* * *
Губы потрескались от холодного сухого воздуха, руки замерзли, но Андерс не обращал на это внимания; переступая с ноги на ногу, он пытался хоть немного согреться. Церковь возвышалась сзади, как предвестник беды — гигантский монолит в лунном сиянии, бросавший на плиты мостовой пятна жуткого алого света. Андерс потер руки, глядя вниз, на лестницу. Он знал, что пришел раньше, чем уговорено, но все равно начинал терять терпение. В клинике от него не было никакого толку, поэтому он и решил поскорее отправиться к месту встречи. Тогда это казалось хорошей идеей... Андерс выдохнул облачко молочно-туманного пара и шагнул обратно в тень портала. — Давно ждешь? — раздался над ухом низкий голос Хоука. Андерс испустил жалкий вопль. Все это было бы почти смешно, если бы Справедливость тут же не вскинулся на дыбы, желая защитить «свое тело»; Андерс еле смог его подавить. Он сделал глубокий вдох и, развернувшись, сердито уставился на дуралея — тот сам выглядел слегка ошеломленным и вроде как даже раскаивался. — Не смей вот так ко мне подкрадываться! — зашипел Андерс, держась за сердце. — Создателя ради, тебе жить надоело? — Прости, — Хоук смущенно почесал шею, — сам иногда забываю, какой я бесшумный. — Теперь запомнишь, — пробормотал Андерс; он отдышался и поглядел вокруг. — А где остальные? — Будут с минуты на минуту, — Хоук скрестил руки и потер открытую кожу над латными рукавицами. — Поторопились бы, тут и окоченеть недолго, — заметил Андерс; от вида Хоука в его наряде бросало то в жар, то в холод, а это выбивало из колеи. Было неловко вот так стоять и молчать. Андерс снова вздохнул и обнял себя, чтобы согреться; хоть бы вспомнить, как он раньше первым заводил разговоры. Язык у него был подвешен, как следует: немного очарования, пара шуток — пристойных или не очень — и люди почти сразу проявляли расположение. А как еще прикажете себя вести, регулярно убегая из Круга? Приходилось выдумывать всякие небылицы, чтобы никто не разглядел правду: он маг-отступник, способный разве что подлечить кого-нибудь да по-быстрому перепихнуться. Конечно, все это было до Стража-командора Кусланда, треклятого Посвящения и встречи с духом Справедливости. Андерс сглотнул, стараясь не замечать собственных мыслей, и поднял глаза; Хоук с интересом смотрел на него. — Так ты тоже из Ферелдена? — без тени смущения спросил Хоук. — Бывал там, да, — ответил Андерс. — Где именно? — Вообще-то моя родина — Андерфелс. Сам откуда? — Из Лотеринга, — взгляд Хоука на миг устремился вдаль, затем снова стал прежним. — Андерс из Андерфелса, вот как. Странное совпадение! Это твое настоящее имя? — А ты всегда такой догадливый? — сухо спросил Андерс. Тот не успел ничего сказать — к дверям подошли Варрик и Бетани. Однако Андерс заметил, что Хоук уже открыл рот; он хотел, должен был знать ответ, но Справедливость опередил его. Обычно дух мирно сворачивался вокруг его мыслей, но стоило хоть немного отвлечься от цели, и в сознании вспыхивали угрожающие искры. Андерс покрепче сжал посох; вчетвером они переступили порог Церкви. Бетани не то с благоговением, не то с испугом разглядывала святилище, полное темно-красного света и дыма курильниц. — Когда найдем Карла, дайте мне поговорить с ним, — шепнул Андерс Хоуку; они шли через зал к огромной статуе Андрасте. — Не волнуйся, мы будем начеку, — успокоил его тот. Андерс смог только кивнуть в ответ. Как странно, ему уже давно никто так не доверял. Пациенты были не в счет: эти несчастные доверятся кому угодно, лишь бы спасти себя или своих близких. У этого человека