Все прекрасное редко

время расставаться время сжигать мосты но я вернусь обратно ты только жди R.A.SVET — Время расставаться

4:00 — 14:00 — Да блять! — чуть сдавленно, но в сердцах воскликнул Шастун, когда искра отлетела от сигареты, приземлилась на сухоцветы, стоящие тут же на балконе в стеклянной вазе на деревянной этажерке, и один стебель, наклонённый ближе всего к нему, моментально вспыхнул, угрожая перенести бедствие и на другие.       Антон тут же выхватил его из общей кучи и быстро бросил в графин с водой, находившийся на полу. Он для полива цветов, но иногда использовался и как спасение от возгорания квартиры. На часах четыре утра, июнь, уже давно рассвело и видно абсолютно голубое небо без малейшего намека на облака. Оно подсвечено на востоке золотистым — первые лучи солнца уже готовы добраться до горизонта и лениво ожидают своего часа. Скоро смогут появиться во всей своей красе, вальяжно протянуться по земле длинными всполохами света и теней и наконец выпустить весь тот жар, который они накопили за ночь, на людей.       Шастун курил третью подряд, слюна вязкой горечью скапливалась во рту, глотка горела от дыма, а желудок делал кульбиты из-за отсутствия в нем еды. Но мужчина упорно продолжал затягиваться, надеясь, что однажды в голове станет пусто, и он наконец уснет. Спать хотелось нестерпимо, но едва он ложился в кровать, а его голова касалась подушки, как начиналась одна и та же заезженная вдоль и поперек песня: «А почему ты сказал вот так, хотя мог сказать так? А почему ты сделал вот так, а не по-другому?». Усталость терзала его, отпечатываясь серостью на лице и кругами под глазами, но чем дольше он не спал, тем сложнее с каждым разом проваливаться в царство Морфея. Ира уже давно тихо сопела в подушку, но к нему блаженное спокойствие всё никак не шло, хотя нужно было вставать через каких-то четыре часа и ехать на съёмку к десяти. Шастун напряжённо думал.       Он размышлял о том, что на самом деле пиздецки устал. Ежедневные съёмки в самых разных шоу и рекламах отнимали очень много сил, как моральных, так и физических, но, несмотря на то, что он безмерно любил своё дело, ему иногда хотелось отключиться от всего этого, уехать далеко-далеко и просто выдохнуть, выспаться, посмотреть все новенькие сериалы, завалившись на диван с пиццей и пивом, поиграть в приставку, пока мозг не растечется лужицей в черепной коробке. Но о таком отдыхе не могло быть и речи. Через две недели он уезжал с Ирой на Мальдивы, где обязательно должен сделать девушке кучу фотографий, съездить во все интересные и не очень места и прогуляться по всем возможным магазинам.       Шастун громко вздохнул и нахмурился, когда почувствовал, как пальцы саднит от жара почти догоревшей сигареты. Он затушил её о стоявшую тут же простую стеклянную пепельницу и повертел почти закончившуюся пачку в руках, будто бы раздумывая над тем, не начать ли курить четвертую, но перспектива хрипеть и кашлять на утренних съемках его не радовала. Поэтому Антон отложил упаковку на подоконник и с кряхтением встал с низкой, сделанной будто бы для карликов табуретки. Колени отказались нормально разогнуться после долгого сидения в неудобной позе, и Антон пошатнулся, схватившись за оконную раму, чтобы дать им привыкнуть к нормальному положению. Он вдохнул запах только начинающегося утра, ещё свежий, чуть прохладный и легкий, наполненный угасающей ночью, влажностью, никогда не прекращающимся шумом машин с дороги и пронзительными криками выясняющих отношения птиц. Шастун взял в руки телефон и зашёл на свой канал в телеграмме, набирая простое «ночной чат». Пролистал несколько страниц с эмоджи, лениво выбирая смайлик, пока не нажал первый попавшийся под палец — сковородку с яичницей — и отправил. Несколько долгих секунд приложение будто раздумывало, молчало, отчего у Антона вдруг возникло ощущение, что никого, кроме него, в этом мире больше не существует. Что шум машин с автострады — это шелест листвы на деревьях, что тихое дыхание Иры где-то там в спальне — лёгкое дуновение ветра за окном и что мурчание кота — всего-навсего белый шум из его телефона.       Но вот Телеграм вдруг проснулся, лента полетела, появилось множество реакций, и это ощущение исчезло, растворилось так же, как обычно растворяется туман — бесследно, быстро и в один миг. Антон смотрел на то, как быстро одно сообщение сменяется другим, и чувствовал странное единение со всеми, кто был по ту сторону экрана — ехали на работу, завтракали, проверяли уведомления, пришедшие за ночь, или так же, как и он, не могли уснуть в четыре часа утра.       Прикусив губу и нахмурившись, он вышел из своего канала и перешёл к основным чатам. В закреплённых висели мама, отчим, его собственные сохраненные и канал и Арсений. Он уже полгода не мог заставить себя открепить этот чат, подолгу рассматривая полоску с фотографией, именем и краткой, едва заметной перепиской на его день рождение. До этого последним сообщением, пришедшим от Арса, было: «Хорошо.» Это его простое и краткое «хорошо» с точкой в конце в ответ на большое и эмоциональное голосовое с извинениями, объяснениями и попытками в конструктив казалось холодным, отстранённым и даже почти жестоким. Но Арсений был мстителен, а не жесток. Антон всё ожидал, откуда же на него свалится кара небесная, ну или, как минимум, напоминание с подъёбом в посте, но его преследовало лишь шестимесячное молчание. Не было ничего. Абсолютно. Ни малейшего намека, знака, ребуса или шарады.       Антон вздохнул и нажал на значок чата. В статусе значилось «Заходил вчера в 22:01». Шастун даже завидовал умению Арсения поддерживать режим дня. Попов всегда ложился рано, как и вставал. Было что-то удивительное в его умении подрываться с постели без будильника в шесть утра или даже раньше, выходить на пробежку, если он был в Петербурге или Москве, или просто на прогулку по городу, если они были в туре. Удивительным было даже не умение рано вставать, а скорее способность находить что-то хорошее в этих подъёмах: свежий воздух, граффити на городских стенах, забавные скульптуры. Арс всегда со смехом и искренним удовольствием демонстрировал сделанные им фотографии надписей на домах и его самого на фоне какого-нибудь бегемота из шин. Утро было абсолютно личным временем Арсения, которое он мог провести в тишине и одиночестве. А вот временем Антона была ночь. Наедине с собой он оставался, только приехав поздно после съёмок, когда на город уже опускалась темнота. У него появлялась возможность выдохнуть, расслабиться и залезть в телефон не ради работы, а ради простеньких и глупеньких видосов.       Внезапно статус сменился на «в сети», и от резкости этого действия Шастун вздрогнул и едва не выронил телефон на деревянный пол балкона. Часы показывали пятнадцать минут пятого, Арсений, который находился в Петербурге, наверняка собирался на Сапсан, чтобы добраться в Москву как раз к утренней съемке. Антон усмехнулся: он ещё даже не ложился, а Попов уже встал и вовсю бегал по квартире, собираясь. Покачав головой, Шаст закрыл окно и включил пару десятков будильников на телефоне. Аккуратно толкнул балконную дверцу, чтобы выйти в душную квартиру, а затем так же легко и тихо прикрыл её за собой, зашёл в погруженную в полумрак из-за плотных штор спальню и пару секунд постоял в раздумьях, глядя на постель и кутающуюся в одеяло Иру. Привычным движением откинул со своей половины простынь, подвинул подушку ближе к краю, подключил к зарядке телефон, лёг, укрыл ноги тканью и повернулся спиной к девушке. Сна не было ни в одном глазу, но он всё равно закрыл их, стараясь выкинуть из головы все мысли и наконец уснуть.       