливым, самым довольным. Ты можешь купить друзей, если ты достаточно богат, но настоящая семья стоит больше. – Наследие, – говорит Тэхен, проводя пальцами по замысловатым узорам колоды таро своей бабушки, разложенной на кухонном столе. – Мы носим их с собой, даже после того, как они ушли. Они навсегда остаются в наших сердцах. – Безопасность, – говорит Намджун, опершись локтями на прилавок в магазине - его очки отражают угасающий вечерний свет. – Это люди, с которыми мы чувствуем себя в наибольшей безопасности, где мы можем быть теми, кто мы есть на самом деле. Кровь на самом деле не имеет к этому никакого отношения. – Любовь, – говорит Юнги руками и голосом Тэхена. – Это люди, которые любят нас больше всего на свете. Безусловно. Которые остаются с нами, когда наш мир рушится. Которые посмотрят на тебя и на руины вокруг тебя и скажут: "Я тебя не оставлю". Которые примут твои несовершенства и твою борьбу наряду с твоими талантами и радостями. Которые существуют для минимумов в дополнение к максимумам. Семья - это люди, которых вы выбираете, и люди, которые выбирают вас. – Дом, – говорит Чонгук, сидя за столом Юнги с камерой, прислоненной к стопке книг. – Семья - это место, где ты по-настоящему чувствуешь себя как дома. Где, как ты знаешь, твое место. – Он прижимает руку к сердцу, где его грудь напряжена и болит в хорошем смысле этого слова. – Которому ты действительно, по-настоящему принадлежишь. Он редактирует видео на своем старом ноутбуке, постоянно деформируя позвоночник за кухонным столом, добавляя отснятый материал о доме и городе: растения Хосока, танцы Чимина, кулинария Сокджина, книги Намджуна, дизайн Тэхена и музыка Юнги - фрагменты всего этого. Их. Он приберегает личное эссе напоследок и для него пишет о том, как впервые переступил порог Волшебной лавки, и обо всех последующих случаях. Как каждый из них менял его в чем-то незначительном, пока он не встретил Юнги дождливым днем, и изменения становились все больше и больше, пока он не оглянулся назад и не понял, что он совсем не тот, кем был.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
К тому времени, как он собрал все свое портфолио и отправил документы по почте, он еле держится на ногах, но заканчивает с тремя днями в запасе. – Я так горжусь тобой, – мысленно бормочет Юнги, падая в постель. – Так горжусь тобой, Чонгук-а.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Он смирился с несколькими неделями тревожного ожидания, но через три дня после подачи заявления Юнги однажды рано утром будит его и говорит – Собирай сумку. – Мы куда-то идем? – спрашивает Чонгук, все еще смахивая сон с глаз. Юнги целует его, глубоко. – Это сюрприз. Ой. Он не осуждал Юнги за такую спонтанность, но он взволнован. Повседневная одежда, говорит ему Юнги. Плавки. Возможно, свитер или два. Он бросает все в спортивную сумку - тщательно упаковывает и свою камеру - и следует за Юнги из спящего дома в гараж, в который он почему-то никогда не заходил, даже после нескольких месяцев жизни здесь. Он удивлен, увидев внутри старый, но нетронутый седан. Он коричневый и скучный - что-то, что, вероятно, принадлежало бы маме, - и странно наблюдать, как Юнги садится за руль. – Ты умеешь водить? – спрашивает Чонгук, закидывая сумку на заднее сиденье и садясь на пассажирское. На заднем уже есть еда и чемодан. Юнги, должно быть, встал задолго до него, чтобы все подготовить. Юнги кивает. – Просто не делаю этого так часто. На самом деле, в Нью-Йорке в этом нет необходимости. Родители Чонгука настояли на том, чтобы он получил права, но он не пользовался ими с тех пор, как переехал в Сеул. Улицы