не было ни малейших причин верить Андерсу, и все же... В ночной час в Церкви стояла мертвая тишина, и шаги казались особенно громкими. Андерс кивнул в сторону лестницы справа, остальные последовали за ним. Он помнил, как Карл любил приходить в Церковь в Круге: ему нравилось сидеть в маленьких боковых альковах и читать книги, какие удавалось раздобыть. Его это умиротворяло; Андерс же шутил, что в своем экземпляре «Детей Создателя» Карл прячет всякие непотребные книжонки — маскируется, чтоб церковники не вышвырнули его вон! «Ты воображаешь подобное, потому что сам бы так поступил», — отвечал на это Карл, а Андерс смеялся, ведь друг так хорошо его знал. Карл знал его лучше, чем кто бы то ни было, кроме, конечно, духа Справедливости. Ожидания оправдались: маг был в боковом алькове, лицом к стене, склонившись над письменным столом. — Карл? — тихонько позвал Андерс. — Ты в порядке? — Я знал, что ты придешь, — после первых же слов Андерс понял, что все пропало, но нет, он должен был это увидеть. — Я слишком хорошо тебя знаю, ты никогда не сдаешься. — Ради всего святого, о чем ты? — спросил Андерс, подавляя ужас. — Не время болтать, нужно уходить отсюда, скорее! — Поздно, уже поздно, — мягко ответил Карл. Он пошевелился, двигаясь вяло, безжизненно. — Храмовники знали, какой я бунтарь, и сделали из меня пример послушания. — Карл, нет... — Андерсу будто сжали горло; друг наконец-то повернулся к нему лицом. — Они помогут тебе, Андерс, помогут обуздать твой гнев. На лбу у него был знак... Все вокруг начало расплываться, мешая правильное и неправильное, стирая доводы рассудка, а издалека донеслось: — Вот отступник, о котором я говорил вам... Больше Андерс ничего не слышал. Все, что он еще видел, воспринимал, был обращенный на него пустой взгляд Карла и ужасное красное солнце, выжженное у него на лбу. Карл погиб, он потерял его, подвел его. В сознании вспыхивали обрывки воспоминаний: ферелденский Круг; улыбка Карла, когда они прятались от храмовников, хихикая, как малые дети; выговор всякий раз, когда сэр Каллен или кто-то еще притаскивал Андерса обратно после очередного неудавшегося побега; нежные поцелуи, после которых возвращение не казалось таким уж нестерпимым. Теперь не осталось ничего, кроме марионетки, пляшущей на ниточках в жалкой пародии на жизнь. Андерс не мог этого вынести — не мог, не хотел... пожалуйста, скажите, что это неправда! Он даже не сопротивлялся, когда Справедливость, почуяв слабину в защите, вырвался наружу. Андерс упал на колени, его накрыло тошнотворное чувство утраты себя в собственном теле. Он потерял контроль: сначала руки, а потом и все тело задвигалось само собой. Поднявшись на ноги, он с ревом развернулся к подбежавшим храмовникам, становясь между ними и Карлом. Свет, ненависть, ярость, месть ослепляли, реальность исчезла, и Андерс впервые обрадовался поглотившему его забытью. — Вы не заберете другого мага, как забрали его! Когда он очнулся, все было как обычно: руки были в крови, и Андерс понятия не имел, как она туда попала. Всегда одно и то же: но ведь он посылает заклинания с расстояния, он не сумеет биться врукопашную, даже если это спасет ему жизнь! Похоже, Справедливость был опытным воином; после каждой его атаки Андерс находил у себя ссадины от ближнего боя, а на посохе появлялись новые зазубрины. Потупившись, он ждал, пока вернется власть над телом; насытившийся дух ускользнул обратно в подсознание. Андерса трясло, не хотелось ничего видеть... все это неправда... — Что ты наделал, Андерс? Ты словно привнес в наш мир