Love Endless: Road to Recollection

— Педик! Мы тебя убьем! — услышал за спиной Луи, и это только придало сил бежать дальше по лесу. Угрозы смертью были чем-то новеньким. Он даже не понял, как так получилось. Ещё минуту назад он спокойно ехал домой из школы на велосипеде, правда позже, чем обычно, так как его заставили остаться после уроков в качестве наказания, а теперь его преследовали члены школьной футбольной команды. Парни заметили его на опушке леса; вероятно, они собирались выпить пива, а после — погонять коров на ферме старика Марли. Но поиздеваться над Луи, одним из трех известных геев школы, было им куда интереснее. Он понятия не имел, как эти придурки раскрыли его ориентацию. Он никогда не засматривался на этих уродов, у него не было молодого человека, и он не показывал публично свою симпатию к людям своего пола. И его шкафчик не был обклеен журнальными вырезками Джона Траволты или Шона Кэссиди, и уж тем более он не носил обтягивающие брюки-клёш. Жизнь «педика» в тысяча девятьсот семьдесят третьем году можно было описать одним словом: ужас. Но, по крайней мере, их не сжигали на кострах. Люди боролись за свои права, отстаивали равенство, и всё же с небольшим успехом им удавалось хоть как-то продвинуться в этом вопросе, однако чем больше они защищали себя, тем сильнее становилась агрессия в их адрес. Вместе с ослепительными лучами принятия выходила ненависть от всех, кто чувствовал угрозу «любви» и ее «нетрадиционного проявления». Один из ярких примеров этих невежд бежал сейчас за ним: Трой. Капитан футбольной команды, чьё поведение оставляло желать лучшего, его оценки были отвратительными, он имел серьёзные проблемы с алкоголем и страдал комплексом неполноценности. Было ясно как день, что Трой плевался ненавистью из-за того, что был таким же как Луи. Наверное, отлично работающий гей-радар парня позволял ему находить «своих», но какова бы ни была причина его уверенности, у Троя одназначно буквально на лбу было написано: «Я гей, но отец убьёт меня, если узнает». Конечно, это не означало, что папа Луи принял его ориентацию, шрамы на спине от ремня доказывали обратное. Они с Троем были из одного теста, только один так и не смог принять настоящего себя, а второй так и не нашел парня. — Беги быстрее, фея. «Боже, они близко», — Луи в спешке обернулся, понимая, что оказался прав. — «Дерьмо, дерьмо, дерьмо!» — выругался он про себя, еще быстрее перебирая ногами. Луи не был выдающимся спортсменом, но, когда за тобой гонится банда разъяренных подростков, ты невольно открываешь в себе олимпийца. — Эй, хуесос! — прорычал Трой Луи в спину, его противный голос он узнал бы из тысячи. Хуже всего то, что это было неправдой. Томлинсон если и сосал член, то только во сне. Любимое оскорбление Троя разве что лишний раз напоминало ему, что он был девственником, больше ничего. Но он не был готов оставить это без ответа. — Не мог придумать ничего получше? — прокричал он через плечо, просто чтобы позлить их. Луи петлял между деревьями, пытаясь убежать как можно дальше и предотвратить возможные побои, если он проиграет в этих смертельных догонялках. — Ты у нас без ума от членов, да, фея? Педик! Скажи, любишь, когда долбят твою пидорскую задницу? Ты любишь сосать члены? — Трой насмехался так громко, что сорвал себе голос, но каждое слово, покидающее его поганый рот, только веселило Луи. — Я не буду сосать твой член, Трой. Можешь прекращать спрашивать, — бросил Луи в ответ, ухмыляясь, когда поражённые его высокомерием парни испустили дружный удивлённый вой. — Считай, что ты мертв, Томлинсон! — рявкнул Трой. — Я поймаю и лично уебу тебе, чёрт возьми! — Прости, что ты сказал? Уебу или выебу? — спросил он, внимательно глядя себе под ноги, чтобы ненароком не споткнуться о корни и встретить верную смерть. — Ты так