оживлены даже в это раннее утро - еще до восхода солнца, - и они медленно выезжают из города, направляясь на север. – Это твоя машина? – спрашивает Чонгук, наблюдая, как пальцы Юнги постукивают по рулю. – Моя и Джуни. Мы купили её вместе после колледжа. Чонгук смеется. – Боже, вы двое такие женатики. Он ожидает, что Юнги закатит глаза, или покачает головой, или улыбнется, а не заметно вздрогнет. Он крепче сжимает руль, его челюсти сжимаются, и голос, который не принадлежит Юнги, проносится в голове Чонгука. Ты трахаешься с ним, не так ли? Просто признай это. Ты трахаешься с ним за моей спиной. ...что? – Чонгук-а, – снова Юнги, нерешительный, почти в панике. – Ты же знаешь, что, между нами, ничего нет, верно? Я и Намджун. Там никогда ничего не было- – Да, – настаивает Чонгук, немного встревоженный. Он протягивает руку, чтобы положить ее на обтянутое джинсами колено Юнги. Проводит большим пальцем по джинсовой ткани в надежде, что это немного ослабит напряжение, все еще сохраняющееся на лице Юнги. – Это была шутка, хен. Вы двое... родственные души, в некотором смысле. Но я никогда не возражал. Я знаю, что это не романтично. Ты любишь его, но не так, как любишь меня, и именно так это и должно работать, верно? Юнги медленно выдыхает, расслабляясь. – Да. Извини, я просто… Он качает головой, но кусочки быстро встают на свои места. – Ему это не нравилось. Что ты любишь Намджун-хена. – Нет. – Юнги звучит маленьким, усталым. Чонгук продолжает водить большим пальцем успокаивающими кругами. – Он ненавидел это. Хотел, чтобы я перестал встречаться с ним и Хосоком. И я знаю, что ты так не думаешь. Это просто... напомнило мне. – Все в порядке, – говорит Чонгук, подавляя прилив гнева на неназванного мудака, который так сильно опустошил Юнги. – Я понимаю. Но я действительно не возражаю. Я тоже люблю Намджун-хена. И всех остальных. Но я не хочу их целовать. Юнги, наконец, смеется, и в глазах появляются морщинки. Гнев рассеивается. Хорошо.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Они едут. Город сменяется лесом, пологими холмами и мерцанием океана справа от них. Чонгук переключает радиостанции, пока не находит одну из 40 лучших, и проводит добрый час, драматично подпевая Кэти Перри, Джастину Биберу и Селене Гомес, пока плечи Юнги не начинают трястись от смеха. – Знаешь, ты на самом деле довольно хороший певец. Чонгук краснеет и машет рукой. – И я бы умер от страха на сцене. Потом включается Кеша, и он снова включается. – НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ, СДЕЛАЙ ЭТО ПОП-ДИ-ДЖЕЙ, ВЗОРВИ МОИ КОЛОНКИ... – О боже, – говорит Юнги и снова заливается смехом - его мысли теплые, головокружительные, типа, черт возьми, он такой милый, почему, и Чонгук чувствует себя легче, чем когда-либо за последние недели.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Они останавливаются пообедать где-то в Массачусетсе, едят бутерброды, примостившись на капоте машины. – Еще немного, – уверяет его Юнги, выглядящий слишком очаровательно с набитыми хлебом щеками. – Еще два часа или около того. – Что за повод? – спрашивает Чонгук, прибегая к связи, чтобы ему не приходилось пытаться говорить с набитым ртом. По его мнению, это лучшая еда, которую он когда-либо ел во время остановки или привала. Юнги пожимает плечами. – Празднование завершения подачи заявления? Но в основном потому, что я подумал, что было бы неплохо провести некоторое время только вдвоем. – Да, – Чонгук согласен. Он действительно любит других, но ему не хватает времени наедине с Юнги. Чтобы в голове Чонгука было место только для них двоих. – Это будет отлично. Юнги улыбается ему, ярко и липко, и, черт возьми, Чонгук так влюблен.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
