Или могла?
Лариса уже не знала, что думать: она совершенно не узнавала свою возлюбленную и не могла понять, что с ней творится и по какой причине. И, наблюдая все эти изменения последних месяцев, она невольно задумывалась об их истории: как вышло, что они сошлись? Не казалось же Уимс, что Лин действительно тянулась к ней осенью? Были бы они вместе, не случись той истории с аварией? И как всё сложилось бы, если бы Лариса не приложила столько усилий, чтобы заставить Мэрилин признать свою влюблённость?.. Не в силах бороться с тревогой и сомнениями, Лариса порой размышляла о том, действительно ли Мэрилин любит её. Многое в поведении женщины говорило об истинности её чувства, однако Ларису мучил вопрос: если Лин любит её, почему же она не может раскрыть ей правду?.. Вся эта ситуация делала хуже им обеим, и Лин должна была осознавать это, но время шло — а ничего не менялось. Лариса видела угасание своей возлюбленной, видела, как та погружается во тьму — и ничего не могла изменить, ничем не могла помочь, потому что Лин не говорила ей, в чём, собственно, дело. Ещё и Лормания, подаренная Лин в незапамятные времена, стремительно погибала, и Ларисе ужасно не хотелось связывать умирание цветка с состоянием своей возлюбленной, но параллель была настолько яркой и недвусмысленной, что Уимс становилось страшно. И поэтому её непонимание неумолимо перерастало в обиду и злость. Она старалась держать в своей голове мысль о том, что Лин не специально мучит её молчанием, но не могла унять свои чувства. Заперевшись в своём кабинете, Лариса часто плакала, не в силах выносить больше страдания Мэрилин и свои собственные, но, излив эмоции, возвращалась вечером к возлюбленной, прижимала её обнажённую грудь к своей перед сном и мягко целовала Лин, замечая, как быстро наполняется её собственная душа живительным чувством любви, когда эта рыжеволосая женщина прижимается к ней сильнее и бессильно утыкается лбом в её ключицу. И всё это вновь заставляло Ларису ломать голову: они любили друг друга, им было хорошо вместе, но неразрешимая проблема Лин заставляла их обеих безумно переживать и страдать — но значило ли это, что их отношения вредили им? Возвращаясь к этому вопросу снова и снова, Лариса всё сильнее убеждалась: нет. Эти отношения уже спасли их обеих однажды и продолжали делать это сейчас. Лариса догадывалась, что, скорее всего, в последние месяцы Лин держалась во многом благодаря их любви: то, с какой нуждой и нежностью женщина прижималась к Уимс, говорило слишком многое. Поэтому Лариса изо всех сил старалась сдерживаться и быть опорой для Лин, зная, что сейчас возлюбленная как никогда нуждается в ней. Но этим вечером всё пошло не так, и, глядя на распахнутую дверь, Лариса пыталась осмыслить произошедшее. Её разум был слегка замутнён после вспышки ярости, поэтому она какое-то время находилась в прострации, но, когда до неё дошло, что она сказала Лин и что та ответила ей, Лариса запаниковала. Это были совершенно неправильные слова, ужасные, ранящие слова, так похожие на правду, но до безумия искажённые, извращённые своей формой. Несомненно, Лариса любила Лин всей душой и всем сердцем, и, видя, как тяжело возлюбленной справляться со всем одной, Уимс хотела помочь ей, вдвоём разобраться со всем было бы действительно легче: если бы Лин наконец-то всё рассказала ей, эта некая «стена» между ними, скорее всего бы, исчезла, и Лариса постаралась бы помочь возлюбленной всем, чем только могла бы. Лариса уже смирилась с печальным фактом, что в прошлом Мэрилин, очевидно, было нечто ужасное — раз женщина так отчаянно скрывала это, и, раз за разом перебирая все возможные варианты, Лариса со странным удивлением приходила к мысли о том, что ей, собственно, в