Османтус, перец и дракон

Сяцзы лучше других знает, как быстро идёт время. Неделя тянется еловой смолой, месяц пролетает, как акции в супермаркете, год — стремительный бросок скорпиона. Моргнул на секунду — столетие. Сяцзы знает. Сяцзы землю давно топчет, он стар, как дерево, и привычен к смене мест, имён, лиц. Сяцзы просыпается с внезапным осознанием: Сяо Хуа за сорок. Впервые он встречает Се Юйченя, когда тому даже шестнадцати нет. Мальчишка мальчишкой, совсем ещё юный и нежный, думает умудрённый опытом Сяцзы, где твоя свита, маленький принц. И срезается об ответный взгляд. Сяцзы видел многих детей, вынужденных брать на себя непосильную ношу, задыхаться под толщей ответственности, выстывать от тяжести дел. У них глаза стариков, усталые и выбеленные, и осанка нарочито прямая, на грани перелома. Они сами — в шаге от слома, хрупкие, как засушенные лепестки цветов, ветхие, как иссушённые жаром земли. Они самые светлые, выгорающие, исчезающие — Сяцзы не в силах их разглядеть. Се Юйчень — самая тёмная бездна, подводный вулкан в тонкой шёлковой оболочке, жадные нити стальной проволоки, скрытые за ярким рассветом, миндальная бархатистость цианида в клубнично-кокосовом муссе. Сяцзы чувствует, как отщёлкивают секунды невидимые счёты за непроницаемым зеркалом доброжелательности; он знает это ощущение. Се Юйчень спокоен и дружелюбен, как хищник, загнавший добычу в угол: зачем торопиться, если та никуда не денется? Сяцзы знает — сам такой же. Они срабатываются. В доме тихо. Только и слышно, как где-то в саду плещется рыба, а оставленный в режиме вибрации телефон негромко гудит, предупреждая о сообщении. Сяцзы зевает, взъерошивая ладонью волосы на макушке, и подтягивает смартфон ближе. «Персик или ваниль? Скоро вернусь», — гласит уведомление. Ваниль, и не забудь про корицу, отвечает Сяцзы голосовым, ленясь возиться с клавиатурой. Современные технологии — штука порой полезная. И вдруг его хриплый спросонья голос подвигнет Хуа Эр Е вернуться ещё быстрее, кто знает? Сяцзы скатывается с кровати, подсознательно ожидая пронзительного холода, проходящегося по босым ногам. Вместо него от полов идёт лёгкое, едва уловимое тепло, приятно контрастирующее с общей прохладой воздуха — Сяо Хуа, как всегда, дотошен до мелочей и заботится об удобстве. Изначально своём, теперь и Сяцзы; Сяо Хуа вписал его в свою жизнь изящно и просто, будто поставил где-то в контракте мирового порядка роспись — принято и одобрено, возврату не подлежит. Хотя кто знает, может, действительно существует в тайном-претайном сейфе главы Се такой контракт? Он бы не удивился. Он выползает из комнаты, игнорируя необходимость надеть футболку. На минуту заглядывает шальная мысль позаимствовать одну из рубашек Сяо Хуа, тех самых, парадно розовеющих; Сяцзы отказывается от неё с лёгким сожалением. Может быть, вечером: если он станет готовить в любимой броне Хуа Эр Е, есть риск, что дорогой и понимающий партнёр превратится в злобного босса Се, крайне недовольного несогласованными пятнами и разрывами на одежде. Вообще-то Сяцзы мог бы ходить даже голышом, если бы захотел, куда там безобидный вид топлесс: в доме нет никого, кроме него и полной лоханки тщательно откормленных рыбок, можно не стесняться. Только готовить неудобно. А ещё Сяо Хуа ехидничать будет, когда вернётся. В первое время он думал, что домашнее одиночество Се Юйчень выбрал из-за желания безопасности. Иначе с чего бы ему иметь в каждом принадлежащем Се регионе по два дома, один с полноценной обслугой, второй — одинокий и автоматизированный донельзя? Потом понял: свойственная всем в их бизнесе здравая паранойя, конечно, была одной из причин, но далеко не главной. Просто Сяо Хуа был до жути территориальным созданием. Собственно, он этого