часть Тени! Этот голос... Создатель, это был голос Карла, снова такой, как прежде! — Я думал, Усмиренные полностью отрезаны от Тени — как ты еще можешь ее чувствовать? — обеспокоенно спросил Хоук. Этот вопрос заставил Андерса наконец повернуться и взглянуть другу в лицо. Карл смотрел на него с таким отчаянием, что сердце разрывалось. Он выглядел так, будто хотел броситься Андерсу в объятия, умоляя вернуть магическую связь, хотя бы на мгновение. Карл всегда говорил, что лучше умрет, чем станет Усмиренным, и Андерс горячо его поддерживал. Они оба видели, что происходит, когда накладывают печать: утрата личности, ужасное принятие всего, что происходит вокруг. И все же, Карл смотрел так, словно там, в глубине, еще сохранил себя, отчего было только тяжелее. — Когда становишься Усмиренным, забываешь о своей прежней жизни, — объяснил Карл. — Тебя отрезают от видений из Тени, но Андерс будто несет ее в себе, горячую, как солнце! Я снова чувствую связь... о, Создатель, не дай мне ее потерять! Андерс, умоляю, убей меня! Лучше я умру магом, чем буду жить, как храмовничья кукла! — Карл, ты не можешь... — слова слетели с языка вопреки данному обещанию. Хриплым слабым голосом он продолжил: – Пожалуйста, не проси меня... — Мы не в силах ему помочь, — с жалостью и некоторым страхом промолвила Бетани. — Она тускнеет, Андерс! Пожалуйста, я не могу ее потерять, я... — умолял Карл; глаза его сделались безумными. — Это неправильно, — мрачно заявил Хоук; от злости он сжал кулаки, устремленный на Андерса взгляд был полон решимости. — Помоги ему. Помоги ему; Андерс проглотил слезы и снова повернулся к Карлу. Разве Хоук не понимает — это все, чего он хотел, он всегда старался помочь! Сжав кинжал побелевшими пальцами, Андерс шагнул вперед. Карл тупо таращился на него. — Почему ты на меня так смотришь? — кротким, каким-то детским голосом спросил он. — Прости меня, Карл, — Андерс попытался улыбнуться, но не смог — не перед лицом этого кошмара. — Мне так жаль, прости...* * *
По дороге назад в клинику никто не проронил ни слова. Андерс жалел, что не взял карты с собой — он бы сразу отдал их Хоуку и избавился от него и остальных. Все мы крепки задним умом... Да ему бы в страшном сне не привиделось, что Карла усмирят, что он, Андерс, убьет его собственными руками, что потеряет его, и дело примет такой чудовищный оборот. Дурное предчувствие грызло его с самого начала, но чтоб все кончилось вот так... Вдобавок Андерс снова потерял над собой контроль, и трое новых знакомых узнали его тайну. Вряд ли Справедливость, крушивший храмовников направо и налево и клявшийся уничтожить весь их орден, произвел хорошее впечатление. Хоук будто колебался всякий раз, когда встречался с Андерсом взглядом. На полпути он остановился и попросил Варрика проводить сестру домой, в Нижний город. Бетани это явно не обрадовало: еще бы, оставить брата наедине с одержимым! Однако Хоук заметил, что ночные прогулки по улицам сами по себе небезопасны, особенно после стычки с храмовниками. Тут возразить было нечего; приунывшая Бетани и гном повернули направо, а Хоук и Андерс — налево. — Будь осторожен, Хоук! — предупредил Варрик — достаточно громко и явно нарочно, чтобы Андерс услышал. До клиники они добрались без происшествий. Андерс отпер дверь и впустил гостя за собой. — Теперь ты признаешься, что одержим, — несмотря на сарказм, в голосе Хоука не было той злобы, с какой обычно говорят о малефикарах. — Если бы все было так просто, — пробормотал Андерс. Он поставил посох в угол и тяжело опустился на единственный