какой-то мере было плевать на то, что Лин могла совершить ранее: то была другая Лин, не та женщина, которую она знала и любила. Лариса видела колоссальную разницу между мисс Торнхилл, устроившейся в Невермор в августе, и своей Лин. Что бы ни было в прошлом — оно осталось в прошлом. Мэрилин уже была совершенно иным человеком. И Лариса была готова любить её, несмотря на тёмное прошлое — ведь она полюбила Лин, уже зная её душу, и ни разу не отступила перед её накатами тьмы. Лариса любила и была готова любить Лин со всей её тьмой, несмотря ни на что и вопреки всему. Но почему-то Мэрилин совершенно не понимала этой простой истины — и именно это вывело Ларису из себя, она сорвалась, наговорив Лин глупостей: нет, конечно, её возлюбленная могла справиться со всем сама и она справлялась, но каким трудом и какими жертвами… Им стоило бороться с трудностями вместе, сообща, укрепляя отношения доверием и взаимоподдержкой, а не страданиями и слезами, из-за которых Лариса действительно боялась за состояние Лин, ведь видела, что та — просто на пределе… Понимая, насколько неправильные слова сорвались с её губ, Лариса вскочила на ноги. Её сердце панически колотилось, когда в её голове раз за разом звучали последние слова Лин. «Не спасай меня» — эта фраза была до безумия похожа на признание катастрофы, и неясная тревога разрывала душу Ларисы Уимс, пока она дрожащими руками выискивала телефон среди кучи вещей на кровати. Схватив мобильный и ключи, женщина стремительно вылетела из спальни, громко хлопнув несчастной дверью, и сбежала по лестнице на этаж ниже. Комната Мэрилин была заперта. — Лин! — позвала Лариса настолько спокойным голосом, насколько это было возможно в тот момент. — Лин, прости меня, я наговорила глупостей, пожалуйста, открой мне! — услышав в ответ лишь тишину, Лариса прильнула ухом к двери и повторила: — Прости, прости меня, Лин! Давай поговорим, пожалуйста… — не слыша абсолютно ничего, Уимс нахмурилась. — Лин, ты здесь? Ответь мне, чтобы я знала, что ты в порядке, — голос Ларисы невольно дрожал, но она всё ещё не получала ответа, поэтому, вытянув шпильку из волос, женщина замерла, уверенно сжав металлическую отмычку, готовая отпереть дверь, если Лин действительно там: — Если ты мне не ответишь, я вскрою дверь сама! Но из-за двери не раздалось ни единого звука. Догадавшись, что Лин скорее всего привычно убежала в любимую оранжерею, Лариса со вздохом вернула шпильку в причёску и поспешила покинуть замок. Путь до стеклянного здания на территории академии показался ей вечностью: миллиарды мыслей бились в голове Уимс, и она корила себя за срыв — Лин было ужасно тяжело и она не заслуживала подобных слов от своей возлюбленной. Лариса часто думала о том, что она сама не заслуживает таких нервотрёпок со стороны Лин, ведь это действительно было несправедливо: Лариса любила её, Лариса всегда поддерживала её, Лариса была готова помочь ей с чем угодно — но Лин что-то упорно скрывала от неё, будто бы не доверяя своей возлюбленной… Но, думая о том, что Мэрилин как-то «плохо» поступает с ней, Лариса раз за разом приходила к пониманию того, что она знала, на что идёт: ещё на этапе симпатии и ранней влюблённости ей было известно о психологических проблемах Лин — боже мой, да эта женщина в тридцать шесть лет не понимала, что такое любовь!.. Ожидать от неё здравых и простых решений перед лицом какой-то очевидно опасной и травмирующей ситуации — это, конечно, было что-то из разряда фантастики. Но Лариса уже правда не знала, с какой стороны подступиться и какими словами убедить Лин, что мир не разрушится, если она расскажет обо всём Уимс. Мэрилин упорно хранила свой секрет — и Лариса ужасно боялась потерять её из-за всего