*
Когда Гарри пришел в себя, он был в больнице Святого Мунго. Малфой был на другой стороне комнаты, полусидел на подоконнике, который вообще-то не был предназначен для сидения — поставил на него ногу, прижав колено к окну и листал книгу. Свет проникал сквозь тонкие занавески, которые он не потрудился полностью раздвинуть, запутываясь в его волосах и скользя по острому лицу. Между его бровями залегла небольшая морщинка. Гарри облизнул губы и сглотнул. Во рту у него был привкус пепла, а место, куда попало проклятие, болело. — Как поживает твоя мама? Малфой поднял глаза. — Лучше, чем ты. — Это о многом говорит? — Она в порядке. — Малфой вернулся к листанию книги. Он все еще слегка хмурился. Гарри подвел итоги. Если не считать боли в груди и привкуса во рту, он чувствовал себя прекрасно. — Что случилось? Малфой перевернул страницу. — Ты ступил. Гарри потер свой шрам. Было не больно. — Кроме этого? — Это все, Поттер, — Малфой захлопнул книгу и выглянул в окно. — Ты не можешь этого сделать. Ты не можешь… защитить меня. — Я могу защитить кого захочу. — Я могу позаботиться о себе. — Знаю… Я просто… Малфой посмотрел на него, голос его был холодным. — Ты тоже можешь позаботиться о себе. Гарри знал. Это было не потому, что это была его мать, которая была так важна для него — все, что у него осталось, на самом деле, — или что Малфой оставил Гарри наедине с Энни Эттлби; а потому, что это был Гарри, которого он оставил. Будь это другой человек — Паркинсон, Гойл, Гермиона и даже один или два других аврора — Малфой, возможно, почувствовал бы инстинкт защиты. Другого человека он бы не решился оставить наедине с Эттлби. Человек, которому он не стал бы доверять, чтобы обеспечить свою возможную месть. Другого человека Малфой возненавидел бы больше, потому что другой человек заставил бы его потерять ни единого мгновения, заботясь о безопасности своей матери, а Гарри ничего не стоил. Малфой доверял Гарри. Малфой не защищал Гарри, потому что Малфой знал, что Гарри может сделать то, что нужно. — Перестань, — сказал Гарри, — Ты бы защитил меня, если бы мне это было нужно, — он так устал от людей, пытающихся выбрать ему друзей за него. — Гарри, — начал Малфой и остановился. Он соскользнул с подоконника, отложив книгу. Подошел к кровати. — Дай мне посмотреть. — Что? — спросил Гарри и посмотрел вниз. Впервые он заметил повязку у себя на груди. Затем он заметил, как ловкая рука Малфоя разворачивает зачарованные бинты, пальцы Малфоя обводят странный символ, который был выжжен на коже. Ладно, это действительно было проклятие; слова, которые Гарри услышал перед тем, как потерял сознание, оставили на нем еще один след. Пальцы Малфоя были прохладными, нежными и легкими. — Где целители? — спросил Гарри, чтобы отвлечься. — Они скоро должны появиться снова, — Голос Малфоя тоже был холодным, нежным и легким. — Как долго я был в отключке? — Семь часов. Казалось, не так уж долго. Казалось, что вообще не было никакого времени. — Как долго ты сидишь у этого окна? — Она потемнела, — сказал Малфой и затянул повязку обратно. — Что потемнело? — сказал Гарри, не столько потому, что ему было интересно, сколько потому, что Малфой больше не прикасался к нему, так что делать было особо нечего, кроме как обращать внимание. — Эта метка. До этого она была золотой. Гарри нахмурился, глядя на свою грудь. — Как ты думаешь, что это такое? Малфой дернул плечом. — Понятия не имею. Несомненно, ты нуждаешься в ещё одном украшении, — он начал отходить. Гарри поймал его за запястье. — Эй. — Шрамы очень привлекательны, — в повороте, который Гарри не совсем понял, Малфою удалось высвободить свою руку из хватки Гарри. — Может быть, девушки захотят тебя, теперь, когда ты потрепан. — Я не хочу девушек, — сказал Гарри, потому что он часто попадал в ловушки Малфоя. Малфой сверкнул улыбкой, и она тоже отвлекала — не потому, что она была привлекательна, как шрамы, а больше потому, что была красивой, милой и белоснежной. Малфой мило улыбался только для того, чтобы людям было удобно, и если он пытался сделать так, чтобы кому-то было удобно, он лгал или что-то скрывал. Если он лгал или что-то скрывал, Гарри должен был сказать себе, что это непривлекательно, даже если было совсем наоборот. — Я знаю, — сказал Малфой, — Ты никогда не знал, что делать с властью. Гарри не сказал, кого он действительно хочет вместо девушек. Вместо этого он сказал: — Это не твоя вина, Малфой. Малфой отвернулся, рассматривая Гарри только в профиль. — Я не знаю, что она с тобой сделала. — Это просто еще один шрам, — сказал Гарри, потому что это было правдой: у него их было много. — Нет, — челюсть Малфоя сжалась, — она что-то сделала с тобой. Гарри положил руку себе на грудь. Это все еще причиняло боль, но все остальное было в порядке. — Откуда ты знаешь? Челюсть Малфоя снова дернулась. — Ты видел её свечение. Это было очень мощно — больше, чем просто семичасовое оцепенение. Я не понял слов, которые она сказала. И я не могу истолковать символ на твоей груди. — Там есть какой-то символ? — Гарри с интересом посмотрел вниз. — С таким же успехом ты мог бы быть пергаментом, — ироничное веселье в его тоне расценивалось как нежность; Гарри знал это, даже несмотря на то, что Малфой был не в восторге от того, что на нем это было написано. Под повязкой на груди Гарри виднелась черная отметина в виде трех росчерков. Тот, что посередине, был самым длинным; те, что по обе стороны, были одинакового размера. В сочетании они были округленными и не привязанными к основанию. Отметина была не очень похожа на шрам от ожога — больше на татуировку, очень тщательно нарисованную на его коже. — Как пламя, — сказал Гарри. — Доверю тебе читать картинки, — это тоже было приятно. Гарри пожал плечами. — Ходил же в школу для чего-то. — А я-то думал для того, чтобы правила нарушать. Гарри снова пожал плечами. — Не мог позволить Слизерину выиграть Кубок факультета. Малфой улыбнулся, не потому, что теперь все было кончено и ему было все равно, а потому, что это было попадание, ощутимое попадание, и Малфой всегда удивлялся и смутно радовался, когда кто-то мог ответить ему колкостью в разговоре. — Надень рубашку, Поттер. Ты же не хочешь, чтобы на тебя сейчас напала толпа, не так ли? Гарри поморщился. — Там всё… очень плохо? Ему не нужно было объяснять Малфою, о чем он говорил. — Не хуже, чем в прошлый раз. — В прошлый раз возле больницы были молитвы при свечах, — отметил Гарри, — Транспаранты и цветы, и мне прислали пятьдесят шесть плакальщиков, умоляющих меня уволиться с работы, и шестнадцать разных вкусов пирога. Малфой дернул плечом. — Может быть, тебе стоит перестать страдать, если ты так сильно не любишь пирог. — Может быть, мне стоит нанять частного целителя. — Я не буду тебя лечить, если об этом, — Малфой наклонил голову, — На этот раз я действительно попытался проверить персонал. Должно быть, это были целители, очень взволнованные тем, насколько ты знаменит. Мне жаль, если одна или две сумасшедшие медсестры все же проскользнут. — Спасибо. — Я президент клуба анти-Поттера. Устранение твоих фанатов действительно входит в мои должностные обязанности. — Есть клуб анти-Поттера? — сказал Гарри, — И что ты имеешь в виду под «устранением»? — Я не убивал их. Это нарушило бы правило номер восемнадцать. — Увидев приподнятую бровь Гарри, Малфой криво усмехнулся ему. — Никогда не делай ничего такого, за что Поттер был бы тебе благодарен, — сказал он. — Поначалу это звучало как такой хороший клуб. — Гарри вздохнул, потянувшись за своей рубашкой. Чтобы надеть её, потребовались некоторые усилия, учитывая боль в груди, но Малфой не сделал ни малейшего движения, чтобы помочь. После небольшой борьбы Гарри надел её. — Я впечатлен, что ты так долго не пускал их. Малфой приподнял бровь. — Да ну? Гарри окинул его оценивающим взглядом, блуждая глазами по всему. — Да, — сказал он, — Так и есть. Малфой подошел ближе — в его походке определенно чувствовалась развязность. — Ты же не думаешь, что я способен на… — внезапно он замолчал. Они оба это слышали. Гарри ухмыльнулся. — Понимаешь, что я имею в виду? Малфой склонил голову набок. — Это, должно быть, целый флот медсестер. — Почему ты так уверен, что это медсестры? — Их обувь скрипит, — Малфой моргнул, — Только не говори мне, что ты никогда не проверял обувь медсестер. Кроме того, они не собираются впускать фанатов в Святой Мунго. Не после моих угроз. — Каких угроз… — начал Гарри, но затем дверь открылась, и Малфой был прав: это была целая флотилия медсестер, одетых в безупречно белое, в их квадратных белых шляпах и очень элегантных белых туфлях. — Мистер Поттер, вы проснулись! — заявила медсестра, которая с таким же успехом могла бы размахивать руками и хлопать ресницами. — Ой-ой, это намек для меня, — сказал Малфой. Гарри запаниковал. — Не оставляй меня. — Я так рада, что с вами все в порядке, — сказала другая медсестра. — Я слышал, любовь очень целебна, Гарри, — теплый, веселый голос Малфоя окутал его, а затем он исчез, замеченный только двумя медсестрами, которые держались от него подальше. — Что бы мир делал без вас? — спросила другая медсестра, которая вытирала глаза носовым платком. Гарри смирился с тем, что его исцелит любовь. Он действительно предпочел бы, чтобы это сделал Драко Малфой.*
Малфой появился снова только три часа спустя, когда Гарри был официально выписан. — Теперь ты полностью исцелен, — сказал Малфой. В его тоне не было и намека на сарказм, но Гарри слишком хорошо его знал. Во-первых, он становился стервозным, когда уставал, а Малфой, должно быть, не спал по меньшей мере двадцать часов подряд. Под его глазами были темные круги, а рот начинал казаться сжатым. — Я чувствую себя прекрасно, — сказал Гарри. — Тогда, очевидно, ты заслуживаешь справку о состоянии здоровья. — Целители сказали, что все в порядке. Малфой некоторое время ничего не говорил, так как все медсестры хотели автографы, и большинство сотрудников больницы встали в очередь, чтобы энергично пожать руку Гарри, и они имели дело с сумасшедшим фанатом из толпы снаружи, который нарушил порядок и фактически прошел мимо приемного отделения. Как только они смогли отойти в коридор, прежде чем выйти в море доброжелателей Гарри, ожидающих за дверью, Малфой сказал: — Они все еще не знают, что эта женщина сделала с тобой. Гарри пожал плечами. — Может быть, она ничего не сделала. — Пожалуйста, перестань упрямиться. Гарри подумал о том, чтобы спросить, кто это тут упрямится, но в голосе Малфоя не было ни сарказма, ни гнева. Он все еще не смотрел на Гарри. — Хорошо, — наконец сказал он, — я займусь этим. — Дай мне знать, если что-то изменится, — сказал Малфой, что означало, что не имело значения, изучал это Гарри или нет — Малфой изучал, и Малфой был намного более тщательным, чем Гарри, когда дело доходило до исследований. Затем им пришлось выйти на улицу и быстро смыться, прежде чем все так обрадовались, увидев, что Гарри здоров и причинили достаточно вреда, чтобы отправить Гарри обратно в больницу.***
Февраль Ничего не изменилось, за исключением того, что Нарцисса Малфой не получила серьезных травм, Гарри получил вдвое меньше вопиллеров, но в два раза больше открыток с пожеланиями быстрого выздоровления — их количество буквально исчисляется сотнями — и Смит Клеменс стал немного свежее. Валентинок было примерно столько же, как и всегда. Гермиона однажды подсчитала, что их количество примерно равно количеству Валентинок, доставленных во всем американском штате Техас. Смит был влюблен с тех пор, как начал работать с аврорами. Многие люди были влюблены в Гарри, но те, кто был в Аврорате, в основном справились с этим. Смит был все еще относительно новичком. После инцидента с Энни Эттлби, возможно, он решил, что он следующий в очереди на звание самого большого поклонника. — Должно быть, это трудно, когда так много людей поклоняются тебе, — сказал Смит, бочком подходя к Гарри в комнате отдыха. Гарри правда не знал, что сказать, поэтому просто продолжал наливать кофе. — Совершают ужасные поступки от твоего имени, — продолжал Смит, — и все потому, что думают, что знают тебя? Думаешь, они тебя любят? Как будто ты вообще знал о существовании Энни Эттлби. Гарри потянулся за сливками. Смит плавно придвинулся ближе. — Все в порядке, Гарри. Мы знаем, кто твои настоящие друзья. — Хорошо, что у него есть напарник, — раздался ленивый голос, доносящийся от двери. Гарри никогда не мог решить, когда он был более благодарен услышать голос Малфоя, — в тот момент, когда все пошло наперекосяк, и Малфой сказал: «У меня есть план», или когда Малфой спас его из неловкой ситуации. Гарри налил сливки в свой кофе. Смит был либо слишком молод, чтобы затаить обиду на Малфоя за то, что он Малфой, либо слишком хитер, чтобы разрушить свои шансы с Мальчиком-который-выжил, оскорбив кого-то, кто так явно нравился Гарри. — Да, — сказал Смит, — Мы все поддерживаем Гарри, не так ли? А может быть, Смит был просто до смешного серьезен и действительно принимал близко к сердцу интересы Гарри. Иногда такие фанаты были худшими. — Разумеется, — сказал Малфой. Молчание длилось достаточно долго, чтобы Гарри понял, что Малфой делает что-то ужасное, поэтому он, наконец, обернулся. Малфой делал что-то ужасное: он улыбался той милой, чудесной улыбкой, которая являлась олицетворением идеальной лжи, той, которая на мгновение сделала его красивым, и у Смита перехватило дыхание, — тот мгновение казался удивленным. Гарри отхлебнул кофе. — Разве не для этого существуют авроры? —Малфой продолжал, — Чтобы защищать людей, о которых мы заботимся? — Да, — сказал Смит, — И других людей. — О, конечно, — улыбка Малфоя стала кривой, но весь он был таким подмигивающим и теплым, что, без сомнения, Смит подумал, что это какая-то хорошая шутка. Малфой дернул плечом. — Как скажешь. Смит рассмеялся. Малфой просиял. Гарри благополучно вышел. Он не потрудился поблагодарить Малфоя. Даже если Малфою не нравилось, как Гарри пытался спасти его от Энни Эттлби, они вдвоем так часто спасали задницы друг друга, что к настоящему времени это стало естественным. Гарри почти забыл об этом, за исключением того, как Смит постепенно отошел от обычных причитаний «Я понимаю тебя, как никто другой» и «Нет, правда, у нас так много общего», и перешел к «Какой любимый паб Малфоя?» и «Драко что, педик?» — Нет, — сказал Гарри, — он не такой. — Но ты гей, — сказал Смит. — Да, — сказал Гарри, — Я гей. — А он — нет. — Нет. — Но он твой партнер. Гарри действительно не знал, как заставить паренька заткнуться. — Да. Смиту, очевидно, пришлось некоторое время подумать об этом. — Ты когда-нибудь задумывался, что он мог бы… — Нет, — сказал Гарри. — Почему нет? — Он ни с кем этого не делает. Смит нахмурился. — Что ты имеешь в виду, он… — Он этого не делает, — решительно сказал Гарри, затем добавил: — Не трогай его. — Как интересно. — Смит выглядел