Арсений в это время действительно носился по квартире, несколько хаотично хватая вещи из-за того, что банально проспал. Его внутренние часы не кричали ему «аларм» во время сна, а будильник, как назло, решил сегодня иметь самую тихую громкость рингтона из всех возможных. В итоге он рисковал не успеть на вокзал и пропустить поезд. В обычные дни это не каралось ничем, кроме осуждающих взглядов Стаса, который всегда просил приезжать к десяти утра, чем постоянно пренебрегал Серёжа Матвиенко. Но сегодня их день был распланирован буквально до секунд и опоздание Арса могло разрушить все планы и договоренности. И заставить команду потерять деньги.       Попов нахмурился и принялся ещё усерднее и быстрее укладывать в сумку все необходимые вещи, которые попросту не мог положить вечером. Одежду он собрал заранее, ещё вчера перед сном, да и, конечно, квартира Серёги содержала в себе огромную кучу его вещей до сих пор, хотя он появлялся в ней довольно редко уже около года, но там всё ещё нельзя было найти всё, что нужно. Арсений оглядел спальню и гостиную в поисках того, что мог ещё забыть, подхватил с комода бумажник и зарядку для телефона, которые тут же закинул в сумку, и зацепился взглядом за лежащую на полке над телевизором цепь, подаренную Шастом. Арс редко оставлял украшения вот так: на открытом пространстве они быстро пылились и тускнели, и он старался держать их в шкатулках или ящиках. Цепочка с замком лежала на полке уже давно, служа сначала прекрасным напоминанием, а после болезненным триггером, но Попов всё никак не мог убрать её с глаз долой. Рука не поднималась. Нет, он бы ни за что её не выбросил. Но убрал бы в самую нижнюю выдвижку комода, чтобы натыкаться на неё совершенно случайно раз в никогда. Арсений поморщился, но всё так же не решился сдвинуть её с места. Вместо этого поставил сумку в коридор и посмотрел на время. Никакой кофе ему не светил, а вот в душ он вполне успевал.       Вымывая из волос шампунь слегка дёргаными и рваными движениями, Арс чувствовал себя напряженно и устало одновременно. Из-за сегодняшних съёмок пришлось отказаться от роли. Пусть она и была эпизодической и небольшой, могла даже показаться глупой, но всё же была. Он не жалел о том, что отказался, импровизация была главным его детищем, исходя из того, как беспрекословно он бросал свои дела ради команды и Москвы. И всё же было в этом что-то слегка разочаровывающее. Съёмки шоу ради него не двигали. Кроме того, он ждал ответа по поводу другого проекта, хорошего, драматического, на пробы которого ходил вчера. Роль была большой и серьёзной, и он очень хотел её получить. От нервного ожидания Арсений плохо спал и именно потому пропустил звон будильника утром. Теперь оставалось лишь отчаянно материться в душе. Грешным делом даже захотелось покурить, попытавшись собрать нервы и мысли, но сигарет в доме не водилось: курил он настолько редко, что предпочитал стрелять у кого-нибудь из друзей. Сейчас же жажда никотина скреблась где-то внутри грудной клетки, билась о рёбра, заставляя хмуриться. Попов со вздохом выкрутил кран и подставил спину под струи. Ледяная вода, ударившись о кожу, выбила из лёгких воздух, заставив мужчину судорожно втянуть его носом и ртом, а из головы все мысли, оставив только ощущение жуткого холода и позволив полностью проснуться.       Дрожащими пальцами Арсений выключил воду и поспешил обмотать бёдра первым полотенцем, а второе накинуть на плечи, чтобы хотя бы как-то согреться по пути в спальню за чистыми вещами. Быстро надел футболку и джинсы, посушил волосы одним из полотенец, чтобы немного убрать лишнюю влагу и не пользоваться феном и взял в руки телефон, чтобы вызвать такси. Экран предсказуемо пестрел огромным количеством уведомлений. Попов из всего мельком пролистанного ради понимания масштаба бедствия многообразия успел выхватить лишь запись о ночном чате с канала Шастуна да сообщения от Матвиенко. Отложив всё это на поездки в машине и поезде, он наконец заказал такси, поставив дополнительно метку у круглосуточного кафе с кофе, хотя времени оставалось чертовски мало, и огляделся.       Его новая квартира, в которую он переехал два года назад, всё ещё была очень пустой и аскетичной и казалась настолько необжитой, что по ней впору было бы давать экскурсии для показа примеров жилплощади. На стенах ни картин, ни украшений. На подоконниках и полу не стояли цветы, так как их всегда было некому поливать. На диване не разбросаны пресловутые подушки, пледы, обёртки от еды и напитков. Всё, что напоминало Арсению о его проживании в этой квартире — небольшая библиотека в открытой тумбе под телевизором — эти книги он любовно перевёз из Омска и таскал с собой из одной питерской квартиры в другую — и три рамки с фотографиями: на одной они с Матвиенко в Пизе, на второй все впятером с Пашей на одном из моторов, а на третьей его фигура располагалась рядом с бывшей женой и дочерью. Собрать всё это да цепь с полки в придачу, и не останется ничего, что делало бы квартиру его хотя бы внешне. Мужчина вздохнул, перекрыл краны с водой, натянул на ноги кроссовки и, подхватив сумку, захлопнул за собой дверь.       За окном поезда проносились деревья и придорожные постройки станций, вагон ненавязчиво гудел и покачивался на рельсах, на столе стоял уже давно пустой стаканчик простого чёрного кофе без сахара, и Попов, уже давно ответивший на все сообщения в месседжерах и почте и обговоривший время и концепцию очередной фотосессии, просто сидел в кресле, размышляя обо всём и ни о чем одновременно. Мысли скакали от съёмок и ведения выпускных и корпоративов до необходимости купить домой молока и отнести костюм в химчистку. Он хотел было почитать книгу, прихваченную с собой, но едва открыв её, понял, что уже минут десять просто пробегает глазами между строчками, перелистывая страницы и совершенно не понимая смысл того, что написано. Арсений оставил и эту затею, вернувшись к бесцельному залипанию в окно. Он вновь вернулся к мучительному состоянию тревоги и волнения из-за результатов проб, обдумывал разные варианты развития событий, размышлял о том, мог ли сделать что-то по-другому, чтобы его точно взяли.       Арс ненавидел проваливаться в этот змеиный клубок «а что, если», потому что неуверенность в себе и своих навыках всегда накрывала с головой. Он много учился и упорно работал, чтобы быть там, где находился сейчас, знал, что мог вжиться в любого персонажа и отыграть его достаточно хорошо, но сознание где-то на задворках всегда трещало о том, что он недостаточно талантлив, чтобы получить желаемую роль. Такую сторону себя Попов не то что боялся, но определённым образом опасался, а потому подавлял тем способом, которым умел: ходил на все возможные в жизни пробы, постоянно подчёркивал, что актёр, анализировал причины отказов, но старался не уходить в самозакапывание. В конце концов, не в его характере было унывать. Он вдруг вспомнил, как после его серьёзных и долгих съёмок в Петербург поспешно приехал Антон, чтобы поздравить с выходом сериала. Он появился на пороге его квартиры с огромным букетом белых роз, двумя бутылками вина и коробкой пиццы наперевес и, даже не раздевшись, тут же крепко прижал к себе Арсения, окружив декабрьским холодом и чуть подтаявшим на куртке снегом. Попов, уткнувшись ему в шею и чуть дрожа от соприкосновения с ледяной курткой, вдыхал давным-давно знакомый ему аромат парфюма и чувствовал, как никогда, бабочек в животе. Казалось, что быть более счастливым просто невозможно.       