Своя

      Отлипнуть от мамы было сложно. Трогала её, смотрела, впитывая любимый образ самой прекрасной женщины, даже когда та пыталась сосредоточиться на дороге. Хотелось рассказать всё, что было за эти дни, пусть и писала о новостях в чате, но то буквы, а мне нужно поделиться эмоциями. Сдерживалась, чтобы поделиться всем сразу с ней и папой, прикусывала язык. Какая же она красивая. Просто невероятно. В профиль видно, какие длинные ресницы, небольшая горбинка на носу. И в свете вечерних фонарей кожа почти золотая. Лучшая. Ясу смотрит в окно, сидя на моих коленях, ей не особо интересно, а я город за собственным мурчанием не слышу. Паркуется, ещё раз целует меня в лоб, ласково улыбается. Первая заходит в дом, небрежно скидывает туфли и идёт на кухню вместе со мной, становится за спиной, крепко сжимает плечи. Чую лёгкую грусть и беспокойство. Что случилось? Стук металла о деревянный пол, тяжёлые шаги. Пячусь, вжимаюсь в женщину, чувствую лёгкий страх. Папа. Выходит к нам со стороны подвала, привычно ухоженный, с убранными волосами, грозовыми глазами. Под которыми залегли усталые тени. Останавливается по другую сторону комнаты, опирается на трость. Я не понимаю. Не хочу понимать! Что это значит? Почему мне ничего не сказали? Срываюсь, подскакиваю к нему, сбивая с ног, обнимая. Почему он так легко упал? Раньше стоял, словно столб, ничто не сдвинет. Меня трясёт, страшно. Обнюхиваю, пытаюсь понять причину таких изменений и нахожу. Точнее, сопоставляю свои знания и произошедшее. Вжимаюсь в грудь, чувствую лбом сердце, остановившиеся однажды и теперь дающее такие последствия. А я даже не знала. Внутри всё сжимается, холодеет и в то же время горло горит истеричным надрывом, перекрывая воздух. В носу свербит. Гладит по голове, покрывает макушку поцелуями и я понимаю, что даже его запах изменился. Стал слабее, горче. Мне больно, плохо, душу разрывает. Упустила, недоглядела. Это всё я, всё из-за меня. Если бы не те билеты.        — Лучик, милая, ну чего ты? — шепчет нежным, немного игривым тоном. Верчу головой, отказываясь от утешений, размазывая по его футболке сопли, слёзы. — Всё не так критично. Я могу восстановиться.        — А можешь и нет, — голос гнусавит, срывается на писклявые, невнятные ноты. Мама опускается рядом на колени, кладёт руку на спину и кожа под её ладонью горит.        — Неужели от этого я стану хуже? Будешь меньше любить меня? — смеётся, только как-то невесело, наигранно. Поднимаю голову, смотрю ему в глаза, испытывая потерянность.        — Нет! Нет, что ты такое говоришь?! Я всегда буду вас любить, чтобы не случилось! — почти кричу, сжимаю их за одежду, боясь, что они исчезнут прямо сейчас. Как тогда, в моём сне, когда умирала. Как во всех моих кошмарах. — Не болейте, пожалуйста. Я стану хорошим врачом и вылечу всё-всё! Ты только подожди немного, я обязательно что-нибудь придумаю!        — Лучик, милая, послушай, — становится серьёзнее, строже. И тут же беспомощно переводит взгляд на свою жену, не выдерживая мой, полный страха. Он совсем не умеет говорить что-то сложное.        — Мы не в том возрасте, чтобы такое прошло без последствий. Даже молодой организм не всегда справляется. С каждым годом любая травма или болезнь будет оставлять на нас отпечаток, — говорит за него, стараясь держать лицо. Даже через пелену горячих, жгучих слёз, размыто виду, как она сжимает руку супруга. Им тоже страшно и тяжело. Я не могу показывать свою панику, взваливать на них груз тревоги. Делаю глубокий вдох, ловлю хвост и силой принуждаю себя успокоиться.        — Да, понимаю. Я ведь врач, видела это всё своими глазами в больнице, — натягиваю улыбку, скулы сводит болезненной судорогой. Поднимаюсь, помогаю встать папе, подаю опору. — Всё хорошо. Вы не волнуйтесь, ничего страшного. Как у вас вообще прошли эти дни? Как на работе?       Делаю вид, что ничего не произошло, осматриваю горячую еду, кладу на всех, накрывая стол. Ясу всё прекрасно чувствует, сидит у моих ног, поддерживая. В груди больно, аж до пульса в висках. Родители переглядываются, выдыхают, кажется, поверив в мою игру, садятся есть. Решили, что это из-за психотерапевта, научилась лучше справляться с ситуациями или может, то и правда мой опыт в больницах. Рады, что сделали правильно, не рассказав мне сразу. Но это не так. Лучше бы сообщили. Ничего бы не изменилось, но осознание, что всё это время я не знала о состоянии родного человека почти убивает меня. Снова приняли неверное решение. Пускай. Переживу. Справлюсь. Вытерплю это. Мне страшно, до ужаса, дрожи, истерики, но им это знать не нужно. Не хочу, чтобы волновались, беспокоились. Слушаю их жизнерадостные голоса, такие добрые, родные, любимые. Пускай всё знаю, писали об этом, но принимать информацию вот так, видя лица совсем другое дело. Это ни что не заменит. Говорю о своём, что мы придумали с ребятами устраивать тематические вечеринки каждые выходные, чтобы поднимать друг другу настроение. И что я съела хлопья Хизаши, а он пришёл за ними на следующий день. И как получала лицензию, почему губы у меня ранены. И про Боссатку, как он вспомнил меня, обещал передать автограф. А видите вот этот синяк на надбровной дуге? Меня Кацуки об стену приложил. Но он случайно! Я его за сосок укусила, вот с просоня и вышло, что вышло. О морге, первом разе, о немногословном Ивао и придурка Джеке, явно имеющем что-то против меня. Хотя при этом моментами помогает. Не понимаю его. Папа тут же предлагает пойти разобраться, тем более вот, оружие всегда теперь с ним. Смеются, считая это отличной шуткой и мне приходится поддерживать, чтобы не расстраивать их. Мама заступается, верит, что сама разберусь и справлюсь со всем. Я ведь такая сильная! Киваю, пытаюсь реагировать на похвалу так же, как обычно, совершенно не чувствуя, что это так. Сильная? Сильные не плачут из-за каждого момента, выбивающего из колеи. Все люди, которых я считаю сильными, проходили через трудности с прямой спиной, смотря только вперёд. И роняли слёзы лишь в по-настоящему тяжёлых случаях. Я не сильная. Я самый слабый и ничтожный человек. Но они так гордятся мной, верят в свои слова, что у меня просто нет права опровергнуть. Получаем по плошке мороженого, садимся перед телевизором, как делали всегда вечерами, смотрим мультфильм про мальчика, нашедшего рыбку, которая не рыбка, а девочка. Дочка какой-то морской богини, или кто она, так и не поняла. Я не особо смотрела. Меня интересовали родители, их энергия, смех, дыхание, тепло, запах, руки, эмоции. Они и только они, это всё, что для меня важно. Я должна больше учиться, чтобы вылечить их от всегда, спасти даже от самой смерти. Без них нет меня. Кошка вытаскивает из сумки мои таблетки, незаметно кидает на колени. Глажу её, благодаря взглядом, прикосновениями, бросаю половинку в холодный десерт и вместе с ним, запихиваю ложкой в рот, глотаю не жуя. Неприятно протискивается через глотку, доставляя дискомфорт. Хочу заснуть сейчас, пока они рядом, кутаясь в их любовь, как в одеяло. Знаю, что мне не будут сниться сны, но и понимания, что я дома, с самыми важными людьми хватает, чтобы питать надежды. Всё хорошо. Всё хорошо. Всё хорошо. Всё будет хорошо. У меня есть время, много времени, чтобы придумать выход из ситуации. Нужно только приложить усилия.       