мечтательным. Позже в тот же день, когда он просматривал дело с Малфоем, Гарри кивнул на Смита, который сидел, подперев подбородок руками, уставившись на Малфоя. — Это становится проблемой, — сказал Гарри. Малфой вытянул шею, давая Гарри возможность рассмотреть его горло, от которого Гарри отвел взгляд. — Что? Смит? — Да. Малфой взглянул на Гарри. — Я думал, с ним покончено. — Я имею в виду проблема не для меня, — сказал Гарри. Малфой нахмурил брови. — Что ты хочешь сказать? Гарри закатил глаза. — Он ходит за тобой повсюду, как маленькая собачка на поводке. — Ты ревнуешь? — Малфой казался удивленным. Он не спрашивал, хочет ли его Гарри; он спрашивал, хочет ли он Смита. Гарри не хотел Смита. — С таким же успехом ты мог бы прямо сейчас пускать слюни. На мгновение Малфой казался сбитым с толку; затем он улыбнулся, одновременно качая головой. — Он не влюблен в меня, если ты это имеешь в виду. — Я не говорю, что он влюблен в тебя. Я говорю, что он хочет тебя. Все еще недоверчиво улыбаясь, Малфой снова покачал головой. — Я очарователен, но не настолько. Гарри захотелось ударить его по лицу. То, что он мог так осознанно подкатывать к Смиту в тот день в комнате отдыха и при этом оставаться совершенно неосознанным, — что ему это удалось — казалось невозможным. То, что Малфой не знал об эффекте, который он мог бы произвести, и которым он действительно обладал, делало все намного сложнее. Это помогло бы Гарри иметь возможность обвинить Малфоя в том, что он чувствовал. Однако вместо того, чтобы ударить Малфоя по лицу, Гарри хмурился и страдал из-за сообщений о культе оборотней, и страдал из-за того, что Смит строил Малфою щенячьи глазки. Он страдал из-за похода в паб с Малфоем, куда они часто ходили после работы. Это не любимый паб Малфоя, потому что любимый паб Малфоя больше не был любимым пабом Малфоя. Гарри не мог пойти туда, не нарвавшись на толпу, и Малфою это перестало нравиться примерно в то время, когда он об этом узнал. Вместо этого они пошли в маггловский паб, где Малфой жаловался на обслуживание, атмосферу и других посетителей, а Гарри страдал от этого нытья, а также страдал от того, что Малфой был умным, остроумным, блестящим и совершенно эмоционально и физически недоступным. Дело было не в том, что Гарри никогда не говорил Малфою о своих чувствах. Они были партнерами всего шесть месяцев, прежде чем Гарри понял, что это начинает становиться проблемой. Как, черт возьми, это произошло, почему это Драко гребаный Малфой, который никогда не должен был быть аврором, оставалось загадкой. Гарри, наконец, неуклюже пригласил Малфоя на свидание. Казалось, Малфоя, это позабавило. — Ты хочешь выпить, — сказал он, кажется, и впрямь не веря в это. — С тобой, — уточнил Гарри. — Со мной, — сказал Малфой, — Почему? Тогда Гарри тоже хотел ударить его. — Я хочу, — ладони его были потными, — я хочу встречаться с тобой. — О, — сказал Малфой. — Я не гей. Ладошки Гарри вспотели еще сильнее. — Это значит «нет»? На лице Малфоя появилось любопытное выражение. — Да, это значит «нет». Гарри просто смотрел на него, чувствуя себя глупо. Малфой не собирался уходить, и он не казался расстроенным или хотя бы немного сожалеющим. Гарри действительно не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то не давал ему то, что он хотел; это заставляло его хотеть Малфоя ещё сильнее. — Ты мне нравишься. — Ты мне тоже нравишься, Гарри. — Малфой криво улыбнулся, — Признаюсь, не этого я ожидал. — Нет, — сказал Гарри, — Я имел в виду… — он понял, что уже сказал то, что имел в виду: он ему нравится; он хотел встречаться с ним; что он должен был сказать ему — что он хотел его трахнуть? Иногда Малфой мог быть таким тупым. — Я имел в виду, что хочу тебя. Малфой снова посмотрел с любопытством. — Это будет проблемой? Гарри на самом деле не думал о том, что произойдет, если Малфой скажет «нет». — Ты имеешь в виду, с работой? Странно посмотрев на него, Малфой сказал несколько нерешительно: — Да, будет ли для тебя проблемой работать со мной, вот что я имею в виду. Гарри захотелось обо что-нибудь вытереть руки. Вместо этого он сжал их в кулаки. — Я все еще хочу быть партнерами, — на мгновение Гарри охватил ужас, — Это будет проблемой для… Малфой прервал его, очевидно, желая, чтобы этот неловкий разговор закончился как можно быстрее. — Всё нормально. — Даже несмотря на то, что я… — Если это не проблема для тебя, то и для меня тоже, — на мгновение показалось, что он собирался сказать что-то еще, но нет, он ничего не сказал. — Хорошо, — сказал Гарри. — Я рад. Мне нравится работать с тобой, Гарри, — сказал Малфой, а затем ушел, оставив Гарри гадать, было ли это ложью, потому что звучало как самая искренняя вещь, в которую Малфой когда-либо говорил. И это был не конец. Может быть, так и должно было быть, но когда прошло больше года работы с Малфоем, Гарри стало казаться неправильным не говорить что-то о своих чувствах таким образом. Может быть, Малфой думал, что он забыл о них, или пережил, или что-то в этом роде, когда, если уж на то пошло, стало еще хуже. Гарри подумал, что он должен дать Малфою понять, что чувства, во всяком случае, никуда не денутся. Он был не из тех, кто флиртует по-настоящему или небрежно опускает руки — вот почему однажды после того, как они схватили темного мага, а у Малфоя на одной щеке расцвел синяк, и при этом он выглядел чрезвычайно довольным собой, Гарри сказал: — Я не перестал тебя хотеть. — Я… что? — Малфой перестал выглядеть таким довольным, но Гарри правда было все равно. — В прошлом году, когда я пригласил тебя на свидание. Я не перестал этого хотеть. Малфой повернулся так, чтобы видеть Гарри только в профиль, не поврежденной стороной. — Ты снова приглашаешь меня на свидание? Гарри подумал об этом. — Я бы сделал это, если бы думал, что ты скажешь «да». Челюсть Малфоя сжалась. — Я бы не сказал. — Это потому, — спросил Гарри, — что ты не гей? — Веская причина, не так ли? — Разве? Малфой посмотрел вниз; его светлые ресницы блеснули. Гарри хорошо помнил тот день; они стояли на солнце, а другие авроры занимались заключением волшебника под стражу. Они с Малфоем должны были быть сторонними наблюдателями, но вместо этого Гарри отвлекся на этот фиолетовый оттенок на лице Малфоя, и он просто не смог удержать свой чертов рот на замке. — Моя семья, конечно, не одобряет, — наконец сказал Малфой. Гарри втянул в себя воздух. — Малфой, ты… Встретившись взглядом с Гарри, Малфой прервал его. — Я не гей. Пытаясь найти какое-то объяснение его словам на лице, Гарри ничего не смог прочесть. Малфой был просто пустым, невозмутимым и довольно красивым в том смысле, в каком он не должен был быть, потому что Гарри никогда не замечал этого раньше, и он был уверен, что другие люди тоже этого не замечали. — Ты никогда не встречаешься с другими людьми, — наконец сказал Гарри. — Гарри, ты думаешь, из-за того, что я не буду встречаться с тобой, я отказываюсь встречаться с другими людьми? — тогда Малфой очень мило улыбнулся, — Не слишком ли мы самонадеянны? Гарри оставался упрямым. — Я никогда не видел, чтобы ты встречался с другими людьми. — Наблюдал за мной, Поттер? — голос Малфоя был ленивым. — Да. — Ага, — пробормотал Малфой, — Не надо. Гарри снова посмотрел на него, и впервые ему пришло в голову, что он, похоже, готов умолять. Это было бы ново для них — Гарри Поттер умоляет Драко Малфоя — но хуже всего было то, что даже если бы это привело его на свидание, это не дало бы ему того, чего он действительно хотел. Так что он не собирался умолять. Но Гарри по уши вляпался, потому что он думал, что Малфой должен знать, что он чувствовал, потому что он не чувствовал себя комфортно рядом с Малфоем, когда Малфой просто не знал, поэтому Гарри собирался, черт возьми, сказать, что он чувствовал. — Малфой, — сказал он, его голос стал грубым, — Драко. Я не могу остановиться. Я пытался…. и я не могу. Я… Ладонь Малфоя обхватила его запястье, и оно внезапно стало легким и прохладным. — Давай не будем говорить ничего такого, о чем потом пожалеем. Тепло пробежало по руке Гарри там, где Малфой коснулся его; Гарри мог чувствовать это в своем сильном колотящемся сердце. Его глазам стало жарко. — Я не собираюсь сожалеть об этом. Малфой казался удивленным. — Ой. Что ж, тогда продолжай, — он убрал руку. — Я не могу перестать хотеть быть с тобой. Возможно, я никогда не перестану. Малфой отвернул лицо так, чтобы Гарри мог видеть в основном его подбородок и светлые волосы, которые на солнце казались еще белее. Свет просачивался сквозь белую рубашку Малфоя, и Гарри мог видеть очертания его тела, и на мгновение он почти пожалел об этом. Теперь, когда Малфой знал, у него всегда будет эта возможность быть выше Гарри; он мог использовать ее против него, и разве это не делало Гарри таким жалким. Малфой оглянулся и сказал: — Гарри, — легкое, неконтролируемое движение его руки по бедру показало гораздо больше, чем когда-либо могли бы сказать его слова. — Спасибо. Это много значит для меня. — Ага, — сказал Гарри. — Никто никогда не говорил мне ничего подобного раньше, — сказал Малфой. Может быть, потому что ты холодный гребаный ублюдок, была первая безумная мысль Гарри, а затем он увидел, что рука Малфоя все еще подрагивает. — У меня такое чувство, что ты воспримешь то, что я собираюсь сказать, самым худшим из возможных способов, — сказал Малфой. Он задумчиво помолчал. — Я никого не хотел с шестого курса. Взгляд Гарри скользнул вниз по телу Малфоя. Через мгновение Малфой сказал: — Это было самым предсказуемым из возможных вариантов, — его голос был теплым и звучал насмешливо, — Смотри глубже, Гарри. Пораженный, Гарри встретился с ним взглядом. — То, о чем ты думаешь, было бы проще, в некотором смысле, — сказал Малфой, неопределенно жестикулируя, — Но это не так… однозначно. Я никогда раньше не думал о парнях в сексуальном плане, — Малфой плавно пожал плечами. — Но я также не думал о девушках подобным образом в течение шести лет, так что, возможно, это делает меня… Ни тем, ни другим. Гарри не мог по-настоящему переварить это. — Совсем никого? С шестого курса? Малфой все еще выглядел удивленным. — Не так, чтобы я заметил. — Малфой. — голос Гарри царапнул ему горло, и он не знал, что еще сказать. — Что…? — Ты не должен думать… ты не должен думать о чем-то безумном, Гарри. Никто не прикасался ко мне. Ничего подобного не произошло. — Но другие Пожиратели Смерти, — начал Гарри. — Нет, — сказал Малфой, — Нет. Я просто такой, и мне интересно, будешь ли ты… — он внезапно оборвал себя, качая головой. — Буду ли я что? — Гарри спросил. Малфой с трудом сглотнул, и его рука дернулась. — Сможем ли мы просто быть друзьями, — в наступившей тишине он сказал: — Я всегда хотел такого друга, как ты. Пошел ты, хотел сказать Гарри, потому что каким-то образом, услышав, что Малфоя вообще никто не привлекает, Гарри захотел его еще больше. Пока он наблюдал, челюсть Малфоя сжалась сильнее, лоб разгладился, а глаза, казалось, прояснились. Мелочи, но Гарри видел их и знал, что они означали, что Малфой отдаляется. Малфой научился так много контролировать со времен Хогвартса; это было частью того, что заставляло Гарри хотеть его, потому что он знал, что это за контроль и что в нем содержится. Это был способ снова собрать себя воедино после всего, через что они прошли; это был способ, которым Гермиона так усердно пользовалась — потому что она могла, и потому что, если бы она этого не сделала, то осталась бы в кошмарах. Вот почему Рон был таким покладистым, потому что, если бы это было не так, он бы слишком сильно переживал и не смог бы удержаться от драки или бегства. Вот почему Гарри был так чертовски хорош в своей гребаной работе, потому что он не хотел думать ни о чем другом, кроме того, чтобы остановить все плохие вещи, заставить их остановиться, остановиться, остановиться. — Не надо, — грубо сказал Гарри. Он схватил Малфоя за запястье, его хватка была совсем не легкой и не прохладной. — Я сделаю все, что угодно, черт возьми. Просто не поступай так. Малфой поморщился, безуспешно пытаясь высвободить запястье. — Миленькое признание в дружбе, если таковая вообще существовала, — сказал он, но в его голосе не было той стервозной злобы, к которой Гарри так привык. — Хорошо, — сказал Гарри, а затем по какой-то причине потерял всякий контроль. — Позволь мне поцеловать тебя. Только один раз, и я больше не буду спрашивать. — Грязная ложь, — легко ответил Малфой, потому что так оно и было. Он отвел взгляд, и он был так теплым в солнечном свете, и пульс на горле Малфоя был виден, словно трепет чего-то пойманного и нежного прямо под кожей. Малфой сглотнул. — Я бы действительно предпочел, чтобы ты этого не делал, Гарри. — Ладно. — Гарри отпустил его и дал ему пространство. Малфой рассеянно потер запястье. — Я пойму, если ты захочешь подать заявку на нового партнера. Гарри знал, что так действительно было бы лучше, но все, что он сказал: — Ты хочешь, чтобы я это сделал? — Нет, — сказал Малфой. — Тогда не буду. Напряжение, которого Гарри не замечал, внезапно высвободилось в Малфое, как будто щелкнули выключателем. — Спасибо, — выдохнул Малфой, — Боже, спасибо тебе. Все было настолько запутанным, разочаровывающим и совершенно сбивающим с толку, что Гарри не знал, где он вообще нашел в себе силы ухмыльнуться, но он ухмыльнулся, потому что Драко Малфой благодарил Бога за то, что тот был его партнером. — Нравлюсь тебе, не так ли? — Боже упаси, — Малфой вернул себе равновесие, — Я просто хочу уберечь других авроров от моей собственной участи. Гарри проявил вежливое любопытство. — Тебя волнуют другие авроры? — Я — великомученик в этом партнерстве. — Малфой задрал нос. Гарри фыркнул. — Должно быть, вылетело у меня из головы. Малфой улыбнулся ему своей кривой, нежной улыбкой, которая, как Гарри начинал думать, могла быть настоящей. Были времена, когда он также думал, что это может означать, что Малфой разделяет его чувства, но это было совсем не так. Это означало, что он был другом Малфоя, и иногда он думал, что это могло бы быть как-то еще более потрясающе. Хотя большую часть времени это отстойно, подумал Гарри. Он потягивал пиво в маггловском пабе, смутно размышляя о Смите, и о том, что если он не может положить глаз на Малфоя, это означает, что никто другой, черт возьми, не может быть лучше, и о том, что это не те мысли, о которых должен думать хороший заботливый друг. Это были вещи, о которых ты думаешь, если бы на самом деле тебя волновало только то, как бы залезть в штаны к своему лучшему другу. Может быть, Малфой не возражал бы, чтобы Гарри думал об этом так много, как он на самом деле думал, за исключением того, что Гарри возражал. Он сильно возражал, потому что думал, что это не то, что нужно Малфою, и ему нравилось быть тем, в чем нуждался Малфой. Ему нравилось помогать Малфою взять себя в руки, без этой холодной, невыразительной маски, без этого жесткого контроля, который держал поддерживал все остальное. Ему нравилось помогать Малфою оправиться от того, через что они прошли, смеясь и надирая задницы. На самом деле это было не то, что нужно Гарри, но все равно он никогда не делал то, что ему было нужно. Он должен был спасти мир, не так ли? И в любом случае, это был лучший способ быть рядом с Малфоем, смотреть, как Малфой двигался, что Малфой говорил, и как Малфой смеялся, так что Гарри потягивал пиво и страдал.***