Шаст, освободив руки, чуть неуклюже старался как можно скорее стащить с себя куртку и скинуть зимние ботинки. Не удержавшись от долгого и тёплого поцелуя, заскочил в ванную, чтобы умыться, а после тут же буквально убежал на кухню, утаскивая за собой светящегося Арса. Вино было разлито по бокалам, пицца открыта, телевизор с первой серией включён и не просто работал на фоне, а действительно притягивал к себе обе пары глаз.       Антон, даже несмотря на не слишком большое количество экранного времени у Арсения, выглядел гордым и смотрел на Попова такими глазами, будто тот получил Оскар, не иначе. Арсу, уютно устроившемуся у него на плече и запутавшемуся своими ногами в его, было спокойно и тихо. В голове почти пусто, мысли текли медленно, словно патока, не зацепляясь ни за что конкретное и ни на чем не останавливаясь. Он водил пальцами по животу Шаста, прикрытому футболкой и худи, вырисовывая неизвестные узоры, смотрел, как сменяются кадры на телевизоре, и по уровню безмятежности дал бы сейчас фору любому буддистскому монаху.       Именно поэтому, когда Антон ушёл курить на балкон, а на его телефоне высветился звонок от Иры, Арсений просто перевернул тот экраном вниз, сделав вид, что его это совершенно не заботит, забрал с кровати пустую коробку из-под пиццы, ухватил грязные бокалы и, отнеся всё это на кухню, вышел к Шастуну на балкон, тут же начиная дрожать от холодного воздуха. — Простудишься же, иди обратно в дом, я сейчас зайду, — обернувшись, чуть улыбнулся он, дрожа не меньше Арса. — Не простужусь, мне тепло, — ответил тот, прислоняясь к его спине, обхватив руками живот и уложив голову прямо между лопаток.       Антон под ним чуть шевелился, поднося сигарету к губам и стряхивая с той пепел, а затем вдруг подал голос. — Арс?       Арсений промычал что-то в ответ, чтобы обозначить, что он слушает. — Ты обязательно получишь свой Оскар, слышишь? У тебя всё получится, — чуть смущённо пробормотал он, выкидывая окурок в окно и закрывая его, разворачиваясь к Попову лицом.       Арсений улыбнулся и притянул к себе Антона, чтобы поцеловать. Он на вкус был горько-сладким из-за сигарет и вина, но его слова опьянили Арса гораздо сильнее. — Спасибо, — выдохнул Попов в губы и охнул, когда Шаст ледяными руками подлез под его свитер. — Пошли греться, — усмехнулся Шастун и открыл балконную дверцу, пропуская Арсения вперед.       Попов открыл Телеграмм и зашел в чат с Антоном. Тот «был в сети в 4:16». Арсений вздохнул, увидев своё последнее сообщение, как назло, отправленное с точкой в конце. Он до сих пор корил себя за то, что тогда в ответ на попытку примирения и кучу извинений написал просто «хорошо». Он не уверен, что был настолько обиженным или обиженным вообще, чтобы проигнорировать Шаста. Откровенно говоря, из всего декабря он чётко осознавал только безграничное чувство усталости и желание не двигаться вообще. Память услужливо стёрла даже обстоятельства их расставания, оставив какие-то отдельные яркие моменты так, чтобы Арс не казался сумасшедшим самому себе, будто бы он придумал тот разговор в горячечном бреду. Его абсолютно мелочное «хорошо», и «я устал», и «кажется, теперь уже все», и «прошу тебя, хватит, мы достаточно нервов друг другу помотали».       Они расставались и сходились множество раз. Конечно, их метания не исчислялись десятками, но даже пяти переходов туда и обратно хватало, чтобы сказать, что их отношения стабильными не являлись никогда. Да, в них были хорошие и плохие моменты, хороших даже больше, но они не могли удержать их вместе, хотя всегда сталкивали снова. И это было в высшей степени удивительно, потому что каждый понимал, что машина не заводится и не едет, что её бы починить, колёса накачать, да масло поменять, а они просто тащили её на себе в горку, иногда по одиночке, иногда вместе. Они ни разу не говорили о причинах своих расставаний. Имели их в виду, когда ругались, Арсений вечно говорил об Ире, её присутствии в их жизнях, о том, что чувствует себя третьим лишним в этих отношениях. Антон кричал о том, что Арса слишком много, что он постоянно разводит драму на пустом месте и не даёт ему спокойно жить. Не было ни дня, когда Арсений бы об этом не думал. Сначала он обижался и злился, потому что ему на деле никогда не хватало Шаста. Он как будто постоянно старался добиться его внимания, получить его себе, поэтому выставлял посты, придумывал футболки, максимально подчёркнуто не упоминал в историях, вот только это не помогало. А потом понял. Он давил. Постоянно требовал больше, чем Антон мог ему дать, потому что сам был готов пожертвовать всем. Ему оказалось недостаточно того, что он получал: Антон не приезжал на премьеры, но всегда звонил и поздравлял, один раз даже мчался в Петербург, ходил в сделанных для него футболках и оставался в номере Арсения в гостиницах, когда они в туре. Так чего он ещё хотел? Звёзд с неба? Кольцо на палец? Совместную квартиру с собакой впридачу? На деле, Арсу просто хотелось знать, что он нужен. Что его любят безгранично и безусловно. Потому что он Антона любил.       Они могли обсуждать что угодно, но то, что на самом деле мучало каждого, старательно обходилось обоими, как будто не замечать это было легче, чем сесть и наконец проговорить. И где они теперь? Хотелось ответить в рифму, да вот только шутка уже давным-давно была переоценена.       Арсений думал, что это потому, что они разные. И не как эти пресловутые Венера и Юпитер, Москва и Питер, нет, тут есть что-то общее, категории, типа, планеты и города. Они как плавленый сырок «Дружба» и ашка со вкусом мяты. Общего ничего. Встретились случайно в одной квартире и так же случайно разойдутся, один в холодильник, а потом обёрткой в мусорку, другой в чужие руки. Но на деле, причина совсем не в этом. Если бы все люди расходились именно по этим причинам, то статистика расставаний была бы гораздо больше. Но народ всё-таки как-то уживался, примирялся с вагонами чужих тараканов, периодически стучащихся из черепной коробки и выдающих что-то вроде «а не пойти ли сбросить с балкона презик, наполненный краской?». У них не складывалось всё как-то по-подростковому бессмысленно и глупо. Арсению хотелось сказать всем, что он любит, трезвонить об этом на всю Ивановскую, хотя и в излюбленной ребусной манере, потому что он мужчина-шарада, начитался статей о том, как признаться в любви двумястами пятьюдесятью способами, да и потому что говорить о своих чувствах к мужику не принято и чревато последствиями. Хотя внутри всё гудело, скреблось от избытка ощущений, жглось со страшной силой и болело. И хотелось выдрать из себя всё это с корнем, чтобы не было так мучительно, так на грани, когда не знаешь, что будет дальше, ну или забраться к Антону под кожу, залезть прямо в грудь, растечься всеми конечностями между ребер и позвонков, обвить собой сердце и легкие, пуститься по венам, только чтобы быть ещё ближе. А Антон… Антон, кажется, просто устал. Арсению, несмотря на ярую защиту личной жизни, важна эпатажность, важны громкие поступки, драма, чтобы некогда было скучать. А Антону это не нужно, Антон хочет тишины и времени. Удивительно, что никто из них никогда этого не осознавал.       