Просыпаюсь рано, в своей комнате, укрытая одеялом и первое что вижу — это картонная версия Сотриголовы. Шутливо здороваюсь с ним, сажусь в постели, смотрю на заклеенное зеркало. Как я устала. От всего. От себя. Замечаю под столом сумку, с которой покинула больницу после лагеря и желудок болезненно сводит. Опускаюсь перед ней на колени, расстёгиваю и в нос бьёт запах тех дней. В боковом отсеке высохшие растения, черника и заячья капуста. Кота мне передал. Как он там? Как они все? Всё ещё не могу заставить себя хотя бы просто ответить на сообщения. А они пишут, говорят о своих событиях, делятся со мной. Какая же я ничтожная. Трусливая кошка. Кусаю хвост, дышу через нос, заставляю себя успокоиться. Всё хорошо. Готовлю на нас завтрак, родители привычно спускаются, сонные, помятые, Ясу занимает своё место. Как хорошо. Быть дома, когда всё стабильно. Каждый рядом, на своём стуле. Мне нравится общежитие. Но без семьи так сложно. Пока всё время занята вроде ничего, но минута спокойствия и понимаешь, как душу ломает от нехватки родного тепла. Это как если бы я сидела на наркоте и у меня отобрали желанную дозу, оставив на виду, но так, чтобы не могла достать. Внимательно смотрю, как папа ест, держит ложку, подносит ко рту. Его руки немного дрожат, напоминая, какие последствия могут быть у остановки сердца. Тремор. Слабый, хорошо справляется, но он есть. Полагаю, этот момент пройдёт, я заметила на полке игрушки, которые обычно используют при развитие моторики и знаю, что мужчина любит свою работу. Не станет бросать её из-за подобного, будет стараться вернуться к изначальному состоянию. Сам собирает посуду, моет, оставаясь всё тем же хозяйственным, гордым и самостоятельным человеком. Немного боязно за него, но мне приятно знать, что он не опустил руки, сдавая позиции. Кажется, этого человека ничто не заставит поступиться своей гордостью и убеждениями. Верно. Плевать, что произошло, он всё так же мой папа, мужчина, который защищает, оберегает, любит и разберётся с любой моей тревогой, всегда поддержит. На него можно положиться и ничего в мире не способно этого изменить. Обнимаю его со спины, трусь об одежду, выражая свою любовь. Ласково щебечет, заводит назад руку, хлопает по голове, пачкая волосы пеной. Мама наигранно недовольно ругает его, усаживает меня на стул, причёсывает. Так скучала по этому. Сейчас меня только Кацуки иногда спасает. Кожа головы привычно ноет, когда пряди заплетают в тугие косы, укладывая в причудливую, наверняка красивую причёску. Мурчу им, почёсываю пушистой грудку, испытывая такое невероятное счастье от нахождения здесь, с любимыми людьми. Отец смотрит на время, спешно вытирает руки и подгоняет меня. У них сегодня планируется свидание, значит ему нужно закончить пораньше, а для этого нужно и начать так же. Так что жопу в лапы и по коням! С интересом, небольшим беспокойством, смотрю, как сел за руль, завёл машину, выехал на дорогу. Любопытно. Значит, ему только ходить сложно? Стоял у раковины уверенно и сейчас вполне спокойно водит. Мне не хватало этой скорости. Целую их в щёки, получаю в ответ и обещаю обязательно отпроситься ещё раз в ближайшее время. Смотрю, как уезжают и только после этого ухожу в общежитие. Стандартно занимаюсь едой, оставляю всю посуду в раковине, пью томатный сок из горла. Кошка мякает, просит открыть ей дверь и уходит по своим кошачьим