и не скрывал — а потому невнимательность была проблемой исключительно слепых и глухих. Се Юйчень защищал своё с ледяной решимостью: территорию ли, людей, влияние. Личное пространство — с особенным усердием. Сяцзы по пальцам рук мог пересчитать людей, которым позволялось прикасаться к Сяо Хуа и не быть обшиплеными. Как постепенно подпускали его самого — отдельная песня, любой оперы достойная. Переложить на музыку — залы срывать можно, даже в мировое турне съездить. Жаль, скорее всего, ручные адвокаты Се гонорары отсудят раньше, чем он успеет эту идею продать… В общем, когда Сяо Хуа пересчитал что-то в своей умной голове и решил Сяцзы внезапно довериться целиком, личное пространство оберегать резко перестал. Продолжал фыркать и ругаться по старой памяти, но так, не всерьёз, без выпущенных когтей. А потом и вовсе уволок в свой одинокий дом: и совершенно не протестовал, когда Сяцзы на пробу перетащил всякую мелочь, вроде пары десятков любимых клинков и запасной кожаной куртки. Ходил себе по пятам, как любопытный кот, наблюдая, а при следующем визите огорошил стильной отделкой удобных лично Сяцзы местечек и полноценным ремонтом всего дома — особенно в освещении. Как это привело к утренним смскам с вопросами о еде, когда они ночевали вместе… Сложный вопрос. За бесплатно Сяцзы над ним думать, пожалуй, не готов. Кухня приветствует его тихим пиканьем кофеварки. Как всегда в случае с Сяо Хуа, время чётко рассчитано: зашёл — получай, ни секундой раньше. Сяцзы хватает свой ультрабодрящий прохладный латте и выпивает залпом, щурясь от удовольствия. Пожалуй, стоит сделать завтрак; если Сяо Хуа спрашивает о вкусах, значит, готовить у него настроения точно нет. Наверняка вернётся с корзинкой еды из ближайшего любимого ларька и вкусом соевого молока на губах. Спору нет, вкусное партнёр выбирать умеет, и в обычное время Сяцзы с удовольствием разлёгся бы в гостиной, чутко дожидаясь возвращения своего драгоценного жаворонка, но сейчас его тревожит непрошенная мысль, и лучшее решение — занять руки. Значит, жареному рису быть. Два вида: с креветками (простовато, но что поделать, истинное наслаждение почему-то не по духу) для Сяо Хуа, с зелёным перцем и свининой для него. Ну правда, он обожает этого человека, но протест против зелёного перца, Сяо Хуа? Ты же ешь красный, они практически идентичны, что не так! Эта загадка мучает его уже около двадцати лет, может, больше. Всё то время, что они провели вместе. Это… Удивительно долго. Он помнит Се Юйченя подростком — а сейчас Сяо Хуа за сорок. Да если бы не знал точно, сколько, поставил бы на двадцать пять или вроде того: Сяо Хуа совсем не изменился с тех пор, и о возрасте можно догадываться лишь по прибавляющейся коллекции шрамов… Интересно, кстати, почему. Сяцзы задумчиво утыкается взглядом в собственное отражение в зеркальной дверце микроволновой печи, на мгновение переставая нарезать мясо. Зеркальный Хэй Яньцзин демонстрирует ровно то же недоумение: не задумывался раньше над этим вопросом. В культы, как старое поколение Девятки, Сяо Хуа не вступал. Он проверил и лично проконтролировал момент! Кровь цилиня не ел. Ритуалы не проводил. Пластические операции — тоже. Маску Сяо Хуа постоянно точно не носит, он бы заметил… И правда — как. Здоровый образ жизни? У трудоголика Се Юйченя-то? Нет. Проклятие гробниц? Он бы сказал, нет. Хорошая генетика? Ой, вряд ли… А факты есть факты. Наверно, поэтому Сяцзы раньше и не задумывался: привык. Если бы не вчерашняя болтовня по телефону с Треугольником и ляпнутое мимоходом «да вы, похоже, молодость на двоих поделили, цветёте, хоть сейчас в модели», и не думал бы. Вот правду говорят: где бедовое трио, там и всякая ерунда происходит! Фэншуй одним своим существованием ломают, нехорошие