Ленинградский вокзал уже привычно встретил возней, толкотней и треском колес многочисленных чемоданов по полу. Москву Арсений не любил. Вернее, не то, что не любил, но определенным образом недолюбливал. Москва в его голове всегда была городом только для работы, тогда как в Петербурге он жил, дышал полной грудью, чувствовал себя дома. Столица с её вечным шумом, гамом, постоянной пылью строек и ремонта, во многом наводила тоску и заставляла чувствовать себя уставшим. В Питере всё было не так: людный только летом, в период туристических поездок, этот город всегда служил оплотом уюта и какого-то эмоционального спокойствия. Длинными серыми улочками центра и дворами-колодцами он заворачивал в одеяло, предлагал какао с зефиром и давал возможность просто насладиться прекрасным видом. И пусть со всех сторон голосили об экскурсиях по рекам и каналам или поездке в Павловск, Петергоф и другие знаменитые районы пригорода, даже в этом было что-то прекрасное, будто собственный ребенок хвастался своими успехами и достижениями.       Арсений вошёл в офис около десяти утра, коротко поздоровался с Шеминовым, оставил сумку у дивана и отправился на поиски Поза. Тот ожидаемо нашёлся в курилке. — Доброе утро, Димка. Сигарету не одолжишь? — Арс наклонился к нему для приветствия.       Когда-то они шуточно поздоровались, трижды поцеловавшись, потом продолжили это делать, чтобы поржать, а теперь это стало уже весёлой обыденностью, которую никто не нарушал.       Позов слегка подвис от просьбы, но привычно поцеловал того в щеки, коротко обнял за плечи, а после передал пачку вместе с зажигалкой. — Чего это ты вдруг? — недоумённо спросил он, выдыхая дым. — Спал плохо, вот и всё, — протянул Попов, затягиваясь.       Поз молчал, листая ленту в телефоне, то ли от того, что ещё не проснулся, то ли потому, что видел, что хмурый Арсений не был расположен для разговоров, но Арс был ему благодарен по любой из этих причин. Дима всегда лучше всего чувствовал, когда каждому из них надо было поговорить или, напротив, не издавать ни звука. Тишины и никотина было достаточно для того, чтобы Попов, наконец, встряхнулся, выбросил всё из головы и подал голос. — Катя с нами едет? — Ага. И дети тоже. Не совсем понимаю, зачем собирать всех, но Катя, кажется, не против, — Дима чуть улыбнулся и заблокировал телефон, положив тот в карман.       Арсений кивнул и подтянул к себе колени. — Ты всё в чате не отвечал, поэтому спрошу так: что собираешься делать летом? Куда поедешь? — Позов расслабленно откинулся на стену и положил руки себе на колени. — Весь июль в выпускных и корпоратах, каждый день на работе, а потом… — Арс пожал плечами. — Думаю, поеду к себе на дачу, доделаю дом до конца, всё никак времени на него не хватало. — Звучит как план, — кивнул Поз и встал со своего места, наблюдая, как вслед за ним поднимается и Арсений. — А мы в Турцию летим всей семьей. — Прости, Турцию? — быстро произнес Арс так, что всё слилось в одно слово «проститурцию».       Дима засмеялся и потянулся, чтобы обнять Арсения. Тот с готовностью тут же поднял руки. — Именно, Арс, именно, — протянул Позов, улыбаясь, и отстранился. — Пойдём, пора готовиться к съёмкам.       А затем он вдруг заговорщически глянул на Арсения. — Спорим, что Серёга приедет только к одиннадцати? — Ставлю сотку, что будет в полчаса, — уверенно проговорил Попов, засовывая руки в карманы и шагая вслед за Димой. — Сотку? Да ты по-крупному играешь, Арс, — ухмыльнулся Поз. — Потому что знаю, что он, как обычно, приедет ближе к мотору и будет собираться за полчаса. Еще б я деньги из-за него выкидывал. — Тогда готовь сотку. Ты уже проиграл.       Арсений скуксился и, войдя обратно в офис, заметил приехавшего Антона, коротко кивнул ему в качестве приветствия, тут же отправившись делать себе кофе. Шаст вздохнул, покачав головой, и пошёл к Диме, чтобы поздороваться. — Ты как, успеешь домой заехать за Ирой? — спросил Позов после приветствия и кратких разговоров о делах. — Не, она подъедет к офису, и дальше уже отправимся на место. Я заебусь по пробкам таскаться. — Я тоже за Катей не успеваю, — посетовал Поз, развалившись на диване и обмахивая себя найденной на столе папкой: кондиционер не спасал от духоты.       Арсений едва успел допить кофе, когда начался рабочий круговорот, затянувший всех и вся и заставивший слегка напрячься. Их вдвоем с Антоном отправили сначала переодеваться, а затем усадили в кресла, чтобы привести в порядок. Арсений молчал всю дорогу до гримёрки, молчал, пока им выдавали одежду, молчал, пока они переодевались и даже, когда располагались на своих местах перед зеркалами, чтобы визажисты справились с последствиями плохого сна у обоих. Не то чтобы он вообще не издавал ни звука, нет, шутил с девочками, подгонял Матвиенко в голосовых, словом, не был просто каменным изваянием, но ничего не говорил Антону. Тот не был удивлён, даже разочарован, пожалуй, не был, потому что знал, что свои отношения они так и не восстановили, но эта неподчеркнутая отчуждённость и холодность давили Шастуну на виски.       Они оба сидели в телефонах, не перекидываясь ни словом, пока Шаст всё же не заблокировал айфон со вздохом и не посмотрел на Арса через зеркало. Едва увидев Арсения ещё в их офисе, он понял, что все его представления о том, насколько же он скучал по Попову оказались ничем по сравнению с действительностью. Не то чтобы он не думал об этом, но одно дело тосковать вдали, а другое встретиться и понять, что ты скучаешь уже даже по этой встрече, когда вы сидите рядом. Ему как будто сжимали ребра железными прутьями, хотелось сгрести Попова в охапку и не дать ему сойти с места, пока не отпустит. Поэтому, смотря на серьёзное и чуть задумчивое лицо Арсения через зеркало, он тосковал даже сильнее, чем когда тот был в Питере. И, возможно, это напряжённое ожидание и внутренние метания передавались волнами и Арсу, потому что он вдруг встретился с ним таким же чуть уставшим и серым взглядом. Намеренно, без быстрых уводов глаз на что-то другое, глядя на него со странным, почти нечитаемым выражением. — Как у тебя дела? — решился спросить Антон, и Арсений повернул к нему голову совсем.       Он помолчал несколько секунд, прежде чем ответить. — Нормально. А у тебя? — Шаст понял, что абсолютно не нормально просто по тем коротким секундам молчания. — Нормально, — вторил он ему, так же после обдумывания, и они оба усмехнулись, отворачиваясь обратно к зеркалам.       Два молодца одинаковых с лица, блять, лучше и не придумаешь.       Антон открыл рот, чтобы снова сказать хоть что-то, но его прервал появившийся в дверях Дима. — Деньги на бочку, Арсений, Серёга приехал, — Позов выглядел донельзя довольным и протянул к Попову руку.       Шаст непонимающе нахмурился, а Арс глянул на часы. — Ты ставил на одиннадцать, а сейчас без пяти, никаких тебе денег, — улыбнулся он. — Не, не, не, Арсений, не отделаешься, пять минут роли не играют, давай деньги, не жмоться, всего-то сотка, — Поз призывно потряс ладонью. — Вот ты вроде грек, а ведешь себя по-еврейски, — заворчал Арсений. — Одно другому не мешает. И вообще, ты так нудел из-за какой-то сотки, что еврей тут явно не я, — Позов стоял, скрестив руки на груди. — Вы, что, спорили на Матвиенко? — Антон поднял брови в удивлении, глядя на то, как Арс полез в карман за деньгами. — Вы на меня спорили? — раздался весёлый голос Сережи, показавшегося в проёме. — И это было ошибкой, — протянул Арсений, смеясь того, как Дима закинул сотку за ворот футболки.       