Прекрасный мальчик

      Уэ́нсдей внимательно следила за каждым его движением. Это было довольно несложно, когда объект наблюдений находится прямо перед ней. Крепкое мужское тело прижимается к ней так близко и тесно, что ещё немного, и они смогут слиться воедино или обменяться биением сердец.       Аддамс оседлала Тайлера, её длинные ноги обвиты вокруг его талии, а костлявые колени упираются в бока. То, чем она сейчас занимается, нельзя назвать однозначно «простым поцелуем», но все равно ощущения, будто весь воздух покинул лёгкие. У неё вошло это в привычку. Высасывать из него жизнь, а затем вдыхать её обратно. Что ж, ему тоже нравилось играть в эту игру «толкай и тяни».       Брюнетка не упускает из виду ничего, что делает молодой человек. Она замечает, как его дыхание стало прерывистым – рваным, словно он пытается отдышаться, вернуть кислород обратно, но отчаянно терпит неудачу. Подмечает все способы, которыми краски заливают его кожу. Как он становится ярко-розовым в тех местах, где блуждали её руки, или слишком долго задерживался взгляд бездонных глаз – и вся эта кровь, переливающаяся по его венам, будоражит и вызывает сухость во рту. Будто она хочет пить, но не способна утолить эту жажду. Всё из-за того, что он смотрит на неё. Всё из-за того, что Галпин смотрит на неё так, как может только он.       Глаза парня голубые, отмечает Уэ́нсдей. Однако они были не банально лазурные. В радужке также присутствует зелёный цвет, который напоминает, возможно, да именно, о любимом болоте её отца. Или как вода в море, или в пруду Гайд-парка, или, может быть, даже как чешуя Лох-Несского чудовища. Но и это ещё не всё. В них ещё можно было разглядеть немного коричневого оттенка и несколько золотых крапинок, которые младшая Аддамс никогда бы и не увидела, если бы не находилась так близко.       Её сердце бешено колотится. Их обоих освещает достаточное количество света, чтобы она смогла заметить искорки в его взгляде. Деталь, которая должна вроде быть несущественной. Незначительный факт, который должен был просто пройти мимо, но этого не произошло. Она видела, как блестит его золото. — У меня что-то на лице? – интересуется шатен, смущённо вытирая щёку тыльной стороной ладони. – Это моё воображение или ты пялишься на меня.       Губы девушки кривятся. — Считаешь? – спрашивает она, сильнее упираясь коленом в его бок, наблюдая, как его лицо искажается от причинённого дискомфорта. То, как он стискивает зубы и делает долгий, дрожащий вздох, возбуждает её. – Тебе это нравится, Тайлер? – шепчет она вблизи от мочки его уха, низким голосом, обдавая это место своим тёплым дыханием. – Тебе же нравится, когда я вот так смотрю? – брюнетка отрывается от мужской шеи, чтобы вновь уставиться на его лицо, и улыбнуться. Она полностью подчинила его. – Скажи это, Тайлер. — Да, – просто произносит юноша, будто он больше не опасается эту готическую Барби, которая могла вселить страх в любого жителя их маленького провинциального городка. – Мне нравится, когда ты так смотришь на меня, Уэ́нсдей. – На лице молодого человека отразилась почти наивность. В этих глупых почти голубых глазах. Словно он и вовсе забыл о том кровопролитии, что случилось за пределами этой комнаты. – Ты мне очень, очень, очень нравишься, Уэ́нсдей, – говорит он так тихо и искренне, что у девушки даже возникает желание защитить его.       Она отрицательно качает головой, глядя на парня. — Я не должна тебе нравиться, Тайлер, – сказала она, желая, чтобы Вещь помог ей – протянул руку помощи. Вот только, они не совсем ладили в последние несколько дней, особенно после того, как маленький компаньон застукал их с Галпином, ломающих старые пружины её кровати. – Я опасна. Могла бы и разорвать тебя на части.       На самом деле, он не очень-то обращает внимания на прозвучавшие слова, больше концентрируясь на своих ладонях, что сейчас скользили вниз по передней стороне школьной юбки, его длинные пальцы составят ей отличную компанию. В глазах напротив появляется весёлый огонёк, когда юноша смотрит на неё. — И всё же ты мне нравишься, – твёрдо заявляет он, вырисовывая круги на девичьей пояснице одной рукой, а другой раздвигая её бёдра. Эти действия вызывают у юной особы лёгкую, почти незаметную, дрожь, однако она есть, и этого не получится отрицать.       