– Паром? – спрашивает Чонгук, наблюдая, как Юнги расплачивается за билеты в Вудс-Хоул. – Мы едем в Мартас-Винъярд , не так ли? – Может быть, – Юнги уклоняется от ответа, как будто он только что не попросил два билета в Оук-Блаффс, который указан на доске как Оук-Блаффс, Мартас-Винъярд. Чонгук сдерживает крик возбуждения и шока. Он слышал, как однокурсники говорили об отдыхе там, всегда думал, что это будет весело, но слишком дорого. – Вам всем нужно перестать тратить на меня деньги. Юнги вытягивает шею. – Заткнись, я хотел сделать что-нибудь со своим парнем. – Сделать с парнем? – спрашивает Чонгук вслух, когда они встают в очередь на паром за очень дорогой на вид спортивной машиной. Юнги закатывает глаза. – Ты знаешь. Отвезу тебя куда-нибудь, дам тебе что-нибудь особенное, блядь, милое дерьмо вроде этого, хорошо? Чонгук нахально ухмыляется, несмотря на то что сейчас ему тепло и мурашки пробегают по пальцам ног. – Как мило с твоей стороны, хен. – Заткнись, сопляк. – Но Юнги тоже улыбается, и он не отстраняется, когда Чонгук берет его руку и кладет себе на колени, играя с тонкими пальцами Юнги.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Юнги снял для них однокомнатный коттедж, окруженный лесом. Море - полоска на далеком горизонте. Здесь тепло и просторно, в стенах полно окон, а мебель выполнена в ярких тонах, и Чонгук целует Юнги прямо посреди комнаты, как только за ними плотно закрывается дверь. Целует его так, как он хотел поцеловать его неделями - рука обнимает Юнги за талию, язык во рту Юнги, голова Юнги наклонена ему навстречу. В последний раз, когда они позволили себе так накалиться, Тэхен начал кричать из-за связи, а Джин в возмущении сказал "ДЕТИ", и Чонгук все еще хочет умереть, думая об этом, но теперь они вдвоем и боже, боже, он так хочет. – Мы здесь на пять дней, – говорит Юнги, когда они, наконец, отрываются друг от друга, выглядя раскрасневшимися. Губы красные. – Есть пара вещей, на которые было бы интересно посмотреть, но было бы неплохо и просто расслабиться. – Да, – соглашается Чонгук, проводя пальцами по коже живота Юнги под свитером. – Мне бы этого хотелось.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Они едут ужинать в город, а после наступления темноты гуляют по пляжу, стоят босиком в прохладном океане. – Мы чуть не погибли, – говорит Чонгук, наблюдая за черными волнами, накатывающимися на берег. – Это все еще иногда пугает меня. Юнги переплетает их пальцы вместе. – Но мы все еще живы. Сосредоточься на этом. – Да, – соглашается Чонгук. – Хотя это трудно. – Я знаю. – Юнги полон печального понимания, и, боже, конечно, он знает. Он чуть не истек кровью на полу в квартире. – Но это действительно проходит, поверь мне. – Я знаю, – уверяет его Чонгук. – Я знаю.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Они идут на маяк Гей-Хед, просто из-за названия, и посещают некоторые магазины в городе. Чонгук покупает Юнги ожерелье из морских камней, наполненное магией, а Юнги находит для него новую пару сережек просто ради забавы (они выглядят как морские коньки), но Чонгук носит их до конца дня, потому что ему нравится, как они ловят свет. Они совершают пешие прогулки по некоторым природным тропам и нежатся на пляже на солнце. Чонгук позволяет своему страху перед океаном улечься - фотографирует Юнги в воде и вообще не думает о смерти. Его фотопленка заполняется и другими снимками: цветами, деревьями и симпатичными коттеджами с красочными фасадами. И Юнги. Улыбка Юнги, его волосы на