Они так и остались вместе в гримёрке, переодеваясь, пока Стас вдруг не привел Варнаву, с которой сегодня был первый мотор. — Всем здрасьте, — улыбнулась та и по очереди подошла к каждому, чтобы поцеловать в щёку. — Сеня, — протянула она, приближаясь к Арсению и обнимая его.       Он чмокнул её в ответ, улыбаясь, и уселся в соседнее с ней кресло, повернувшись всем корпусом. Потянулся общий разговор о делах и здоровье, и, выяснив все мелкие новости, Поз ушел курить, а Матвиенко отправился за кофе. Антон нервно крутил телефон, стуча им о бедро, следя за тем, как подозрительно осведомленный Арс расспрашивал Варнаву о её работе в театре и ведении благотворительного концерта. Глядя на его оживление, Шаст чувствовал, как по груди расползалось что-то тяжелое и холодное. Он ревновал и ощущал себя как в том меме «Почему он, а не я?». Они столько не виделись, и, честно говоря, Шастуну самому хотелось быть той причиной, из-за которой Арсений улыбался. Снова появившийся в комнате фотограф начал выполнять свою работу, и Шаст, для приличия улыбнувшись в камеру, решил не отсвечивать кислым ебалом и ушёл покурить.       Уже сидя в одиночестве в курилке с наушниками в ушах, он несколько раз заставил себя прокрутить в голове вполне рациональную мысль, пока она прочно не засела в мозге и не отрезвила: это нормально, что Арсений знает, чем занимается Варнава. В конце концов, он всегда следил за новостями и старался быть в курсе дел его знакомых. Ревновать было не к чему, так? Он вздохнул и стряхнул пепел. В мыслях стало тише, но сердце продолжало недовольно подвывать, словно, заваривая чай, вместе с пакетиком он утопил в кружке и бумажку. — Шаст, идёшь? Там уже собирают на площадке, — в дверном проеме стоял Дима, расслабленно засунувший руки в карманы. — Быстро сегодня, — отозвался Антон, поднимаясь со своего места и приближаясь к нему. — Ты в порядке? — чуть обеспокоенно спросил Позов, глядя на него снизу вверх, и Шастун закинул тому руку на плечи, шагая по коридору. — Да, Поз, всё нормально, — ответил он, улыбнувшись.       Собирали всё быстро и слаженно, подгонявший Стас носился между людьми, проверяя готовность и, кажется, несколько волнуясь из-за поджимающего сегодня времени. Окликнувший его Антон попросил Шеминова успокоиться, иначе из-за суеты всё и правда пойдет наперекосяк. Тот чуть покачал головой, но и правда перестал мельтешить перед глазами, хотя всё еще нервно дергался.       На проверке звука наушников Арсений вдруг встрепенулся, потянувшись к карману, в котором лежал телефон, а затем, глянув на звонивший номер, коротко извинился и быстро вышел из студии, на ходу отвечая. Шаст проводил его взглядом, чуть нахмурившись: Арс редко так стремительно вылетал с телефоном в руках, тем более с таким волнением. Оторвавшись от захлопнувшейся двери, он надел наушники и повернулся к Стасу, который теперь что-то говорил, чтобы проверить слышимость. — Понятия не имею, что ты говоришь, — громко сказал он, даже не пытаясь разобрать по губам, там всё равно было ничего не понятно, и Шеминов утвердительно кивнул, жестом показывая, что наушники можно снять.       Варнава так же покачала головой на проверке. — Дикция у тебя отвратительная, знаешь? — громко проговорила она, всё ещё слушая музыку, на что Стас вздохнул и поправил кепку.       Все дружно фыркнули. В комнату вернулся Арсений, улыбаясь одними губами и выглядя при этом вполне себе спокойным — верный признак того, что он был чем-то расстроен. — Не взяли? — едва слышно спросил того Матвиенко, но Антон, наблюдавший за тем, как Позов просто хлопал глазами, смотря на Шеминова, а потом отмахнулся от того, мол «не понимаю», всё равно расслышал.       Поэтому, когда пошла арсеньевская очередь на проверку звука, Шаст, всегда его проверявший, произнёс, не придумав ничего лучше и безобиднее: — Ты прекрасный актёр, — к словам не подкопаешься, если они правдивы.       Арс улыбнулся чуть грустно, но уже более расслабленно. — Прекрасный актер? — переспросил он, читая по губам, и в этих словах был не только вопрос «Я правильно понял, что ты сказал?», но и «Ты правда так думаешь?». — Прекрасный, — кивнул Шастун, ободряюще улыбнувшись. — Шаст, прикрой рот и скажи ещё что-нибудь, — попросил Стас. — Оскар, — произнес тот, поднеся руку к губам.       Арсений несколько секунд помолчал, а затем неуверенно проговорил: — Оскар?       Антон от удивления открыл рот, вытянув лицо, а Попов весело и довольно улыбнулся, пританцовывая под музыку. — Добавьте Арсению громкость, — обернувшись к команде, сказал Шеминов. — Я так оглохну, — чуть поморщившись, проворчал Арс, а Шастун снова прикрыл рот. — Тридцать три тракториста.       Арсений прищурился, силясь понять, но затем покачал головой. — Супер, приступаем! — хлопнув в ладоши, Стас ушёл к камерам.       Съёмка началась. — Всем привет, друзья, это шоу «Громкий Вопрос»! — весело поздоровался Антон после проигрыша музыки и их совместного ора названия. — У нас сегодня будет самый красивый, самый роскошный выпуск, потому что у нас в гостях актриса театра, актриса кино, телеведущая, участница программы «Comedy Woman» и просто очень красивая девушка… — Вы кого-то ещё ждёте? — ухмыльнулась Катя, отчего все засмеялись. — Та самая Екатерина Варнава! — улыбаясь и оглядываясь на Катю, произнёс Арс, а затем захлопал вместе с остальными. — Ощущение, что меня прям на премию «Оскар» вызвали, — сказала Варнава, едва аплодисменты стихли. — Тогда я бы вместе с тобой на сцену вышел, — подняв палец, улыбнулся Арсений. — Только так и пойдём, конечно, — легко подхватив мяч кокетства, она отправила тот ему.       Антон, глядя на этот лёгкий, незначительный флирт, почувствовал, как в нём вновь загорается недобрый огонек, и чуть прищурился. — Ну давай, расскажи, как у тебя дела, есть ли у тебя что прорекламировать, какие-нибудь концерты, например? — Или передачи, — вставил своё слово Матвиенко. — Или корпоративы, — отозвался Поз. — Да, веду корпоративы, праздники, звоните вот по этому номеру, — она развела руками, будто показывая на цифры на экране. — Стою дорого, поэтому запаситесь деньгами.       