этого, но не могла же она пустить всё на самотёк… Поэтому она уверенно схватилась за ручку оранжереи и потянула её на себя — но и эта дверь оказалась заперта. Уимс удивлённо замерла и дёрнула дверь снова — не открывается. — Лин? — женщина постучала. — Лин, прости меня, давай поговорим! — вновь не получив ответа, Уимс прошла по дорожке вдоль здания, заглядывая сквозь стёкла внутрь — на первом этаже никого точно не было. Вспомнив про телефон, Лариса мигом набрала номер любимой, полагая, что мелодия звонка выдаст её, но из оранжереи не раздалось ни звука. — Мэрилин, я знаю, что ты здесь! — вскрикнула Лариса, взволнованно оглядываясь по сторонам. — Давай поговорим, открой мне, пожалуйста! Вдруг тревожная мысль пронзила её разум острой иглой, и женщина быстрым шагом направилась в сторону парковки, молясь о том, чтобы машина Торнхилл оказалась припаркована здесь, на территории школы, иначе это значило… Это действительно значило, что Лин уехала в неизвестном направлении — синего Жука на парковке Лариса не обнаружила. Нервно выругавшись вслух (давно с ней такого не было), Уимс села в свой минивен и выехала за территорию Невермора. Задумавшись на миг, она направилась в сторону Джерико — вряд ли бы Лин просто уехала по дороге в никуда, без вещей и какого-либо плана… Вряд ли же, да?.. Лариса отчаянно пыталась успокоить себя этой мыслью, чувствуя, как волнение наполняет каждую клеточку её тела. Сидя за рулём автомобиля, Лариса периодически звонила Мэрилин — но та не брала трубку. Добравшись до города, Лариса первым делом проверила стоянку у Флюгера, потом направилась к парку, следом объехала все улицы и переулки в надежде найти возлюбленную — но нигде не увидела её автомобиля. Отправляя сообщение за сообщением, Лариса отчаянно старалась сохранять рассудок холодным, но слёзы неконтролируемо срывались на её щёки время от времени. Лариса корила и проклинала себя за произошедшее, совершенно не понимая, что ей делать. Мэрилин исчезла. Мэрилин исчезла после их ссоры, в которой Лариса наговорила ей глупостей и гадостей. Мэрилин, измотанная, расстроенная и раненая Мэрилин, исчезла, уехав в неизвестном направлении, и не отвечала ни на звонки, ни на сообщения. Лариса реально паниковала, боясь думать о том, куда делась Лин и что могла сделать в таком состоянии… Ещё раз объехав весь город, женщина остановила машину в безлюдном месте и в голос разрыдалась: всё было так глупо и страшно, что её несчастное сердце просто не выдерживало. Она всеми способами пыталась отрезвить себя, убедить, что всё не так критично, но тут в памяти Уимс всплыла почти засохшая Лормания на столе — и женщина окончательно впала в истерику. Цветок, ставший началом их истории и расцветший в переломный момент их отношений, неумолимо умирал — и Лариса была чертовски напугана этими параллелями, но… что, если он действительно соотносился не только с их отношениями, но и состоянием Мэрилин?.. При мысли о том, что с Лин могло произойти что-то плохое, Лариса начала задыхаться слезами — нет, она не могла потерять Лин, нет, пожалуйста, только не это, только не так, только не она… Почувствовав, как она теряет голову от слёз, Лариса вышла из машины, пытаясь отдышаться. Её руки безумно дрожали, идеальный макияж был уничтожен слезами, а ноги едва не сгибались от слабости, но Лариса не замечала этого, думая лишь о том, куда ей ехать теперь и где искать Лин. В её голове голосом возлюбленной вновь и вновь звучала фраза «не спасай меня» — но разве Лариса могла поступать иначе?.. Проплакавшись и отдышавшись, Лариса бессильно опустилась на водительское сиденье и запрокинула голову, обращаясь к небу прямо сквозь крышу автомобиля: она умоляла все мыслимые и немыслимые силы сохранить