Март В течение нескольких следующих недель Гарри заметил, что Малфой начал худеть. Его волосы казались почему-то менее блестящими, а под глазами были круги. Он использовал чары, чтобы скрыть их, но Гарри-то видел. Он задавался вопросом, заметил ли Малфой, наконец, Смита и сказывается ли на нем преследование. Гарри, вероятно, должен был быть благодарен — одним сумасшедшим фанатом меньше, и это хорошо, но если потеря произошла за счет практически единственного друга Гарри, который относился к нему как к нормальному человеку, он решил, что это того не стоило. Большинство людей не жалели Гарри, которого все любили и желали. Рон и Гермиона, как и все остальные. жалели его, что иногда было так же тяжело. Только Малфой жалел его и редко показывал это, потому что это была еще одна эмоция, которую Гарри никогда не заслужил сам, а получил только благодаря тому, что был чертовски знаменит. В то время как Гарри в значительной степени был опорой Ежедневного пророка с одиннадцатилетнего возраста, а в общественном сознании волшебников даже до этого, все эти флешмобы по-настоящему начались только после войны. На шестом курсе были трудности — на ум пришла Ромильда Вейн, — но на седьмом Гарри скрывался, так что людям было немного сложно преследовать его, требуя автограф. После войны были судебные процессы, и, конечно, репортеры следовали за ним, делая фотографии, но Колин Криви не делал ничего такого; немногие из них были действительно такими коварными, как Рита Скитер. Но потом Гарри начал обучение на аврора, и репортажи и мелькающие фотографии не прекратились. Сначала было просто несколько человек, задержавшихся утром у тренировочного центра, чтобы попросить автограф, фотографию или какой-нибудь звуковой фрагмент. Но потом он выходил вечером, и их было больше — некоторые из них были теми же самыми людьми, которые ждали весь день только для того, чтобы увидеть его снова. Когда Малфой начал базовое обучение через год после того Гарри, это произвело настоящий фурор в волшебной прессе, не потому, что все были так заинтересованы в Малфое, а потому, что всех интересовала реакция Гарри на это. — Каково это — тренироваться со своим врагом? — Каково, когда твой заклятый враг хочет быть аврором? — Гарри Поттер. Пожиратели Смерти убили ваших родителей. Каково это — работать с одним из них? — Гарри Поттер, когда Драко Малфой станет аврором, будут ли темные волшебники по-прежнему врагами номер один? Как вы себя чувствуете? — Гарри Поттер, как вы себя чувствуете? — Ты мог бы что-то почувствовать по этому поводу, если бы все не придавали этому такого значения, — сказала ему Гермиона, когда Гарри признался, что почти ничего не чувствует. Может быть, она была права. Разговаривая с Роном, Гарри смутно представлял, как это возмущает его. Он мог представить, как подкрадывается к Малфою и требует узнать, о чем, черт возьми, он думал, становясь аврором, чтобы охотиться на темных волшебников, когда он сам был одним из них. Он мог представить, как требует показать руку Малфоя, чтобы выяснить, был ли он в конце концов Пожирателем Смерти. Он мог себе представить, какой шум бы поднялся, что Гавейн Робардс и кто бы то ни было еще решили, что было бы хорошей идеей позволить Драко Малфою быть аврором, отказались от своего решения и сделали так, что лучшей работой, которую мог получить любой из Малфоев, был сбор мусора и подметание улиц. Тем не менее, почти каждый день подвергаясь нападкам людского ужаса из-за того, что Драко Малфоя допустили к аврорам, Гарри словно охладел к этой вопиющей несправедливости и растерял большую часть своего личного негодования по этому поводу. На самом деле, он изрядно устал от того, что люди спрашивают. Малфой никогда не был его заклятым врагом. Малфой никогда не был его соперником. Он был просто каким-то маленьким сопляком, часто путающимся под ногами, и на самом деле все, кто делал из этого такое большое дело, уделяли ему больше внимания, чем он заслуживал. Гарри иногда наблюдал за Малфоем на тренировках, и он даже не выглядел как маленький самодовольный придурок, которым он был. Он просто выглядел как парень — на самом деле немного тощий, хотя и высокий. Отстой во всех силовых схватках, но лучший во всех тестах на ловкость. Целеустремленный, на самом деле, было подходящим словом, и почему так много репортеров, сумасшедших людей и фанатов так сильно переживают из-за этого богатенького щеголя, который обычно падал на втором заклинании, но возвращался и держался до последнего как рэт-терьер, не более. Почему люди так беспокоились из-за него, было загадкой. Гарри продолжал наблюдать за ним, за тем, как Малфой был подлым маленьким засранцем, за тем, как Малфой не боялся ударить кого-то в спину. Он наблюдал за тем, как Малфой наращивал свой контроль, становясь безучастным перед лицом репортеров и давая волю на каждой тренировке; он наблюдал за тем, как Малфой подтягивался, становясь более изящным и резким — менее пронырливым и каким-то образом более голодным волком. Из него вышел бы хороший аврор, подумал Гарри. Люди должны просто заткнуться по этому поводу. В конце концов они вроде как заткнулись, но ущерб был нанесен. Теперь, когда волшебный мир впервые после войны почувствовал вкус драмы о Гарри Поттере, он просто хотел большего. Оттуда следующим печально известным скандалом был тайный роман Гарри с Гермионой вместе с его ревнивым лучшим другом Роном, а затем Гарри ушел, и был тайный роман Гарри с Роном вместе с его ревнивой лучшей подругой Гермионой. Гарри вызвал авроров, что чуть было не стало поводом для публичного праздника в Гринготтсе, за исключением того, что гоблины не увидели, из-за чего поднялся такой шум; затем Гарри спас магглорожденного ребенка от бывшего Пожирателя Смерти, и пресса взбесилась. После этого в Ведьмином досуге появилось много статей о Гарри Поттере и его работе, включая тот факт, что он может быть тайным шпионом — история, которая всплыла, когда Гарри спас чистокровного от магглорожденного волшебника, потерявшего свою семью во время войны. Также в прессе писали о разбитом сердце Джинни Уизли и о разбитом сердце Гарри, когда она вышла замуж за Дина Томаса, потому что он был либо тайно-не-геем и отчаянно влюблен в Джинни, либо отчаянно-все-еще-геем, но тайно влюблен в Дина, в зависимости от того, какие статьи вы предпочитаете. Гарри стало довольно трудно куда-либо ходить, а то, что за ним повсюду следили репортеры, фотографы и кто бы то ни было еще, мешало ему выполнять свою работу. Он проводил много времени в состоянии алкогольного опьянения и разочарования, и те немногие места, которые он часто посещал, были либо маггловскими, либо такими местами, как Аврорат, где все в значительной степени пережили это — за исключением Смита. Смит, однако, недавно переключился на Драко Малфоя, и Гарри это не понравилось. Во-первых, Смит был тактильным. Он не говорил об этом открыто, просто сталкивался с Малфоем в коридорах, касался руки Малфоя, когда они оба тянулись за чем-то. Он намеренно ставил себя на место Малфоя и намеренно создавал ситуации, в которых их прикосновения могли быть случайными. Еще одна вещь, которая Гарри не нравилась, заключалась в том, что Смит не знал о Малфое. Если бы он знал о Малфое, он бы не трогал его так часто. Не то чтобы Малфой ненавидел случайные прикосновения или что-то в этом роде; Малфою не нравились сексуальные прикосновения. Гарри не знал, было ли это из-за того, что Малфой не занимался сексом. На самом деле Гарри было все равно. Он просто знал, что однажды волшебник, на которого они охотились, флиртовал с ним, подталкивая бедра к Малфою и сжимая его задницу, и Малфой побелел от ярости и произнес заклинание, которое не должен был произносить. Гарри знал, что однажды женщина попыталась подцепить Малфоя в баре и положила руку ему на бедро, и Малфой резко отдернул руку, держа ее на запястье женщины, и на мгновение показалось, что он может сломать ее, прежде чем он оттолкнул и ушел. И Гарри знал, что, хотя Паркинсон все время обнимала его и прикасалась к Малфою, однажды у нее появился отстраненный, мечтательный взгляд, она сказала что-то типа «а вдруг» и провела большим пальцем по его губам. Лицо Малфоя стало суровым и неприступным. Он ушел с вечеринки, Гарри последовал за ним, и напряженная линия его узких плеч вызвала у Гарри желание тоже прикоснуться к нему. — Не надо, — сказал Малфой. — Я ничего не делаю, — сказал Гарри, хотя это произошло всего через три недели после того, как он во второй раз сказал Малфою, как сильно он его хочет. — Хорошо, — сказал Малфой, — Вот и не делай. — Не буду, — сказал Гарри. Малфой кивнул. — Я собираюсь раздобыть снитч и пару метел, — затем он повернулся, и глаза его были серебристо-яркими в темно-фиолетовой ночи. — Ты полетаешь со мной? У Гарри перехватило дыхание. — Да. — Хорошо, — снова сказал Малфой, — Мне нужно… мне просто нужно. — Хорошо, — сказал Гарри, и так они и сделали — пронеслись сквозь эту тьму с этой золотой вспышкой, что всегда была между ними. Гарри рванулся к снитчу, как будто в нем было что-то большее, чем чистый адреналин, гонялся за ним, тянулся к нему. Когда он поймал, что-то все еще казалось ему недоступным. Малфой был краснощеким и измученным; запыхавшийся, он выглядел сексуально. Гарри встретился с ним взглядом. Малфой только что устало улыбнулся ему, сказал: — Еще разок? Они снова полетели. Смит, подумал Гарри, не знал, что Малфой не любит, когда к нему прикасаются, а Малфой не знал, что Смиту нравится прикасаться к нему. Так или иначе, это было худшей частью всего этого. Если Гарри и упоминал Малфою о проблеме Смита, тот недоверчиво улыбался ему и пожимал плечами. Гарри был в норме, зная, что Малфоя ни к кому не влекло. Честно говоря, с ним все нормально. Но то, что Малфой не осознавал, что он привлекателен, что людей влечет к нему — по какой-то причине заставляло Гарри лезть на стену. Может быть, именно поэтому Гарри пошел за Смитом в архив, где их могли слышать только тысячи заплесневелых свитков, а свет был тусклым. — Привет, Гарри, — сказал Смит, в голосе его звучали одновременно удивление и восторг. — Я не знал, что тебе здесь что-то нужно. Мы могли бы прийти вместе. — Мне ничего не нужно, — сказал Гарри, — Малфой не влюблен в тебя. Смит вытаскивал свиток из стопки на полке рядом с собой, но теперь он запнулся. — Что? — Ты должен отказаться от этой затеи, — сказал Гарри, — Ты ему не нравишься. Смит просто в шоке посмотрел на Гарри. — Я не знаю, о чем ты… — Я видел, как ты смотришь. — Я просто смотрю, — сказал Смит. — Ну, — сказал Гарри, — Не смотри. Смит сглотнул, его кадык сильно дернулся. — Ты когда-нибудь пытался перестать хотеть кого-то? Тусклый свет замерцал. — Да, — вот и все, что сказал Гарри. Смит наклонил голову. Он был хорошо сложен, волосы медового, а веснушки золотистого цвета. С его красивыми карими глазами и милыми розовыми губами он действительно мог бы выбрать кого угодно, если бы все сводилось только к красоте. Он облизнул губы. — Кто это был? — Это не имеет значения, — сказал Гарри, — Я просто думаю, что ты не должен… ну, ты не должен. Он никогда не захочет тебя, и ты должен… ты должен быть с кем-то другим. Смит моргнул своими красивыми ресницами, его взгляд скользнул вниз. — Например, с кем? — С кем-то, — стоически ответил Гарри. — Ты говоришь, что Драко не… — в паузе Смит не сказал, что Малфой делал или не делал, — Ни с кем. А ты? Свет снова мигнул, и Гарри посмотрел на Смита, на его широкие плечи, узкие бедра и чертовски красивые губы. Он подумал о Малфое, у которого были тонкие губы, которые в эти дни выглядели довольно изможденными и обветренными по краям. Он подумал о Малфое и о том, как мило, мягко он иногда говорил; о том, как Малфой иногда был просто тихим, что заставляло Гарри думать, что они понимают друг друга. Их прошлое жестоко столкнулось, и все же, несмотря на все орущие толпы и борьбу с преступностью, в их настоящем было что-то вроде мира. Иногда Малфою даже не нужно было ничего говорить, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, или поделиться шуткой, или выразить свое презрение, радость или ироническое веселье; иногда он просто улыбался Гарри, приподнимал бровь, пожимал плечом. Гарри подумал о том, как глаза Малфоя могли становиться такими теплыми и мягкими, и о том, как он мог быть таким жестким и холодным. Он подумал о голосе Малфоя, когда он был отрывистым и резким, о шее Малфоя, бледно-золотистой и запрокинутой назад; он подумал о том, как Малфой, должно быть, выглядит в предоргазменных муках, и сказал: — Да. — Я никогда не получаю того, чего хочу, — сказал Смит, и Гарри никогда раньше не замечал, что Смит может быть таким же стервозным, как Малфой, если захочет. Голос Гарри был резким. — Я тоже. Смит недоверчиво посмотрел на него. — Ты шутишь? Ты мог бы получить все, что захочешь. Честно. Тебе не надо даже пальцем шевелить, люди… Гарри так и не узнал, что люди сделают для него, если он пошевелит пальцем. Он поцеловал Смита, и Смит издал приглушенный звук, когда впечатался в полки архива. Гарри отстранился, и Смит поцеловал его в ответ. — Разве это не то, чего ты хотел? — Гарри спросил. Смит выглядел ошеломленным. — Раньше хотел. Гарри пошевелил бедрами, делая длинный ленивый разворот, от которого сладкий гребаный рот Смита приоткрылся. — Разве ты все еще этого не хочешь? —Я… — у Смита перехватило дыхание, — Да. Шум донесся откуда-то, казалось, через несколько проходов, и Гарри со Смитом оба замерли. Свет замерцал, и Гарри прошептал в раковину уха Смита: — Сегодня вечером. — Смит кивнул, дотронулся до своих припухших губ и посмотрел на Гарри, — Иди первый, — сказал Гарри, и Смит ушел. Затем Гарри пошел по проходу, каким-то образом уже зная, кого он найдет. Тремя проходами ниже Малфой изучал свитки, разложенные вокруг него. Один из них был большой, с медными ручками — он выглядел тяжелым; должно быть, именно это и издало звук. — Что ты делаешь? — сказал Гарри. Малфой удивленно поднял глаза. — Не знал, что ты здесь, — нахмурился он, — Разве у тебя нет аллергии на запах науки? — Я справлюсь, — сказал Гарри, — Что ты делаешь? Хмурая складка между бровями Малфоя никуда не делась. — Работаю над делом. Гарри прислонился к полкам, некоторое время наблюдая, как Малфой возится на полу. Маленькие морщинки на лбу Малфоя и легкая складка на его губах, когда он сосредоточился, заставили Гарри засунуть руки в карманы. Он