стул. — Я бы предложил тебе сесть, но... — Лучше объяснись, — перебил его Хоук, опираясь о стену и складывая руки на груди. «Объясниться? Какого хрена тебя это волнует?» — с досадой подумал Андерс. Он закрыл глаза: пустой взгляд Карла словно впечатался в изнанку век. Нет, так нельзя, это надо прекратить. Андерс подавил горе, готовое вот-вот захлестнуть его, и глубоко вздохнул. Объяснить... по крайней мере, так он отвлечется, но легче сказать, чем сделать. И с чего начать? История была слишком запутанная, но если смягчить краски, выйдет, что он вправду одержимый. Хотя у Хоука сестра-маг, вдруг он поймет все лучше, чем другие? Втайне Андерс очень на это надеялся. — Когда я был Серым Стражем в Амарантайне, — подбирая слова, заговорил он, — я встретил духа. Он оказался по эту сторону Тени, пленником в бренном теле мертвеца, — Андерс взял тряпку, намочил ее в воде, которую оставил на вечер Вильям, и стал стирать с рук кровь. — Вот отсюда поподробнее, — сурово потребовал Хоук. — Духами нынче величают такое, что впору называть другим именем. — Он не демон, — твердо ответил Андерс. — В Тени есть духи, воплощающие не только наши грехи, но и добродетели. Они первые дети Создателя, и мой... он был моим другом, его звали Справедливость. — Был твоим другом? — нахмурился Хоук. — То есть... Я хотел сказать... — Андерс запнулся, постарался как-то прийти в себя. Стресс от случившегося накатывал все сильнее, а тут еще этот допрос. — Я соединился с ним, чтобы помочь. Оболочка, в которой он обитал, была невечной, и тогда, думаю, дух бы тоже умер. Я предложил ему поселиться в своем теле просто так, ради поддержки. Он разделял мои взгляды об угнетении магов, о тирании храмовников и о том, что Круг... ну, он же никуда не годится! Мы собирались работать вместе, нести справедливость каждому ребенку, оторванному от матери только за то, что он родился магом. Андерс умолк, глядя на свои ладони в красных разводах. Переведя дух, он откинулся на стуле и снова посмотрел в глаза Хоуку; тот выглядел куда спокойнее, чем раньше, хотя все еще был начеку. — Чувствую, сейчас будет огромное «но», — со слабой улыбкой произнес Хоук. — Дело в том, — сухо продолжал Андерс, — что такие слияния происходят довольно редко. Если честно, я о подобном раньше и не слышал, поэтому был риск, что все пойдет наперекосяк. В этом только моя вина, Справедливость помог мне больше, чем я ему. Я испортил его своей ненавистью, которую испытываю всегда, когда вижу униженного мага, или зарвавшегося храмовника, или любого мальчика или девочку, насильно разлученных с родными. Я не могу с этим бороться: ненависть рвется наружу, и тогда дух берет надо мной верх... Только теперь он больше не мой добрый друг Справедливость, а сила Мести. «И я не могу его контролировать», — об этом Андерс умолчал. Он внимательно следил за Хоуком, за его реакцией на признание. Хоук с непроницаемым лицом оттолкнулся от стены и зашагал через клинику, развернулся и пошел обратно мимо стула Андерса. Тот сидел как на иголках, ожидая хоть какой-нибудь реплики. Он ведь не нуждался в принятии с тех пор, как... — Похоже, я не единственный, кого судьба потрепала, — наконец вымолвил Хоук, встав перед Андерсом и уперев руки в бедра. — Жаль, что так вышло, ты ведь хотел как лучше. — Я... — Андерс чуть не расплакался от напряжения и облегчения, но так бы он совсем оконфузился. Покачав головой и глядя в сторону, он продолжал: — Спасибо за понимание, на это мало кто способен. — Семья Хоук всю жизнь провела в бегах, если можно так выразиться, — Хоук передернул