солнце, недовольное выражение его лица перед кофе - каждое из них Чонгук будет хранить в памяти. На третий вечер они готовят вместе, как настоящая пара - едят пасту с вином и смеются над тем, насколько претенциозными они себя чувствуют. Затем они целуются, целуются и целуются, пока Юнги не оказывается прижатым к диванным подушкам, а Чонгук не устраивается у него на коленях и не воображает, что может чувствовать каждый дюйм его тела, даже через слои одежды. Руки Юнги находят его бедра, и от него исходит желание, но также и нервозность. – Ты уверен? Чонгук скатывается вниз, медленный скрежет, в котором все тепло, тепло, тепло, несмотря на то, как неловко он себя чувствует. Он не знает, как вот так двигать своим телом, на самом деле, нет, но, судя по покрасневшему лицу Юнги, по его прерывистому дыханию и по тому, как он сжимает пальцами кожу Чонгука, он не думает, что это имеет значение. – Да, – говорит он. – Да, я хочу тебя. Так сильно. Юнги все еще колеблется. – Даже несмотря на то, что ты никогда… – Мне все равно, – настаивает Чонгук. Он берет лицо Юнги в ладони, нежно проводит пальцами по его щекам и по волосам. – Я знаю, что ты позаботишься обо мне. Юнги дрожит, и его желание усиливается, такое горячее и чудесное под кожей Чонгука. Но он все еще боится. Чонгук знает, что здесь тоже скрываются плохие воспоминания, потому что последний человек, которому Юнги дал это, был тем, кто причинил ему боль больше всего. Это побуждает его наклониться и прижаться лбом к лбу Юнги. – И я тоже позабочусь о тебе. Я обещаю. – Черт, – Юнги хрипит через связь, сдвигается, чтобы поцеловать его. – Хорошо. Хорошо.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Чонгук знает, что он неопытен, возможно, слишком нетерпелив, но он не утруждает себя попытками скрыть, как сильно он хочет Юнги. Это заставляет Юнги краснеть, радоваться и быть счастливым (и Чонгуку немного больно от осознания того, что Юнги не привык к тому, что кто-то хочет его таким), но он все еще колеблется, когда стягивает свитер через голову. – Я могу оставить его. Если... тебе не нужно на них смотреть.... – Нет, – настаивает Чонгук, цепляясь пальцами за подол и помогая Юнги снять его. – Нет, пожалуйста, я хочу тебя видеть. Я хочу тебя видеть. – Черт, – Юнги икает, охваченный благоговением, ошеломленный и нервный, – Черт. Шрамы кажутся бледными в тусклом свете, и Чонгук нежен, когда прикасается к ним, когда проводит руками по животу Юнги, плечам и рукам и спускается к бедрам. – Ты прекрасен, – настаивает он, когда Юнги прикусывает губу и смотрит в потолок, дрожа от прикосновений Чонгука. – Ты такой красивый, Юнги. – Ты смешон. – Но щеки Юнги раскраснелись, на губах играет улыбка, и его счастье - это шар света в груди Чонгука. – И верно, – он стреляет в ответ и притягивает Юнги к себе для еще одного поцелуя.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
В ту ночь он многому учится: • Шрамы тянутся до верхней части бедер Юнги, и он громко ахает, когда Чонгук проводит по ним языком. • Юнги все равно, когда Чонгук колеблется, когда его неопытность заставляет его нервничать. Просто берет Чонгука за руки и шепчет вот так: прикоснись ко мне вот так, вот так. • Юнги так нежен с ним, что это причиняет боль, всегда, постоянно спрашивает, все ли в порядке, хорошо ли это, ты все еще со мной, и Чонгук дрожит под его руками, ртом, языком и говорит в ответ: Да, да, пожалуйста, да, хорошо, это хорошо, и ответное удовольствие Юнги сладко кружится в его голове.. • Изгиб спины Юнги потрясающий, а звуки, которые он издает - стоны и вздохи и даже один раз тихое поскуливание, когда пальцы