С первой спички

Черт ее дернул согласиться на предложение какой-то невысокой смуглой девочки «немного повеселиться». Но, в конце концов, это были ее первые дни в университете — кто ж, блин, знал. Камилла плохо помнила, как добралась до ближайшего телефонного аппарата — в какой-то момент ей неиронично казалось, что ее задавят толпы неприятно пахнущих студентов в джинсовках. Она плотно сжимала губы, опуская четвертак — выбор невелик. Сейчас около двух. Банни она бы не набрала и под дулом пистолета, его подколок ещё не хватало. И, к тому же, ей что-то подсказывало, что они с его милой кокеточкой (как ее там? Мармон? Мамонт?) сегодняшним вечером заняты. Чарльзу она звонить точно не станет — он предупреждал, что на выходных собирается съездить с кем-то куда-то. Дома его наверняка нет, а если и есть, то вряд ли в состоянии стояния — куда бы он не уходил, возвращался он обязательно с лёгким шлейфом виски. Камилла морщится. Ее и так мутило, об алкоголе думать вовсе не хотелось. А о пьяном брате — тем более. Генри был хорошим вариантом. Она невольно расплывается в глуповатой полуулыбке, стучит легонько указательным пальцем по трубке, размышляя. С одной стороны, это было бы очень удобно, ловко и все такое, он ей наверняка не откажет. С другой — вероятно, он уже спит, а потому совесть немного поскребывает, посасывает под ложечкой. Остался последний вариант. Кто-то, кто недавно ей в вопиющих подробностях рассказывал, как плохо на его режим сна влияет грибное неуместное, по его мнению, сентябрьское покрапывание. Кто-то, кто живет не слишком далеко и кто-то, кто непременно снимет трубку, даже если будет в четырехстах милях. Камилла вздохнула и начала набирать номер. … — Информирую, мастерски скрывая своё нескрываемое негодование, что «у телефонной будки» — ужасный ориентир. Могла бы с такой же пользой сказать, что находишься «где-то рядом», это упростило бы твой поиск ровно в столько же, в сколько упростила его ты мне, назвав этот, — он театрально вскидывает ладонь в сторону ни в чем не провинившейся перед ним будки, — маркер. Это какой-то кошмар, Камилла, какой конкретно из чертей тебе нашептал, что отличной идеей будет наведаться в эту мясорубку? — несмотря на активную мимику и превышение вменяемой скорости говорения, Френсис шёл медленно, подстраиваясь под темп девушки. Телефонный разговор, состоявшийся минутами двенадцатью ранее (вообще-то, он торопился), больше походил на неловкий звонок матери с просьбой «забрать меня отсюда», Камилла получала в ответ на слово два, но, тем не менее, строго брошенное «стой там, где стояла!» и скинутый вызов ее несколько обнадежил. Он закурил на ходу. Просто поразительно, как ему удавалось это непомерное, по хмельному мнению Камиллы, лихачество. Зажав сигарету между зубами, он за доли секунд чиркнул спичкой, поджег никотиновую палочку, затушил огонёк нервозным взмахом туда-сюда, выкинул обугленную булавочку в попавшуюся на пути урну и мастерски перехватил сигарету, выдыхая облачко горького пара. Провернул он все это, не снимая перчаток, по-джентельменски ведя Камиллу под локоть и успевая бубнить что-то из разряда недовольств. Он напоминал фокусника, бросившего свой талант ой как не туда. У него все так было. С первого раза. Он и подрывался с первой просьбы пьяной подруги, и сигарету умел закурить с первого раза. Камилла ровно семенила следом, цепляясь пятерней за рукав излюбленного рыжей цаплей пальто. Его развивающиеся полы придавали Френсису драматизм абсолютно в любой ситуации и сейчас Камилле казалось, что он носит его исключительно ради характерного образа, ведь на улице не слишком прохладно — сама девушка была в кардигане некрупной вязки, который вполне справлялся с необходимостью согревать хозяйку. Уже позже она прикинула, что тепло ей было далеко не из-за кардигана, а из-за той странной пилюли, от которой «точно ничего не будет, расслабься», намешанной с хоть и небольшим, но