плечами. — Моя сестра — маг, отец тоже был магом. Наверное, жалости во мне побольше, чем в каком-нибудь встречном-поперечном. — Да уж, ты точно не встречный-поперечный, — с обаятельной улыбкой отозвался Андерс. Хоук хохотнул и покосился в сторону, опять неловко почесал шею. Да у него нервный тик, отметил Андерс. Когда они снова встретились взглядами, Хоук был серьезен. — Жаль твоего друга, — искренне произнес он. — Тебе, верно, нелегко. — Карл был хорошим человеком, хорошим магом, — Андерс почувствовал в голосе привычные нотки защиты и через силу сменил тон. — Не было никаких причин его усмирять. — Давно вы дружили? — тактично поинтересовался Хоук. — С самого детства, — кивнул Андерс. — Мы вместе были в ферелденском Круге, ну и Карл... Он никогда не одобрял моей главной цели в жизни. — А именно? — Побить рекорд по количеству попыток бегства из Круга — раз, в итоге оказаться в большем дерьме, чем я думал — два, — Андерс усмехнулся, вспомнив осуждающий взгляд Карла. — Ого, и сколько у тебя было попыток? — недоверчиво спросил Хоук. — Семь. В последний раз меня нашел Страж-Командор, и для отступника пробил час Призыва. Конечно, он спас мне жизнь — храмовники были сыты по горло моими побегами. Они объявили бы меня малефикаром и прикончили, вот и весь сказ. — Но каким образом храмовники все время тебя находили? — удивился Хоук. — Страшно злым образом, — ответил Андерс, и Хоук снова рассмеялся. — Я так и не уничтожил свою филактерию, не знаю, почему. Думал, смогу скрываться достаточно долго, чтобы они больше меня не нашли. Ирония в том, что вступление в ряды Серых было единственным выходом, но в результате я оказался привязан к другому ордену. Там, знаешь ли, не жалуют тех, кому не нравится план выхода на пенсию и хочется избежать ответственности. Хоук кивнул, не зная, что сказать. Андерс уронил грязную тряпку обратно в миску и смотрел, как она тонет; вода тускнела, обретая красный оттенок. — Выходит, нам обоим не слишком повезло, — заговорил Хоук, и Андерс поднял голову. — Да как сказать: храмовники, порождения тьмы, драконы, духи, демоны — выбирай, не хочу, — он пожал плечами и грустно улыбнулся. — Все за одну жизнь. Вот, значит, откуда ты такой замученный красавчик, — и Хоук подмигнул ему. Андерс моргнул: этого он... никак не ожидал. Не то чтобы он возражал, просто еще не отошел от недавних событий. То, что он вдруг увлекся мыслями о Хоуке сейчас, после того, как помог Карлу покончить с собой, только усиливало чувство вины. Эти храмовники, ублюдки, забрали у него Карла, они... В нем вновь вскипела ярость, и Андерс, как мог, погасил ее, цепляя обратно беззаботную кокетливую маску. Справедливость этого точно не одобрял. — Нечасто встретишь мужчину, который не скрывает своих мыслей, — заметил Андерс, окидывая Хоука взглядом с ног до головы. — Мне говорили, я особенный, — беззаботным тоном ответил Хоук. — Думаю, они не ошиблись. — Слушай, Бетани с мамой, наверное, уже места себе не находят. — Андерс знал, что рано или поздно Хоуку придется уйти, но все равно расстроился. — И все-таки, надо бы нам пропустить по стаканчику, что скажешь? — Я сейчас карты прине... Прости, что? — Андерс начал говорить прежде, чем понял, что предложил Хоук. — Выпить — сейчас, посреди ночи? — Я у Варрика на особом счету, — не без хвастовства пояснил Хоук, — так что они не против, даже когда прихожу после закрытия. То есть не слишком против... — Очень мило с твоей стороны, но... — Андерс пытался найти предлог для отказа. — Справедливость больше не позволяет мне напиваться. Сказать