114 г. от з.э.
164 года до рождения Дейнерис Таргариен.
На Королевскую Гавань — древнюю столицу Вестероса — быстро спускалась ночь, расцвечивая небо мелкими точками далеких звезд и принося с собой долгожданную прохладу. С ее приходом спрятались в темноте обшарпанные стены домов. Мрачноватые каменные башни, разделяющие столицу на кварталы, перестали казаться давящими и гнетущими. А свет факелов разукрасил древний город сотнями волшебных искорок. Нейла Аррен была прекраснейшей из виденных маленькой девочкой женщин, и даже когда годы медленно брали своё, по красоте с ней могла тягаться лишь её единственная дочь. Длинные волосы женщины отливали серебром, а под лучами алого солнца напоминали россып жемчужен. Эта ли красота покорила мужчину, ставшего её мужем? Или, может быть, маленький рост и хрупкость, которые у него и братьев вызывали желание её защищать? А может, огонь в сердце и сгубившая её безграничная любовь к каждому из родственников? Никто не знал. Нейла Аррен проявляла заботу и любовь к своему единственному ребёнку, но при этом вела себя отстраненно, словно в прошлом испытала сильную боль, которая сковала ее сердце. Каждую ночь она зажигала чаши с травами, чтобы успокоить свою душу, а затем выходила на балкон и смотрела на простиравшийся внизу город. Однажды дочь проснулась перед самым рассветом, а мама все еще стояла там с затуманенным от воспоминаний взором. При виде печали на ее лице девочка не удержалась и обняла мамины ноги, так как её голова едва доставала ей до талии. Женщина тут же вздрогнула, словно очнулась от сна, и, погладив Мейрис по волосам, отправила обратно в комнату. Ее молчание задело девочку. Она заволновалась, что чем-то расстроила маму, хотя она редко сердилась. Но служанка Дороти объяснила, что мама не любит, когда ее беспокоят в ночные часы. — Почему? — спросила девочка. — Твоя мать перенесла тяжелую утрату. — Она подняла руку, чтобы пресечь её следующий вопрос. — Не мне рассказывать об этом. Стоило подумать, как маме плохо, и самой стало больно. — Но уже прошло много лет. Мама когда-нибудь оправится? Дороти на мгновение замолчала. — Некоторые шрамы отпечатываются на наших костях — становятся частью нас и влияют на дальнейшую жизнь. — Заметив уныние на лице Мейрис, она ласково обняла её. — Но твоя мама сильнее, чем ты думаешь, Маленькая Звездочка. Как и ты сама. Что значат эти слова для маленькой девочки, когда вокруг было веселье и юношеская наивность. Эти порывы благоволила лишь отец, который радовался каждому лепету и небрежному шагу своей малышки. Длинные прямые волосы, собранные в небрежный конский хвост, были традиционного белого цвета. Он носил кожаный костюм зеленовато-коричневых тонов, который сидел на мужчине как влитой. Потертые ножны в правой руке почти касались пола, а спрятанные там парные клинки стоили бешеных денег: работа из валирийской была поистине бесценной. В отличие от старшего брата, Дейгор был высокого роста и широкоплеч, что может сравниться лишь с Деймоном. А вот лицо… Многие говорили, что у младшего брата короля странное лицо. Пылающее неестественной красотой и неумолимо притягивающее взгляды какой-то особенной гармонией. Вопреки первому впечатлению, он часто улыбался и когда-то верил, что не сможет жить на одном месте без движения, без бесконечного пути, но, встретив и полюбив Нейлу Аррен, не смог её покинуть даже на миг. Знакомые с родителями Мейрис Таргариен часто повторяли, что он был готов бросить весь мир к ногам Нейлы, а дочь любил и берег настолько, что хотел положить к ее колыбельке яйца двух драконов, вместо одного. И, несмотря на недолгую жизнь матери, именно прекрасная Мейрис Таргариен, их маленькая Мей… стала ключевой фигурой, изменившей всю их жизнь. Её красота была поистине неземной. Каждый проникался к ней доверием, стоило ей только улыбнуться. Влюблялся, слушая её мелодичный смех. Они вставали на колени, видя звёзды в её глазах, чувствуя аромат волос, когда она проходила мимо. Однако вся правда в том, что Мей была отравой в семье, ну а Сапфировый принц — главный глупец, потому что единственный, кто пил её яд добровольно. И сколько бы другие ни говорили про «рассвет», он видел в ней горящий вечерний закат, особенно глядя на её широкую улыбку.117 г. от з.э.