Чонгука касаются чего-то глубоко внутри - это гребаная музыка. Целая симфония. • Юнги раскрывается, делает себя таким уязвимым, и Чонгук будет лелеять его вечно, он знает. Он и этот момент: скрип кровати, лунный свет, проникающий через окно, движение бедер Юнги навстречу его бедрам, то, как тело Юнги притягивает его ближе, ближе, ближе. • Вы можете сблизиться с кем-то настолько, что все переплетется: ваши мысли, ваши тела, ваши эмоции. Юнги есть в каждой его частичке. Каждый вдох, каждая клеточка, и это, это любовь. • Он так, так беспомощно, безнадежно влюблен. • И Юнги … Юнги тоже.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
После Чонгук сворачивается калачиком на простынях и медленно расслабляется, тело еще потряхивает. Юнги находит в ванной мочалку и моет их, нежно, нежно. Заставляет Чонгука выпить с ним стакан воды. Его волосы прилипли ко лбу и торчат в тысяче направлений из-за рук Чонгука, он весь раскрасневшийся и потный, и он по-прежнему самое великолепное существо, которое Чонгук когда-либо видел. – Я думаю то же самое о тебе, – дразнит Юнги, натягивая на них одеяло. (Он не надел свитер обратно после того, как они закончили, и Чонгук считает это победой.) – Заткнись, – фыркает Чонгук. – У меня не осталось достаточно мозговых клеток для хорошего камбэка. – Так хорошо, да? – спрашивает Юнги, намек на нервозность возвращается. – Удивительно. – Чонгук придвигается ближе, целуя обнаженное плечо Юнги. – Боже, это было... блядь. – Да, именно это мы и сделали. – Ты ужасен, – смеется Чонгук, и Юнги криво ухмыляется ему. Убирает со лба несколько потных прядей Чонгука. – Я люблю тебя. – Я тоже тебя люблю. И спасибо тебе за то, что заботишься обо мне. Он не добавляет, многие люди этого не делали, но Чонгук слышит это и снова целует его, продолжая подниматься по шее к щеке и уголку его красного-красного рта. – То же самое. Ты... это было так хорошо. Ты сделал мой первый раз таким хорошим. – Я рад, – бормочет Юнги, тоже целуя его. – Я хотел дать тебе это. Сердце Чонгука готово разорваться, а его тело выжато, измучено и удовлетворено. Он вздыхает, счастливый, и обнимает Юнги за талию, сдвигая их так, чтобы он мог прижаться к спине Юнги, наслаждаясь ощущением такого большого количества кожи на своей собственной. – А теперь спи. – Юнги уже звучит сонно, наклоняя голову, чтобы Чонгук мог уткнуться носом в его шею, и испуская собственный довольный вздох. Они так и засыпают, все еще запутавшись друг в друге.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Утром они сидят на пляже и наблюдают за восходом солнца. Юнги курит сигарету робкими пальцами, и Чонгук задается вопросом, как рассказать о том, что прошлой ночью он почувствовал, как Юнги резко проснулся, чувствовал его панику, пока она не прошла, слышал его прерывистое дыхание, когда он снова улегся. Может быть, Юнги знает, потому что он прижимается своим плечом к плечу Чонгука и говорит, что это был плохой сон. У меня уже было такое раньше. Все в порядке. – Что... в чем дело? Юнги выпускает медленную струйку дыма. – Я с... с ним. Иногда мы ссоримся, или мы в постели, или меня прижимают к полу для ритуала. Я хочу, чтобы он остановился. Я пытаюсь сказать ему, чтобы он остановился. Кричит ли он, прикасается ли ко мне или что-то еще - я всегда хочу, чтобы он остановился. Но я не могу... Он держит мой голос в своих руках. Или иногда он висит у него на шее. И я вижу его там, но не могу дотянуться до него, и я не могу говорить, и никто меня не слышит, и в моем горле дыра, которая не перестает кровоточить.