Мэрилин живой и невредимой. В этот момент, будто бы ответив на её молитвы, лежащий рядом телефон издал непривычный звук. Лариса тяжело вздохнула, успев подумать, что это какое-то дурацкое, ненужное оповещение, но, увидев на экране знакомое имя, взволнованно схватила мобильный. Мэрилин написала ей в мессенджере, где они никогда не переписывались, чтобы не читать все отправленные возлюбленной сообщения с извинениями, вопросами и просьбами… Ощутив, как болезненно сжалось в груди сердце, Лариса прочла:Лин ♡: Прости за всё. Не волнуйся за меня, поговорим завтра вечером
От этих слов женщину обдало странным жаром, будто кто-то на миг приоткрыл для неё портал в ад. Завтра вечером… Почему только завтра вечером?! Лариса вновь набрала номер Лин — но та не ответила, Лариса позвонила снова — бесполезно, Лариса написала несколько новых сообщений в разных мессенджерах — но Лин проигнорировала и это. Женщина и подумать не могла, что в хрупкой душе Лин может быть столько упорства… Сделав ещё несколько безрезультатных попыток связаться с возлюбленной, Лариса тяжело вздохнула и завела автомобиль: Лин не шла на контакт, но, по крайней мере, она была жива. Понимая, что она ничего больше не может сделать, Уимс направилась обратно в сторону Невермора — ей ещё нужно было собрать вещи и подготовиться к важной рабочей поездке… Но, как бы не успокаивала и не убеждала себя Лариса, она совершенно не могла заниматься своими делами, все её мысли занимала Лин. Лариса невольно вспоминала все срывы возлюбленной — в оранжерее, в её комнате, в своей комнате — и боялась предположить, в каком состоянии та находится сейчас. Лариса обидела её, Лариса ранила её, Лариса дала ей повод усомниться в своей любви — и ни единым способом не могла загладить свою вину. Чувствуя, как от мыслей кипит голова, Лариса бессильно присела на край кровати и спрятала лицо в ладонях. Она никого и никогда не любила так же сильно, как Мэрилин, и даже все трудности, разлады и проблемы не разрушали, а, наоборот, укрепляли её любовь к этой чу́дной и чудно́й женщине. Но чувствовала ли Мэрилин всё так же и что вообще думала об их любви — Ларисе было сложно понять, особенно после всего, что произошло за эти два месяца. Заметив футболку Лин, брошенную на край дивана, Лариса приблизилась и взяла вещь в руки — та привычно пахла травами и цветами… Прижав мягкую ткань к лицу, Лариса вновь расплакалась, потерянно опускаясь на пол и ужасно жалея о том, что обнимает не саму Мэрилин. Лариса корила, до одури корила себя за произошедшее, и всё не могла понять, почему она не бросилась за Лин следом сразу же — почему она позволила ей уйти, как она допустила такую чудовищную ошибку?.. Странное предчувствие отравляло её страдающее сердце, и Лариса всё не могла успокоиться, поэтому вновь стала названивать Лин и отправлять ей сообщения, полные любви и страха. Но Мэрилин игнорировала все попытки Ларисы помириться, и от этого Уимс было чертовски больно. Она долго сидела в раздумьях, периодически выхватывая мысли из урагана в своей голове и отправляя их Лин, но всё было бессмысленно. Лариса чувствовала себя совершенно разбитой и не понимала, как позволила всему этому случиться. Заметив в какой-то момент, что она почти отключается от слабости (ещё бы, время давно перевалило за полночь), Лариса забралась в постель, даже не раздевшись, и с горечью взглянула влево — но, конечно же, увидела рядом лишь пустоту… Она не помнила уже, когда в последний раз ей приходилось засыпать одной — казалось, в прошлой жизни, и от этого ей было больно и одиноко, но просыпаться от кошмаров о смерти Лин и не находить её рядом — вот это оказалось просто невыносимо. Лариса несколько раз рыдала до изнеможения, чтобы отрубиться — и вновь проснуться от дурного сна через час, увидеть пустое место рядом с собой и зайтись горькими слезами. Поэтому, проснувшись от мелодии будильника, первое, о чём подумала Лариса — а, может, не ехать никуда? Она чувствовала себя убитой, безумно сильно переживала о Лин и не была уверена, что продержится так до вечера. Отключив будильник, Лариса вновь попыталась связаться с Мэрилин, но лишь вновь залилась слезами, потому что возлюбленная не подавала больше никаких признаков того, что она хотя бы жива. Проплакав слишком долго и оставив кучу скомканных салфеток в постели, Лариса заставила себя выпить кофе (ох, как же дрожали её несчастные руки), одеться и спуститься к машине. Невермору очень нужно было это сотрудничество, и раз с Лин нет никаких продвижений, она должна ехать — именно так убеждала себя Лариса, чувствуя, как болит глупое сердце в её груди, умоляя женщину вновь отправиться на поиски Мэрилин в Джерико. «Это не поможет, я ничего не могу сделать, она — взрослая, самостоятельная женщина, я никак не могу повлиять на ситуацию сейчас», — повторяла про себя Лариса, уезжая всё дальше от города на свою «важную» деловую встречу, а сама тем временем продолжала звонить и писать Мэрилин почти каждые пять минут. Спустя несколько часов телефон директрисы завибрировал, и сердце Уимс обнадёженно затрепетало, но звонила ей не Лин — а миссис Рамс, которой Лариса перед отъездом дала довольно странное поручение… — Вы её видели? — первым делом спросила Лариса, приняв звонок от подчинённой. — Да, мисс Торнхилл вернулась минут десять назад и направилась в оранжерею, — обыденно доложила ей женщина. — Мне что-то передать ей? — Нет, ничего, спасибо, — пробормотала Лариса, сбрасывая звонок и набирая номер Лин вновь. — Ну же, возьми трубку, Лин, пожалуйста… — умоляла Лариса, слыша в ответ лишь бездушные гудки. Может, стоило всё-таки передать ей что-то через Рамс? Но это было бы так глупо и странно, нет, Ларисе не стоило просить о таком… То, что Мэрилин заметили в замке живой и невредимой, по идее, должно было успокоить Ларису, однако та тревожилась всё сильнее — да, Мэрилин была жива, но она упорно игнорировала Уимс — и это было не в её привычках. В голове Ларисы вертелось одно-единственное сообщение Лин после их ссоры, и женщина невольно задумывалась над тем, можно ли верить её «поговорим завтра вечером»? Лариса впервые так яростно не доверяла обещанию своей возлюбленной и не могла выгнать её образ из своей головы. Пытаясь вернуть трезвость разуму, Лариса напомнила себе, с каким трудом она добилась этой рабочей поездки, как она жаждала вступить в формируемый элитный альянс школ для изгоев, как ей пришлось извиняться за тот стремительный «побег» с онлайн-встречи… Но, вспомнив всё это, Лариса вдруг поняла: она больше не жената на своей работе, нет больше прежней Ларисы-трудяги, чьим смыслом жизни всегда был Невермор. Теперь её смыслом является Мэрилин, та самая Мэрилин, которую она невероятно сильно обидела и которая осталась одна наедине со своей тьмой где-то там, в академии, где у неё нет никого, кроме Ларисы…Да у неё в принципе больше никого нет.
От этой мысли сердце Ларисы ёкнуло, она резко затормозила, даже не задумавшись, какой опасный манёвр совершила (благо, дорога была пуста в обе стороны), и вдруг спросила себя: «Да что я вообще делаю?!» Ларису тревожило тёмное, страшное предчувствие: то, что Лин не шла на контакт, значило слишком многое. Странный ужас фактически разрывал сердце Ларисы, и больше она не могла противиться своей интуиции. — К чёрту! — гневно воскликнула Уимс вслух и, развернувшись через две сплошные, стремительно направилась в обратную сторону. Лариса понимала: да плевать на эту школу, ничего страшного