не мог понять, хотел ли он, чтобы Смит все еще был здесь вместо Малфоя, или он хотел, чтобы Смита никогда здесь не было, поэтому он вообще перестал думать о Смите. — Возможно, ты помнишь, что мы партнеры, — наконец сказал Гарри. Малфой поднял глаза, казалось, немного удивленный тем, что он все еще был там. Может быть, он просто был впечатлен тем, что Гарри может быть таким тихим. — Так вот почему моя жизнь — сплошное страдание? — сказал Малфой, приподняв бровь. — Что за дело? — спросил Гарри. Малфой снова нахмурился, снова глядя на свиток, разложенный у него на коленях. — Это старая книга. Я просто проверяю. — Какая? — Гарри думал, что он был очень терпелив. Вздохнув, Малфой начал сворачивать свиток. — Я думаю, просто замечательно, что ты здесь, — сказал он и встал, — Задери свою рубашку. — Я мог бы найти для тебя место получше, чтобы приставать ко мне, — заметил Гарри. — Приподними, — сказал Малфой. Гарри мог бы отпустить еще одну шутейку о задирании рубашки, но Малфой слегка нахмурился и пристально смотрел на грудь Гарри, и Гарри не знал, в чем дело, но это был всего лишь Малфой, поэтому он задрал рубашку. Взгляд Малфоя остановился на шраме, который оставила ему Энни Эттлби. — Он полностью зажил, — сказал Гарри, потому что она была гладкой и ровной и больше не болела. Когда Малфой просто продолжал смотреть, Гарри сказал: — Малфой, это было два месяца назад, — его больше раздражало то, как Малфой смотрел на него, чем то, что Малфой все еще беспокоился о деле, которое давно закончилось, но Малфою необязательно было об этом знать. — Мы так и не узнали, что она сделала, — все еще нахмурив брови, Малфой развернул свиток в своих руках, чтобы показать дюйм или два, — Держи рубашку задранной. Гарри тяжело вздохнул. — Тебе не кажется, что если бы она что-то сделала, мы бы уже знали? — Необязательно, — снова посмотрев на отметину, Малфой начал обводить шрам пальцем, одной длинной, медленной нежной линией. Гарри отпрянул, опуская рубашку. Малфой удивленно посмотрел на него. — Мне жаль, — быстро сказал он, — Я просто… — Что? — потребовал Гарри. Малфой снова посмотрел на свиток, и выражение его лица было действительно очень извиняющимся. — Я просто хотел убедиться, что правильно запомнил форму. —Ага. Здорово. — Это может быть очень опасно, Гарри. — Спасибо, Малфой. Я буду иметь в виду. Малфой прикусил губу. Гарри подумал о Смите, а затем ушел так быстро, как только мог.*
Гарри продолжал видеть это выражение лица Малфоя, когда трахал Смита, этот его обеспокоенный и очень сожалеющий взгляд. Между тем, трахать Смита было чем-то, чего ему не следовало делать. Гарри был зол и расстроен, и поэтому менее осторожен, чем обычно. После войны он пытался встречаться. Чем больше он встречался, тем больше он учился быть сдержанным, чтобы действительно встречаться, а не просто быть объектом слухов волшебных СМИ. После того первого приглашения Малфоя на свидание, Гарри встречался с кем-то все реже и реже. Ко второму разу он уже вообще этим не занимался и обнаружил, что на самом деле не скучает по этому. Тем не менее, он скучал по сексу, и поэтому, когда он находил кого-то, кого хотел трахнуть — кого-то, кто лишь иногда напоминал ему Малфоя, — он держал это в секрете, да они и сами молчали, как правило. Сейчас Гарри на самом деле не хотелось трахаться с кем-то, кто не понимал концепцию секса на одну ночь. На самом деле это было все, чего, казалось, хотел от него Смит, хотя утром был тревожный момент, когда Смит с некоторой тоской смотрел на шорты Гарри. Он вспомнил, как Смит охотился за Энни Эттлби, прикасался к нему и говорил, что он единственный, кто его понимает, пока Малфой не ворвался и не заставил его повернуть голову. Это может очень плохо обернуться. Затем Смит поймал взгляд Гарри, печально улыбнулся и сказал: — Мне было интересно, сколько я мог бы получить за них в Лютном, — он неопределенно махнул рукой в сторону штанов Гарри, которые комом лежали на полу. — Пятьдесят или шестьдесят галеонов, по крайней мере, — в голосе Гарри не было ни малейшей интонации. Смит вздрогнул. — Я не собираюсь этого делать. Просто пришло в голову, вот и все, — он поднял глаза туда, где, развалившись в дверном проеме, стоял Гарри. Смит все еще лежал на кровати, вокруг него были скомканы простыни. Он выглядел красивым, словно картинка, и Гарри хотел, чтобы он убрался оттуда как можно скорее. — Слушай, — сказал Смит, колеблясь, — это было очень мило. Но я действительно не думаю, что из этого что-то получится. Гарри сразу же расслабился. — Как ты догадался? Смит тоже расслабился, отреагировав на что-то в тоне Гарри. — Ну… ты очень интересный. Очень гибкий, — Смит рассеянно потер синяк на горле, — Но ты какой-то напряженный. — Ты в порядке? — Да, — Смит широко, как кошка, зевнул, — Но ты трахаешься как животное, — он встал и натянул штаны. — Думаю, газеты правы, — сказал Гарри, наблюдая за ним. Смит рассмеялся. — Газеты понятия не имеют, — он огляделся в поисках своей футболки, и Гарри увидел, что спина и торс Смита были усеяны царапинами и разного рода синяками. Ногти Гарри даже не были такими длинными. Должно быть, он трахнул его довольно жестко — на самом деле он не особо думал о Смите, когда делал это. Рот Смита, похоже, не собирался выглядеть так, как будто не его только что оттрахали, в течение довольно долгого времени. — Ты когда-нибудь скажешь ему? — сказал Смит. — Чего? — Давай. Скажи Драко. Голос Гарри был жестким. — Сказать ему что? Смит пожал плечами. — Если ты не хочешь говорить об этом, ничего страшного. Глаза Гарри сузились, когда он наблюдал, как Смит надевает рубашку. — Ты влюблен в него? Смит провел рукой по растрепанным волосам. — Я не знаю. Наверное, я думал так, но… может быть, это был просто сюрприз, после того, как я так долго хотел тебя. Гарри поднял брови. — И теперь, когда ты побыл со мной? Смит снова рассмеялся. — Ну же, Гарри. Давай не будем обманывать самих себя, — он подошел ближе и поцеловал Гарри в губы, но Гарри не пошевелился, — Я хотел тебя примерно столько же, сколько ты хотел меня. — Я сказал ему, — сказал Гарри. Смит моргнул. — Что? — Гарри не стал повторяться, пока глаза Смита изучали его лицо. — И он все еще не… — Смит покачал головой, как будто не веря, — Я думаю, он действительно натурал. Я имею в виду, очень-очень натурал. Он должен им быть. — Я же говорил тебе, — сказал Гарри, — Он ни с кем этого не делает. Смит издал свистящий звук своими мягкими обкусанными губами, выражая недоверие и веселье. — Я думаю, если бы я был влюблен в него, мне бы чертовски не повезло, — затем он посмотрел на Гарри своими великолепными гребаными глазами, на которые Гарри было абсолютно наплевать, и сказал: — Прости, чувак. Смит не был причиной того, что секс с ним был ошибкой. Смит был хорошим парнем, и при этом хорошим спортсменом, и, в-третьих, действительно хорошо трахался. Он не был «напряженным», но сам был довольно гибким. Причиной, по которой это было ошибкой, была толпа из двадцати репортеров и около пятидесяти зевак, расположившихся в лагере возле квартиры Гарри, которую Смит увидел, когда вошел на кухню Гарри, одетый только в эту дурацкую футболку и шорты. — Срань господня, — сказал Смит, — Ты должен подойти и посмотреть на это. — Если это репортеры, — крикнул Гарри из другой комнаты, — я не хочу. — Что, хочешь сказать, что знал, что они были там? — сказал Смит, возвращаясь в спальню. — Нет. Но они, как правило, появляются. — Гарри сделал паузу, — Мне жаль. Обычно я стараюсь… Я не хотел втягивать тебя в это. — Ты что, шутишь? — сказал Смит, — Я переспал с Гарри Поттером. Я собираюсь стать знаменитым.*
Когда Гарри в тот день пришел в Аврорат, Смит уже был там. Все слышали о неосторожности Гарри по радио, если не от самого Смита. Драко Малфой выглядел дерьмово. По крайней мере, теперь их было двое. Гарри налил себе кофе и задумался, что бы ему сказал Малфой, но оказалось, что это вообще ничего не значит. Гарри догадался, что ему следовало ожидать этого — Малфой знал, что он спит со всеми подряд, и лишь изредка комментировал. Однажды, после спасения волшебника от взлома, мужчина потребовал защиты от авроров, и Гарри предложил отвезти его обратно в свою квартиру. На следующее утро Малфой тепло улыбнулся ему и спросил, хорошо ли он провел вечер. Малфой не намекал и не подталкивал, как это делали многие другие, но он казался слегка ободряющим, как будто интерес Гарри к другим людям облегчал ему задачу. Может быть, так оно и было, но Малфой тоже никогда никого к нему не принуждал и защищал его в те времена, когда люди, с которыми Гарри спал, превращались в сумасшедших преследователей. Однако сегодня все было по-другому, так как Гарри наделал больше шума, чем обычно, и пресса узнала, чего обычно не происходило. К концу дня Смит был приглашен на интервью в пять различных волшебных изданий и две новостные станции, а Гарри был в центре либо трагического любовного романа, либо любовной истории тысячелетия, а может быть, и того, и другого, он забыл, чего именно. Он хотел поговорить об этом с Малфоем, но Малфой провел весь день нахмурившись и склонившись над свитком за своим столом. Смит провел большую часть дня, показывая людям засосы на шее. Гарри определенно не раз слышал фразу «как животное», которая заставила его начать переосмысливать идею о том, что Смит в основном был в порядке. Гарри задержался после пяти, в основном потому, что не хотел сталкиваться с толпами ожидающих в Министерстве, но также и потому, что Малфой все еще был там со своим свитком, и он все еще хмурился. После того, как он некоторое время провел слоняясь вокруг стола Малфоя без Малфоя, разговаривающего с ним, Гарри засунул руки в карманы. — Тогда я пойду, — сказал он, — Спокойной ночи. Рука Малфоя взметнулась. — Подожди. — Хм? — Гарри обернулся. Малфой что-то черкал на пергаменте, который он положил рядом со свитком. — Одну минуту, Гарри. Я почти закончил. Так что Гарри задержался там еще немного и почти возненавидел, как выглядели волосы Малфоя в свете его единственной настольной лампы, возненавидел, как выглядело перо в длинных, умелых пальцах Малфоя, возненавидел, как Малфой выглядел, когда концентрировался. Вместо этого Гарри попытался вспомнить прошлую ночь, потому что это должно было, по крайней мере, снять напряжение. Он попытался вспомнить, как выглядел Смит, когда пришел, и, честно говоря, не смог вспомнить. Малфой отбросил перо и встал. Гарри думал, что они пойдут, может быть, в маггловский паб, но даже это было бы рискованно, учитывая толпу, без сомнения, собравшуюся снаружи. Из Аврората уже все ушли. Но Малфой не сделал ни малейшего движения, чтобы уйти. Вместо этого он начал расхаживать взад-вперед. На одно короткое мгновение Гарри подумал, что это, возможно, из-за Смита. Может быть, Малфой собирался прочитать ему лекцию про его связи на одну ночь. Возможно, Малфой собирался сделать ему выговор, чтобы он был более осторожен с прессой. Или, может быть, Малфой ревновал, и он, наконец, решился… Гарри тут же остановил эту мысль. Зацепив лодыжкой стул, он опустился на него и скрестил руки, наблюдая за расхаживающим Малфоем. — Ты собираешься сказать мне, что у тебя на уме? — сказал Гарри мягким голосом. Малфой остановился перед своим столом, хмуро глядя на свой пергамент. — Я изучал метку, которую Энни Эттлби поставила тебе. Гарри виновато вздрогнул. Он забыл, что Малфой этим занимался — Малфой действительно думал о нем, даже если это было не так, как Гарри на самом деле хотел. Малфой слишком сильно волновался. — Да? — спросил он. Малфой не ответил, поджав губы, продолжая смотреть на этот пергамент. Что-то холодное скользнуло по Гарри. У него была метка на груди, и он не знал, что это значит и как он ее получил. Ведьма с огромным запасом силы дала это ему, и она была достаточно сумасшедшей, чтобы думать, что может заставить кого-то полюбить ее. Малфой исследовал это, и теперь он был расстроен. Он был очень расстроен. — Ты выяснил, что это было, — сказал Гарри. Малфой коротко взглянул на него, затем кивнул — одним коротким резким движением. — Ну, — сказал Гарри, — давай покончим с этим. — Это гэльский, — сказал Малфой, — Старая магия. — Хорошо. Я люблю уроки истории. Малфой даже не закатил глаза. — Это насчет Белтейна. Холодная штука, скользнувшая по Гарри, тяжело осела внизу его живота, как ледяной шар. Его голос был ровным. — Тогда речь идет о сексе. — Белтейн — это не только секс. — Но секс, — догадался Гарри, потому что Малфой смотрел в сторону. — Да. Гарри некоторое время смотрел на него, на эту дрожащую ладонь. — Вот почему ты так стрессовал, — наконец сказал Гарри, — Ты исследовал проклятие, и тебе не понравилось то, что ты нашел. Рука замерла; челюсть Малфоя сжалась. — Я не стрессовал. Гарри приподнял брови. Малфой, нахмурившись, снова уставился на пергамент. — Я должен заняться сексом с Энни Эттлби, — сказал Гарри. — Не так просто. — Хорошо. Потому что я собирался спросить, в чем дело, и пойти разжечь костры Белтейна в ее камере прямо сейчас. — Слова, которые она использовала для заклинания, были архаичными. Вместо того, чтобы привязать тебя конкретно к себе, она привязала тебя к… — он ткнул пальцем в пергамент, — ну, ближайший перевод — «враг». — Что? Малфой облизнул губы. — Слово, по-видимому, имеет сложное происхождение, некоторые из которых немного… неясны. В Хогвартсе точно нет гэльского словаря. Слова, стоящие за заклинаниями, иногда могут быть поняты по-разному. — Расскажи об этом. Впервые со вчерашнего дня тень улыбки скользнула по губам Малфоя. — Я сомневаюсь, что ты хочешь, чтобы я это сделал. Взгляд Гарри был прикован к уголку губ Малфоя. — Нет. Полагаю, в этом ты прав. — снова вздохнув, он потер свой шрам — дурная привычка. Малфой отвел взгляд, — Разве она, типа, не замужем? Малфой снова кивнул. — Я говорил с мистером Эттлби после того, как мы ее задержали, — перехватив взгляд Гарри, он объяснил: — Я пытался выяснить, на каком языке она говорила, когда проклинала тебя. Он сказал, что Энни всегда была твоей фанаткой — вырезала твои фотографии, собирала памятные вещи. Он не придал этому большого значения. Конечно, он не придал этому большого значения, с горечью подумал Гарри. Вырезка его фотографий из журналов была совершенно нормальным поведением. Он подумал, что Рон какое-то время был примерно таким же по отношению к Виктору Краму. Проблема заключалась в том, что, когда дело касалось твоей головы, все это приобретало гораздо более зловещий оттенок. — Итак, — наконец сказал Гарри, — переспать с врагом. Она хотела наказать меня? — он сделал паузу, — Могу ли я выбрать любого случайного поклонника? Малфой уставился на него. — Гарри, фанаты — не твои враги. — За исключением Энни Эттлби, — отметил Гарри, и Малфой нахмурился, — Думаешь, достаточно того, что я переспал со Смитом? Малфой снова отвел взгляд. — Ты думаешь, Клеменс твой враг? — тихо