делам. Не хочу есть и в голове всё ещё не улеглись мысли и здоровье родителей, кружат вихрем, гудят. Переодеваюсь в форму, не дожидаюсь ребят и даже не заходя в учительскую, сразу направляюсь в медпункт. Мне нужно узнать больше о сердце, чтобы понять, как я могу помочь. С каждым шагом накрывает всё сильнее и то, что так отчаянно сдерживала, прорывается наружу жалким скулежом. Резко открываю дверь, буквально заваливаясь в комнату, прерывая своим присутствием разговор наставницы и директора за чашкой чая. Смотрят на меня, немного удивлённые. Делаю глубокий вдох, принуждаю себя успокоиться. Слезами делу не поможешь.        — Доброе утро, — киваю, натягиваю болезненную улыбку, сажусь к ним. Не вежливо, меня не приглашали, но сейчас нет сил на формальности.        — Доброе, — поддерживает Незу, заботлива наливает напиток и мне. Беру чашку в руки, кручу, рассматривая жидкость, почти утопая в ней. Горячо, подушечки обжигает. — Приятно видеть тебя в нашей компании. Как родители?        — Нормально. Нормально, — повторюсь, пытаясь скорее убедить себя. Уши разворачиваются назад, прижимаются к голове, с потрохами выдавая, что нихера не нормально. Жмурюсь, держусь. — Папа теперь с тростью, заметила небольшой тремор. Мама сказала, что в их возрасте такое не проходит бесследно. Что даже молодые ловят последствия. Что с каждым годом любая болезнь или травма будет оставлять всё больше отпечатков. Я это знаю.        — Полагаю, ты пришла, чтобы узнать, как можешь помочь? — понимает старушка и мне остаётся только кивнуть. Ресницы мокнут, в носу снова свербит. Какая же я слабая. — Джи, твоя мама права. Шанс, что твои труды не окупятся останется. Врачи не всемогуще, даже я не могу справиться…        — С чем? Со смертью? Старостью? Временем? — рычу, злясь непонятно на что и на кого. Ставлю чай на стол, пока не разлила, делаю пару глубоких вдохов, мну хвост. — Не надо мне это объяснять, я всё понимаю, знаю, не глупая. Видела и в больнице, и в морге. Просто… Никогда не думала, что это коснётся их. Меня не удивить хрупкостью тела, сама вечно ранюсь и бабушка у меня не ходит. Но это всё другое! Как я до этого могла не замечать, что у них всё больше седых волос?! Господи, блять, боже!!! — голос дрожит, переходя на писклявые, надрывные ноты. Задираю голову вверх, жмурюсь, пытаясь остановить слёзы, но они душат, пробиваются через сомкнутые веки, колкими дорожками убегая по вискам в волосы. — Как вы справляетесь?! С вашим одиночеством, с тем, что все, кто вам был дорог уже не с вами?! Вам не страшно? Вас не пугает будущее? У меня… У меня мозг взрывается! Когда… Когда я буду в их возрасте, их может уже не быть! Большей части моей семьи скорее всего уже не будет! Я этого не вынесу, я не справлюсь, не смогу!!! Как вы ещё не отчаялись?!        — Мне бы хотелось сказать, что тебе ещё рано об этом думать, что всё впереди и этого не произойдёт, — начинает мышедь тихим, ласковым голосом, так же оставляя напиток и смотря на меня с сочувствием, какое бывает у людей, повидавших некоторое дерьмо. Не жалкое, а искреннее, спокойное. — Но ты сама понимаешь неизбежность. Никто не может предотвратить это. Ни учёные, ни причуды, ни лучшие врачи и даже наша дорогая Чиё-сан. Знаю, что ты не можешь ничего с этим поделать, но бояться бессмысленно. Остаётся только наслаждаться тем, что они у тебя есть сейчас.        — Наверняка слышала фразу, что время лечит. Это не правда. Ты просто привыкаешь жить с этой болью. Нам тоже было страшно. И мы тоже думали, что это конец, не выдержим. И нам до сих пор страшно. Наши близкие — герои, люди, каждый день рисующие жизнями. И ты никогда не знаешь, видишь их последний раз или ещё повезёт, — продолжает его мысль старушка. У них столько усталости, утихшей боли в глазах. Я тоже стану такой? У меня тоже будет такой взгляд? Тоже буду совсем одна?       Роняю лицо в ладони, пряча слёзы, как горячие рыдание уродует лицо. Так больно, что не вдохнуть. Чувствую себя жалкой, беспомощной, никчёмной и такой маленькой. Почему об этом не говорят? Почему все продолжают ссориться, бросать обидные слова, ненавидеть, когда буквально в эту же секунду нас всех может не стать? И просто обнять кого-то может быть слишком поздно? Боже, как же мне страшно. Я так боюсь будущего. Боюсь, когда настанет день, что увижу их последний раз. И могу об этом даже не знать! Двое взрослых понимающе молчат, не лезут с утешениями, пододвигаясь ко мне ближе, просто поддерживая своим присутствием. У меня душу разрывает. Каждый день я всё ближе к самому страшному. Лучше мне уйти вместе с ними. Не смогу, не выдержу, не справлюсь. Без них меня нет. Они моё всё! Весь мир, весь смысл, вся любовь, всё счастье, вся жизнь! Кажется, схожу с ума. Как же страшно. Судорожно всхлипываю, вытираюсь заботливо протянутым платком, пытаюсь пить, чтобы как-то успокоить себя. Женщина спокойно капает мне немного успокоительного, ободряюще сжимает руку. Они правы. Я должна радоваться тому, что сейчас родители рядом. И должна делать всё, чтобы продлить. Мне нужна вся информация про сердце, буквально всё! Даже не надёжные, совсем зелёные проекты. Я ведь способная, да? Мне об этом говорили, значит должен же быть хоть какой-то толк! Что-нибудь обязательно придумаю. Собеседники переглядываются, посылают друг другу понимающие улыбки и обещают помочь мне, если будет нужно. В конце концов, они знают на собственном опыте, что я испытываю, что у меня в голове. Обнимаю их, прижимаю к себе, вдыхая смешавшиеся запахи, благодаря, искренне, по настоящему, от всей души. Незу чуть смеётся, шутит, что шерсть ему помну и вообще, скоро уроки, а я зарёванная, глаза красные. Совсем не дело. Капли в помощь, морщусь, никак не привыкнув к ощущениям и старушка чмокает в лоб, лечит все мои ссадины. Ну вот, теперь заживляющий крем для губ не нужен. Интересно выходит, что у меня есть те, кому я доверяю намного больше, но поговорить о страшном пришла к ним. Из-за их возраста? Пережитого? Одиночества? Не знаю. Но мне стало немного легче. Может, то действие успокоительного, а может, разговор и поддержка. Кланяюсь, благодарю, что не бросили, ухожу в класс. Нужно не думать об этом до психотерапевта, она мне поможет. И про лагерь пора поговорить. Уже столько времени прошло. Проблемы будут только копиться и давить, если не разбираться с ними. Если оставить всё так, их будет слишком много, а сил останется мало. Будет только сложнее, тяжелее. Как я устала. От себя. Хотелось бы прекратить это, сменить тело, вместе с мыслями, оставив все страхи, травмы и надломы. Но если оболочка и поддаётся изменениям, то содержимое никуда не денется. Мне остаётся только учиться с этим жить. Одноклассники моментально рассаживаются по местам, привыкнув, что предвещаю появление учителя и с непониманием смотрят то на дверь, то на меня, осознав, что никто не заходит следом. Удивлённо хлопают глазами, переглядываются, будто беззвучно уточняя друг у друга информацию, но не успевают спросить, как заходит Немури, в своей привычной манере красиво покачивая бёдрами. Ей ведь 31. Скорее всего, застану и её уход. Как это переживут