не произойдёт, если столь «крутое» сотрудничество не будет заключено — жили же как-то без него. А вот если Мэрилин сделает с собой что-то… От одной туманной мысли об этом внутренности Ларисы холодели. Она набрала номер подчинённой, но Эвелин Рамс уже уехала по своим делам, и развернуть её было довольно проблематично, поэтому Лариса превысила допустимую скорость и стала вновь названивать Мэрилин, надеясь, что она всё-таки возьмёт чёртов телефон. Ларисе казалось, что время остановилось — дорога всё не приводила её обратно к Невермору, а телефонные гудки сливались практически в монотонную мелодию, нарушаемую лишь тяжёлыми вздохами и редкими всхлипами Уимс. Она успела миллион раз пожалеть, что всё-таки уехала, что не осталась дожидаться Лин, что вообще завела вчера этот разговор о доверии и прочем… Чувствуя себя запертой в ловушке, Лариса молила об одном: больше не слышать безразличные гудки при звонке Лин, и Вселенная вновь обратила внимание её мольбу — в тот момент, когда Ларисе оставалось ехать не больше часа, вместо ненавистных гудков она услышала страшное: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети»… От паники, пробежавшей холодными мурашками по её коже, Лариса едва не потеряла сознание. Телефон Мэрилин был выключен. Чувствуя, как неясная истерика сжимает её горло в тиски, Лариса ускорила свой автомобиль и стала буквально умолять всё на свете, чтобы ничего страшного не произошло. Нестись на такой скорости уже реально было опасно, но у Ларисы не было выбора — она чувствовала, что нечто страшное вот-вот произойдёт, и ей было необходимо успеть к Лин до того момента, как станет слишком поздно… С каждой минутой и секундой тревога Ларисы росла, пару раз её чуть не унесло с дороги на обочину, но она и не думала о том, чтобы поехать чуть медленнее. Вцепившись в руль обеими руками, Лариса Уимс приближалась к Невермору, совершенно не зная, чего ей ожидать и что делать. Подъезжая к академии, она, опомнившись, сбросила скорость, незаметно заехала на территорию и, выскочив из машины, растерянно замерла: куда бежать? Надеясь, что Лин всё ещё в оранжерее, Лариса стремительно направилась к стеклянному зданию и, увидев, что дверь приоткрыта, слегка облегчённо вздохнула. Тихо открыв дверь на первый этаж, Лариса замерла: сверху доносилась тихая музыка. «Всё в порядке?» — проскочила изумлённая мысль в голове Ларисы, и она вдруг подумала о том, что совершенно зря довела себя до истерики… Но тут Уимс услышала едва заметное пение, и сердце её ёкнуло — Лин поёт только когда ей очень плохо. Сама не понимая, зачем, Лариса тихо сняла свою обувь и на носочках поспешила к лестнице на второй этаж. С каждой новой ступенькой песня звучала всё отчётливее, и Ларису пробивало страшной дрожью:Прошёл месяц,
Раны снова открылись.
Я опускаюсь все глубже,
К отрадной погибели.
Едва дыша, Лариса преодолела последние ступеньки и замерла в проёме распахнутой двери. Лин стояла посреди растений, боком ко входу, и молча вслушиваясь в музыкальный проигрыш, забавно подняв одну руку. Лариса недоумённо всмотрелась в профиль возлюбленной: её глаза были плотно закрыты, а губы слегка подрагивали, будто она была на грани слёз. Лариса хотела окликнуть её по имени, прежде чем подойти ближе, и она уже приоткрыла губы, готовая произнести нужное имя, но в этот же миг едва не задохнулась от ужаса: Лин слегка повернулась в её сторону, и Лариса увидела пистолет, приставленный к виску возлюбленной. Каким-то магическим образом Уимс удержала свой шокированный вздох, не издав ни звука, чтобы не выдать себя и не спугнуть Лин, но слёзы мигом заполнили глаза женщины.Её возлюбленная собиралась покончить с собой, и Лариса совершенно не понимала, что ей делать.