У неё прерывается дыхание. Он словно разрезает её, как горячий нож масло. Немного сопротивляясь, женские ножки со скрежетом пропустили грубые ладони, девушка почувствовала, как от этих ощущений по её киске пробежал импульс и та сжалась.       Уэ́нсдей кусает губу, достаточно сильно, чтобы потекла кровь, а Тайлер ухмыляется тому, насколько мокрой она может становиться за считанные секунды. — Я не боюсь тебя, – весьма небрежно бросает шатен, будто это не самое ужасное, что можно сказать члену семейки Аддамс, словно это не самое жестокое преступление, которое она способна себе представить.       Брюнетка должна была быть опустошена или раздавлена. Тем не менее это оказалась самая лестная вещь, которую Уэ́нсдей слышала за долгое время. На самом деле, стало так приятно, что она даже перестала противиться, когда его пальцы раздвинули её складки и скользнули внутрь. — Твою же мать, – шипит девушка, судорожно втягивая воздух сквозь сжатые зубы, и хватается за короткие пряди, проводя ладонями по кудрям парня. – Сильнее, Тайлер, блять, пожалуйста… – она чувствует, как он твердеет от последнего слова, вырвавшегося из её уст, и начинает тереться о его бедро. – Мне нужно больше. — Тебе определённо это нравится, да? – интересуется молодой человек, не ожидая получить ответ. Он входит и выходит из неё своими длинными пальцами, а она позволяет погружаться в уже ставшее знакомым тепло, приподнимая бёдра и почти кончая от одних только пальцев. Они двигаются внутри неё, сжимаются и разжимаются, каждый раз задевая ту самую точку.       Однако у шатена были свои планы, и он специально прекращал что-либо делать, останавливался, когда она приближалась к кульминации, обрывая её, на что карие глаза напротив вспыхивали гневом. — Спокойно, принцесса, – говорит Галпин, вытаскивая из неё пальцы, облизывая их, чтобы распробовать её вкус. – Ты охуенно вкусная. – засранец аж улыбается. – Но я не могу позволить тебе кончить, крошка. Я ещё не закончил с тобой.       Вопреки себе и своим заявлениям, Уэ́нсдей позволяет ему взять полный контроль в свои руки. Она точно не знает, почему ситуация всегда так обостряется, когда они остаются наедине. Но с тех пор, как выяснилось, что Тайлер – Хайд, или, вернее сказать, она разоблачила его, младшая Аддамс не в состоянии выбросить мысли об этом парне из своей головы. Возможно, что это связано с природой его монстра – лишь её предположение. В этом есть что-то такое драматичное и трагичное – как его, по сути, превратили в какую-то машину для убийств.       Думать об этом почти грустно.       И, тем не менее, это также безмерно возбуждает.       Глаза молодого человека такие большие, яркие и невинные, и порой даже кажется, что он способен заглянуть ей в душу, когда смотрит вот так, когда смотрит в её чёрные омуты. А затем его очи темнеют, а веки тяжелеют. Он позволяет своим рукам блуждать по её талии, его юркие пальцы касаются бледной кожи, заставляя девушку напрягаться и натягиваться, словно гитарная струна. — Моя, – игриво произносит он, не спеша расстёгивая школьную униформу.       По правде говоря, Уэ́нсдей ждала, что Хайд скорее просто разорвёт одежду на ней, в прочем Тайлеру больше соответствует нежность и мягкость. — Я знал, что ты не сможешь вечно убегать от меня, Аддамс. Знал, что ты тоже этого желаешь. — Быстрее, – выдыхает она. Юноша стянул с неё верхнюю часть формы, а после толкает назад. – Просто задери мою юбку и трахни наконец.       