тяжело дышишь, что тебя не слышно. Трой промолчал, и Луи тихо хихикнул себе под нос, услышав, как тот задыхается от бешеного адреналина в крови. — Как ты такой шустрый? — прохрипел он. — Магия! — ответил парень, зная, что пора заканчивать их злить и уже надо оторваться от преследователей, так как сам был на пределе. — Я порву тебе задницу! — маниакально угрожал тот, изо всех сил заставляя себя бежать как можно быстрее, несмотря на горящие мышцы. — Что ты сделаешь со мной? — вновь шутливо спросил Луи, оглянувшись только для того, чтобы ухмыльнуться кипящему от злости спортсмену. — Прости, но ты не мой тип… А! — начал он, но резко вскрикнул, кубарем покатившись вниз по крутому холму. «Чертов лес», — выругался Томлинсон. Этот лес на окраине города был печально известен тем, что посреди него находился опасный обрыв, именуемый в народе «скалой смерти», вокруг которого стоял забор, защищающий беспечных туристов от падения в пропасть, вот только стоило поблагодарить пьяных игроков футбольной команды, которые сломали его. Вандализм процветал. Трой и его банда разразились хохотом из-за случившегося с Луи, но на самом деле в канаве было куда безопаснее, чем наверху, поэтому парень позволил придуркам насладиться моментом. Их кудахтанье стало слышно сильнее, когда они осторожно подошли к краю и посмотрели вниз, но ничего не увидели из-за сумерек, которые опустились на город не больше десяти минут назад. — Ты там, педик? — позвал Трой, внимательно прислушиваясь. Но Луи, упав на кучу листьев (которая здорово смягчила падение) молчал, пытаясь успокоить сердцебиение и молясь о том, чтобы Трой сдался и ушёл. — Вдруг он умер? — спросил один из банды. — Откуда мне знать? — раздражённо ответил Трой. Удивительно, но он слышал их приглушенные голоса даже с такого расстояния. Они начали оживленно шептаться, уже намного тише, и Луи не мог разобрать их слов, поэтому продолжал притворяться недвижимой статуей. — Считай, тебе повезло, Томлинсон! — внезапно закричал Трой, и яростный всплеск облегчения обрушился на парня. — Ты у меня еще попляшешь! Завтра в школе ты пожалеешь, что родился на свет! — предупредил парень, заставив свою банду злорадно улюлюкать, потому что «педик того не стоил». «Я уже пожалел», — с грустной усмешкой подумал Луи в ответ на пустые угрозы Троя. Дома он терпел и не такое. Трой не пугал его так сильно, как тому казалось. Медленные, отступающие шаги банды по шуршащим листьям были музыкой для ушей Луи, но он не смел двигаться, пока не прошло по крайней мере пять минут. — Отличный вечер! — с сарказмом сказал он и, вздрогнув, осмотрел повреждения. Его спина была не в порядке, шея видала лучшие дни, но вот правая нога действительно требовала особого внимания. Он, должно быть, ободрал её о какую-то ветку или что-то другое во время падения, и теперь она сильно кровоточила. Но рана на бедре казалась куда страшнее, поэтому Луи осторожно поднялся на ноги, чтобы поскорее найти дорогу домой и уйти из этого странного места. Определившись с направлением, он сделал первый шаг. Лодыжка. С ней тоже были проблемы. — Проклятие! — пробормотал он, переместив вес на одну ногу и вздрогнув от острой колющей боли. — Что за невезение! — прошептал он, глядя в ночное небо, тщетно пытаясь ориентироваться по звездам, но понятия не имел, на что на самом деле смотрел. — Почему в кино у всех получается, а у меня нет? — жалобно заскулил он и, драматически застонав, возобновил свои жалкие, бесцельные прыжки. Луи напевал саундтреки своих любимых телешоу и программ, чтобы хоть чем-то занять себя. Он не знал, сколько прошло времени, но в конце концов наткнулся на несколько надгробий. — Да ладно! Серьезно? — захныкал он, чувствуя необъяснимый страх перед призраками, несмотря на свой восемнадцатилетний возраст. Он не заслуживал умереть