Среди особенных учеников академии Невермор принято друг друга поддерживать, даже если учебный семестр закончился и наступили каникулы. Со смертью директрисы ничего не будет прежним. Неудивительно, что Энид приехала домой вся в напряжении. С момента обращения девушки в волка прошла уже неделя, но спина продолжала немного болеть, потому что Тайлер во время драки сломал пару позвонков. Ничего критичного, требующего немедленного вмешательства врачей не произошло, но лежать на спине в кровати крайне неприятно.
На удивление мама уже некоторое время с момента появления на пороге дома старается особо не цепляться к внешнему виду. Казалось, она даже избегала прямого разговора, убегая, если, не дай бог, они останутся наедине. Любой на месте девочки решил бы, что всё-таки в последнюю встречу сказал что-то не то, но в самом деле стоит ли обижаться, когда произошло столько пугающих событий? Одни вопросы, которые уже некоторое время не дают спокойно уснуть даже на животе.
По этой причине, когда все обитатели дома, казалось, спали, блондинка встала на ноги и решила пройтись на кухню, чтобы попить водички. На лестнице, ведущей с верхнего этажа вниз, было тихо. Будучи оборотнем, она вполне неплохо видела ночью в темноте, поэтому свет включать, чтобы спуститься по ступеням, не было никакого смысла. Держась за поручень правой рукой, она медленно спускала ноги по одной вниз, чувствуя на самом деле, как каждая мышца при движении отзывается болью.
Такой побочный эффект даже из-за воздействия алой луны быть не должен. Она это понимала подсознательно, хотя старалась делать вид, что всё в порядке. Маска вечно позитивной розовой Барби не должна спадать даже в кругу собственной стаи ни в коем случае. Поэтому она вытерпит всё, не важно, сколько дней или лет придётся мучиться.
Наконец полностью сойдя с лестницы вниз, она пару раз выдохнула. Собственные ноги вдруг начали трястись, просто уходя в какой-то непонятный тонус. Похоже, за весь день Энид слишком много носилась по комнатам, помогая с уборкой.
«Зато теперь я понимаю соседку по улице, что так устаёт, передвигаясь в ходунках от машины до крыльца, где стоит инвалидное кресло. Нужно будет ей через брата передать что-то сладенькое или миленькое», — подумала она, стараясь найти даже в таком случае что-то положительное.
Никогда не поймёшь другого человека, не оказавшись в его шкуре. Наверняка Уэнздэй сразу бы подружилась с этой девушкой, просто потому что ей плевать, что подумают про такую дружбу другие. Аддамс особенная и именно поэтому притягивает к себе столько разных личностей. Даже волк, спящий где-то глубоко в её маленьком сердечке, вырвался на волю и рванул через весь лес, едва уловив знакомый запах шампуня.
Энид помнит, как её вторая личность едва не завыла от радости, увидев, что соседка по комнате жива, хоть и достаточно сильно ранена и выглядит усталой. Если бы не Тайлер, путающийся под ногами, она бы сгребла подругу в крепкие объятия своими могучими лапами. Из-за разницы в росте правда пришлось бы немного поднять тёмную принцессу на руки, чтобы прижать к горячей мохнатой груди.
Говорят, что слюна собак способна залечить раны хозяев, хоть якобы и считается учёными ядовитой. Энид не может утверждать обратного, пока сама не опробует этот способ на подруге. И ничего извращённого в этом же нет? Даже если и да, Аддамсы не из тех, кто напишут заявление в полицию о домогательствах.
Ладно, хватит таких бурных размышлений, ногам стало легче, поэтому нужно продолжать путь на кухню. Открыв большие стеклянные двери, она вдруг заметила сидящую в углу барной стойки маму с большой бутылкой виски. Обычно алкоголь принимал только отец по праздникам, но здесь, казалось, была своя атмосфера уныния по очень важному поводу.