А после Катя коротко рассказала о том, о чём вещала еще в гримерке, и не забыла упомянуть благотворительный концерт, на который пригласила и ребят в том числе. — Ну что, гостя представили, теперь можно и правила рассказать. Ты вообще смотрела выпуски шоу? — вновь подал голос Арсений, глядя на Варнаву. — Слушай, да, видела пару выпусков, с Азаматом, с Тимуром, но так, отрывками, досматривать не получалось. — Ну тогда мы про правила тебе сейчас и расскажем, — Арс повернулся к Шасту, и тот начал говорить свои уже привычные слова. — Да, Кать, правила очень простые. Мы — одна команда, это важно помнить, если кто-то ошибается, значит ошибаемся все, мы вместе выиграем или проиграем. Наша задача очень простая — отвечать на вопросы на бумажках перед тобой, их всего семь. Ответы будем записывать на этих карточках вот этими самыми маркерами. Самое главное, чтобы эти ответы были правильными, и все ответы совпадали. — Ну и наушники, как ты понимаешь, у нас тут не просто так, — продолжил Серёжа. — Они тут не для красоты и понтов, а для дела. Мы их надеваем, в них будет громко, очень громко, оглушающе просто играть музыка, мы будем говорить, а слышать друг друга не будем. Поэтому надо будет четко артикулировать, объяснять вопросы, чтобы мы тебя поняли и написали ответ. — Что ж вы мне заранее не сказали тогда, что надо рот размять, — притворно возмутилась Варнава. — Можно сделать это и сейчас, — произнёс Матвиенко, на что Катя улыбнулась. — Нет, теперь уж будем класс коррекции отыгрывать. — Смотри, на каждый вопрос у тебя будет минута, ты можешь нам объяснять либо ответ, либо вопрос. Если все мы написали правильно и одинаково, то получаем один балл, эти баллы нам пригодятся в супер-игре, — заключил объяснения Позов, указывая на карточки. — Замечательно, буду подтверждать звание тупой бабы с ТНТ, — ухмыльнулась Катя и уже взялась за наушники. — Все знают, что это не так. Но ты подожди надевать наушники, у нас есть ещё одна штука. Если мы все правильно ответим на вопрос, нам надо придумать, как мы это будем праздновать, — прервал её Арсений. — Да, крик, жест, возглас, что угодно, что будет тебя охарактеризовывать, — продолжил Антон, глядя на Варнаву. Та чуть задумалась. — Слушайте, ну давайте такое, если не слишком длинно будет, — Катя поднесла руку к уху, складывая пальцы так, словно звонит. — Мальчик, водочки нам принеси! — По-моему, вообще шикарно, — отозвался Арсений, а после глянул на Шаста. — Да, супер, оставляем, давайте только все вместе попробуем, — кивнул Шастун и поднял ладонь, как и остальные. — Мальчик, водочки нам принеси! — закричал весь состав и засмеялся спустя пару секунд. — Роскошно, — протянул Арс и похлопал. — Отсылка на фильм «Брат» — лучшее, что мы могли сегодня получить, — улыбнулся Дима, и Антон фыркнул. — Мы абсолютно готовы. «Это Громкий Вопрос», вопрос номер один, погнали! — проговорил Шаст в камеру, и все надели наушники.       Варнава, едва прозвучал сигнал в наушниках, вытянула вопрос и неразборчиво, видимо себе под нос, забормотала текст, из которого Шаст разобрал только слово «название», а затем, повернувшись к Арсению, начала говорить что-то короткое. Антон прищурился и наклонился ближе к столу, силясь понять. Арс, не совсем уверенный в том, что её понял, указал Кате на карточку в женских руках. — Кать, вопрос прочитай. — Вопрос прочитать? — подняла она брови. — Да, вопрос прочитай, — он кивнул и снова показал на карточку.       Варнава прочитала заново, Шастун понял только начало вопроса и заволновался, оглядывая остальных. — Это ответ? — спросил Арсений, показывая как будто пишет на ладони. — Это ответ, да, — проговорила она и повернулась к Антону с Димой.       Глядя на говорившую Катю, Антон краем глаза видел, как Арс похлопал Сережу по плечу, спрашивая, понял ли тот. — Какое полное название у чего? Я не понимаю! — Шаст помотал головой, и Варнава повернулась к Серёже, кивая тому на Шастуна.       Матвиенко привычно рисовал, не участвуя в общем обсуждении. Антон с силой постучал по столу, пытаясь привлечь его внимание, Арсений жестами показывал что-то Позову. — Ты не понял? — Арс замахал руками, чтобы отвлечь Шаста от Кати и Сережи. — Нет, блять, ничего!       Попов принялся объяснять и словами, и жестами одновременно, чтобы успеть дать ответ и Антону и Диме, показал книгу, обозначил, что она огромная, что означало «война и мир», а затем махнул рукой, что не этот роман, а другой. — «Анна Каренина»? — произнес Шастун, на что Попов кивнул и показал два пальца. — Только «Каренина» пишем? — Да, — ответил Арсений, а затем повернулся к Позу. — Ты понял?       Позов уже сидел, вальяжно развалившись на стуле. В ушах прозвучал звук окончания минуты, и наступила тишина. Всё погрузилось в тишину, Антон быстро написал на карточке ответ и снял с головы наушники. Матвиенко что-то дорисовывал, Арсений крутил в руках маркер, периодически стуча им об стол, и чуть напряженно смотрел на Диму, который, дописав, поднял взгляд на Попова и чуть улыбнулся. — Всё, можно снимать? — спросила Варнава, и Антон жестом указал, что уже пора. — Подожди пока только, ответ не говори, у нас там художник сидит, — он мотнул головой в сторону Серёжи, и тот в этот же момент поставил свою карточку и стянул наушники. — Кать, молодец, хорошо всё сделала, но прежде, чем обсуждать, у меня тут вопрос есть, — Арсений поджал губы и нахмурился. — Дим, вот ты мне скажи, я тебя спрашиваю, а ты там уже сидишь, пишешь что-то, а что — непонятно. — Ну я же тебя понял, что ты ещё хочешь спросить? — Поз в свойственной ему манере расслабленно улыбался, опёршись спиной на кресло. — Да откуда я-то знаю, что ты понял? Может ты там сидишь, столицу Финляндии пишешь! — Я же знаю, что ответ не «Хельсинки», зачем мне тогда что-то говорить?       Арс возмущенно вдохнул, но в этот же момент вмешался Матвиенко. — Кать, какой вопрос был?       Варнава взяла карточку в руки и прочитала. — Какое полное название у романа Льва Николаевича «Анна …»? Каренина, я помню, — она оглядела всех, чуть задержавшись взглядом на Арсении. — Вот, блять, я же написал, чего ты на меня злишься? — Дима повысил голос, показав свой ответ. — Дим, у меня претензия всегда одна, обращай на меня внимание, пожалуйста, я тут не просто так сижу. — Так, у меня тоже Каренина, — прервал их спор Антон, разворачивая карточку.       Вслед за ним присоединились и все остальные. У Матвиенко был нарисован Толстой и женщина, на которую едет поезд. — Серёж, а ты можешь как-то участвовать в игре? У нас там Поз сидит, бездействует, ты сидишь, рисуешь, кружок по интересам, блять, собрался. — Шаст, а ты-то чего начинаешь? Ты же понял? Понял, — Сергей чуть нахмурился в ответ на недовольство Антона. — Если бы не Арсений, я бы ничего и не написал. Я тебя зову, а ты там творчеством занимаешься, — Шастун откинулся на спинку и скрестил руки на груди. — Вы там и сами справляетесь без меня, я не мешаю.       Антон уже открыл рот, чтобы что-то ответить, как Варнава подала голос. — Включите кондиционер кто-нибудь, тут обстановка накаляется. — Кать, отклей бумажку, давай посмотрим, какой там ответ, — одной фразой Арсений прекратил шум, возвращая всех к работе. — Каренина, я ж говорила, — Катя улыбнулась, повернув к ним карточку, за ней загорелись зеленые лампы, и вся компания подняла вверх руки, чтобы произнести ту самую фразу «Мальчик, водочки нам принеси!».       Все засмеялись, а затем захлопали самим себе. — Кать, очень чётко говоришь, я тебя понял прямо сразу, — серьёзно проговорил Арс, выкидывая свою карточку на пол. — Раз мы словились так сразу, то я тактику менять и не буду, — просто ответила она, а Антон подавил желание скривиться, и вместо этого решил, что пора брать инициативу на себя. — Ну что, начали мы бомбически, сделаем сегодня семь из семи! Второй вопрос, погнали!       Семь из семи они, конечно, не сделали, но и пяти правильных ответов хватило, чтобы выиграть супер-игру. Под конец мотора Шаст чувствовал себя настолько напряжённым, что единственное, чего ему действительно хотелось до одури — это покурить. Желательно несколько сигарет подряд. Варнава была очень милой, Антон держал уверенность, что выпуск с ней получился очень комфортным и ни у кого не вызовет неприятных чувств, но при этом именно в Кате проблема и заключалась. Она была слишком милой, ненавязчиво кокетничая с Арсением, но не так, как будто пыталась его склеить, а как будто просто хотела поддержать какой-то игривый тон. Арс, который легко принял эти правила, бесил Шастуна ещё больше. Поэтому, как ему не стыдно было признаваться, но едва Варнава, со всеми обнявшись и поцеловавшись, убежала к такси на следующие съемки, по-джентельменски сопровождаемая Поповым, он сердито выдохнул, тут же отправившись курить.       