из-за мстительных духов, после того как сбежал от Троя и его компании. Его страх не был беспочвенным. В кино все сначала смеются, а потом человек внезапно оказывался одержимым девочкой, которая сгорела при пожаре в тысяча восемьсот сорок девятом году. — Дай мне силы, — обратился шатен к небу и с презрением указал на надгробия. — Знаешь, этого недостаточно. Мне даже интересно, можешь ли ты сделать эту ночь ещё хуже? Потому что мне не совсем страшно, — дерзко сказал он и, обняв себя, продолжил пробираться дальше по старому и заросшему кладбищу, стараясь не представлять себе, как из-под земли резко вырвутся руки и утащат его в могилу. Луи также решил не обращать внимания на шелест деревьев, который, он надеялся, был вызван всего лишь безвредными обитателями леса. Но в то же время так думали те самые люди в фильмах, которых потом убивали. Но когда он наткнулся на надгробие, которое было в отличие от других весьма ухоженным, парень наклонился и прочитал: — «Бенджамин Скоттсдейл… Величайший архитектор, который когда-либо жил», — процитировал он в полном замешательстве, щурясь, чтобы убедиться, что правильно понял. Но его зрение его не подвело. — Хорошо… — сказал он, почесывая затылок, и снова выпрямился. Он должен был просто принять это и двигаться дальше. — Класс, еще лучше! — невозмутимым тоном сказал Луи, уставившись на выросший перед ним настоящий городской кошмар на вершине холма. Он имел в виду особняк с привидениями, о котором ходили легенды в их маленьком городишке в штате Айдахо. Мрачный и готический, он возвышался в Форт-Райте уже много лет, и каждый ребенок за километры обходил это место стороной, с ужасом слушая леденящие кровь истории о проклятом доме, из которого ещё никто никогда не возвращался. Все это казалось глупостью, но нельзя отрицать, что от его вида по коже пробежали неприятные мурашки. Луи же видел его всего несколько раз в своей жизни. Здание находилось настолько глубоко в лесу, что его нужно было намеренно искать, если только вы не Луи Томлинсон. Чтобы просто наткнуться на него, необходимо быть геем, которого ненавидит кучка школьников, и вторым обязательным условием была погоня, в ходе которой должно случиться смачное падение. Внезапно пошел дождь, так что особняк буквально приглашал укрыться внутри. — Нет, — сказал Луи уже особняку, стараясь не думать о том, насколько теплее будет в доме, чем на улице. По правде говоря, никто не знал, был ли особняк действительно заброшен, как говорилось в легендах. Мэр увиливал от четкого ответа, а люди клялись жизнью, что иногда в окнах видели свет, но у них не было доказательств, для Луи же здание выглядело необитаемым. Но кто его знал? Он мог рискнуть и войти, либо же не сделать этого, но для него не было особого выбора, так как идти вот так раненым и под дождем ночью определенно опаснее. У него не было никаких гарантий, что он найдёт внутри что-то, чем сможет помочь себе. Возможно, он вообще не выберется оттуда живым и в здравом уме, но опять же… другого варианта не было. Ноги сами повели его к холму прежде, чем он успел мысленно согласиться. В конце концов, что самое худшее могло случиться? Извилистая дорога, ведущая к особняку, выглядевшему как гигантский голодный стервятник, резко шла наверх, в гору, но если Луи нужно было подняться по холму, чтобы спрятаться от проливного дождя, то так тому и быть. — Не идеально, но зато из меня не выбили всё дерьмо те ублюдки, — сказал он себе под нос, наконец добравшись до ветхих ворот и с облегчением прислонившись к ним. Там висел смехотворно бесполезный замок, весь заржавевший и покорёженный, и Луи осторожно снял его, оглядываясь, ожидая нелогичных ловушек, которые могли быть активированы, когда он притронулся к вещи. — Ну же, соберись, — выругался он, повесив замок рядом на металлический