***
Зоя ненавидела Алину, Женю и Дарклинга. Как иронично, что именно их имена мелькали в её мыслях чаще всего. Смешно. Назяленская спасла жизнь Сафиной, когда ту впервые изнасиловал король. Не позволила отравиться, своими руками отняла флакончик с бесцветной жидкостью, несущей избавление. Говорила с Женей час, два, десять. Каждый день. Однажды даже напакостила королеве, чтобы хоть как-то за подругу отомстить. А стоило им не поладить, Женя от неё отвернулась и предпочла чертовку Старкову. Дарклинг был её наставником. Отцом, другом, позже любовником. И ни одна из этих ролей не оказалась достаточно значимой, чтобы остаться с ней рядом, когда появилась Алина. На Зою времени больше не находилось. Да что там времени — заклинатель теней, считай, отрёкся от неё. Подумаешь, унизила прилюдно эту выскочку. Алина забрала у неё всё. Подругу, первую любовь, спокойную жизнь. Если бы не появилась она, тётя Лилиана до сих пор жила бы в Новокрибирске, Дарклинг бы всё ещё ставил на свою самую сильную шквальную, а гришей бы не начали считать изгоями. Она ничего не может исправить и только всё портит. Даже не дала, чëрт возьми, покончить с собой нормально. Зоя не боится. Она слишком долго это терпела. В новом мире — в том, который сейчас Дарклинг и Алина строят, каждый по-своему — места для неё нет. Её никто здесь не ждёт. Впрочем, это уже совершенно неважно. Назяленская перетаскивает стул поближе к люстре. Вытирает непрошенную слезу, подходит к кровати. Вытаскивает из-под неё верёвку примерно наполовину... и дверь резко распахивается. — Это кошмар, — Алина врывается без стука. — Внеплановое военное совещание. Позови Сергея, я сбегаю за Марией. Дарклинг появ... а что ты делаешь? — Я? — Зоя тут же запихивает верёвку обратно. — Не твоё дело. — А, у тебя тоже люстра сломалась? — Старкова понимающе кивает, взглядом указывая на стул посередине комнаты. — Половина Малого дворца без света сидит. Но ты лучше фабрикаторов позови, сама не справишься. Проверяла. — Это ты не справилась, а я уж как-нибудь разберусь, — ладно, совещание так совещание. До чего же (не)вовремя. Может, оно и к лучшему? Свою первую попытку прыгнуть с балкона Зоя так и не повторила. Не смогла. Значит, петля тоже не для неё. — Пошли уже…***
Море сегодня неспокойно. Рыбаки качают головами, мол, волны высокие. Прекрасно. Особенно если учесть то, что Зоя никогда не умела плавать. Она складывает вещи на берегу, оставляет на себе лишь нижнюю сорочку. Кафтан, конечно, потянет её на дно быстрее, но он — напоминание о жизни. О достойной, прекрасной жизни, о даре, ставшем для неё открытием и спасением, о гордости и силе. В ней больше нет ни силы, ни достоинства. Командировка в Ос Керво станет для неё последней. Жаль, что больше не получится оказаться в Малом дворце… Чем глубже Назяленская заходит в воду, тем холоднее становится. А в один момент дно резко пропадает, и она погружается с головой. Сверху бьёт волна, солёные капли попадают в глаза. Шквальная интуитивно пытается вынырнуть, но едва ли чувствует ноги и руки. Попытка схватить хоть немного воздуха оканчивается неизбежным провалом. В лёгкие попадает вода, и Зоя хватается за грудь в попытке хоть немного унять боль. Святые, почему это оказалось так страшно? Почему так хочется выплыть? Ведь там она всё решила… решила… Её хватают за волосы и тянут наверх. Но это ей едва ли удаётся почувствовать. На берегу её рвёт солёной водой, а кто-то придерживает ей волосы и поглаживает по спине. — Зачем же ты туда полезла? — спрашивает Алина, глядя с искренней тревогой и непониманием. — Купаться в такую погоду могут только русалки да самоубийцы! На лице Старковой словно промелькивает осознание, но она больше ничего не говорит. Лишь кутает Назяленскую в кафтан и качает головой.***