Она открыта и беззащитна. Но у девушки совершенно не было времени испытывать стыд, когда она так жаждет получить удовольствие. Это было отчаянное желание. Брюнетка просто хочет, чтобы Тайлер поимел её в этой позе – когда она лежит на спине, как перевёрнутая черепашка, а он нависает сверху, безжалостно вонзаясь в неё. Аддамс не могла думать ни о чём другом. Её разум был заполнен образами из жестокой фантазии. — Ты такая красивая, – говорит он, изучая каждый сантиметр её тела. Уэ́нсдей чувствует, как всё же краснеет, когда его нефритовый взор медленно скользит вниз по бледному лицу к ложбинке меж грудей и обнажённому животу. Её взгляд отрывается от его, и она может наблюдать, как ещё одна искренняя улыбка зарождается на мужских устах, растягивая уголки губ. – Так и хочется уничтожить. — А Вас, оказывается, легко соблазнить, мистер Хайд, – подмечает брюнетка, её чёрные брови слегка изгибаются, приподнимаясь на лоб, когда она смотрит на Тайлера, что склонился над ней, положив одну руку ей на бедро, а другую на ремень своих штанов. – Когда я впервые увидела тебя, то подумала, что ты и мухи не обидишь. Но теперь я в курсе, на что ты способен, и мне не терпится сломать тебя. — Вау, а мне не сообщили о том, что ты будешь тем, кого следует опасаться. – Спокойно произносит Тайлер, в то время как его хватка на изящной шее лишь усиливается, а на лице появляется дерзкая усмешка. Хайд. Он начинает проявляться, не так ли? Выражение на его лице… пугающе знакомое. В ответ на удушье она может лишь скалить зубы, обнажая их, словно клыки, на что его уста в очередной раз самодовольно растягиваются, глядя на эту картину, а он удивлённо приподнимает брови. – Ты, должно быть, что-то путаешь. Это я здесь командую. Я тот, кто будет ломать и подчинять.       Его член, освобождённый от пут ткани, подрагивает в прохладном воздухе комнаты. Уэ́нсдей чувствует, как у неё начинают течь слюнки. Какой-то эффект Павлова. В такие дни она буквально начинает жаждать ощутить его и порой из-за этого считает себя жалкой. Шатен стягивает с девушки нижнее бельё и закидывает её ноги себе на плечи, прежде чем потереться кончиком об её вход, дразня мокрую киску, и без предупреждения проникая внутрь. — Ох, блять, Тайлер, – стонет Аддамс, и парень вторит ей своим приглушенным рычанием, когда он немного поднимает нежные бёдра и неглубоко входит в неё. Она протягивает руку и хватает его за воротник, стараясь прижать их друг к другу, прежде чем втянуть партнёра в ещё один жаркий поцелуй.       Брюнетка уверена, что её начинает трясти. Бёдра начинают неметь, а колени подгибаются. Тёмные пряди, выбившиеся из тугих косичек, неприятно липли к вспотевшей коже. Должно быть, именно это заставляет её чувствовать себя одурманенной, а не то, как руки младшего Галпина давят на неё, когда он безжалостно вонзается в её тело. Видимо, именно поэтому ей и стало так горячо, а не потому, что сколотый край его ногтя вырисовывал круги вдоль её бёдер. А кожа горит от того, как сильно он держался за неё всё это время. Да, верно, только это заставляет карие глаза закатываться, а её саму задыхаться, произнося имя юноши, словно в бреду, слушая, как оно отражается от стен.       Тайлер поражен тем, как его собственное имя слетает с уст Уэ́нсдей, как какое-то заклинание или песнопение, или неизвестная мантра, которую знает лишь она. Его искренне забавляет то, как девушка прижимается к нему каждый раз, когда он входит. Кажется, будто она боится, что пока её пальцы не окажутся в вьющихся волосах, сжимая короткие пряди, а ноги не обхватят талию, они не смогут полностью слиться воедино.       Когда же, наконец, её настигает оргазм, она кончает едва полностью не отключившись, измученная произошедшем.       Галпин улыбается, приподнимая подбородок брюнетки, чтобы их взгляды встретились. — Хорошая девочка, – говорит он, целуя Уэ́нсдей в уголок рта. – Кто знал, что ты так легко сдашься?       Реакция не заставила себя долго ждать. Она скрестила руки на груди в свойственной ей манере. — Не наглей. И хватит сидеть и выглядеть таким самодовольным, – ворчит она, когда ей приходится одёргивать свою юбку, разглаживая образовавшиеся складки, и всё это действие сопровождала фирменная хмурая гримаса. – Помоги прибраться. И надень штаны!       Тайлер следует за ней. А какие ещё у него варианты? Он всё ещё подчиняется ей. Даже если ему не обязательно, что он может поделать? Представьте, что скажут люди. Конечно, они будут болтать. Но на самом деле ему нравится воображать, о чём могут сплетничать окружающие. Неважно. У него есть Уэ́нсдей Аддамс, самая потрясающая девушка в Джерико, обведённая вокруг пальца.       Или следует сказать «когтя»?

КОНЕЦ.