прут и толкнув скрипучие ворота так, чтобы можно было проскользнуть внутрь. Приблизившись, Луи начал медленно понимать, что это место довольно хорошо выглядит для того, что было заброшено десятилетиями: живые изгороди были подстрижены, сорняки и трава были в умеренном состоянии, и с восточной стороны особняка, казалось, был цветник, но он не особо разбирался. Он стоял под дождём, словно мокрая кошка, нащупывая в карманах монету, которая должна была определить его дальнейший курс действий. Теперь, когда место выглядело жилым, врываться внутрь было рискованной идеей, но, с другой стороны, его нога всё ещё кровоточила. Луи подбросил ржавый четвертак в темноте, внимательно наблюдая, чтобы вовремя поймать его, и затаил дыхание, зажав монету между ладоней, медленно убрал руку, узнавая свою дальнейшую судьбу. Монета лежала решкой вверх, а он решил, что в таком случае войдёт в особняк. — Ну, была не была, — выдохнул парень, сунув монету в карман, и медленно двинулся ко входу с двумя непривлекательными металлическими летучими мышами вместо дверных молотков. Должен ли он стучать? «Только не мышью», — решил он, вместо этого дёрнув ручку. К его удивлению и лёгкому ужасу, дверь открылась, и парень безрассудно вошёл внутрь прежде, чем понял, что вообще сделал. Дверь со скрипом захлопнулась сама по себе, но Луи не закричал. Он решил, что сделает это перед самой своей смертью. Внутри стояла кромешная темнота, поэтому парень стал вслепую искать вокруг хоть какой-нибудь выключатель, но понуро опустил голову, когда понял, что в здании, вероятно, вообще не было электричества. Парень внутренне заскулил и, как по иронии судьбы, в этот самый момент обнаружил в нескольких метрах от себя переключатель, и храбро поднял его, хотя такой поступок мог разоблачить Луи, если за ним кто-то наблюдал. Он мгновенно забыл о боли в лодыжке, от неожиданности подпрыгнув, когда старые хрустальные люстры, сплошь увешанные паутиной, залили холл мерцающим золотым светом, но дёрнулся он не от страха. А от изумления, что вызвал интерьер особняка. Слово «великолепный» совсем не подходило для описания увиденного, но пока он не мог найти ничего получше в своем лексиконе. Первое, что он увидел, так это лестницу, которая разделяла дом на западное и восточное крыло; слева от холла стены украшали произведения искусства и удивительные вазы, от которых у него перехватило дыхание. Картины и прочие элементы декора, конечно, были повсюду, но эта скромно-нескромная коллекция особенно зацепила его взгляд. Он с восхищением рассматривал предметы, выставленные на комодах и столах. Его глаза сканировали голубые и белые фарфоровые изделия из Азии, бронзовые чаши и вазы, замысловатые подставки для благовоний, которые напоминали ему о Тибете, и многое другое, что он не мог точно определить. Только в этой одной комнате было больше антиквариата, настоящих исторических сокровищ, чем Луи когда-либо думал увидеть за пределами исторического музея. Луи, казалось, что он выиграл чертов золотой билет. Переведя свой восторженный взгляд на пол, он увидел узорчатые ковры в арабском стиле, которые лежали прямо у его ног и, казалось, жили своей особой жизнью, и Луи захотелось облачиться в шелк и понежиться на них, как исламской принцессе. Они тянулись вверх по лестнице, как красная ковровая дорожка для Золушки, но лучше. Он обернулся, и его блуждающий взгляд тут же замер, когда Томлинсон безошибочно заметил какое-то движение, и паника охватила его. Но она утихла так же быстро, как и возникла. Это оказалось его собственное отражение в зеркале над камином. Он приложил руку к сердцу и покачал головой, храбро пошагав к нему. Гостиная оказалась куда скромнее холла. На каминной полке стояло несколько хрустальных фигурок и причудливых подсвечников, но подобные вещи он видел и