— Мам, не хочешь поговорить о том, что происходит? — тихо спросила она, понимая, что, возможно, сейчас не лучший момент.
Отец снова задержался на работе, должно быть, совсем забыв про их очередную годовщину свадьбы. Хотя сложно вспомнить, чтобы в принципе на такую дату влюблённые что-то друг другу дарили или проявляли романтический флирт.
— Всё в порядке, малыш, просто любовница твоего папы беременна и прислала мне фотографию узи. — Стерев с глаз слёзы, Синклер старалась выглядеть невозмутимой, но, как бы там ни было, как минимум женская гордость задета.
Больше всего в жизни Энид не любила перемены вокруг себя. Где-то в душе желая до последнего оставаться маленькой принцессой-бунтарём, она сдерживала собственную силу, не желая смотреть на этот жестокий мир без розовых очков.
— Нет, не правда, зачем папе заводить кого-то? У него уже есть пятеро родных детей и верная заботливая жена. — Пытаясь отшутиться, школьница даже забыла про боль в ногах.
— Четверо волчат от него, но он хотел ещё и дочку, пусть она даже будет наполовину лисой. К сожалению, после рождения тебя я утратила свои возможности развивать нашу семью. Ты дочь настоящего волка из леса, моя дорогая девочка, меня осеменил не человек. — Пугающая правда для Энид заставила её собственные глаза стать ярко-золотыми.
Где-то в книгах древности было написано, что на пещерных людей действительно нападали волки, используя добычу для удовлетворения своих желаний. Беременные женщины с трудом уносили ноги от мучителей, после родов обретая клыки и более звериный внешний вид.
— Я была похищена сборищем старых ведьм из дома. Их план состоял в том, чтобы попытаться создать самого сильного монстра-волка. Для этого они собрали целую стаю из животных, которые спали со мной, когда я была в человеческом облике. Когда тысячная их попытка провалилась, меня нашла и спасла ведьма Аддамс. — Страшные воспоминания того полугода плена до сих пор снятся ей в кошмарах.
— Я плод изнаси… — договорить она не смогла, так как гены родного отца пробудились очень не вовремя.
Резкая адская боль в спине заставила согнуться пополам, но золотистыми зрачками зверя она всё ещё смотрела на мать. Лицо начало жутко чесаться, и бедняга царапала собственные щёки острыми ногтями, совершенно не чувствуя боли. Из глотки начало вырываться громкое рычание, когда она таки упала на колени, выгнув с хрустом спину. Наконец, когда вместо лица осталась одна большая дырка, чёрная мохнатая волчица начала понемногу выбираться на волю.
— Энид, твой второй облик рвётся наружу? — бросив пьянствовать, мать с испугу присела рядом, не зная, как помочь в этой конкретно форме обращения.
— Вместо того чтоб задавать глупые вопросы, лучше помоги ей вылезти полностью. — Мать Гомеса и Фестера появилась в чужом доме, как обычно, пафосно и без приглашения.
Ведьма на вид лет сорока благодаря зелью омоложения ступила своими высокими каблуками на кухонную плитку, слезая с метлы. Видимо, ей самой многие годы было интересно, обладает ли спасённый ею ребёнок сюрпризом в виде двух обличий. Слава богу, что в семейной библиотеке потомков сохранились советы и на этот случай.
— Девка, слышишь меня? Представь, что твоё человеческое тело — лишь тесные тряпки. Не бойся, сломай, пусть оно расползётся пополам и забрызгает всю кухню кровью. Тебе станет легче. Давай, ну же, борись со своим страхом, — очень грубо начала требовать гостья, потому что знала одно: если обращение застрянет, обе формы умрут примерно за два часа.
— Что я такое?! Меня не должно существовать?! — Энид впала в мысленную истерику, начав чувствовать агонию во всём теле.
— Горе-папаша, иди успокой собственную дочь, — обратилась она к своему фамильяру, что забрался на кухню в один прыжок, разбив окно.