заметным количеством алкоголя (как в дальнейшем выяснилось, это был обычный мятный леденец и Камиллу расперло чисто из-за некачественного алкоголя). С дебютом, юная леди. Впереди будет только веселее. — Френсис, не злись, но меня, возможно, сейчас вырвет, — между делом предупреждает она сиплым голосом, обессилено укладывая голову на чужую руку (она ему едва ли доставала до середины плеча) и стараясь не сбавлять шагу. Чем быстрее она сядет в машину — тем скорее ее вырубит, а дальше уже, хочется понадеяться, все само как-нибудь разрешится. Тот, кому это предупреждение было мимолётом адресовано, досадливо ёжится. Инстинктивное движение, больше похожее на встряхивание. — Ну Господи, дитё, вот не умеешь пить — не берись, — раздраженно бросает он, затягиваясь. Он не злился. Камилла это знала. Они все-таки сбавили шаг. … Он открыл для неё дверь машины и услужливо помог усесться, перед этим раза три поинтересовавшись, точно ли она дотянет до дома и не нужно ли ему остановиться где-то у заправки, чтобы юной эксперементаторше справиться в уборную. Получив на все три уточнения однозначное нет, он окинул ее подозрительным взглядом, каким обычно окидывают «прожженные» молодняк. Камилле, даже сквозь пелену адской смеси, заботливо укутавшей сознание, под этим препарирующим взглядом стало неловко и она, капризно буркнув, показательно уткнулась в обивку носом. Френсис, судя по короткому вдоху, собирался что-то сказать, но осекся — удивительное для балабола, со всеми правами и картами на руках, решение. На плечи Камиллы легло пальто, дверь машины захлопнулась (осторожно закрылась). Со стороны водительского сидения послышался щелчок ключа зажигания, Френсис удивительно плавно тронулся. Сознание девушки стремительно мутнело и последнее, что она уловила, — запах сигареты по правую от себя руку. Черт возьми, он это все провернул, не выпуская окурок из рук. Мастерство не пропьёшь. … — Ты звонил Чарльзу? — Френсис, до того игравший в гляделки с закипающей туркой, встрепенулся и обернулся на женский голос. Вид у Камиллы был более, чем просто помятый, а взгляд сквозил неозвученным извинением за предоставленные неудобства. Камилла не помнила ничего, что произошло ночью, даже как они добрались до Френсисовских хором, она полноценно восстановить не может. — Доброе утро, — как бы расставляя акцент в беседе, Френсис сначала бодро выделяет приветствие, а уже потом переходит к сути, нервозно щёлкнув себя по виску. Кофе был готов, он поднялся, чтобы разлить по чашкам, — Он не снял трубку. Видимо, ещё не приехал. Кофе будешь? Звонил — логично звенит ответ в ушах, и Камилла сдержанно вздыхает. — Не говори нашим ничего, — просит осторожно, прощупывая почву. — Ой, ради всего святого, я могила, особенно, когда мы касаемся пьянок, — прозвучало не очень убедительно, это поняли оба, а потому Френсис неловко отхмыкивается, — Хотя, знаешь ли, моя ангельская рука помощи, считай, тебя с того света за шкирку вытянула. Я бы мог стать неплохим фельдшером, если бы в медицинском требовались знания древнегреческого и французского. — Ночью все было совсем плохо? — осторожно уточняет, присаживаясь в свободное кресло и закуривая нагло цапнутую со стола сигарету. Как Френсис она не умела, а потому со спичками пришлось повозиться. Одна сломалась, вторая бракованная и только на третий раз получилось подпалить кончик и некрепко затянуться. — Не совсем… — уклончиво уверяет, ставя перед девушкой чашку. Камилла видит в чёрном зеркале примятую себя, как бы своим видом показывая, что кое-где парень недоговаривает. Камилла поднимает неловкий взгляд на хозяина, что уселся напротив, взял чашку и сидит-молчит как партизан, давя ехидную полулыбу. Он всегда проигрывал в молчанке. — Но больше тебя на подобные светские мероприятия я в одиночку отпускать нельзя, — наконец, договаривает он и, цапнув костлявой пятерней пачку со стола, закуривает, как умеет. Как Френсис, с первой спички.