по правде, мне этого не хватает. — Тогда я буду пить, а ты будешь говорить, — весело продолжал Хоук. — Просто... кажется, у тебя много всего на душе, а я умею слушать. — Похоже, ты много чего умеешь, — маг поднял бровь. — Ага, еще я жутко упрямый — не приемлю отказов. — Жаль тебя разочаровывать, — повторил Андерс, удивляясь собственной искренности, — но я в самом деле не могу. Хоук замялся, как будто хотел сказать что-то еще. Он вправду был глупым упрямцем, раз так долго настаивал. Ну, кто себя так ведет: привет, я одержимый отступник — о, здорово, давай сходим, выпьем! Он что, спятил? Не то чтобы Андерса привлекали рассудительные люди, но это было уже за гранью. — Я принесу карты, — он встал и пошел вглубь клиники прежде, чем Хоук придумал бы новую милую остроту, способную поколебать его решимость. Андерс снял с шеи ключ, открыл большой сундук и рылся в нем, пока не нашел деревянный ящик, взятый с собой из Амарантайна. Внутри были только карты, несколько писем, при виде которых сжалось сердце, и самая ценная вещь — маленькая подушка, вышитая для него матерью еще в детстве. Это было единственное, что ему позволили оставить, когда привезли в Круг. Андерс вынул карты и запер остальное на замок. — Вот, как и обещал, — он протянул их Хоуку. — Спасибо, — немного смущенно ответил тот. — Жаль, мы не так уж много потрудились... — Вы сделали достаточно, — улыбнулся Андерс, — помогли мне больше, чем ты можешь себе представить. Я очень вам благодарен. — В общем, знаешь, если захочешь поговорить, — Хоук упрямо стоял на своем, — мы с семьей живем в Нижнем городе, у дяди. Его зовут Гамлен Амелл. Если спросишь, кто-нибудь покажет дорогу. — Я так и поступлю, — несмотря на какое-то тупое онемение и холод, у Андерса чуть потеплело на душе. — Ты как, нормально доберешься? — А, все будет в порядке, — отозвался Хоук по пути к выходу. — Я умею быть незаметным, когда хочу. Андерс подождал, пока дверь не закрылась, и поспешил обратно к сундуку. Распахнув крышку, он рывком вытащил ящик, а из него — письма. Он всматривался в листки бумаги, не видя слов, да в этом и не было нужды — Андерс знал их наизусть. Карл был никудышным писателем, предпочитал практическую магию теории и исследованиям, но он посылал Андерсу весточку каждый раз, когда они были слишком далеко друг от друга, или когда Андерс сидел в заточении после очередной попытки побега. Он думал, что Карлу просто нравилось бросать храмовникам вызов, посылая записки сквозь «карантин» разными хитрыми способами. Однажды он даже превратил письмо в мышь, которая пробралась в камеру через щели в стенах. Карл так и не признался, как он сумел такое наколдовать. Слезы потекли сами собой, Андерс и не сразу понял, что плачет. Он хотел избавиться от писем, от напоминаний о Карле, о том, что в жизни стало еще меньше прекрасного. Андерс терпеть не мог терять людей — возможно, потому, что близких друзей у него было мало, или же из-за груза вины. Если бы он не связался с Карлом, того бы наверняка не усмирили; он бы навсегда остался в Круге, но был бы жив! И все-таки нет, это была бы не жизнь — он, Андерс, дал другу надежду, помог увидеть истину. Сомнения он ненавидел почти так же сильно, как чувство потери. Андерс положил письма на землю, еле касаясь их дрожавшими пальцами, и сотворил маленький огонек. Язычки пламени жадно охватили страницы; он смотрел, как занялась, свернулась, почернела бумага, как исчезали выведенные на ней слова. — Прощай, Карл, — хрипло промолвил он, тщетно вытирая лицо. — Я никогда тебя не забуду, друг мой.