… Он проводит рукой по волосам и качает головой. Чонгук обнимает его за плечи, пытаясь предложить как можно больше утешения, несмотря на то, что у него сжимается живот. – Но это всего лишь сон, – продолжает Юнги. – Это оставляет меня немного потрясенным.… – он машет сигаретой. – Но я в порядке. Со мной все будет в порядке. И это не было тем, что ты сделал, я обещаю. Это просто иногда случается. Чонгук кивает. Прижимается губами к виску Юнги. – Я слышу тебя, хен, – шепчет он. – Я знаю. – Юнги наклоняется к нему. – Ты всегда это делал. Он имеет в виду: даже до этого, даже когда они ограничивались письмами, напечатанными телефонными сообщениями и чьим-то голосом, Чонгук всегда слышал его, всегда хотел больше его слов, мыслей, мнений. Он впитывал их, как воду в пустыне - любую информацию, которая могла бы еще больше оттенить для него Юнги, дать более полную и детальную картину человека, которым он уже так восхищался. Юнги тушит сигарету. Над водой светит яркое солнце, и он лежит на спине на песке, увлекая Чонгука за собой. – Давай. Ляг со мной. Чонгук улыбается, не обращая внимания на песок, который, вероятно, попадает повсюду, пока Юнги играет с его волосами. – Итак... мы снова займемся сексом, верно? – говорит он после нескольких минут уютного молчания. Потому что после прошлой ночи... Черт, он хочет большего - всего, что Юнги готов ему дать. – Боже, сопляк, дай мне хотя бы сначала выпить кофе, – ворчит Юнги, но он улыбается. Чонгук смеется, и Юнги прав. Несмотря на затянувшиеся тени, с ними все в порядке. Они в порядке.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Покидать Винъярд тяжело после пяти дней отдыха, дурацких туристических мероприятий, хорошей еды и откровенно потрясающего (по скромному мнению Чонгука) секса, но он скучал по остальным, по знакомому таунхаусу и магазину. Суете Нью-Йорка. – Я так и не сказал тебе спасибо, – говорит он Юнги, когда в поле зрения появляется возвышающийся горизонт, – за то, что отдал эти бумаги Джину-хену. – Я хотел помочь, – говорит Юнги, пожимая плечами. Протягивает руку, чтобы провести костяшками пальцев по щеке Чонгука. – Казалось, это самое меньшее, что я мог сделать. – Джин-хен тоже так сказал. Иногда, в редких случаях, Ким Сокджин бывает прав в некоторых вещах. – Тем не менее, мне все равно нужно попасть, – указывает Чонгук, беспокойство снова выходит на передний план в его сознании. – Ты сможешь, – говорит Юнги, и Чонгук не чувствует в нем никаких сомнений. Ни малейшего проблеска.*:.｡. .｡.:*･゜ﾟ･*☆
Когда они возвращаются, их ждет множество объятий от других и домашний ужин - шутки об их “романтическом бегстве”, и их поток снова заполняет пространство в голове Чонгука. Наступает июль - воздух горячий и густой на языке Чонгука - и связь продолжает укрепляться. Все они становятся лучше, открывая и закрывая двери, выкраивая моменты для себя вдали от всех остальных. Тэхен проходит стажировку в очень известном модном лейбле и плачет в торт, который готовит ему Джин, в то время как Чимин гладит его по спине и целует в волосы, и не утруждает себя тем, чтобы скрыть гордость на своем лице. Чимин, в свою очередь, попадает в танцевальную труппу, которая специализируется на включении магии в свои программы, и все они напиваются дешевого шампанского и по очереди кружат смеющегося Чимина по гостиной. Бизнес в магазине растет по мере приближения туристического сезона к своему пику, и Чонгук проводит там большую часть дня, переставляя полки, обзванивая заказы и разговаривая с людьми со всего мира. Приемный покой в Тиш молчит, и беспокойство гложет желудок Чонгука, что бы он ни делал, чтобы попытаться его развеять. Ты поступишь, говорят ему все. Затем, в один