— Моя малышка, я так мечтал тебя увидеть, даже согласился стать животным-хранителем ведьмы, — чёрный самец с пушистой шерстью вдруг заговорил человеческим голосом.
— Ты мой папа… настоящий папа… — заскулив, словно щенок, Энид начала медленно разрушать саму себя.
Всего через несколько минут в литрах крови и человеческих останках сидела милая волчица, слегка дрожа и тихо подвывая оттого, что родитель начал заботливо вылизывать её мокрую шерсть. Удивительно, как только братья не проснулись от всех этих звуков.
— Твоя ошибка была в том, что этот зверь действительно любил тебя на протяжении долгих шестнадцати лет. Если бы ты забрала детей от мужа сразу, мы дали бы вам место, где жить, на первое время. А теперь эта девочка вынуждена узнать правду именно так. — Юдора Аддамс, закурив сигарету, применила магию для того, чтобы навести на чужой кухне порядок.
— Я была слишком строга с ней, знаю, но я просто, как мать, хотела ей достойной судьбы! — Заплакав, она опустилась перед обоими волками на колени, начав чесать за ухом.
— Я тоже имею право видеть, как она растёт, не думаешь? Я заботился о тебе, когда ты была в плену. Грел от холода, отгоняя других волков от твоего тела, делился едой, хотя нас в плену кормили одинаково плохо. А ты не пришла даже попрощаться… Думая, что, раз я не твой муж, ничего не почувствую… В этом и есть ваша плохая черта людей: сначала располагаете к себе, а потом выбрасываете, как вещь, на улицу. Я бы принял всех твоих детей, а ты испугалась, что родишь от зверя. — Тихо рыкнув, он всё же лизнул любовнице руку.
— Юдора, один раз ты спасла мне жизнь, прошу, дай совет, как моей дочери принять себя до конца. — Начав ещё сильнее плакать, женщина задрожала всем телом.
— Мой внук Пагзли обязательно придумает, как вам помочь, но пока проведи с ней каникулы в самой настоящей заботе и понимании. Проснётся человеком без всяких болей в теле. Когда в тебе живёт несколько существ одного вида, нужно быть готовым к тому, что превращения могут быть и без луны. — Стряхнув пепел сигареты в раковину, женщина подозвала хранителя к себе щелчком пальцев.
Лизнув дочь в нос, Фергюс покорно поднялся на лапы и оказался рядом. Гости исчезли, словно их никогда не было на этой кухне. Однако в доказательство того, что все события были реальностью, Энид уткнулась маленьким мокрым носиком в ладонь матери.
***
Он стал моим наваждением,
Тенью в каждом моём сновидении,
В каждом зеркале отражением,
Самым тайным моим откровением.
Он оставил меня в невесомости,
Вне запретов, табу и условностей,
Разнёс вдребезги купол скромности
И загладил в душе все неровности.
Ободок кольца нежеланного
Вокруг пальца его безымянного —
Символ нашего родства странного,
Греха главного, первозданного.
Ведь я неверная жена, а он неверный муж,
Грязь нашего вранья не смоет тёплый душ,
И, как всегда, с утра нести мы будем чушь,
Чтобы укрыть от всех единство наших душ.
Тот, что дома ждёт, — он другой совсем,
Он уже не лекарство от всех проблем,
Он уже не решение всех дилемм,
Но он дорог мне стал со временем.
Жаль, в груди моей нет двух сердец,
Жаль, меня не заменит сестра-близнец,
Я уже не могу быть рабой колец,
И не в силах всему положить конец.
Всех нежней буду с мужем я в эту ночь,
Как жена, как мать, как сестра, как дочь,
Растворюсь в нём, как в озере тёплый дождь,
И душа его птицей умчится прочь.
Ну а тот, кто мою жизнь зажёг огнём,
Перестанет дышать тёплым ясным днём,
Вслед за ним полечу туда, где вдвоём
Мы сольёмся с ним, как река с ручьём…