Времени между моторами сегодня чертовски не хватало, Антон гневно жевал бутерброд буквально на ходу, перебираясь из офиса в гримерку и закидываясь энергетиком на пару с Матвиенко, который пил уже второй. Шасту после того, как тот услышал короткий разговор Попова с Захарьиным, что приглашал его провести мероприятие в театре, было впору вешать табличку «не влезай — убьёт», ещё и череп с костями пририсовать. Да, Шастун всегда несколько настороженно относился к Зохану, потому что совершенно не понятно было, что там происходило у них с Арсением во времена их бурной молодости, но никогда это не доходило до того, чтобы у него полыхало всё тело, и это-то под кондиционером. Он вообще не припоминал в своей жизни ни одного момента, в котором его охватывала такая ревность хотя бы к кому-то, не только к Арсению, и в голове внезапно всплыла одна картинка выяснения отношений с Арсом.       Антон ещё утром рассказал всем, что приведёт в офис Иру, чтобы со всеми познакомить. Арсений, услышав это, нацепил на себя абсолютно безразличное выражение лица и слегка нетвёрдой походкой вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. В коридоре было слышно, как он столкнулся с Позом и попросил у того сигареты. Шастун почувствовал, как лёгкие сдавило тисками, не давая пропустить туда воздух. У них в последнее время были проблемы в отношениях, впрочем, они всегда были, но сейчас, когда Шаст начал отдаляться, потому что не понимал, что он делает и хорошо ли это, всё пошло под откос совсем. Стас познакомил его с Кузнецовой, и она вдруг показалась замечательным вариантом. Красивая и милая девушка, без каких-либо недостатков и чрезвычайных особенностей, словом, идеальная, чтобы попытаться аккуратно построить что-то спокойное.       Забавно, но он постоянно сравнивал её с Арсением. Гуляя с ней по воронежским улицам, сидя в ресторане, смотря вместе фильм в кино, думал о том, как бы это было с Арсом. Их заказы еды на дом, сериалы на диване, ночные походы по городу. С Ирой было просто, даже болтать не всегда обязательно. Она сама весело говорила о чём-то незначительном, нужно лишь изредка поддакивать в правильных местах, ничего особенного не требовала, была рядом, когда нужно. Она являлась в голове слишком идеальной, настолько, что иногда было ощущение, что съел слишком приторное пирожное, а чай никто не налил. Тем не менее всё это казалось… подходящим. Может, и не слишком правильным, но подходящим. И теперь, когда они съехались, когда он решил её со всеми познакомить, у него вдруг возникло чувство, что он крупно проебался. Даже не в начале новых отношений, а в отсутствии нормальных объяснений с Арсением.       Последовать за ним ему не дали, Шеминов послал Антона готовится к моторам, попросил Матвиенко найти Попова, где бы он ни был, и потянулся обычный съемочный день. Сегодня снимали выпуски «Импровизации». Шаст постоянно пытался как-то взаимодействовать с Арсением, шутил, тёрся рядом, балбесничал и бесился, делал всё, чтобы заглушить своё чувство вины и показать, что он всё тот же.       Он понял, что переборщил, когда Арсений, надевший шлем, получил удар какой-то палкой по голове. — Арс, чё, больно? — протянул Шаст, стеклянно улыбаясь. — Арс?       Антон на секунду испугался, что действительно не рассчитал и ударил слишком сильно, но отсутствие хотя бы какого-то ответа от Попова дало ему понять, что больно отнюдь не голове, ту прекрасно защищал шлем. Арсений, повернувшись к нему спиной, едва заметно дрожал, возвращая вещь на место. Антона затопило чувство вины. Ему бы подойти к Арсу, если не сказать что-то, то хотя бы посмотреть в глаза, прикоснуться, но он не успел сделать и шага, как Попов уже обернулся с абсолютно ослепительной улыбкой, а вслед за этим прозвучал сигнал готовности к съёмке. Глаза у Арсения были словно лёд.       Весь вечер, пока собравшиеся ужинали и попутно общались между собой, периодически втягивая в разговор и Кузнецову, Шаст чувствовал на себе тяжелый и осуждающий взгляд. Он оседал на нём, придавливал к земле, но Антон продолжал улыбаться, потому что ничего другого не оставалось. Смотреть на Арсения было страшно, Шастун знал, что если всё-таки поднимет глаза, то ему станет ещё хуже, чем сейчас. Поэтому, когда Арс с Серёжей уехали гораздо раньше, чем остальные, ему полегчало. Не настолько, чтобы уйти в отрыв, но ровно настолько, чтобы сердце перестало трепыхаться в груди как раненый зверь.       Уже ночью в отеле Антон нервно курил на балконе, кутаясь в куртку и треники, будучи не в силах успокоиться. Ира спала на кровати, чуть посапывая. Шаст вздохнул, прошёлся по четырем отмеренным ему квадратам, кинул бычок в пепельницу и поджёг новую сигарету. Дым обжег горло, глаза заслезились, но Шастун подавил желание прокашляться. Вместо этого он достал телефон из кармана и открыл контакт с Арсением. Антон был уверен, что тот не спал. Стоило ли звонить ему прямо сейчас, нужно ли было подождать утра или вовсе повременить неделю — он не знал. Знал только, что хочет позвонить, потому что так было бы справедливо. А уходить без предупреждения видимо тоже было нормальным. Шаст выдохнул в холодный воздух сизое облачко и набрал номер. Гудки в ухе звучали почти оглушающе.       Когда Антон уже почти отчаялся дождаться ответа, на том конце провода послышалось шуршание и щелчок закрывающейся двери, а затем стало тихо. — Арс… — Хорошо потрахался? — металлически, но надрывно прозвучал Арсений. — Арс, прошу тебя, давай просто поговорим, — едва слышно сказал Шаст, а Попов вдруг хрипло рассмеялся. — Ты ещё с ней?       Антон вздохнул. — Можешь не отвечать, это и так понятно. Что ж, давай поговорим, раз тебе так хочется. Впрочем, я достаточно услышал сегодня вечером.       Шастун устало потёр лоб костяшкой большого пальца и оперся на балконное ограждение. Его вдруг охватило раздражение. — Если бы ты не хотел ничего обсуждать, ты бы не ответил на звонок, — понизив тон, буркнул Антон и в тот же момент пожалел о своих словах: они были слишком едкими для ситуации.       В телефоне чиркнули зажигалкой, послышался треск поджигаемой сигареты, а затем выдох. — Знаю, что стоило сказать тебе раньше, но мы уже давно были не в тех отношениях, чтобы об этом говорить. — Ты теперь это так называешь? «Не в тех отношениях»? — хмыкнул Арсений. — Арс… — А мы вообще были «в тех отношениях», чтобы ты мог мне внезапно сказать, что ты себе девушку нашел?       Антону нечего было на это ответить, в конечном итоге, он и правда понятия не имел, что между ними вообще было. — Так зачем ты позвонил? Что ещё ты хотел сказать?       Шастун тяжело вздохнул. — Не знаю, — признался он, потирая шею. — Мне показалось важным сказать тебе о своих отношениях лично. — С первого раза я ведь не понял, — голос Арса теперь был слишком тонким и ужасающе надломленным.       Антон почувствовал, как в его горле встал ком. — Знаешь что, я такого не заслужил, Шаст. Иди ты нахуй со своими разговорами. Желаю счастья в личной жизни.       