из обычных понедельничных вечеров, Чонгук как раз переставляет хрустальный дисплей, когда Тэхен стучит в дверь со своего рабочего места. – Ты должен забрать почту по дороге домой. Его желудок немедленно делает сальто, и бабочки взрываются в груди. До закрытия остается час, и время проходит в медленной, неуклонной агонии. Это может быть не то, говорит он себе. Впечатления Тэхена расплывчаты. Может быть, это еще одна новость. Может быть, это гребаный каталог мебели, который Намджун заказал две недели назад и все еще ждет. Но он все равно бежит всю дорогу домой и поднимает шум, открывая их почтовый ящик, вытаскивая оттуда горсть писем. Счета, счета, хлам, хлам, хлам, а там: его имя, обратный адрес - Школа искусств Тиш. Блядь. Хор голосов немедленно отвечает ему. – Пришло ли оно? – Это все? – Иди сюда и открой его, мы все ждем. – Подожди! Я все еще в поезде. – Тогда поторопись, черт возьми, Тэ. Качая головой, он спотыкается в прихожей и снимает туфли. Группа людей, за исключением Тэхена, уже собралась в гостиной, выглядя такими же встревоженными, как и он сам. – Я буду через пять минут, – заявляет Тэхен, запыхавшись даже по мысленной связи. – Не смей открывать его, пока я не приеду. Чонгук кивает, хотя Тэхен его не видит, и Чимин берет его за руку, в то время как пальцы Юнги находят его затылок. – Что бы ни случилось, мы с тобой, – говорит Чимин. – Всегда, – добавляет Намджун. Чонгук кивает и прикусывает губу так сильно, что становится больно, не зная, как объяснить, как много это для него значит. Наконец, входная дверь с грохотом распахивается, и Тэхен врывается в гостиную, раскрасневшийся и тяжело дышащий. – Хорошо, я здесь, открой, открой, открой... Чонгук делает глубокий вдох и вскрывает конверт. Что бы ни случилось, напоминает он себе, разворачивая письмо. Что бы ни случилось, он не одинок. – Дорогой Чонгук, – читает он, голос уже дрожит. – От имени приемной комиссии для меня большая честь и привилегия сообщить вам... что вы были приняты в Школу искусств Тиш при Нью-Йоркском университете. Тэхен вскрикивает и обнимает Чонгука, в процессе прижимая Чимина к боку Чонгука. Все остальные аплодируют, подпрыгивают и создают общий шум, а лоб Юнги прижимается к его виску, поток любви, люблю тебя, я знал, что сделаешь это, ты будешь потрясающим, поздравления просачиваются в его разум. Чонгук смутно осознает, что плачет, даже когда остальные по очереди обнимают его, а Сокджин берет письмо из его вялых пальцев, чтобы приколоть его к холодильнику, прямо рядом с их исследовательским документом. Он не уверен, что когда-либо был так счастлив. Даже всего несколько месяцев назад он не знал, что такое счастье существует. Такое, от которого ломит кости, от того, как оно заполняет каждый его уголок, расширяет его сердце, пока оно не прижимается к ребрам. От этого его рот растягивается так широко, что становится больно, а из глаз текут слезы. Счастье всего тела. Душевное счастье. Грубое, радостное и болезненное - достаточно, чтобы он почувствовал себя таким живым. – Ты будешь потрясающим, – снова говорит ему Юнги, в то время как Сокджин заявляет, что ему нужно испечь торт, как можно СКОРЕЕ, и кому-нибудь немедленно купить алкоголь, они собираются устроить вечеринку, черт возьми. – Ты будешь таким потрясающим, Чон Чонгук. Чонгук размахивает руками, пока не находит руку Юнги и крепко держит ее. – Мы оба такие. Мы все такие. Их круг. Их семья. Наконец-то, после стольких лет, после стольких поисков, он дома. Он дома.Август другого лета, и опять Я пью солнце И лилии снова раскинулись по воде. Теперь я знаю, чего они хотят - прикоснуться друг к другу.