Леди Мейрис Таргариен волновалась. Зал, где она вместе со свитой ожидала принцев, был просторен, как того требовали многовековые традиции, радовал глаз изящными колоннами, созданными лучшими архитекторами Вестероса. Мозаика на мраморном полу поражала красотой и гармоничностью узоров. Девять лет такой возраст, когда хочется лишь бегать по замку, рассматривая старинные гобелены и открывать новые потайные ходы. Правда Мей никогда не удавалась насладиться этим досугом в той должной мере, которая считалась для неё приемлемой. Поскольку на пути серебристой тени, постоянно встречались стражники и королевская свита. Многие были недовольны поведением юной леди, но как только она улыбалась или вымучивала из себя самое жалостливое лицо, все разом отметали эти мысли. И в такие моменты, наследница драконьей крови поняла всю суть маминых слов: — Ты красива, а красота даёт необычайную силу. Мама хорошо знала, что такое привлекательность и женская утончённость, как и её покойная сестра Эймма Аррен, жена короля и мать наследницы Рейниры Таргариен. Хоть Мей была маленькой, но целиком и полностью видела перенапряжение матери к новой жене короля, который посмел променять мать сестры. Правда дочь не переняла презрение матери к Королеве, только иногда возникала злость, когда её стража разгоняла детей по кроватям. И во всем этом многообразии звуков, Мейрис находила время для самого любимого занятия — драконы. Вместе с отцом они пролетали вдоль моря, рассекая крыльями водную гладь. После неожиданной смерти матери, которую отец не спешил объяснять дочери, полётов стало намного больше. Если остаться в замке и занимать привычной ей музыкой, то из инструмента всегда выливалась грустная мелодия, как будто сам предмет пропускал горькие слёзы о потери прекрасной женщины. Сегодня был долгий день, поскольку на Дрифтмарке случилось несчастье. Жена Деймона Таргариена, Лейна Веларион, скончалась. Эймонд встречает её с равнодушием древнего исполина, словно не заметившего грусти в глазах племянницы. Конечно, он не испытывал тоски и даже нотки сопереживания, поскольку на песчаном пляже дремал самый могущественный дракон — Вхагар. Зачем мутить свой рассудок всякими бесполезными мыслями, когда рядом с тобой находится то самое, чего ты так долго ждал. — Ты выглядишь взволнованным, — заметила Мейрис, когда Эймонд встал рядом с ней. — Кто бы говорил, — усмехнулся мальчишка, засовывая в рот какую-то сладость. — Я её почти не знала, оттого и тоскливо, — Мейрис всем телом повернулась к дяде с отцом, которые обменивались несвязными фразами. Рядом с ними, как молния среди серого неба, появился старший сын Короля. Эйгон вальяжно пил вино расплёскивая вокруг себя бурые капли, а зелёная накидка шутливо приподнималась над его взъерошенной головой. Он то и дело пытался опустить её, отчего на губах Мейрис появилась незамысловатая улыбка. — Подлей-ка мне ещё, — приказным тоном проговорил блондин, протягивая полупустой кубок черноволосой служанке. Девушка старательно вылила вино и Мейрис почему-то неустанно следила за её действиями. — У вас всегда руки дрожат или ноги тоже? — позлорадствовал Эйгон, вгоняя темноволосую в смятение, а вместе с ней и Мейрис. — Зачем ты это сделал? — проворчал Эймонд, едва служанка скрылась из глаз, а племянница завернула в шатёр к двум дочкам покойной Лейны Веларион. Старший повел узкими плечами и зевнул, незаметно покосившись на Мейрис. — Что именно? — Говоришь чушь! — Гм… — кашлянул Эйгон. — У неё было такое забавное лицо, что я не удержался. Эймонд тряхнул головой и сердито уставился на безмятежного брата, посмевшего так рисковать его положением. — Эйгон… — угрожающе протянул он. — Ты когда нибудь думаешь, прежде чем говоришь? — Не скули, она всё равно запомнит только меня, — невозмутимо