Ситуация в Равке лучше не становится, но ничего вроде и не меняется. Для Алины это невыносимо. Проще сойтись в битве, чем строить хитроумные планы. Тем более, что таких уж гениальных идей никто не подаёт. И нарисовалась ещё одна проблема. У этой проблемы чёрные густые волосы, глаза цвета грозового неба и чересчур острый язычок. И то ли любовь к необдуманным поступкам, то ли жажда навредить себе. Зоя ей не подруга, не приятельница, она её старательно от себя гонит, едва ли поблагодарила за спасение от верной смерти в морских волнах. Внятного ответа, что же там такого интересного было, заклинательница солнца не получила. Но предполагаемые попытки самоубийства Назяленской — не единственное, из-за чего Старкова старается держаться поближе. Она стала замечать, что ей нравится слушать её саркастичные фразочки. Что ей восхитительно приятно тонуть в её глазах. Что чужие алые уста чересчур подозрительно к себе манят. И плевать на Мала. Алине в последнее время стало так восхитительно плевать, что чувства к строптивой шквальной кажутся даром святых. Дверь в её комнату заперта. Вежливый стук не приносит ничего, кроме тревоги. Ей не открывают, но слышатся шаги, и, кажется, парочка бранных слов. Что-то падает, Зоя, кажется, всхлипывает. Старкова напрягается сильнее и стучит уже настойчивее. И ещё раз. И ещё. — Если ты не откроешь, я выбью эту чёртову дверь! — кричит она и топает ногой. Выглядит отвратительно, а эффекта всё ещё никакого. Значит, надо по-другому. — Пожалуйста, впусти меня! Тишина продолжается долго, но в итоге хозяйка комнаты поворачивает ключ в замке. Чёрный Еретик бы её побрал. Алина нажимает на дверную ручку, заходит и наблюдает за бледной девушкой. Она выглядит так, словно только что узнала, что на завтрак вместо селёдки был отравленный куриный помёт и это смертельно опасно. — Почему ты пришла? — её вопрос вполне логичен и понятен. Только вот ответа на него нет. — Мне порядком надоела твоя привычка приходить в самые неподходящие моменты. — Моё появление у берега три недели назад тоже было не вовремя? — заклинательница солнца готова что-то или кого-то ударить. Не из-за того, что злится. Хотя и злится тоже. Дело в том, что её догадки медленно подтверждаются. — В какой-то степени, — признаётся Назяленская. — А теперь уходи. Я занята. И она уже готова уйти, правда. Только вот по руке собеседницы стекает капля крови. — Что случилось? — Алина осторожно отводит ткань рукава в сторону. Пуговица расстёгнута, что может говорить о двух вещах — либо Зоя сама рассматривала рану, либо она же её и нанесла. Или и то, и другое. — Царапина неглубокая, но какая-то странная. Знаешь, сделана наискосок, а уж больно ровная. — Ты на что намекаешь? — на её лице читается стыд и попытка сыграть непонимание. Ясно. Всё ясно. — Я перед тобой оправдываться должна? — И давно ты этим занимаешься? — она старается говорить как можно мягче, но в голосе слишком много напряжения и злости. — Ты хоть понимаешь, что творишь? Дура! Ты вообще хоть немного осознаёшь… — Уходи, — здоровой рукой шквальная отпихивает Старкову. — Убирайся. — Ещё хоть раз… — генерал срывается на шипение. — Ещё хоть один раз я увижу или узнаю, что ты пыталась себе навредить, и я прикажу отнять у тебя все острые предметы. И приставлю к тебе монаха — пусть читает проповеди и наставляет на путь истинный. Ты меня услышала? Назяленская вспыхивает. Сжимает губы, делает короткое движение пальцами и указывает на открывшуюся с помощью ветра дверь. — Тебе стоит двигаться вон в том направлении. Твои угрозы с удовольствием послушает стенка в коридоре. — Я всё сказала. Если сейчас я разговаривала со стенкой, проблемы уже не мои. — Убирайся. Живо. Алина не забывает закрыть за собой дверь и гневно сжимает руки в кулаки. Как так можно? Зачем? Будто увечий от битв и Каньона людям мало. А ещё — как она посмела так наехать на Зою, которой и так явно не очень хорошо? — Прости меня, ладно? — Старкова, ведомая чувством вины, говорит это около двери. — Если ты захочешь поговорить об этом, приходи в мои покои. В ответ лишь болезненная звенящая тишина.***
Зоя молча садится на кровать. Она не пролила ни единой слезы с того момента, как Алина узнала о её очередной попытке. Если бы не стук в дверь, рука бы не дрогнула. Рана оказалась бы достаточно глубокой и более точной. А эта царапина выглядит как недоразумение. Прошло две недели, и в этот раз, страшно представить, хочется, чтобы заклинательница солнца снова пришла. И не хочется одновременно. Ни к чему ей видеть шквальную настолько жалкой. Купленный у городского целителя яд обеспечит быструю смерть. Назяленская останется красивой, как и при жизни, а ещё быстро потеряет сознание и не испытает боли. По крайней мере, так обещали. Один взгляд в сторону окна, одно прикосновение к