спросил он. — Нет, — рука Гарри опустилась, — Это бессмысленно, но не… — почему-то он подумал, что Малфою важно это знать. — Это не страшно, — Гарри подумал о синяках и царапинах на спине Смита. Ты трахаешься как животное, сказал Смит, и, в конце концов, это было довольно некрасиво. Смит не был тем, кого он хотел, и это было больше для того, чтобы выпустить пар, чем для того, чтобы быть с другим человеком. Тем не менее, Смиту это понравилось — и все было нормально, пока они оба соглашались с тем, что они имели в виду. — Гарри, — сказал Малфой. Гарри был так готов к Я не хочу подробностей, что он даже не был уверен, почему не был удивлен, когда Малфой этого не сказал. — Я не думаю, что Клеменс считается врагом. — Откуда мне знать? Рот Малфоя сжался, его взгляд опустился. — Если я верно расшифровал, то если ты не вступишь в половую связь с «врагом» к вечеру Белтейна, ты умрешь. В другом конце кабинета послышался шум, мягкий, изменяющийся звук, похожий на дыхание или шелест ткани. Гарри был быстр, но Малфой всегда был быстрее, и вдобавок ко всему он был бледен от ярости, когда вытащил свою палочку и направил ее на Смита, который стоял у двери. Смит уже аппарировал, но Малфой произнес целых три заклинания, прежде чем тот успел исчезнуть. Гарри моргнул, его собственная палочка все еще была наполовину вытащена. — По крайней мере, ты надрал ему задницу, — сказал он наконец. Спустя долгое мгновение Малфой опустил палочку, что выглядело как усилие. Все его тело было напряжено. — Эй, — сказал Гарри и положил руку на плечо Малфоя. Малфой вздрогнул. — Он слышал. — Это должно было как-то выйти наружу, — Гарри слегка пожал плечами. Малфой резко повернулся к нему. — Потому что ты не заслуживаешь никакой приватности? Гарри просто посмотрел на него, на его измученное, сердитое лицо, его глаза, казавшиеся смутно светящимися от ярости — или, может быть, Гарри просто так его видел — и просто почувствовал, что очень устал. — На самом деле это никогда не касалось того, чего я заслуживаю, не так ли? Если уж на то пошло, Малфой просто завелся еще сильнее. — Ты не будешь заниматься сексом с Энни Эттлби. — Конечно, нет. — Я собираюсь это исправить. — Конечно, исправишь. — Я… — глаза Малфоя сузились, — Ты что, поддакиваешь? Гарри чуть не рассмеялся. — Нет. На самом деле я вообще не хочу трахаться с миссис Эттлби. — Я знаю. — И ты довольно хорош в том, чтобы все исправить. Малфой отвернул лицо. — Что ты собираешься делать с прессой? — То, что я всегда делаю. — Гарри пожал плечами. Малфой издал тихий раздраженный звук. — Притворяться, что её не существует? — А что я должен делать? Бросить их в чан, полный жидкого огня? Поверь мне, я бы сделал это. — Гарри положил один кулак на другой, а поверх него — свое лицо. Он все еще чувствовал усталость. Он чувствовал, что мог бы уснуть прямо здесь, за столом Малфоя, на идеальных перьях Малфоя, идеальном почерке и шоколаде Малфоя, разложенном на столе. Может быть, ему следует так и сделать; попасть в Министерство завтра утром будет сущим адом. — Я бы тоже придушил Смита, если бы не думал, что это просто выйдет иначе. — Я все равно его задушу. Малфой выглядел суровым с этого ракурса, половина его была в тени. Гарри посмотрел на его бледное, несчастное лицо и захотел его почти так же сильно, как когда-либо, учитывая, что он умрет, если не переспит с кем-нибудь еще. — Прости, что я тебя не послушал, — наконец сказал Гарри, — Я имею в виду, насчет миссис Эттлби. Еще одна слабая улыбка скользнула по губам Малфоя. — Ты бы все равно не расшифровал это. Гарри закатил глаза. — Давай, позлорадствуй. — Ты дерьмово переводишь. — Отлично. Мы говорим здесь только о моей жизни. Улыбка исчезла, и Малфой подошел. Его рука слегка коснулась спины Гарри, затем легла и погладила. — У тебя не хватит терпения перебирать заплесневелые свитки, которые перебирал я, — его голос был холоден, а рука теплой. Они были загружены в прошлом месяце. Каким-то образом Малфой нашел проклятие — которое, конечно, было непонятным, потому что Гарри никогда не слышал о нем, и Малфой тоже. Он, должно быть, потратил много времени на поиски, что означало, что Малфой, должно быть, приходил в нерабочее время, беспокоился о Гарри и не говорил ему, потому что был мерзавцем. Гарри не обманывал себя — как бы Малфой ни заботился, он просто не мог остановиться, пока не получит то, что хотел. Если бы он убедил себя, что Энни Эттлби что-то сделала, он бы не смог спокойно уснуть, пока не выяснил, что это было. Вместо того, чтобы упорство Малфоя заставляло Гарри чувствовать себя менее обязанным ему или каким-то образом менее привлекательным, это было, вероятно, самой сексуальной вещью в истории. Закрыв глаза, Гарри сказал: — Думаю, я обречен. Рука Малфоя поднялась и сжала плечо Гарри. — Я сказал, что исправлю это. — Это не твоя вина, — рука Малфоя соскользнула. Гарри поднял голову, поворачиваясь назад, чтобы посмотреть на него. — Ты же знаешь это, верно? Малфой отступил. — Конечно. Это единственное слово было достаточно холодным, что Гарри почти пожалел, что вообще сказал об этом, за исключением того, что это нужно было сказать. Он добавил: — Что ж, тогда спасибо. За все. Для меня было бы позором умереть в Белтейн, а для средств массовой информации даже не было фанфар, предшествовавших этому. Наклонив голову, Малфой сказал: — Это было наименьшее, что я мог сделать — иногда я беспокоюсь, что тебе не уделяют достаточного внимания. — Или что люди недостаточно знают обо мне. Что я ел на ужин вчера вечером? Мир никогда не узнает. — Я полагаю, это были оливки. Гарри откинулся назад, заложив руки за голову. — Разве тебе не хотелось бы знать? — Я изнываю, Гарри. — На самом деле, они дают мне слишком много приватности. Веселье исчезло с лица Малфоя. — Я лучше пойду домой. Мне нужно почитать. — Я тоже, — Гарри встал, — Мне нужно найти смертельных врагов. Малфой фыркнул. — Разве это не похоже на тебя? Всегда набрасываешься на какого-нибудь заклятого врага или что-то в этом роде. — Сегодня вечером я действительно предпочел бы маггловский фильм или квиддич. Или даже просто немного оливок. Малфой открыл рот, затем закрыл его, и на одно дикое мгновение Гарри отчаянно захотелось узнать, что он собирался сказать. Затем Малфой сказал: — Лучше примени Дезиллюминационное, Гарри. Да, не очень хорошая идея — говорить под Дезиллюминационными чарами. Даже если окажется, что рядом больше никого нет, ты никогда не узнаешь. Люди с камерами и Удлинителями Ушей появлялись в самых странных местах. Вроде как Смит. — Да, — сказал Гарри, доставая свою палочку. — Полагаю… спокойной ночи. Именно тогда Гарри увидел это, и он не хотел, но он увидел: жалость затуманила глаза Драко Малфоя всего на мгновение, а затем исчезла. Гарри произнес Дезиллюминационное заклинание, потому что ему больше нечего было сказать.***
Апрель Все стало плохо до того, как стало еще хуже, но плохие вещи, а затем худшие происходили в быстрой последовательности. Как только Смит сообщил прессе о затруднительном положении Гарри — что он, должно быть, сделал в ту самую ночь, когда подслушал разговор Малфоя, — начались совы. Гарри уже привык к письмам, привык к вниманию средств массовой информации и привык к толпам людей, преследующих его по улице. В конце концов, такие вещи случались каждый раз, когда он был в больнице, каждый раз, когда он задерживал преступника, и каждый раз, когда один из них уходил. На этот раз все было по-другому, потому что люди не набрасывались на него на улице, говоря: «Я твой самый большой поклонник!», «Никто не понимает тебя так, как я» и «Ты понятия не имеешь, как много у нас общего!» Вместо этого люди набрасывались на него на улице, говоря: «Я думаю, что тебя полностью переоценивают!» «Ты поверхностный и такой мелочный» и «Я всегда тебя ненавидел!». Затем они энергично, как его заклятые враги, попытались поцеловать его. — Их слова странным образом противоречат их действиям, — сказала Гермиона. — Ты говоришь так, как будто у этих людей есть какая-то логика, — сказал Малфой. — По сути, это менталитет толпы, — сказал Рон. — Ты помнишь, когда… Малфой зашипел на него. Ну, типа правда зашипел. — Когда все так были без ума от Виктора Крама? — Рон продолжал, полностью игнорируя маленькую змеиную выходку Малфоя. Рон, вероятно, вообще не собирался упоминать Волдеморта; Малфой просто был раздражительным. — Он даже не был таким уж великим. — Помнишь, когда все были в восторге от «Пушек Педдл»? — вежливо сказал Малфой. Гарри закатил глаза. — Рон, единственная причина, по которой ты перестал быть фанатом Крама, была в том, что он и Гермиона… — У нас были абсолютно платонические отношения, — быстро сказала Гермиона. — Слишком много информации, Грейнджер, — сказал Малфой. Рон ответил Гарри. — Просто следую за толпой, чувак. — Была ли толпа вовлечена в полностью платонические отношения и с тобой, Грейнджер? — Малфой все еще был вежлив. Это было не так опасно, как тогда, когда ему было скучно и преступница-ведьма держала его мать без сознания у его ног, но с Роном в комнате все могло стать опаснее. — Все были влюблены в Гермиону, — сказал Рон. — Разве ты не заметил? Она была очень горячей. У Гермионы была привычка выгибать бровь. — Была? — Да, хорошо. — Рон пожал плечами. — У тебя была такая маленькая униформа… Никто не сказал, что у всех была эта маленькая униформа, потому что Рон на самом деле был не таким смешным, как он думал, и Гермиона выглядела так, как будто она мудро воздерживалась от того, чтобы сказать: «У меня все еще есть эта униформа», а Гарри был занят вопросом, осталась ли у Малфоя его собственная. Гарри не думал, что всё может быть намного хуже, но оно было — весь волшебный мир знал, что ты должен заняться сексом, чтобы выжить, а Гарри правда хотел заняться сексом только с единственным человеком, который, очевидно, не хотел его. По правде, Рон и Гермиона говорили, что ненавидят его не для того, чтобы залезть к нему в штаны, что Гарри действительно ценил. Проблема заключалась в том, что они продолжали вести эти бессмысленные разговоры, чтобы избежать того факта, что им приходилось тайно аппарировать на полпути в никуда, чтобы даже нормально пообедать вместе, и не имело значения, что разговоры были такими же бессмысленными, как в то время, когда все было нормально. Гарри не мог забыть тот факт, что, когда он попытается вернуться в свою квартиру, его будет ждать толпа ведьм и волшебников. Некоторые держали бы плакаты с надписью «Я ненавижу Гарри Поттера!», которые они нарисовали сами, у некоторых были его колдофото с перечеркнутым лицом, а у некоторых были коробки шоколадных конфет. Фанаты последнего типа были из тех, кто на самом деле слышал только часть «ему нужно было заняться сексом», потому что они думали, что настоящая любовь побеждает все, даже сексуальные проклятия, наложенные на тебя сумасшедшими злыми фанатами. И потом, была большая часть фанатов, которые вообще не хотели заниматься с ним сексом, но поскольку Гарри нужно было жить, они были абсолютно готовы пойти на жертву. Таких было очень много. Гарри привык к тому, что люди обычно желают ему добра, хотя они были немного страшнее, когда думали, что желать добра означает заниматься сексом. Сейчас Гарри, сам того не желая, обзавелся гораздо большим количеством женских трусиков, чем он мог бы использовать для мытья пола. К чему он не привык, так это к тому, что фанаты намеренно пытались убедить его, что он их враг — обычно они делали это совершенно случайно. И обычно убеждение в том, что кто-то был его врагом, как бы отдаляло Гарри от этого человека, по крайней мере на некоторое время. Теперь это должно было означать, что он должен тупо трахнуть его. Кроме того, были предприимчивые люди, которые действительно могли ненавидеть его или, по крайней мере, были несколько смущены своими чувствами, видя, что пожелания смерти не прозвучали до тех пор, пока Гарри не понадобилось переспать со своим злейшим врагом. Одна женщина действительно пыталась напасть на него на улице — Гарри легко увернулся, но кто-то мог пострадать. Это действительно больше не было забавным. — В какой-то момент это было забавно? — рассеянно спросил Малфой. — Я пропустил. — Это в некотором роде забавно, — сказал Гарри. — Если учесть, что Энни Эттлби — просто грустный, одинокий человек, который хочет, чтобы кто-то любил ее. — Хм, — сказал Малфой. — Я имею в виду, она думала, что мы могли бы быть друзьями. В то же время она знала, что я ее ненавижу. Она, должно быть, знала, иначе не использовала бы это заклинание. — Если бы ты действительно занялся с ней сексом, это только подтвердило бы, что ты ее ненавидел. — Вот именно, — сказал Гарри. Малфой махнул на него рукой. — Уходи, Гарри. Я занят, — и это было еще одной худшей вещью в том, чтобы заняться сексом с врагом или умереть — Малфой был слишком занят, пытаясь найти контрзаклятие, чтобы действительно проводить с ним хоть какое-то время. Гарри тоже искал контрзаклятие. Малфой был прав; он не был терпелив со свитками, но у него была мощная магия и свои собственные методы исследования. Однако он был порядком расстроен до такой степени, что начал составлять в уме список всех людей, которых ненавидел. Большинство из них были темными волшебниками. Мысль о том, чтобы переспать с ними, вызывала у него рвотные позывы. Но одной из них была Энни Эттлби, и одной из них была Энджени в Азкабане, посылавшая ему жутких сов, и ещё, прямо в начале списка, был Смит. Смит был отстранен, но по правде это не выглядело так, будто он мог бы вообще уйти из авроров. Гарри начал подозревать, что Смит, возможно, присоединился к аврорам только для того, чтобы сблизиться с ним, даже если вместо этого он влюбился в Малфоя. Очень возможно, что Смиту Гарри нравился не как личность, ему нравилась больше слава Гарри, что объясняло, почему он пошел и отвлекся на Малфоя. Это также объясняло, почему Смит брал в два раза больше интервью в день, чем сразу после секса с Гарри, почему он всегда был на радио и почему он писал откровенную книгу о своем бурном романе с Гарри Поттером, Героем Волшебного мира. Либо это была слава, ради которой он был шлюхой, либо он делал все возможное, чтобы делать то, что мог бы сделать злейший враг, потому что он хотел еще раз попробовать с Гарри. В Аврорате все действительно было не так уж плохо, хотя гораздо больше людей начали видеть подводные камни того, чтобы быть самым известным человеком во всем волшебном мире. Гарри на самом деле не хотел иметь дело с их новообретенной жалостью вдобавок ко всему остальному, и даже если бы они не проявили сочувствия, сейчас за пределами Министерства были толпы сочувствующих, так что они могли подождать, чтобы наброситься на него, как только он выйдет с работы. Прохождение через само Министерство было своего рода кошмаром, даже несмотря на то, что служба безопасности все изолировала в свете недавних