люди. Делать-то что? И надо ли что-то делать вообще? Сяо Хуа возвращается, когда он почти закончил. Прислоняется к дверному косяку, тихий и внимательный, и наблюдает, как Сяцзы мастерским движением управляется сразу с двумя раскалёнными воками, интенсивно перемешивая рис. Может быть, он несколько рисуется, зная, что Сяо Хуа смотрит: подбрасывает выше, энергично вывернув запястье, ловит горячую и ароматную еду прямо тарелками. — Поцелуй лучшему повару? — оборачивается Сяцзы с обаятельной улыбкой, отставляя блюда на стол. Жаль, фартук с этой надписью не прижился… Зато против весёлой расцветки в яркие пионы Сяо Хуа совершенно не возражал. Его одаривают мягким хмыканьем и коротким прикосновением губ к щеке. Сяо Хуа опытный, хорошо знает — если Сяцзы баловать, к завтраку они перейдут нескоро; Сяцзы ещё опытнее, а потом успевает хитрого Се Юйченя до побега перехватить и чмокнуть правильно, по-взрослому. За двадцать-то лет они оба эти ходы выучили: если и попадаются, то исключительно по желанию. В четыре руки сервировка проходит быстро, да и что там сервировать: достать приборы, разлить напитки по кружкам — ещё немного кофе для него и дополнительная порция соевого молока для Сяо Хуа, — разложить корзинку с европейскими слойками, вредными, но негласно признанными вкусным вариантом перекуса, и открыть баночки с пудингом. Сяцзы в свой ложку запускает моментально, проверяя количество корицы и степень ванильности — стиль упаковки выглядит незнакомо, значит, Сяо Хуа опять отыскал новое место, срочно надо протестировать. Это нежно и податливо на языке; в меру сладко, восхитительно пряно — яркие искорки корицы и густая, обволакивающая ваниль. Немного отличается от того, что ему нравится, но тоже хороший вариант, Сяцзы отзывается одобрительным мычанием и показывает большой палец. Как и всегда — блистательный Хуа Эр Е подобрал отлично. Пожалуй, Сяцзы даже уничтожит эту баночку целиком до основного блюда. Заморит червячка перед истинным удовольствием, так сказать. Он увлекается — и не успевает остановить катастрофу. Каким образом злосчастный кусочек перца оказывается в тарелке Сяо Хуа, знают одни демоны. Он ведь всего лишь один и совсем маленький — в самостоятельной готовке Сяцзы нравится крошить овощи довольно мелко, полусантиметровая нарезка лучшая, — но его хватает, чтобы Се Юйчень схватился за горло в приступе кашля. А дальше всё словно в перемотке. Щёлк — пудинг летит в раковину; щёлк, щёлк, щёлк — ударить Сяо Хуа меж лопаток, помогая прокашляться, развернуть и споткнуться о поблёскивающие на скулах тонкие линии чешуи, так похожей на новомодный подростковый глиттер. Полупрозрачные, золотистые, как цветы османтуса — человеческая кожа за ними тает, перетекает мёдом. Вот Сяцзы держит за плечи привычного Сяо Хуа — а вот в хватке повисает небольшой, размером с овчарку, дракон. С очень и очень недовольным видом и ни капельки не изменившимися глазами — карими, совсем человеческими, любимыми. — Сяо Хуа? Дракончик фыркает, ловко выворачиваясь из рук, и приземляется прямиком на стол. Подбирается в недовольный клубок, словно кот, звонко щёлкая попытавшегося словить Сяцзы хвостом по запястью, и метко плюёт огненным залпом прямо в тарелку с ненавистным овощем, с удовлетворением наблюдая, как весело пляшут янтарные и лиловые всполохи. Удивительно, но сгорает только перец: то ли точность у Сяо Хуа зашкаливает, то ли огонь волшебный. Сяо Хуа, похоже, хмурится. Сяцзы — в задумчивости. Он готов любимый нож заложить, что помнит, как когда-то на заре встреч умудрился накормить Сяо Хуа на спор этим вот самым перцем; Се Юйчень морщился, будто ему шиби попробовать предложили, но ел. Разве что чихал потом, словно простыл: извёл с десяток платков. Но никакого кашля и