Проигрыш песни закончился, и Лорел уверенно запела страшные строчки припева, отчего Ларисе показалось, что она сама умрёт здесь и сейчас, и Уимс отдала бы всё на свете, чтобы очнуться в этот миг рядом с Лин в тёплой постели и осознать, что это был лишь кошмарный, отвратительный сон… Но всё было реальностью. И если Лариса не хотела потерять Лин по-настоящему, ей нужно было что-то сделать. Видя, что возлюбленная не открывает глаз, Уимс с волнением сделала шаг вперёд, затем ещё один, и ещё… Она осторожно подбиралась к Мэрилин, почти не дыша и с трудом сдерживая панику внутри своей груди, понимая, что одно неловкое движение, один странный звук — и палец Лин может дрогнуть. Песня тем временем неумолимо приближалась к концу, и на последнем припеве Лорел вдруг замолчала: она знала, что вот-вот нажмёт на курок, её палец уже был готов согнуться в нужный момент, и, понимая, что времени у неё остаётся очень мало, Лорел в последний раз подумала о Ларисе. Стоило образу возлюбленной возникнуть в её голове — и ресницы Гейтс невольно пропитались влагой. Лорел осознавала, как жестоко поступает с Ларисой, но разве был у неё иной выход? Она не хотела жить без Ларисы, а Лариса никогда и ни за что не осталась бы с ней, узнав всю правду… Сама же Лариса, заметившая, что Лин странно умолкла, сделала ещё несколько шагов, осторожно поднимая ладони на уровень кисти возлюбленной, и на краткий миг замерла, всматриваясь в её бледное, заплаканное лицо. Рука Мэрилин подрагивала, но она с такой силой прижимала дуло к виску, что было понятно: женщина настроена решительно. Лорел действительно уже готовилась умереть и с сожалением думала о том, что не может обратить всё вспять, но тут её разум зацепился за одно-единственное слово, и женщина изумлённо замерла. «Обратить». Оружие всегда можно обратить против нападающего — и почему же Лорел не может обратить хайда против Покровителя?! Поражённая этой мыслью, Лорел странно замерла, и Лариса заметила это. Чувствуя, как её сердце буквально ломает рёбра изнутри, Уимс приблизила свои пальцы к пистолету, не сводя с него глаз, поэтому не могла видеть, как Лорел озарённо переменилась в лице: мысль, пришедшая ей в последние секунды песни, неожиданно привела Гейтс к выходу из злосчастного тупика, но тут вдруг кто-то резко схватил её руку и потянул вверх…Испуганная Лорел неосмысленно сжала пальцы, и последняя нота песни была ознаменована громким, страшным выстрелом.
В тот краткий миг, когда рядом с её головой раздался этот жуткий звук, Лорел успела подумать, что она не хочет умирать. Но было уже поздно, да?.. Странная тишина, воцарившаяся после выстрела, вязкой пеленой обволокла фигурки двух женщин, в ужасе замерших посреди оранжереи, навеки запечатлев этот миг в их сердцах, и Лариса уже успела подумать, что всё кончено, как вдруг где-то рядом на пол с оглушительным звоном посыпались стеклянные осколки. Неверяще переведя взгляд на рыжее пятно, Лариса увидела расширенные карие глаза, смотрящие на неё поистине незнакомым, поражающим до глубины души взглядом. Через секунду Мэрилин непонимающе моргнула, и Лариса едва слышно выдохнула: — Лин… Лорел, уже не надеявшаяся услышать этот голос вновь, ощутила, как её голова идёт кругом, и резко рухнула на колени, обнимая ноги возлюбленной и стремительно шепча: — Я люблю тебя. Ничего не соображающая Лариса ошеломлённо выронила пистолет из рук и опустила взгляд вниз, думая, что ослышалась, но в этот миг Лорел сильнее прижалась к её ногам, повторяя чуть громче: — Я люблю тебя. Чувствуя, как странный огонь вскипает в её груди, Лариса опустилась к ней на пол, вцепляясь пальцами в плечи Лин и вынуждая ту взглянуть в свои глаза: — Ты что удумала, Лин, ты что удумала?! — гневно воскликнула женщина, глядя на возлюбленную и не узнавая её. — Почему?! — слёзы хлынули из глаз Ларисы, и она болезненно задрожала, не в силах справиться с потрясением. — ПОЧЕМУ?! Но Лорел не ответила ей и лишь резко наклонилась вперёд, прижимая Ларису к себе изо всех сил и шепча: — Я люблю тебя, люблю. Я люблю тебя. Я люблю, я люблю тебя… — Лорел повторяла это снова и снова, крепко обнимая Ларису и тихо плача в изнеможении. — Я люблю тебя, Лариса… Бедная, несчастная Лариса трепетно прижимала её к себе, рыдая так безудержно, громко и страшно, что едва могла дышать, не в силах осознать всё произошедшее, в то время как Лорел медленно, но необратимо принимала тот факт, что она не смогла выбрать самоубийство — а значит, ей придётся совершить убийство и, возможно, не одно…Но удастся ли ей действительно убить Покровителя, чтобы защитить свою любовь?..