Шота и Хизаши? Хотя, возможно, к тому времени и их не будет. Рано или поздно я останусь совсем одна. Может и правда стоит оборвать все связи, сбежать в леса и просто не знать, что с ними всеми, живы ли, или уже нет. Смотрю на неё, красивую, сильную, энергичную, бойкую. Невероятная женщина. Интересно, ей тоже страшно перед будущим или всё же живёт в своё удовольствие, не задумываясь, что будет дальше. Надеюсь, что так. Пускай близкие мне люди не терзают себя такими мыслями. Не хочу, чтобы они тоже плакали, боялись, расстраивались. Лучше мне одной будет плохо. Хотела бы забрать все их тревоги себе. Я как-нибудь справлюсь, а они пускай живут счастливо. Перебиваю отвечающего Минору чиханием. Не успевают пожелать здоровья, как это происходит снова, и ещё три раза, смеша класс. Да. Мне нравятся, когда все смеются и улыбаются. Как мне сделать так, чтобы они чувствовали себя хорошо чаще? Вряд ли смогу устраивать клоунаду или стендап каждый день да так, чтобы это не надоело. Ладно, обдумаю это в свободное время. Уроки пролетают быстро, нервозность перед выходными усиливается. Нужно докупить недостающее, список составлен, получаю разрешение на прогулку и взяв Шото, Тенью и Момо, выходим тратить денежки. Ну а что? Мы по прежнему богатые детки, а с учётом, что у нас карточка Старателя, можно вообще разойтись. Одеты стильно, морды пафосные, будущие герои устраивают всратый шоппинг.        — Итак, я составил чёткий план, если будем его придерживаться, то справимся с этим быстро и без лишних затрат, — староста раздаёт нам листки, хотя мог бы просто скинуть сообщением. Ебать начертил.        — Дорогой мой, ты упускаешь один важный момент, — весело скалюсь, обнимаю половинчатого за шею, выуживая из его кармана заветный пластиковый прямоугольник.        — Мы не будем тратить свои деньги, — поддерживает парень, кладя руку мне на талию.        — Друзья, мы не можем вести себя так безответственно, — ну блин, чего он снова выкрутил свою правильность на максимум? — Если мы будем тратить большие суммы в одном и том же месте, нас быстро вычеслят и перекроют финансовый поток.        — Забираю свою мысли назад, ты крутой, — брови удивлённо поднимаются. Веду взглядом по очкастому, с головы до ног и обратно, поражаясь, как он умудряется так совмещать в себе идеального гражданина и продуманного хулигана. — А зачем нам толканку покупать? У меня дома ведь есть, до сих пор не забрали.        — Точно! Тогда сходим утром субботы, подходит? Твои родители будут не против? — вычёркивает карандашом один пункт, поправляет очки.        — Если заберём Сотриголову из комнаты, то папа ещё и доплатит, — фыркаю, смотря, что там дальше. А тут и весёлые штуки есть, он всё же не стал делать из наших тусовок пафосное мероприятие.       Заходим в ближайший магазин со всякими праздничными вещичками, скидываем в корзину, на глаза сразу попадается мишура. Не знаю, как остальные, а я даже не пыталась сопротивляться желанию подурачиться. Наматываем на шею, как шарф, нелепые шляпы, очки с усами. Только мои уши значительно выше, чем у остальных и душкам не за что зацепиться. Шото учтиво придерживает их на мне, пока фотографирую нас в зеркало. Корчим смешные рожи, сменяя их на пафосные, становясь в позу Всемогущего. А заодно и маски с его лицом взяли, на каждого по одной. Тут резиновые курицы, орущие как исчадие ада. Не знаю зачем, но они нам нужны. А ещё детские молоточки. И свечки. И переводные татуировки. И набор для грима. Вы это видите? Гигантские ложки, с меня ростом. Давайте возьмём? Хотя бы