отозвался Эйгон и безмятежно глотнул вина. Эймонд мрачно покосился на брата. Боги! Да что такое?! Сколько лет живет, столько не может удержаться от соблазна утереть кому-нибудь нос! Натура у него, видите ли, такая, не может он без пакостей! Дома еще куда ни шло — там хватало тех, кто мог приструнить его, если начинал зарываться. А как на свободу вырвался… Может, не надо было оставлять его наедине с пойлом? Может его шутки когда-то и были смешны, но так нельзя, потому что рядом находилась та, чьё внимание сложно завоевать. У Эймонда непроизвольно сжались кулаки. — Что то случилось? — неожиданно раздался голос Мейрис, и Эймонд неохотно повернулся: она смотрела требовательно и не по-детски серьезно, хотя сама едва перешагнула порог десятилетия. Маленькая и с виду очень уязвимая, Мейрис умела настоять на своем. Всегда знала, как остановить начинающуюся ссору, потому что в ее бездонных пурпурных глазах была странная, необъяснимая сила. Какая-то поразительная властность, заставляющая покорно склоняться даже самые буйные головы и терпеливо ждать, когда маленькая леди соизволит милостиво кивнуть. Вот и сейчас Эймонд обреченно вздохнул. — Ничего, — коротко ответил Эймонд и резко напрягся когда рядом прошли мальчишки Веларионы. Мейрис заметила эту навязчивую тишину повисшую в воздухе. В замке она считала своими друзьями лишь немногих. Дети короля были для неё загадкой, которую сложно было разгадать, в особенности Хелейна. Её причуды иногда забавляли, а иногда ввергали в ступор, от неожиданных высказываний, которые могла понять только сама Хелейна. Эймонд был самым приятным, но в тоже время и отталкивающим, его порывы иногда пугали девочку, но всё же он оставался ей другом. Дети Рейниры были самыми приятными, от них никогда не ожидаешь подлости и злости, в их глазах читалась лишь детская наивность. Она не заметила, как Эйгон скоропостижно удалился под тяжелым взглядом деда. Резко в воздухе повис запах солёного моря, такого чистого и необыкновенного, что Мейрис инстинктивно подняла голову вверх, отчего с её головы спал чёрный капюшон, сверкнув на солнце слегка вьющимися локонами пепельно-серого цвета. — Воздух тут чище, — заметил Эймонд, всматриваясь в удивительно правильные черты лица племянницы. Её красота и впрямь могла посоперничать со всеми девушками в округе. Мейрис снисходительно улыбнулась. — Отец всегда говорил, что здесь словно другой мир. Эймонд задумчиво пожевал губами. Он не знал, Дрифтмарк так влияет на него или же настойчивое нахождение Вхагар, а может это просто Мейрис. *** Эймонд, как никогда в жизни, устал ждать рассвета. Всего за одну бесконечно долгую ночь он неожиданно понял, что хваленого спокойствия и невозмутимости (раньше он искренне полагал, что обладает ими в полной мере) в его душе нет и в помине. Казалось, его целиком затопили неопределенность, неуверенность, смутная тревога и стремительно набирающее силу отчаяние. Всего за несколько часов, которые показались Эймонду настоящей вечностью, Таргариен весь извертелся на кровати безуспешных попытках придумать план. Измял белоснежную простыню, искусал все губы и построил десятки, если не сотни предположений о том, что будет делать, если ничего не получится. Он не имел права вернуться ни с чем. И с этими словами мальчишка проскользнул меж стражи и тихонько выполз наружу. Открыв дверь, Эймонд несколько секунд ошеломленно таращился на небольшую площадь у оружейной, после чего вдруг обессиленно опустился прямо на пыльную ступеньку, странно содрогнулся и беззвучно, но совершенно искренне… рассмеялся. — Мейрис! Девочка в чёрной накидке, застывшая на бортиках возле тренировочного двора, обернулась на звук и смущенно кашлянула. — Кому то нужно будет отвести тебя к мейстеру, если Вхагар прокусит тебе ногу.