чешуи, Сяцзы поклясться может! — У тебя аллергия на зелёный перец. — высказывает он надуманное, медленно опускаясь на стул, чтобы Сяо Хуа было удобнее смотреть в ответ — не стоит по мелочам ещё больше расстраивать и так раздражённого партнёра. — В обычное время пьёшь определённое лекарство, чтобы это не проявлялось. Если он хорошенько покопается в комнате, точно найдёт заветный бутылёк с таблетками. Потому что Сяо Хуа — это Сяо Хуа, и если он не подстраховался, то Сяцзы — балерина. И если всегда осторожный Се Юйчень не пил своё лекарство сегодня, это может означать… Четыре варианта: а, он достаточно доверяет Сяцзы, чтобы этого не делать; б, он планировал показаться во втором облике; в, лекарство вредно, нельзя принимать постоянно; г, самое маловероятное, забыл. Какой ни выбирай, итог один. Сяо Хуа — чёртов дракон. С цитриновой чешуёй, аккуратными острыми гребнями и насмешливым фырканьем дымом. Может, из родословной Цюню, оттого и к музыке пристрастие? Цвет как раз подходящий. Зато сразу понятно, почему к Сяо Хуа всякое паранормальное липнет. Чует суть, вот и тянется. И территориальность сильная, и властность повышенная, и привычка спать в странных местах и кусаться до багровых отметин — человеческая натура со второй сливается, инстинкты не дремлют. Такой вот секрет. Чешуйчатый. Обидно ли Сяцзы, что он не знал? Да нет. Обычное дело: секретов у них полно, далеко не всеми делиться стоит. Он и сам о многом молчит. Теперь будет молчать и о драконности Сяо Хуа. Наверно, стоит разобраться, что не так с формой дракона — а ведь точно не так, иначе Сяо Хуа в переделках пользоваться не стеснялся бы. Может… Вставший в стойку и уже начинавший подкрадываться к постукивающим по столешнице пальцам дракон, внезапно замерший с недоумением в глазах — ровно таким, какое мелькает у Сяо Хуа, когда тот соглашается с подбивающим на глупые выходки Сяцзы и сам не понимает, почему, лучше всего даёт ответ. Конечно. Инстинкты — и Хуа Эр Е, предпочитающий держать всё под контролем. Понятия не имеющий, как с этим справляться, откуда взялось и ради чего — и с практичностью опытного расхитителя сбегающий от того, с чем совладать не может. Сяцзы вздыхает, протягивая ладонь к острой мордочке и терпеливо пережидая лёгкий возмущённый укус. Клыки у Сяо Хуа острые, шершавые, если цапнет по-настоящему, плоть в лохмотья превратится; Сяо Хуа кусается несильно, так, неудовольствие проявляя, хватает и держит, ничего более. Главное — подходит ближе, даётся потрогать с царственным видом, не исчезает где-нибудь на шкафах, откуда не выдернешь. — Ладно-ладно, Хуа Эр Е, разберёмся. Это надолго? Сяо Хуа на ощупь горячий, как песок в пустыне. И жёсткий, как грани сосновых шишек — не погладишь, как котика, чешуйки острые, кожу содрать проще простого. Сяцзы, впрочем, всё равно пытается: останавливается, с одного движения стерев подушечку большого пальца об изогнутый спинной гребень, айкает в ответ на злое драконье клокотание. В глазах у партнёра приговор «дурень» читается прекрасно, Сяцзы его практически слышит. Больше ему трогать не дают: взрыкивают на попытки прикоснуться, ловят пострадавшую ладонь и ранку горячим зализывают, демонстративно отплёвываясь после. Сяо Хуа ещё глупости делать не доверяет: отстукивает «час» в Морзе по столу и стекает грациозной золотистой макарониной на колени, осторожно притаптывая фартук. Укладывается. Греет. Час так час, всё понятно. Все разговоры потом. Сяцзы прячет задумчивый взгляд за притворными вздохами о судьбе невинно убиенного перца и принимается за еду. …минутку. Это же значит, что он может не думать о возрасте Сяо Хуа — драконы во всех легендах живут куда дольше людей. Плюс одна хорошая новость! Сяо Хуа от него всю отведённую вечность не отделается.