несколько. Момо хлопает по плечу, указывает куда смотреть, а там плюшевый Жирножвач, чуть ли не в реальный рост. Я хочу это. Так, ещё нужны медальки, у нас же конкурс. Замечаю, что половинчатый очень внимательно смотрит на фигурку Старателя и стоило мне увидеть пластиковое лицо, как согнуло хохотом пополам. У него ебло поплыло! Да там глаза вместо усов! И бровь одна! На лбу! Мы должны это взять. Тодороки кивает, делает селфи с фигуркой, выкладывая в сеть с подписью «я с отцом». Я хочу видеть его батю, когда он увидит это. Да там не то что от жопы подкурить можно, уверена, кабана поджарить будет легко! Тенья, так и не сняв усатые очки просит нас быть немного серьёзнее, мы ведь выполняем ответственное дело. Ничего не знаю, пока он выглядит так, я точно не успокоюсь. Оплачиваем, запихиваем всё по пакетам, двигаемся дальше. Там вышла не маленькая сумма, так и подмывает позвонить огненному старику по видеосвязи. Но боюсь, мы сразу спалился. Не знаю как это пропустила цензура строгой Японии, но от вазы в виде бонга отказаться мы не смогли. И от статуэтки фламинго для сада тоже. Момо прибегает к нам с черпаком в виде динозаврика с очень длинной шеей и милой мордочкой. Ещё нам нужны стаканчики, не спорьте, одноразовая посуда всегда должна быть. Тенья внимательно рассматривает серьги с дизайном Ингениума и мы синхронно хлопаем его по спине, поддерживаем. Хочешь? Бери. Даже уши тебе проколим, если будет нужно. В итоге, у нас дофига всяких смешных приколдесов, а что-нибудь путное нужно купить? Типа продуктов, средств личной гигиены? Уже немного спокойнее берём формы для отпекания, еду, прокладки, бритвы, шампуни, не забывая даже здесь дурачится и делать вид, что мы из рекламного агентство, фотографируясь с ненормальными улыбками. Точно, Эйджиро ещё просил краску и осветлитель ему взять, корни отрастают. Поняв, что у нас как-то много пакетов, позвала на помощь Чела и тот без лишних расспросов согласился приехать. Давненько с ним не виделись. Завтра у Кацуки последний день домашнего ареста, нужно будет позвать его погонять. Ждём в фудкорте, балуем свои вкусовые рецепторы. Вместе с Шото доказываем Тенье, что картошка фри в сочетании с мороженым — это вкусно, пока Момо вообще макает в него креветку, а после в терияки. Вот у неё и правда странные вкусы. Из-за спора не расслышала шаги и потому испугалась, когда крепкая рука приземлилась мне на макушку. Вскрикиваю, Тодороки бьёт льдом, Иида вооружается купленной ранее гигантской ложкой, а Яойроза за секунду создаёт биту.        — С каждым годом, подростки всё больше пугают, — насмешливо цыкает знакомый мужской голос. Фыркаю, смахиваю себя его лапищу, поднимаюсь. Солнцезащитные очки слетели, закрыл глаза. А ещё пол лица заморожена.        — Знакомьтесь, Чел, друг моей семьи, — хлопаю его по плечу, ногой поднимая защиту не столько для глаз, сколько для психики.        — Вот как ты меня представляешь? Даже не скажешь, что я твой крёстный? Обидно, знаешь ли, — пытается построить грустную моську, что весьма нелепо, учитывая, что всё ещё не смотрит и шевелится лишь левая сторона. Половинчатый молча размораживает его, учтиво возвращаю очки на лицо. — Ох, так намного лучше.        — Крёстный? Ты крещёная? То есть, значит, христианка? Католичка? — задумывается староста, опуская столовый прибор.        — Алкоголичка, — усмехаюсь, собираю мусор на поднос. Мужчина разминает руку, самостоятельно отколупливает от себя оставшиеся льдинки.        — Её крестили в пиве. Сами варили, вкусное, — довольно улыбается, явно вспоминая те дни и как они ещё почти неделю праздновали. Хотя, возможно он не особо много помнит, учитывая КАК праздновали.        — Я не верующая, как и все в моей семье. Это скорее было ради шутки, хотя обряд проводил настоящий батюшка. Всё ещё думаю, что его заставили угрозами, — всё в одну кучку, уношу к стойкам для сдачи подносов. Смотрю, а они уже здороваются, руки друг другу пожимают. Чел обходит по кругу плюшевого Жирножвача, поворачивается ко мне и я вижу непонимание на его лице.        — Что у вас в общаге планируется или происходит прямо сейчас, что нужно это? — поднимает за шею пластиковую птицу. Переглядываемся, сдерживаем смех. — У вас хоть бухло есть?        — Мы планируем чай. Особый. Он не нарушит правила общежития и его можно нам всем, — поясняет подруга, старательно сохраняя спокойствие. А под опущенными ресницами глаза блестят весельем.        — Умно, — кивает, чешет затылок, осматривая гору покупок. Вздыхает, осматривает содержимое пакетов и выбрав какие-то, подхватывает, уносит. Следуем за ним, тоже несём сколько можем, зная, что наши товары никто не тронет. Камеры и менталитет делают своё дело.        — Можешь купить нам сигареты и вкусненькие одноразки, если хочешь внести свой вклад в наш пубертатный тусняк, — заговорщики скалюсь, нагоняя его. С ходу вижу нужную машину, чётко помня, как выглядит. Ставим пакеты, вытаскивает из багажника ремни, бросает их на водительское сиденье.        — Хорошо. Кинь список. Мы как раз с твоим батей собирались устроить рейд на табачки, а то кто-то попиздил его запасы, — делаем вид, что мы не причём, смотрим в стороны, кто куда. Хмыкает, мягко стукает костяшкой мне по лбу. — Знаете, у меня косметический ремонт. Пара знаков стоп, конусы и светофор списываются.        — Да. Просто да, тащи.        — Джи, постой, это надо обсудить с остальными, — вмешивается Тенья, кладя руку на плечо. Удивлённо поворачиваю на него голову, поражаясь, что он готов отказаться от такого предложения. И главное — бесплатно!        — У нас 42 резиновых утки, а ты думаешь, что ребята будут против светофора в гостиной? — задумывается, кивает, всё же соглашаясь.       Дотаскиваем остальное, делая не один заход, пристёгиваем гигантскую игрушку к крыше ремнями. Посвящаю Чела в общий курс дела, что у нас планируется, когда и как. Смеётся, полностью одобряя, находя в этом сходство по безбашенности с семейными застольями, какие проводятся каждые праздники. Только ещё смешали с детским утренником. Поясняю друзьям, что Чел, по сути, член семьи и каждый раз отмечает с нами, знает о чём говорит. Нужно будет вас как-нибудь взять с собой. На Новый Год поедем домой, обязательно буду записывать видосы, посвящу в наше веселье. Шото рассказывает, что его самый счастливое Рождество было, когда отец ушёл из-за работы и он напился с сестрой и братом, болтая, танцуя с ними до утра. Момо и Тенья особо похвастаться не могут, каждый год всё стабильно. Но жаловаться не на что, они празднуют с семьёй и хорошо проводят время. Чел находит с моими одноклассниками общий язык, рассказывая, как я чудила в детстве. Пользуюсь этим, предупреждаю тех, кто в общаге, что скоро будем. Пускай будут готовы. Нужно пронести всё тихо, незаметно для учителей. Мы же тренировались быть скрытными, следить за обстановкой? Роботов ещё стоит остерегаться, могут доложить. Мы конечно ничего не нарушаем, но вопросы возникнут. Может, постараться получить покровительство Незу? Предложить взамен нечего. Нужно думать. Агх, у меня так мозг лопнет, от постоянных мыслительных процессов!