Телефон завибрировал, оповещая о конце звонка. Шастун тупо продолжал держать его, словно Арсений не бросил трубку, словно он всё ещё ждал от него какого-то ответа, словно они только что не поругались. Антон с силой сжал перила так, что костяшки побелели, а затем уронил голову себе на грудь. Ком из горла не уходил.       Съёмки второго мотора «Громкого Вопроса» с Данилой Поперечным прошли спокойно и без излишних эмоций. Даня вытащил супер-игру всего за две минуты и, счастливый от выигрыша, светился похлеще электрических ламп. Шаст просто радовался тому, что выпуски получились хорошими и точно должны были понравиться зрителям. Поэтому он затормозил у двери в офис, когда увидел в нём кучу собравшихся там людей вместе с Ирой, резко вспомнив, что ему ещё предстояло ехать на другую площадку вместе с остальными.       Позов протиснулся мимо него, чтобы подойти к жене с детьми, следом за ним прошли и Арсений с Серёжей. Арс, вставший рядом с ним и чуть настороженно на него посмотревший, тут же был отвлечён Катей, которая позвала его поздороваться. Попов улыбнулся и отправился к ней, чтобы обняться. Тео перелез на руки Димы, а вот Савина, обежавшая всех и не забывшая крепко стиснуть Антона, взгромоздилась на плечи Арсения, громко оповещая о том, что она теперь выше всех. Поз с Катей лишь улыбнулись.       Арс посмотрел на Иру, стоявшую рядом с Дариной, и, перехватив её взгляд, прохладно ей кивнул, на что получил в ответ такую же вежливую улыбку. Что ж, хотя бы в чем-то они были предельно солидарны друг с другом. Арсений с удивлением не почувствовал в себе ни капли ревности. Выдвигать свои права, кричать «моё» не хотелось, да и он уже не был уверен, что у него вообще когда-то было это право. Антон ему не принадлежал, он был свободным человеком с собственным выбором, и попытки Попова перетянуть на себя одеяло теперь казались ему ребяческими желаниями.       Он вспомнил те времена, когда Ирина вызывала в нём гораздо больше злости и гнева.       Арсений чувствовал себя грёбанным сталкером, когда заходил с левого аккаунта на страницу Кузнецовой в Инстаграм и просматривал истории, появляющиеся с завидной регулярностью. Они все были на какой-то очередной вечеринке, повод которой Арс не знал и, откровенно говоря, даже не хотел знать. Он сидел на кровати в номере московской гостиницы, на фоне что-то бормотал телевизор, а Попов глядел на то, как уменьшенный, жаль, что не игрушечный, Шастун обнимал Иру, танцевал с ней под медленную, романтичную музыку, а на одном из видео было едва видно, как он наклонился к ней, чтобы поцеловать в щёку. Арсений раздраженно отбрасывал телефон, но раз за разом снова брал его в руки, потому что не мог не смотреть. Это был не личный сорт героина, а скорее его собственная Красная Комната боли, в которой он представал главным мазохистом.       Когда парад историй закончился фоткой с подписью «прекрасный был вечер», Арс со злым выдохом отложил телефон, подключив его к зарядке, выключил верхний свет, оставив только лампы, и упал на кровать, заворачиваясь в одеяло. Ему уже давно пора спать, рано утром в Петербург уходил Сапсан, но сна не было ни в одном глазу. Возможно, потому, что на фоне всё ещё тихо говорил телевизор, а свет гулял по векам, подсвечивая их изнутри оранжево-красным. Тянуться к пульту и лампам не хотелось, и он продолжал лежать под одеялом, крепко зажмурившись и пытаясь утихомирить гулко стучащее сердце, но это всё равно, что очень хотеть заснуть, когда у тебя бессонница. Арсений насупился и вместо этого решил, что самое время занять голову, собирая вещи, чтобы не носиться с этим утром. Аккуратно уложил в сумку одежду, забрал все баночки из ванной, проверил бумажник и документы.       Когда он, лёжа на кровати, просматривал личную почту, чтобы хотя бы как-то нагнать на себя сон, в дверь номера громко постучали. Сердце ухнуло куда-то вниз, в мозге промелькнула мысль, что открывать он не будет, но ноги уже спустились на пол и потащили его к выходу. В коридоре стоял Антон, пьяно улыбаясь. Он потянулся к Арсению, чтобы поцеловать, но тот брезгливо отвернулся, отчего губы Шаста лишь мазнули по арсеньевской щеке, покрытой двухдневной щетиной. Шастун ухмыльнулся и ввалился в номер. — Что ты тут делаешь? — строго спросил Арс, закрывая дверь и глядя на то, как Антон стянул с себя куртку, бросив её на пол, а после этого, оперевшись на стену, снял ботинки. — Пришёл к тебе, что ж ещё, — Шаст, пошатываясь, прошёл дальше к кровати и плюхнулся на неё, чуть щурясь от яркого света. — Зачем? — Попов скрестил руки на груди и прислонился плечом к стене. — Затем, что ты меня ждал, — Антон запутался ногами в штанинах, но упрямо продолжал пытаться от них избавиться. — Я тебя не ждал, — Арсений помогать ему не хотел. — Арс, оставь драму, ты не спишь, — он поднял руку к глазам и несколько секунд приглядывался к циферблату, — в два часа ночи. Естественно ты меня ждал.       Попов поджал губы, на это ему сказать было нечего. — Ложись в постель, Арсений, я спать хочу, — Шаст наконец-то смог скинуть с себя штаны, которые грудой теперь лежали на полу, и отправил туда же рубашку, стянув её через голову. — Я не буду с тобой спать. Не после того, как ты обжимался с Кузнецовой, — Арсений звучал обиженно. — Что-то раньше тебя это не останавливало.       Арс резко втянул носом воздух и округлил глаза. Шастун лишь повалился на кровать. — Выключи свет и иди в кровать, завтра поругаемся, — невнятно пробормотал Антон, закрыв глаза. — Я уезжаю утром, — тихо ответил Арсений, но Шаст уже вырубился.       Попов потёр усталые глаза и провёл руками по щекам. Ложиться к Антону, насквозь пропахшему клубом, алкоголем, сигаретами и чужими духами не хотелось от слова «совсем», спать на диване два часа было бессмысленно. Поэтому он аккуратно сложил одежду Антона на стул, повесил куртку, поднял валяющиеся ботинки, а после налил воды в стакан и поставил тот на тумбочку, положив рядом две таблетки обезболивающего. Шаст, прячась от света, накрыл глаза сгибом локтя, и Арсений выключил свет, оставив тот только в ванной, чтобы видеть, что он делает. Принял душ, побрился, почистил зубы и переоделся, а затем отправился вниз на ресепшен, чтобы разрулить ситуацию с неожиданным гостем, который явно до часу дня не проснётся.       Несколько лишних купюр вызванному управляющему позволили Арсению оплатить номер ещё на сутки, не отдавать ключи и не записывать Антона официально в список посетителей, а поэтому Арс поднялся обратно, написал короткую записку о том, что Шаст может оставаться тут весь следующий день, и положил её рядом со стаканом, но не так, чтобы на неё можно было разлить воду. Сидеть тут было больше незачем, но Попов мялся у кровати, сам не зная для чего. Он постарался вытащить из-под Шастуна одеяло, но потерпел поражение в этой борьбе, а поэтому просто накрыл его второй половиной и поправил под чужой головой подушку. Арсений надеялся, что Антона не будет тошнить, тазиков тут не было.       До поезда оставалось без малого два часа, но даже решение сидеть в круглосуточной кофейне казалось более приятным, чем оставаться в номере и слышать шастуновское сопение и думать о том, что он приперся аккурат после вечеринки, на которой была Кузнецова. Арс вызвал такси, подхватил свои вещи и закрыл за собой дверь. — Ты сегодня у меня? — прервал его размышления Матвиенко. — Конечно, — чуть крепче перехватив ноги Савины, чтобы не уронить её, потому что та уже потянулась руками к потолку, кивнул Арсений.