событий. Гарри временно переехал. Рон был хранителем тайны, но даже если это давало Гарри покой дома, это не давало ему покоя в целом. Он по-прежнему ничего не мог делать после работы, ни ходить в какие-либо пабы, ни вообще куда-либо выходить; а выходить на полевую работу теперь было невозможно. Это было прекрасно, пока поход на работу вообще не оказался плохой идеей. Гарри приводил в порядок кое-какие старые дела за неделю до первого мая. Ему никогда не нравилась бумажная волокита, но он предпочел бы делать свою работу, чем сидеть дома, размышляя о проклятии, о том, что делает Малфой и кого преследуют его поклонники. Он на некоторое время перестал писать, чтобы понаблюдать за Малфоем. За последние три недели Малфой очень мало узнал о проклятии. Очевидно, оно использовалось в древние времена для связывания племен, а позже и деревень. Наряду с плодородием обрядов Белтейна, насильственное уничтожение врагов принесло бы гармонию. Дружба, завязанная весной, принесет плоды осенью, по крайней мере, так гласила поговорка. Ребенок, родившийся в двух деревнях или племенах, объединил бы их и сделал сильнее. Однако исторический аспект был не очень полезен для фактического снятия проклятия, и Малфой был полон решимости найти контрзаклятие. Они с Гарри поехали в Ирландию и поговорили с носителями гэльского языка; Малфой отправился в Тринити-колледж, чтобы заглянуть в их магическую секцию; Малфой связался почти со всеми крупными библиотеками в мире; Гарри обыскал дом миссис Эттлби, и Малфой, возможно, немного её помучил. Под действием Веритасерума она призналась, что не знает, как снять проклятие. В этом месяце Малфой выглядел еще хуже, чем в прошлом. Под его глазами были круги, и он не потрудился их скрыть. Гарри продолжал представлять, как нож в его груди поворачивают снова и снова. Он знал, что это была его вина, что Малфой не спал, но он мало что мог сделать. Один раз, когда Гарри попытался сказать ему, чтобы он не убивал себя из-за этого, Малфой стал очень холодным и ехидным. Вздохнув, Гарри вернулся к просмотру материалов дела. Он потянулся, чтобы снова взять перо, и в этот момент на него обрушилось заклятие. — Я твой злейший враг, Гарри Поттер! — крикнул чей-то голос. Гарри взял свою палочку вместо пера. — Остолбеней, — сказал он, и странный человек на другой стороне комнаты замер и упал. На мгновение все остальные тоже замерли. Затем Малфой пошел и ударил Стюарта, администратора, который на самом деле был не таким уж плохим парнем. Гарри опустил свою палочку. Все смотрели на него — все всегда смотрели на него — и он пошел спасать Стюарта от Малфоя, который снова ударил его. — Малфой, — сказал Гарри, — Хей, Малфой. Ты чего творишь? Это был не Стюарт, это был просто какой-то сумасшедший… — Он впустил его, — сказал Малфой, тяжело дыша. — Эй, — сказал Гарри и поймал кулак, который Малфой занес для нового удара. — Он впустил этого ублюдка. — Он не знал, — сказал Гарри. — Верно, это верно, абсолютная правда… послушайте Гарри Поттера… абсолютная правда, — прохрипел Стюарт. — Ну же, Малфой, — сказал Гарри. Другой рукой Малфой комкал рубашку Стюарта. Теперь Малфой отпустил его, и Стюарт преодолел те несколько дюймов, на которые Малфой поднял его. Малфой встал. — Ты дурак, Гарри? Зачем ему впускать сюда незнакомца? — взгляд Малфоя метнулся к человеку, которого Гарри оглушил, затем скользнул по другим аврорам, которые все еще пялились. — Чего встали? — потребовал он, — Кто-нибудь, возьмите этого человека под стражу. В тоне Малфоя было что-то настолько холодное, что никто по-настоящему не усомнился в том, что он отдавал приказы. Кто-то надел на мужчину наручники, и Сэвидж наставил на него палочку, когда его отвели в камеру. Малфой повернулся обратно к Гарри. Его глаза были налиты кровью, а губы плотно сжаты. — Маленького засранца подкупили, — коротко сказал он. Глаза Гарри скользнули вниз к полным ужаса глазам Стюарта. Это был не просто страх, что Малфой снова начнет избивать его. Гарри вздохнул. — Ну, ладно. Но ты не можешь просто пойти… — Я слишком занят, чтобы отвлекаться на твою сраную знаменитость, — огрызнулся Малфой. — О, прошу прощения за это, — тон Гарри был ровным. Глаза Малфоя на мгновение вспыхнули. — Я должен вернуться к работе. — Мистер Поттер. Мистер Малфой. В мой кабинет. Сейчас же, — сказал Робардс из углового кабинета. Гарри закатил глаза, в то время как выражение лица Малфоя полностью стерлось. — Отведите его в камеру тоже, — рявкнул Малфой, указывая на Стюарта, когда они шли к кабинету главного аврора. — Мистер Малфой, — сказал Робардс, когда все расселись, — Вы в курсе, что дело мистера Поттера — не единственная забота Аврората? Малфой казался вежливо удивленным. — Мне никто не говорил. — Я не должен был вам говорить. — Конечно, нет, сэр, — теперь Малфой выглядел обеспокоенным. — Вы не думали рассказать остальным? Они, похоже, тоже об этом не знают. Робардс нахмурился. — Кому остальным? Малфой неопределенно махнул рукой. — О, всем. Они дергаются каждый раз, когда Гарри разрезает бумагу. Это создает трудную рабочую среду. — Единственная работа, которую вы делаете, — корпите над этими свитками. — Я понимаю, почему вы не хотели бы сохранить жизнь одному из ваших самых эффективных и могущественных авроров, — сказал Малфой. — Правда, я знаю. — Малфой, — тихо сказал Гарри. Мило искренний с Робардсом Малфой, был так же опасен, как Малфой, вежливый с Роном и скучающий с закоренелыми преступниками. — Нет, Гарри, не о чем беспокоиться, — успокоил Малфой. — Отныне я просто буду работать над этим проектом в свободное время. Нет никаких причин, по которым департамент хотел бы сохранить твою жизнь. Робардс прав. — Достаточно, мистер Малфой, — сказал Робардс, его голос звучал просто устало. Он привык иметь дело с Малфоем. Он привык иметь дело и с Гарри, и с Малфоем, потому что, хоть они составляли очень хорошую команду, они не были фанатами бюрократии в схемах некоторых вещей. — Гарри, конечно, я хочу, чтобы ты жил. — На самом деле, давайте просто отложим это, — сказал Малфой. — Нет никаких причин оставлять его в живых. — Я сказал — достаточно, — сказал Робардс. — Ты у нас лучший в исследованиях; я бы все равно поручил это тебе, если бы ты не взялся за это сам. Но ты должен перестать вести себя так, как будто это единственное, что происходит в этом месте. — Я просто поработаю над этим, как только у нас будет время, — продолжил Малфой. — Мы с Гарри разберемся с пропавшими людьми, с тем взломом на прошлой неделе. Может быть, к июлю я смогу вернуться к снятию проклятия. Мне жаль, Гарри. — он повернулся к Гарри. — Я буду работать над этим без тебя, но ты пойми. В этом есть смысл. Робардс встал. — Кончайте с этим, и это приказ, мистер Малфой. Малфой тоже встал одним плавным движением. Его голос мог бы охладить точку кипения. — Я не буду «кончать с этим». Гарри запоздало тоже встал. — Я беру отпуск. Робардс вздохнул, проводя рукой по своим редеющим волосам. — Я думаю, что так было бы лучше всего, мистер Поттер. Малфой повернулся к Гарри, и внезапно он показался таким хрупким, как будто действительно был сделан изо льда. Казалось, он мог разлететься на части в любой момент; его лицо было таким бледным, а глаза слишком яркими. — Нет, — сказал он. Голос Гарри был тих. — Ты действительно думаешь, что я могу здесь что-нибудь сделать? Малфой судорожно сглотнул и отвернулся. — Мне нужно вернуться к работе. — Вы предупреждены, — сказал Робардс. Малфой постоял там мгновение, не глядя ни на одного из них. Затем он повернулся на каблуках и ушел. Робардс откинулся на спинку стула, потирая лицо. — Если бы этот тебе нравился меньше, он мог бы решить твою проблему, — сказал он. Челюсть Гарри напряглась. Подняв глаза, Робардс увидел это и сказал: — Мне жаль. Это было совершенно неуместно с моей стороны. — Да, — сказал Гарри. — Послушай, — сказал Робардс. — То, что он сказал — неправда. Нам не все равно. Аврорат заботится. Мы все пытаемся. Это просто то, что… — Я понимаю. Робардс снова вздохнул. — Конечно, понимаешь. Иди домой. Немного поспи. Мы решим это, и тогда ты сможешь вернуться к работе в мае. — Хорошо, — сказал Гарри и просто продолжал думать об этом: только до первого мая. К тому времени Малфой бы все исправил. — Гарри Поттер, как вы относитесь к тому, что происходит? — репортеры спросили его, когда Гарри попытался покинуть министерство. — А как насчет всех людей, которые так хотят быть вашими врагами? А как насчет всех людей, желающих переспать с вами? — Как вы относитесь к своему злейшему врагу? Вы бы хотели переспать с ним? — Гарри Поттер, каково это — знать, что волшебный мир может не выжить без вас? — Гарри Поттер, каково это — знать, что ты умрешь? — Гарри Поттер, это отличается от похода в Запретный лес, чтобы принести себя в жертву? Если да, то почему? — Гарри Поттер, как вы себя чувствуете? Только до первого мая.*
Гарри не удосужился покинуть пределы чар Фиделиуса за неделю и весь день не выходил из укрытия. Было холодно и дождливо, больше похоже на зиму, чем на тридцатое апреля. Когда Малфой появился в дверях той ночью, он, казалось, не обратил внимания на погоду. Конечно, он этого не сделал — он всегда напоминал Гарри, что они, в конце концов, волшебники. Но помимо того, что Малфой был совершенно, безукоризненно сухим, он выглядел дерьмово. — Заходи, — сказал Гарри. Малфой вздрогнул и вошел. В комнате было тепло. У Гарри горел огонь, тепло лилось по деревянному полу и деревянным стенам. Там было много мягких красных и золотых вещей. Он никогда по-настоящему не мог отделаться от мысли, что дом выглядит точно так же, как общая гостиная Гриффиндора. Даже если это было просто укрытие, если это было то место, где он собирался умереть, Гарри решил, что ему вполне может быть комфортно. В какой-то момент Малфой перестал использовать одни и те же старые оскорбления снова и снова. Вместо того чтобы прокомментировать расцветку, он снял куртку и пошел постоять у камина. — Ты хочешь чего-нибудь выпить? — сказал Гарри. Это то, что ты должен сказать, не зависимо от того, пришел ли кто-то, чтобы спасти твою жизнь, или это была ночь перед тем, как ты должен был умереть. — Я нашел перевод, который искал, — сказал Малфой. — Ты можешь смело сказать мне, что я завтра я не умру, — сказал Гарри. — Правда, в любое удобное для тебя время. Малфой отвел взгляд. — Ты не умрешь завтра. Свет от камина лизнул горло Малфоя, и Гарри чуть не вздохнул вслух. — В чем подвох? — Просто перевод, — Малфой поднял глаза. — Помнишь, когда мы узнали, что проклятие предназначено для связывания деревень? Мы подумали, что это странно, что проклятие было таким… продолжительным. — Почему оно не просто заставляет любых двух людей, которых хочет маг, немедленно заняться сексом, — сказал Гарри. Малфой кивнул. — Идея состоит не только в том, чтобы связать враждующие группировки с помощью ребенка. — Есть еще секс. — Секс не делает людей похожими друг на друга, Гарри. — О, точно. Смит. Я забыл. Малфой слегка улыбнулся, как Гарри и хотел. — Гарри, — сказал он и заколебался. — Что заставляет людей нравиться друг другу? Свет камина все еще падал на Малфоя, создавая интересные мерцающие узоры из теней и яркого золота на его коже. Его длинные тонкие пальцы были перепачканы чернилами. Гарри подумал о тех временах, когда он знал, что любит его. Он не мог вспомнить всё; их было слишком много, но только сейчас он вспомнил конкретно об одном случае, когда они были партнерами в течение трех месяцев. Гарри, как обычно, орал; это случилось из-за какой-то глупости, а Малфой просто начал смеяться ему в лицо. Все остальные выглядели запуганными и слегка пристыженными, в то время как Малфой просто продолжал смеяться. Гарри сразу же перешел от ярости к раздражению, и это почему-то было легче. — Над чем ты смеешься? — потребовал он ответа. — Над тобой, — сказал Малфой и ослепительно улыбнулся. Это был первый раз, когда Гарри действительно заметил эту улыбку, ту особенно милую, великолепную улыбку, которая действительно означала: «Отсоси мой член, ты, колоссальный мудак». Прямо тогда Гарри захотелось врезать Малфою по морде, что было намного лучше, чем жалеть себя, на самом деле. — Да? — мрачно сказал Гарри. Малфой кивнул, все еще улыбаясь. — Над тобой и Темным Лордом. Гарри шевельнул губами. Ничего не вышло. В тот момент он не думал о том, что любит Малфоя. Он тоже не думал об этом в течение следующих нескольких недель. Вместо этого, всякий раз, когда он злился, он думал о смеющемся Малфое, а затем о том, как Малфой сравнивал его с Темным Лордом. Он подумал о том, что, возможно, все эти репортеры, газетенки и сумасшедшие фанаты Поттера были правы, когда они были так обеспокоены тем, что Малфой начал обучение на аврора. Гарри наблюдал, как Малфой быстро запускает защитные заклинания, расследует дела, раскрывает преступления и защищает свою задницу, и думал о том, чтобы еще раз врезать Малфою. Затем, месяц спустя, в день, когда Дрю Кларк покончил с собой, потому что Гарри не хотел быть его парнем, Гарри разозлился и подумал о том, что Малфой сказал о Темном Лорде, и не стал думать о том, чтобы ударить Малфоя. Вместо этого он представил себе его лицо и захотел поцеловать его. Он действительно не знал, почему и как это произошло. В тот день Гермиона и Рон были так отзывчивы, и Гарри не мог больше находиться рядом с ними. — Хватит ныть, — сказал ему Малфой, а затем приклеился к нему, как банный лист, и не позволил другому человеку сказать ему, что это не его вина, что Дрю был просто сумасшедшим, почему его это вообще волновало, это не имело к нему никакого отношения. В тот день Малфой пользовался этой теплой, милой, лживой улыбкой как сумасшедший, снова и снова, пока половина Аврората не стала есть у него из рук. Гарри наполовину ненавидел его, потому что, даже если это была ложь, он хотел, чтобы Малфой солгал ему. Именно тогда он понял, что был по уши влюблен в Малфоя, и он даже не знал, как это произошло. Поэтому, когда Малфой спросил, как люди понимают, что любят друг друга, и стоял там в свете камина, выглядя золотым, с горящими глазами и совсем как дома, Гарри пожал плечами и сказал: — Не знаю. Малфой кивнул, как будто ожидал такого ответа. — В старые времена, когда было наложено это проклятие, оно накладывалось на обе стороны. — Приятно знать, — Гарри наблюдал за тем, как свет играет на коже под ухом Малфоя. — Если бы Гриндельвальд и Дамблдор просто занимались сексом, все могло бы сложиться по-другому. — Нет, — медленно сказал Малфой, — Если бы они полюбили друг друга, этого могло бы быть достаточно. Гарри заставил себя отвести взгляд от горла Малфоя и посмотрел ему в глаза. — Я думаю, что они могли бы это сделать. — Проклятие предназначено для того, чтобы связывать людей, — сказал Малфой, — не только через секс, но и через отчаяние. Они оба знают, что умрут, если не переспят с кем-то, кого