***
половица скрипит, андрей открывает глаза. в нос бьет запах ужасный и мерзкий, там сигареты вперемешку с потом, чьим-то противным одеколоном и дешёвым алкоголем, раньше тошнило, теперь привычно. его любовь вернулась, и плевать, что его не было четверо суток. федорович подскакивает, садится в кровати, обнимая колени руками, он из-за всех сил давит подушечками пальцев на тонкую кожу, покрытую синяками, но это даже приятно, ведь у него зависимость от боли, от боли которую причинят именно он. и все дни одиночества в запертой квартире андрей сдирал с порезов тонкую корочку, давил на фиолетово-жёлтые галактики по всему телу, лишь бы почувствовать боль, боль которую каждый раз приносит ему глеб. — малыш, я вернулся, встречай папочку, — глеб говорит это громко, потому что выучил каждое движение его игрушки, потому что знает, что тот уже сидит и ждёт его. пальто летит к черту куда-то на пол, грязные ботинки остаются там же, как и успевшая опустеть бутылка. сегодня глеб другой, такое бывает редко, ведь нет с порога крика, нет тяжелого и омерзительного дыхания, ему от чего-то слишком спокойно и легко. он вваливается в спальню, ползёт по кровати с ядовитой и самодовольной ухмылкой. — мой мальчик меня ждёт, — шепчет на ухо, опаляя раковину горячим дыханием. викторов целует в щеку, мажет языком по лицу, от чего тут же хочется помыться в кипятке, а ещё лучше в серной кислоте, потому что неизвестно, где этот язык побывал за дни отсутствия. глеб тянется к губам непривычно нежно, целует, даже не кусает, водит носом по шее, тяжело дыша. — мой маленький, — произносит викторов через каждые пол секунды, — расслабься, я не обижу, — холодные и грубые руки ведут по телу, будто исследуя каждую оставленную собой же рану. — ударь меня, я прошу, умоляю.1.
8 декабря 2022 г. в 21:38
мажет. кроет. выворачивает. и ещё десятки глаголов, которыми можно описать состояние глеба, идущего в богом забытой подворотне, состоящей из каких-то хрущевок и сталинок, которых на окраине города больше чем много, их количество можно всего-навсего приравнять к количеству цифр после 3.14, всем известного как число пи.
ему кажется, что он видит атомы и молекулы воздуха, вот прям сейчас вдыхает в себя атом азота, а теперь поглощает аргон, но больше всего видны атомы кислорода, их бесконечное количество, и разум парня воспринимает их как что-то невесомое, легкое и полупрозрачное, словно мыльные пузыри, которые вчера на площадке у дома выдувал маленький темноволосый мальчишка. глеб помнит это слишком отчётливо и ярко, будто это не вчерашнее воспоминание, словно это часть его старой, давно забытой жизни, которая импульсами и яркими вспышками приходит в нынешнюю жизнь, где мыльные пузыри - не детская забава, где мыльные пузыри - атомы кислорода после очередной дороги мутно-белого порошка в месте, которое такими же как и он зовётся «раем».
свет фонаря сейчас больше походит на лабораторную работу по физике. когда ты малый и не смышлёный школьник, пытающийся понять что есть дисперсия света, и как она вообще работает. однородные бело-жёлтые лучи для обычного человека, глебу представляются целой палитрой радуги, вот красный, он кажется выжигающим и слишком ярким, глаза болят от него, как от перцового баллончика, а вот синий и зелёный вполне себе хороши, приятные и мягкие. а еще викторову кажется, что на него одели очки-микроскопы настолько мощные, что он замечает даже фотоны света, движущиеся в воздухе с невероятной скоростью.
«зачем изучать физику в школе или университете, если все так просто познаётся лишь после нескольких грамм?»— глеба смешит эта мысль, и на лице растягивается неприятная, мерзкая улыбка, кривая от того, что все тело абсолютно вне собственного контроля.
викторов идёт так медленно, что со стороны, наверняка, похож на ленивца из зверополиса, только вот в одной руке бутылка почти пустая, ведь мало лишь наркотиков, нужно больше, нужно сильней, так чтобы таращило всеми цветами радуги, а в другой сигарета, она дотлела почти до фильтра и вот-вот обожжет пальцы. да даже если и так, глебу плевать, ведь боль он не чувствуется вообще. а она вообще существует? парень забыл о том что значит это слово, что боль испытывают люди, ведь глеб создан из стали целиком и полностью, это его защита, а психику охраняет доблестный страж полиции, тот самый, что через минуту повяжет тебя, сломав пару рёбер за безобидный пикет, наркотики действуют также, также как полиция, также как служба безопасности.
от глеба веет безнадежностью и смертью, не той, что с косой в мультфильмах приходит, а той от которой пахнет страхом и тревогой, той в которой умирают бездомные, и той, о которой люди говорят, что умершие сами виноваты, а дети лишь глумятся над этими трупами, ведь это дядя вася, он живет на помойке, и от него воняет.
викторов не помнит, что такое быть трезвым, не помнит, что такое быть чистым, и не понимает как вообще люди живут без всего этого, ведь мир так сер и уныл, что хочется взвыть голодным волком где-то на горе в полнолуние. зато об этом всем знает он - парень, который спит самым чутким сном, и лишь стоит половице у входной двери скрипнуть, он откроет глаза, а сердце начнёт биться в сотни раз чаще, пока психика перестаёт выдерживать и просто безмолвно внутри него орет: «помогите! спасите! SOS!”.
он - личная игрушка глеба, и имя ей андрей. хотя даже федорович не уверен, что глеб помнит его имя. викторов в его жизни - самый большой и яркий красный флаг, от которого просто некуда деться. уйти нельзя - найдёт и принесёт почти мёртвого домой, ударить в ответ невозможно - изобьет до полусмерти и будет с улыбкой смотреть на кровь, что так красиво растекается по старым половицам в съёмной однушке, медленно впитываясь в дерево с содранным лаком. выхода нет и не будет уже никогда, ведь андрей его любит, а ещё любит город стокгольм. забавно, не так ли? и да, это не любовь, это зависимость, но она точно такая же как у глеба с наркотиками, алкоголем и табаком, он не видит жизни без него, не видит жизни без синяков и ссадин, без замысловатых порезов на теле, что так любит оставлять викторов, без разбитой губы, которая уже несколько месяцев не может зажить, и без сломанного носа, который мешает нормально дышать.
андрею все поголовно говорили, что он идиот, ведь глеб рано или поздно убьёт, но проблема чужих слов решилась слишком легко - андрей теперь ни с кем не общается. и вовсе не из-за запрета викторова, сам так решил. по крайней мере, думает, что сам.
Примечания:
рар ослинг.