браслету на запястье… и один глоток. Всё. Это конец. С озера доносился смех эфиреалов, коротающих свободное время за забавными тренировками друг с другом. Зоя больше никогда не присоединится к ним. Не улыбнётся, сбив с ног порывом ветра очередного проливного. Не сядет уставшая, но счастливая, за стол к своему ордену. И они не подумают, что с ними должен быть кто-то ещё. Уже никогда. Не то чтобы её особо любили среди заклинателей. Прольёт ли кто-то из них по ней хоть слезинку? Скажут ли что-то хорошее на погребальном костре? И кто придёт посмотреть на этот самый костёр? Ответов на эти вопросы ей не узнать. Гриши после смерти становятся материей, тем, что необходимо для развития Малой науки. Жаль, что их тела не рассыпаются пеплом или не растворяются в воздухе. Назяленская хотела бы стать ветром... Дверь открывается. После того неприятного случая Алина крайне настойчиво просила не закрываться на ключ. Сейчас это уже не имеет значения, так что пусть. — Привет, — Старкова проходит вглубь комнаты. — Хотела спросить, почему ты не притронулась к обеду. — Побоялась, что стошнит, — честно признаётся Зоя. — Оно даже пахнет отвратительно. Скажи поварам, чтобы никогда в жизни больше не готовили эту дрянь. — Ты настолько не любишь овощное рагу? — Оно выглядит так, будто его уже кто-то пожевал! — Узнаю нашу вечно недовольную даму, — Алина хихикает и садится рядом с ней. — Ты в порядке? Личико бледновато. Она берёт сперва одну её руку, затем вторую. Поглаживает запястья и убеждается, что порезов нет, но не отстраняется. — Знаешь, ты была права насчёт того случая, — Зоя делает усилие и улыбается. Голова кружится, а дышать уже тяжело. — Я больше не буду так делать. Это глупо и ничего не принесёт. — Посмотри на меня, — вдруг просит заклинательница солнца с тревогой в голосе. — Зрачки расширены. Ты что-то приняла? — Я пила воду, — по сути, это правда. Только перед водой была щедрая порция яда. Из симптомов обещали лёгкое удушье, но про зрачки не было ни слова. — С чем ты её пила? Что за вода? Назяленская вдруг понимает, что не может ответить. Перед глазами всё расплывается, и единственное, что получается сделать — схватиться за сидящую рядом девушку. Кажется, Алина кричит. Возможно, даже на неё. Но всё же укладывает на постель, придерживает ей голову и наклоняется, внимательно наблюдая. — Что ты приняла? — очень внятно и чётко спрашивает она. — Зоя, что это за препарат? — Я не знаю, — шепчет шквальная едва ли не одними губами. Мыслить здраво уже не получается. Короткий взмах руки в сторону флакончика, небрежно брошенного на пол. — Прости. Последнее, что видит Зоя — прекрасное лицо Алины, склонившейся над ней. Как жаль, что не получится сказать чуть больше. Воздуха уже не хватает, а реальность медленно ускользает. Ну, вот и всё...***
Тишина приятно обволакивает, ласкает. Здесь на удивление спокойно и мягко. Только холодно. Но правую руку словно что-то греет. Назяленская делает над собой усилие и открывает глаза. Сперва не получается разглядеть ровным счётом ничего. А совсем рядом слышится облегчённый вздох и всхлип. — Очнулась, — знакомый голос очень дрожит. — Зоюшка, какая же ты дурочка... Как же я испугалась. — Алина? — язык еле ворочается. Во рту очень пересохло, да и челюстями двигать получается еле-еле. Но это быстро проходит. — Да, да. Я здесь, — на руку падает холодная мокрая капля. Затем ещё одна. — Целитель сказал, что всего минута, и было бы поздно. Понимаешь? Не смей так делать больше никогда! Зачем, зачем это было? — Так нужно, — шквальная приподнимается на локтях. Зрение отказывается фокусироваться на конкретном объекте, так что выражение лица Старковой остаётся загадкой. — У тебя есть ради чего идти дальше. Одним солдатом больше, одним меньше, какая разница? — Какая же ты глупая... Да и я не лучше. А затем Зоя вдруг ощущает прикосновение её губ к своим. Слабое, робкое и невероятно трепетное. — Полежи пока, не волнуйся ни о чём, — просит заклинательница солнца с нежностью и тревогой. — А потом мы поговорим, и ты всё-всë расскажешь мне. Хорошо? — Только при условии, что ты ещё раз меня поцелуешь. Перспектива стать ветром уже не кажется Зое такой привлекательной. В конце концов, её старый друг будет ждать, сколько потребуется, а вот Алина может и убежать...