ненавидят. — Итак, теперь я должен найти кого-нибудь отчаявшегося, — сказал Гарри, — Думаю, что смогу это сделать. Малфой покачал головой. — Отчаяние может сблизить людей. Гарри попытался разобраться в этом. — Ты говоришь, что люди, проклятые этим, становятся друзьями. — Или любовниками, — сказал Малфой, — Это может быть более сильной привязкой, чем просто секс или даже ребенок. — Хорошо, — сказал Гарри, — но что это оставляет мне? Проклятие не было наложено ни на кого другого. — Нет, — сказал Малфой, — Тем не менее, это заставило меня немного покопаться. Если отчаяние подводит тебя достаточно близко, чтобы подружиться с врагом — он все еще твой враг? А если нет, то секс с ним все равно снимет проклятие? Гарри нахмурился. — Ну, так и должно быть. Разве не так? — Да, — тихо сказал Малфой. — Энни Эттлби надеялась, что ты научишься любить ее. Слово «враг» в этом контексте может означать врага, но оно также может означать «того, кто когда-то был врагом». В камине треснуло полено. Глухой звук его падения и треск огня были единственными звуками. — У меня Темная метка, Гарри, — сказал Малфой. Гарри сказал: — Нет. Губы Малфоя изогнулись в слабой улыбке. Он подошел к Гарри. — Все в порядке. — Нет, — сказал Гарри и отошел. Малфой остановился, приподняв бровь. — Благородный и самоотверженный до самого конца? Гарри хотелось зарычать. — Ты не хочешь меня. Малфой долго смотрел на него. — Иногда мне кажется, что если бы я кого-то хотел, то это был бы ты. В голове Гарри крутился миллион мыслей, и он не мог разобраться ни в одной из них, кроме этой: здесь был Малфой, предлагающий себя, и единственная проблема — а проблема была — в том, что Гарри не мог вспомнить, в чем была проблема. — Не делай этого. — Делаю, — сказал Малфой и потянулся к нему. Рука Гарри сомкнулась вокруг его запястья, останавливая его. Он собирался что-то сказать, но теперь не мог вспомнить, что именно. Он уставился на свои пальцы, обхватившие кожу Малфоя, и подумал о том, насколько все было бы по-другому, если бы он не хотел Малфоя так сильно прямо сейчас. — Я ревновал к Смиту, — сказал Малфой, внезапно перейдя к разговору. — Ревновал, — это был не вопрос. — Да, — сказал Малфой, — ревновал. Это было иррационально. Я не хотел от тебя того, что он так очевидно получил от тебя. Я не думал, что хотел. Но я все равно ревновал. Гарри не ослабил хватку. — Это не повод трахаться. Малфой улыбнулся, свет заплясал на чертах его лица. — Ладно, вот причина. Ты умрешь, если не сделаешь этого. Ну правда, Гарри, я думаю, из меня получится отличный кандидат. — Это нечестно. — О, Гарри, — взгляд Малфоя смягчился, — А ты ожидал, что это будет так? — Нет. Я хочу… Хочу… — Я знаю, что хочешь, — тихо сказал Малфой и поцеловал его. Малфой целовался неуклюже. Это казалось чем-то, чего он никогда раньше не делал, и поскольку он не делал этого в последние… семь лет, Гарри предположил, что это имело смысл. Он не совсем знал, куда приложить губы или как повернуть голову, поэтому Гарри пришлось показать ему, положив руку на шею Малфоя, чтобы наклонить голову, а губы его двигались в ответ на движения Малфоя. Малфой вздрогнул в ответ, и Гарри отстранился. — Я не могу, — сказал Гарри. — Я могу. Я смогу, — снова сказал Малфой. — Позволь мне быть тем, в ком ты нуждаешься, хоть раз, — он снова подошел и поцеловал его, и на этот раз не вздрогнул, когда рука Гарри поднялась, чтобы коснуться его шеи. Дыхание Малфоя стало прерывистым, резким и учащенным; Гарри не знал, сможет ли он контролировать себя, потому что Малфой не любил прикосновений, но он чувствовал и был сладким на вкус. — Поцелуй меня, Гарри. Гарри вздрогнул от слов, пробормотанных прямо ему в рот, а затем Малфой прижал его к стене. Малфой выглядел удивленным его присутствием, и в паузе Гарри перевернул их, так что Малфой оказался у стены, а Гарри горячо целовал его, приоткрыв рот. Он втянул нижнюю губу Малфоя в рот, оттягивая ее зубами. Он прижал голову Малфоя к стене так, чтобы он мог почувствовать вкус его челюсти, маленькие покусывания и посасывания, которыми Гарри, наконец, одарил шею Малфоя. На вкус он был таким влажным и живым, что Гарри захотелось укусить сильнее; он хотел прижаться ртом к шее Малфоя сбоку, пока синяк не почернеет. Малфой просто держал его, бормоча что-то, пока Гарри не вспомнил, что Малфой сказал, что его никто не привлекает, и он должен был выяснить. Он потянулся к пуговице на брюках Малфоя. — Пока нет, — сказал Малфой, затаив дыхание. Он отстранился и толкнул, а затем Гарри снова оказался прижатым к стене, и на этот раз Малфой не был удивлен. Возможно, он и не был экспертом в поцелуях, но он определенно быстро учился, и он был сильным, и стройным, и твердым, когда прижимал Гарри к стене. Иногда он забывал, насколько на самом деле силен Малфой. Гарри видел, как он сражался в спарринге и побеждал кого-то вдвое больше его — не столько из-за грубой силы, сколько из-за чистой решимости. Поцелуи Малфоя были решительными и повелительными, чего Гарри не ожидал, хотя он вообще их не ожидал. Именно тогда он понял, что собирается заняться сексом с Малфоем, настоящим сексом с настоящим Малфоем, а не тысячью и одной фантазией, в которой Гарри жил один или работал с другими людьми. Малфой, тем временем, издавал странные негромкие звуки — что-то вроде испуганного животного, что сильно отличалось от его поцелуев. Гарри пришлось бороться, чтобы оттащить Малфоя. — Спальня, — сказал он, а затем хорошенько рассмотрел. Рот Малфоя был в следах зубов и покраснел; серые глаза были очень темными, и Гарри хотел его так сильно, что почему-то не мог пошевелиться. Наклонившись, Малфой прикусил мочку уха Гарри, а затем прошептал: — Отведи меня туда. На пару секунд Гарри потерял самообладание; он снова целовал Малфоя, и его бедра сильно двигались, плотно прижимаясь к бедрам Малфоя, когда Гарри прижал их к себе. Когда он отстранился, Малфой засмеялся. Никто никогда раньше не смеялся над Гарри, когда он так их целовал, и это снова сводило Гарри с ума. — Легко отвлекаешься, — поддразнил Малфой и потянул Гарри за руку. Малфой тащил Гарри за собой, пока они не оказались в коридоре, после чего Малфой повернулся к нему, приподняв бровь. — В какую сторону? Малфой раньше не был в хижине, что заставило Гарри вспомнить, почему он был здесь в первую очередь. Это заставило его вспомнить, что Малфой не хотел его, что Малфой делал это, чтобы спасти его жизнь, и что он бесстыдно пользовался преимуществом. Плотно сжав губы, Гарри подошел к двери слева и повернул ручку. Малфой втащил его внутрь, захлопнул дверь и прижал Гарри к ней. Когда Малфой начал целовать его, не было ощущения, что он этого не хотел, но Гарри знал, что Малфой был чрезвычайно хорош во лжи. Его рука снова потянулась к пуговице на брюках Малфоя. На этот раз Малфой позволил ему. Когда рука Гарри скользнула вниз, в штаны Малфоя, Малфой схватил его за руку. — Это работает, — сказал он, все еще выглядя слегка удивленным, — просто чтобы ты знал. Я просто… я такой. До Гарри донеслась нотка неуверенности. Он облизнул губы. — Тогда позволь мне попробовать, — сказал он. — Позволь, — и опустился на колени. Когда он расстегнул брюки Малфоя и спустил их, член Малфоя все еще был мягким. Гарри действительно просто не мог поверить, что это был член Малфоя, и не мог удержаться от того, чтобы прикоснуться к нему, подержать его, поцеловать. Поэтому он поцеловал, лизнул, обнаружил, что утыкается в него носом, и не мог заставить себя беспокоиться о том, что это может быть странно. Рука Малфоя нерешительно опустилась на волосы Гарри, и когда начали проявляться первые признаки того, что кровь начала наполнять его член, эта рука напряглась, и Малфой издал тихий задыхающийся звук. Гарри уже был возбужден; он чувствовал, что был возбужден целую вечность, но его это тоже не волновало, не с членом Малфоя, который становился все тверже и розовее в его руках, не с Малфоем, издающим подобные звуки. Он и раньше задавался вопросом о Малфое, о том, почему он сказал, что его не привлекают другие люди. В какой-то момент он даже задумался, лжет ли Малфой ему или самому себе. Он задавался вопросом, солгал ли Малфой о том, что не произошло ничего зловещего, чтобы искалечить его желание; он задавался вопросом, могло ли произойти что-то, что не было физическим, но все еще имело тот же психологический эффект. Большую часть времени Гарри думал, что с Малфоем, должно быть, многое случилось, но это было не больше — и уж точно не меньше — чем то, что Гарри перенес во время войны. Этот страх и эта печаль казались достаточным оправданием для того, чтобы человек изменился. В конце концов, Гарри было удобнее всего, когда он трахался с мужчинами, а потом забывал их имена, и он не думал, что стал бы таким без войны за плечами, без смерти его друзей, без всего того, что делало его тем, кем он был. Но когда Гарри взял в рот наполовину твердый член Малфоя, он ни о чем таком не думал. Он хотел, чтобы это было мокро и грязно; хотел слышать скользкие липкие звуки, пока он отсасывает Малфою; хотел, чтобы Малфой стонал и трахал его рот, пока не потеряет рассудок. Хотел, чтобы Малфой полностью забыл, что он его не хотел, и помнил только ощущение губ Гарри, обхватывающих его член. Язык Гарри закружил вокруг головки, и он сжал яйца Малфоя; он чувствовал, как они становятся все плотнее по мере того, как Малфой становился тверже. Гарри оторвал свой рот и потерся щекой о член Малфоя, глядя вверх. — Я хочу довести тебя до края, Малфой. Затем Гарри начал принимать его, глядя на Малфоя, который медленно улыбался веселой, нежной улыбкой. — Если ты собираешься набить себе глотку моим членом, Гарри, можешь хотя бы называть меня Драко? Его руки все еще были в волосах Гарри, и он все еще улыбался, пока Гарри, наконец, не вобрал его полностью. Затем улыбка исчезла, рот Малфоя приоткрылся, голова откинулась назад, и член Малфоя стал совершенно твердым. Гарри просто смотрел на него снизу вверх, широко раскрыв рот и полностью подавив рвотный рефлекс, тяжело дыша через нос. Рука Малфоя судорожно дернулась в волосах Гарри. — Пожалуйста. Гарри заглотнул его полностью, снова облизывая головку, прежде чем полностью освободить рот. — Пожалуйста, что? Малфой рывком поднял его, и Гарри встал. Малфой снова поцеловал его этими искусными поцелуями, язык прошелся по внутренней части рта Гарри, как будто он жаждал попробовать вкус своего члена на языке Гарри. — Я хочу, — сказал Малфой, отстраняясь, — Я хочу быть единственным, — он выгнул бедра, обнаженный член прижался к джинсам Гарри, — Я хочу быть внутри тебя. Гарри застонал. — Сделай это. Господи. Сделай. — Ты же не хочешь… — Трахни меня. О боже, ты трахнешь меня. Малфой посмотрел вниз на джинсы Гарри, затем снова на его лицо. Его рука скользнула вверх так, что он коснулся щеки Гарри. — Хорошо, — сказал он и начал подталкивать Гарри назад. Гарри попятился, пока кровать не уперлась ему в колени, и сел. Он представлял секс с Малфоем в любом виде, так что все, что Малфой предлагал, казалось лучшим. Сквозь туман желания и вожделения, головокружительные мысли о боже мой, Малфой собирается трахнуть меня, Гарри понял, что сказал Малфой: я хочу. Малфой еще немного подтолкнул его, затем забрался сверху, задирая рубашку Гарри. К тому времени, как Гарри попытался стянуть рубашку через голову, Малфой склонился над ним, покусывая его тазовые кости. Затем он начал покрывать поцелуями грудь Гарри, его рот переместился к одному из сосков. Гарри запустил руку в волосы Малфоя. — Ты не обязан. — Позволь мне, — Малфой поднял лицо, глаза блестели, а рот все еще был распухшим, — Раньше это была моя любимая часть. Гарри задумался, сколько лет назад и как часто, а затем вспомнил, что это всегда было с девушками, что, возможно, объясняло, что Малфой делал с сосками. Затем рука Малфоя поднялась и прижалась к «пламени» — шраму, который оставила ему Энни Эттлби, к причине, по которой они оказались здесь. Впервые Гарри осознал, что он горит. Он потянул Малфоя за шею сзади, и Малфой, повинуясь, переместил рот к центру груди Гарри, к черной отметине. Она наполовину закрывала то место, где Крестраж висел у него на шее, и, не зная, что это было, Малфой поцеловал и его тоже. Он был сплошными зубами и языком, и Гарри вскрикнул, выгибаясь под ним. — Я собираюсь выебать из тебя эту метку, — сказал Малфой низким голосом. — Я буду трахать тебя, пока она не исчезнет. Гарри с трудом дышал. — Она исчезнет? — Мне все равно. Мне точно, блять, все равно, — Гарри никогда не слышал, чтобы Малфой говорил так свирепо, говоря бессмысленные вещи. — Она не заберёт тебя у меня. Гарри рассмеялся странным хриплым звуком. — Это по-настоящему злит тебя. Малфой поднял голову, вместо этого прикрыв рукой шрам. Его ногти глубоко вонзились в черные отметины, вся его рука была похожа на коготь. — Ты понятия не имеешь. Ты понятия не имеешь, как сильно ты мне нужен. Гарри выгнулся от боли. — Как раз наоборот. Голос Малфоя все еще был грубым. — Если бы я думал, что ты из тех, кто бросит меня, я бы трахнул тебя, просто чтобы удержать. Я бы сделал все, что угодно. Гарри было трудно дышать, так сильно ногти Малфоя впились в него. — Я бы не бросил тебя. — Хорошо, — затем Малфой соскользнул вниз и расстегнул джинсы Гарри, его рука скользнула внутрь, чтобы обхватить член Гарри. Гарри почти приподнялся с кровати. — О боже. — Знаю, Гарри. Гарри толкался бедрами. — Ты даже не снял свою рубашку. Малфой ухмыльнулся в той же мягкой ленивой манере, в которой он поглаживал член Гарри. — Хорошо, я сделаю это, если ты хочешь. Гарри застонал и сказал: — Я хочу, чтобы ты это сделал. Малфой убрал руки, чего Гарри не хотел, чтобы он делал, а затем приступил к небольшому шоу. Расстегивая пуговицу за пуговицей, он медленно обнажал эту чистую кожу и светлые волосы, и Гарри видел все это раньше на тренировках авроров, спаррингах, в тот раз, когда Малфой получил травму, и Гарри пришлось сорвать с него рубашку. Но сейчас Гарри хотел Малфоя обнаженным; он хотел всего сразу, потому что на этот раз это было всё его; Малфой наконец-то принадлежал ему. Встав, Гарри перевернул их, так что Малфой оказался на спине, и Гарри сорвал с него одежду так быстро, как только мог. У Малфоя были стройные икры и длинные-предлинные ноги, те самые сильные бедра, что фигурировали в слишком многих фантазиях Гарри. Он был слишком бледен, и его колени были узловатыми, на самом деле на его плечах было довольно много солнечных веснушек, и Гарри подумал, что он настолько красив, что выглядел бы ещё лучше, покрытый красными отметинами и иссиня-черными синяками. Шрам змеился по животу Малфоя, и, впервые увидев его, Гарри внезапно вспомнил Сектумсемпру. В тот раз, когда Гарри дал Малфою полевую повязку вместе со своей рубашкой, они ждали прибытия целителей. Гарри просто продолжал смотреть на плечо Малфоя, где рваная рубашка не останавливала поток