А если бы...

Вена, весна 1920 год. Вырваться из Германии, пусть на короткий срок, для Отто это был как свежий глоток воздуха. Конечно, средства его семьи позволяли ему ни в чем не нуждаться, но общая атмосфера в стране делала его нытиком и пессимистом. На это наслаивались вечные раздоры между отцом и матерью, атмосфера в доме была невыносимой. Брак Марии Вайс, по сути, был мезальянсом и, если бы не полное отсутствие деловой хватки у ее отца, деда Отто, ему бы никогда не случиться. Но Эдмунд Вебер застрелился. Его гордость не смогла пережить его долгов. А мать Элиза, продав и заложив все, что можно, в итоге осталась с долгами и надменной дочерью. Которую, однако, быстро смогла пристроить за сына промышленника Вайса. Старому Отто Вайсу к его деньгам была позарез нужна аристократическая родословная. Как раз эту родословную и обеспечила ему Мария, выйдя замуж за Хейнриха, его единственного сына. Со стороны Вайса это была честная сделка. Хейнрих со временем полюбил своенравную Марию, но она, так и не смогла простить ему того, что он пошел на поводу отца и дал согласие на брак. Он всегда шел у него на поводу, даже после смерти, когда решил назвать новорожденного сына Отто, в честь почившего отца, а не Эдмундом, как того хотела Мария. К своим 47 Мария стала совсем невыносима, вела себя как королева в изгнании и не удивительно, что Хейнрих как положено "простофиле" и "недотепе" все больше времени проводил в таверне со стаканчиком шнапса, чем с женой. Отто, который к своим 23 взял семейное предприятие в свои руки, был рад выехать по делам в Вену и не прочь там задержаться, насколько это было бы возможно. В конце концов, ему 23, он еще молод и небольшое романтическое приключение ему не помешает. Да и девушки здесь более открытые и современные, не то что на родине, в городке вокруг сталелитейного завода его отца. Стоя перед собором святого Стефана, он вдыхал ароматы венской улицы, кофе с корицей, весенней листвы. Здесь он ощущал себя молодым, здесь он различал краски. Внезапно за спиной послышался девичий смех и хихиканье. Он обернулся, темно-карие глаза смотрели на него в упор, в них плясали смешинки. Темно-каштановые волосы были заплетены в две тугие косы. Стоявшая рядом с шатенкой девушка, была ее полной противоположностью. Стриженая блондинка, с голубыми, почти выцветшими глазами. Блондинка с вызовом спросила, немец ли он. И получив утвердительный ответ, засмеялась. — Видишь, — обратилась она к подруге, я угадала, кто ж ещё будет так рассматривать наш собор, перегородив собой улицу. Шатенка засмеялась, но было заметно, что едкость подруги пришлась ей не по душе. Ну вот, теперь и эти двое. Он знал, что заносчивые австрияки считают их, немцев, недотепами и невежами, но он так устал от снобизма матери, что укол незнакомки ранил его. Он уже хотел ответить колкостью, как вдруг увидел глаза шатенки, они смотрели на него вопросительно. Он еще не понял, что конкретно решится от его ответа, но понял, что это будет что-то очень важное, важное для нее и для него. Любезно улыбнувшись, он предложил загладить свою вину, пригласив девушек в ближайшую кондитерскую. Ожидая заказанных кофе и пирожных он представился промышленником Отто Вайсом, да-да, из тех самых железных Вайсов. Блондинку звали Ленни Райхманн, а шатенка представилась как Анна Мария Шнайдер. Лишь только она назвала свое имя, Отто краем глаза заметил, как Ленни удивлённо вскинула бровь. Скорее всего, это не ее настоящее имя, но сейчас он даже не хотел об этом думать. Какая разница кто она. Главное она ему нравилась. Возможно, в ней не было классической красоты. Невысокая, с плотной фигурой, с ямочками на щеках, которые не подходили к ее серьезным широко распахнутым карим глазам и к какой-то настороженной серьезности, которая сквозила во всем ее облике. Ленни трещала без умолку, но Отто не воспринимал и слова из того, что она говорила. Ему так хотелось, чтоб у едкой блондинки нашлось хоть какое-то неотложное дело. И, кажется, его молитвы были услышаны. Закончив с кофе, Ленни резким движением отодвинула стул, вскинулась и, смерив подругу долгим взглядом, сказала что ей пора. — До завтра Анна Мария, — Отто вновь зацепило то, с каким нажимом она произнесла имя подруги. Вспыхнувшие щеки сидящей напротив девушки, утвердили его в том, что в этом скрывается какая-то тайна.