крови. Затем его взгляд опустился на шрам, и он почувствовал себя еще более виноватым. — Это был не ты, — сказал Малфой, приоткрыв один глаз. Гарри резко поднял голову. — Что? — он думал, что Малфой уже потерял сознание. — Шрам, — дыхание Малфоя стало поверхностным. — Это был не ты. Снейп вовремя пришел. — Тогда что… Малфой захрипел от смеха. — Ты не единственный, у кого есть шрамы, Гарри, — сказал он и скользнул в темноту. Гарри вспомнил это сейчас, глядя на бледное тело Малфоя, серебристые шрамы и его член, который больше не был полностью твердым. Гарри не знал, было ли это из-за того, что Малфой просто медленно возбуждался, или это было что-то еще. Малфой никогда не рассказывал ему, как он получил свои шрамы — все эти шрамы — и Гарри задавался вопросом, расскажет ли он когда-нибудь. — Просто собираешься пялиться? — раздался ленивый голос Малфоя. — Нет, — сказал Гарри и поцеловал его. Он провел зубами по телу Малфоя, и ногти Малфоя так сильно царапнули его спину, что Гарри подумал, что у него могла пойти кровь. Когда Малфой перевернул его, Гарри ошеломленно осознал, что они боролись, что в дело было вовлечено больше зубов и ногтей, чем губ и поцелуев. Он никогда не представлял, что Малфой будет таким; когда он попытался представить это по-настоящему, все было мягким и несколько застенчивым. Но, по-видимому, способ, которым Малфой справлялся с любыми проблемами, которые у него были с сексом или прикосновениями, заключался в том, чтобы превратить это в битву, потому что битвы были чем-то, с чем они оба были знакомы, и Гарри знал, что это нравилось Малфою. Гарри укусил в ответ, когда Малфой царапнул его, и Малфой улыбался, смеялся между царапинами, шипением и синяками. Гарри не знал, что с ним случилось или что это значило, когда Малфой был таким, но даже если бы Гарри захотел, теперь он не мог остановиться. — Акцио смазка, — сказал он и протянул руку. Загремел выдвижной ящик, и смазка плюхнулась Гарри в руку. Он протянул её. Малфой покачал головой. — Я хочу, чтобы ты сделал это. Поэтому Гарри снял джинсы и вернулся на кровать. Он выдавил смазку и намазал немного на пальцы, затем просунул руку себе меж ног. Теперь Малфой молча наблюдал. Разгоряченный взглядом Малфоя, Гарри подтянул ноги вверх и развел их еще шире, чтобы Малфой мог видеть, как один палец, а затем и два исчезают в его дырочке. Малфой действительно видел это — пристальный взгляд, сузившиеся глаза, — и Гарри подумал, что он мог бы кончить только от этого, пока Малфой наблюдал, как он трогает себя. — Хорошо, Гарри, — сказал Малфой, и его голос был неожиданно мягким. Все укусы и драки прекратились, он осторожно убрал пальцы Гарри и заменил их своими. — О боже, — сказал Гарри. Малфой придвинулся ближе, его колени уперлись в задницу Гарри, просовывая пальцы глубже внутрь. — Ты очень тугой, — пробормотал он. — О боже, — снова сказал Гарри. Малфой наклонился ближе, чтобы прошептать, его пальцы настойчиво нажимали. — Где же она? — спросил он. — Она… — Ш-ш-ш, — Малфой вытащил пальцы почти до упора, затем с силой засунул их внутрь Гарри, — Я хочу сам найти. Пальцы Малфоя были не очень далеко от его простаты, и Гарри не мог удержаться от вскрика, потому что другие мужчины трогали его раньше, и другие мужчины шептали ему, но ни один из них не был Малфоем. Малфой был раскрасневшимся над ним, его волосы были очень яркими, рот таким идеальным и все, чего хотел Гарри, о чем Гарри думал, что он просто может кончить. — Тебе это нравится, не так ли? — сказал Малфой. — Трахни меня, — сказал Гарри, — Пожалуйста, просто трахни меня. — Нет, — сказал Малфой, — Ты слишком тугой. Я собираюсь сделать тебя по-настоящему раскрытым и мокрым, прежде чем трахну тебя. Я хочу, чтобы ты тёк и хлюпал, как девчонка, Гарри. В тумане похоти Гарри почувствовал, как член Малфоя коснулся его бедра, и задался вопросом, действительно ли Малфой просто медлил, чтобы он мог снова полностью возбудиться. — Я сделаю все, что ты захочешь, — сказал Гарри. — Я знаю, что сделаешь, — голос Малфоя был грубым, — Ты сделаешь все, что угодно. Ты просто сделаешь все, что угодно, не так ли? — Да, — сказал Гарри и заерзал на пальцах Малфоя. — Ты будешь весь мокрый из-за этого, умолять меня и пыхтеть, как маленькая девочка. Гарри думал, что его член не мог стать тверже, но это случилось, и он болел. — Да. — Хорошо. Ты такой хороший, Гарри. Прямо тугая и идеальная маленькая шлюшка, созданная только для траха. — У тебя чертовски грязный рот, — сказал Гарри. — Ты делаешь меня грязным, — сказал Малфой, и дрожь вожделения так сильно пробежала по Гарри, что у него не было времени задуматься, что Малфой имел в виду, или почувствовать себя виноватым из-за этого, прежде чем Малфой снова поцеловал его. Малфой вынул пальцы, и Гарри застонал, но затем Малфой нанес на них еще больше смазки и снова ввел внутрь. Дырочка Гарри снова плотно сжалась без пальцев Малфоя, но теперь жжение было легким, а избыток смазки делал все мокрым и скользким. — Тебе это нравится, Гарри? Гарри надавил на синяк, который он оставил на шее Малфоя. — Мне это нравится. — Хорошо, — сказал Малфой. — Я собираюсь трахнуть тебя, — затем Малфой убрал пальцы и заменил их своим членом, он был намного больше и медленно продвигался внутрь. Гарри застонал и раздвинул ноги. — Хорошо, — сказал Малфой, — Вот так. Держи себя раскрытым для меня. Боги. Ты действительно горячая штучка, знаешь? — Да, — сказал Гарри и закинул ноги на плечи Малфоя. — О, хорошо, — сказал Малфой и придвинулся так, что его колени оказались почти под задницей Гарри, приподнимая его, чтобы член Малфоя мог нацелиться вниз. — Это хорошо, милый, вот так. Гарри подумал, не так ли Малфой разговаривал с девушками — это была Паркинсон? — а потом он подумал, что для Малфоя прошло так много времени, что он бы просто не влюбился, не так ли, за исключением того, что, возможно, он действительно думал о Гарри как о своем возлюбленном, и в таком случае Гарри собирался кончить. Для этого он обхватил рукой свой член, и Малфой слегка отстранился, а затем вошел глубже. — Ну же, вот так, — сказал Малфой, — Давай, кончи. Это для тебя, Гарри, — он толкнулся снова, и Гарри сжал член в кулаке, он толкнулся, и Гарри сжал кулак, толчок и кулак, а затем Гарри кончил. — Хорошо, — снова сказал Малфой, когда его грудь была забрызгана спермой. — Это прекрасно; это то, чего я хотел, — и он продолжал говорить что-то в этом роде, мягкие нежные вещи, как будто оргазм Гарри был лучшим, самым важным событием, и каким-то образом он заставил Малфоя быть чрезвычайно довольным и гордым. Гарри был мокрым, вялым, измученным и растянутым, как лапша, а Малфой все еще был твердым внутри него. — Теперь ты, — сказал Гарри. — Теперь я, — начал Малфой. Гарри вспомнил, как он не раз думал, что Малфой был холодным жестким ублюдком, и сказал единственное, что, по его мнению, могло заставить Малфоя двигаться дальше. — Это может не сработать, если ты не кончишь. — Я хочу. Я просто, — сказал Малфой. — Ты можешь встать на колени? — Я не думаю, что они меня удержат. — Гарри все равно отстранился, спустил ноги вниз, сел и перевернулся. Затем он приподнялся и, зная, что его руки наверняка не выдержат, даже если выдержат колени, скрестил их и опустил голову, оставив задницу в воздухе. Рука Малфоя несколько нерешительно легла на бок Гарри. — Ты и впрямь шлюха. — Тебе нравится это слово. Последовала долгая пауза. — Скажи мне, что тебе это нужно. Гарри даже не колебался. — Мне нужно это. Я так сильно этого хочу, Малфой. Я хочу, чтобы ты наполнил меня. Я хочу, чтобы твой большой толстый член был внутри меня, мне это нужно, — он не сказал: «Я умру без этого», но он так чувствовал, и это не имело никакого отношения к проклятию. — Я так сильно тебя хочу; наполни меня своей спермой; просто трахни меня до конца; трахни меня жестко, Малфой, мне нужно это почувствовать. Затем Малфой протиснулся к нему сзади и сказал: — Просто продолжай говорить, Гарри, — и Гарри так и сделал. — Я сделаю все, что угодно, — сказал он, — Все, что ты скажешь, просто трахни меня; пожалуйста, просто трахни меня. — Тебе это нравится, — сказал Малфой, теперь жестко входя в него. Он, казалось, очень настаивал на этом: — Тебе это нравится, Гарри. — Мне это нужно, твой твердый член, о боже, мне это нужно, Малфой. Малфою потребовалось некоторое время, и Гарри действительно был слишком взбешен, чтобы думать о том, было ли это потому, что Малфою пришлось заставить себя сделать это. Он снова стал твердым к тому времени, когда толчки Малфоя ускорились и стали беспорядочными, и когда Малфой кончил, Гарри кончил ещё раз. Наконец, Малфой выскользнул. Он сел на край кровати, и Гарри рухнул. Прошло, наверное, целых пять минут, прежде чем чувство вины нахлынуло на него, и Гарри понял, что он натворил. Малфой встал и подошел к окну. На улице все еще было темно, но взошла луна и светила вниз. Малфой все еще был обнажен и теперь на свету казался серебристым. Словно почувствовав, что Гарри наблюдает за ним, он обернулся. — Я не хочу, чтобы ты спал с кем-то еще. — Что? — Гарри наполовину сел. — Мне не нравится, когда ты с ними. — Малфой снова посмотрел в окно. — И… я тоже могу заниматься сексом, так что ты должен спать со мной. Не с ними. — Мы встречаемся? Малфой дернул плечом. — Если хочешь. Гарри долго смотрел на Малфоя. — Я не понимаю. Малфой тоже некоторое время молчал. — На шестом курсе я был слишком рассеян, чтобы думать о сексе. Возможностей было немного, а седьмой год был… ну. Темный Лорд жил в моем доме. Потом мне этого не хотелось. Это просто заставило меня почувствовать себя… каким-то образом испачканным. — Ты сказал, что я заставил тебя почувствовать себя грязным. Малфой просто продолжал смотреть в окно. — Когда я кончаю, я не думаю о мужчинах или женщинах. Я думаю о камнях, деревьях и горах, озерах и тростниках, склоняющихся на ветру. Но с тобой все было по-другому. Я просто… я просто не могу перестать думать о том, что я не хочу, чтобы ты был с кем-то другим. Смитом, или Энни Эттлби, или любым из тех глупых людей, которые думают, что знают, кто ты такой. — О, — Гарри подумал об этом еще немного. — На самом деле, это своего рода блестяще. Малфой посмотрел на звезды. — Ты первый человек, который заставляет меня чувствовать, что чувствовать себя грязным — это нормально. Гарри подошел к нему. Он протянул руку, и Малфой отодвинулся, поворачиваясь к нему. Тяжело сглотнув, Малфой сказал: — Ты понимаешь, что это все еще не то, чего ты хочешь? Я хочу тебя, потому что не хочу, чтобы ты был с кем-то другим. Я могу кончить, потому что я так… я так зол на всех остальных, кто хочет тебя, что я… Гарри коснулся его руки. — А как ты относишься к другому? — Что? — Не к сексу, — сказал Гарри, — А как ты относишься ко мне в остальном? Малфой уставился на него. — Не будь дураком, — сказал он наконец. — Ты мой лучший друг. — Тогда это то, чего я хочу. — Гарри… Гарри крепче сжал его руку. — Лучшие друзья, которые трахаются. Это то, чего я хочу. Малфой нахмурился. — Для гриффиндорца это очень неромантично. Гарри закатил глаза. — Ты когда-нибудь встречал Рона и Гермиону? Малфой, я хочу, чтобы ты остался со мной и трахнул меня, и чтобы ты не хотел никого другого. Если ты не хочешь трахнуть меня так сильно, как я хочу трахнуть тебя, тогда мне все равно намного лучше, чем было. Взгляд Малфоя опустился на грудь Гарри. — Она все еще тут. Подняв руку, чтобы потереть отметину, Гарри сказал: — Ты сказал, что не знаешь, пройдет ли это. Малфой неуверенно поднял руку. Гарри поднес её поближе, к своему сердцу. — Может быть, тебе нужно кончить в меня, — сказал Малфой. Дыхание Гарри сбилось. Он пытался понять, о чем, черт возьми, говорил Малфой. — Полагаю, — сказал он после долгого молчания. — Если бы я снял проклятие так, как хотела бы Энни Эттлби, я, конечно, был бы сверху. — Есть страпоны, — указал Малфой. — У тебя действительно грязный рот. Малфой улыбался. — На самом деле, есть много вещей, которые мы еще не пробовали. — Итак, по сути, мне нужно пригрозить или заставить тебя ревновать, чтобы ты стал грубым, — сказал Гарри. — Я думаю, если я буду достаточно думать о твоих дурацких фан-клубах, ты получишь достаточно секса. Гарри ухмыльнулся. — Я люблю свои фан-клубы. — Давай, трахни меня, — сказал Малфой. — Я лягу на спину и подумаю о том, как буду медленно мучить Энни Эттлби. — Знаешь, это очень странно, — сказал Гарри, но на самом деле не возражал.*
Май Вечером первого мая Гарри Поттер не умер. Метка на его груди сияла золотом, пока он кончал в своего нового парня, а затем она исчезла. В течение следующих нескольких недель ситуация на самом деле не изменилась. Ну, средства массовой информации узнали о Гарри и Малфое и напечатали во всех газетах, что Малфой излечил проклятие Гарри. У них был отличный день. Несмотря на то, что люди больше не пытались убедить Гарри, что они его враги, они все еще чувствовали себя врагами из-за того, что продолжали преследовать его повсюду. — Гарри Поттер! Каково это — спать со своим злейшим врагом? — Гарри Поттер, как вы относитесь к тому, что Драко Малфой был бывшим Пожирателем Смерти? — Каково это — знать, что ты разочаровываешь тысячи ведьм (и волшебников!) по всему земному шару? — Каково это — встречаться с самым ненавистным человеком в половине волшебного мира? — Каково это — целовать кого-то, кого ты ненавидишь? — Это фантастическое чувство, — сказал Гарри и впервые улыбнулся всем репортерам. Хотя с Малфоем все было совсем по-другому. Он все еще был несколько отстраненным и холодным, саркастичным и забавным, блестящим и остроумным. Он не прикасался к Гарри более или менее, и он не смотрел на него по-другому, но вот уже много лет Малфой смотрел на него так, что сердце Гарри подпрыгивало в горле и вселяло в него надежду. Когда Энджени, жуткий автор писем Гарри, сбежала из Азкабана и набросилась на Гарри возле квартиры Малфоя, Малфой защитил его так же, как он всегда это делал. Так же, как они всегда поступали, они связались с другими аврорами и собрали команду, чтобы надеть на Энджени наручники и отвезти обратно в Азкабан. Так же, как они всегда поступали, они жаловались на бумажную волокиту. Но оформление документов было через некоторое время после того, как рука Малфоя сомкнулась на запястье Гарри, и Малфой потащил его обратно в свою квартиру. Затем Малфой прижал Гарри к двери и сказал: — Они не могут тебя заполучить. Никто не может заполучить тебя. Никто не может обладать тобой, кроме меня. — Да, Малфой, — сказал Гарри. — Никто не может обладать мной, кроме тебя. Только ты. Только… — Тебе лучше трахнуть меня, Гарри. Просто чтобы мы могли быть уверены. — Да, — сказал Гарри, потому что бумажная волокита могла подождать. — О боже, да. Я умру, если не сделаю этого. — Хорошо, — сказал Малфой. — Тогда я собираюсь сохранить тебе жизнь Это было то, в чем он был хорош. Гарри любил своих поклонников.