у Хоранов, так что они его не особенно удивили. А мягкие диваны и кресла, окружавшие кофейный столик из темного дерева, выглядели вполне современными. Он готов поспорить, что они, скорее всего, были здесь самыми дешевыми вещами, так как совсем не вписывались в викторианскую атмосферу, царившую в особняке. Он сделал полный круг и окинул взглядом помещение. Тяжелые шторы, закрывавшие окна, были на несколько голов выше его, и казалось, что они должны быть задернуты, но они были раздвинуты и подвязаны с обеих сторон шелковыми канатами. Он не мог себе представить жуткий темный особняк, залитый солнечным светом, но должен быть зрелище было потрясающим. Луи, тихо напевая себе под нос, направился к выходу из восточного коридора, шаря по стене в поисках еще одного выключателя. На этот раз маленькие масляные фонарики вдоль стен послушно ожили, отбрасывая свои тени по всей длине коридора, и он изучил все, что можно было увидеть, со своего места. Там было четыре двери: одна в тупике и три вдоль правой стены. Он проковылял по коридору к тупику, но ему пришлось остановиться, когда он столкнулся с огромным портретом, гордо представленным на стене. Луи, не моргая, рассматривал лица мальчиков, изображенных на картине, и чем дольше он смотрел, тем сильнее билось его сердце, не в силах отрицать их чарующую ауру. Луи предположил, что они были близнецами, потому что у обоих были каштановые кудрявые волосы, аккуратно лежавшие на плечах, и одинаковые черты лица. Они были непостижимо великолепны и определенно давно мертвы. Скорее всего, мальчики были предками благородной семьи, в чей дом он так бессовестно вторгся. Он едва смог отвести взгляд от их красивых лиц, чтобы найти хоть какую-то дополнительную информацию в нижнем углу рамки. Луи не смог прочитать название, так как не знал языка. Возможно, это был греческий. Однако дата создания картины была весьма ясна, и он вздохнул от жалости к себе. Томлинсон понимал, что они давно умерли, но тысяча четыреста восемьдесят восьмой год его шокировал. Луи не думал, что когда-нибудь в жизни видел настолько старинную вещь; он продолжал буквально выжигать в своем сознании прекрасные образы мальчиков-близнецов и утопать в их нарисованных бездонных глазах. Они казались ему странными в необъяснимом смысле. Картина словно взывала к нему, несмотря на то, что он с подобным искусством имел плохие взаимоотношения. Луи словно видел и понимал этих парней. Он не знал, как он это уловил, но тот, кто стоял и чья рука лежала на плече того, кто сидел в кресле, замышлял что-то нехорошее. Второй же выглядел слишком счастливым и доверчивым. Хотя ученики художественной школы, вероятно, посмеялись бы над этим и могли бы прочитать ему целую лекцию, доказывая его неправоту в интерпретации. Луи решил двигаться дальше, чувствуя себя неуютно из-за того, как притянули его эти близнецы. Томлинсон хотел бы, чтобы у него было больше времени на изучение каждой картины в коридоре, но он зашёл сюда по более важной причине, и его нога не перестала волшебным образом болеть, поэтому он неохотно продолжил поиски ванной, надеясь найти ее в конце коридора. Дойдя до туда, он толкнул последнюю дверь и подавил радостный визг, потому как это оказалось именно то, что нужно. Луи ввалился в комнату и, облокотившись на старую фарфоровую раковину для поддержки, покрутил ржавый вентиль, ожидая, что вода сразу польется, но не получил заветный подарок так быстро, как ему хотелось. Вместо сильной струи воды труба издала ужасный булькающий звук и плюнула в раковину коричневой густой грязью. Луи подумал, что старой трубе просто необходимо было сначала очистить всю ржавчину, поэтому он воспользовался этим, чтобы найти полотенце. Сегодня удача, очевидно, была на его стороне, потому что внизу, на полу, под раковиной, он заметил старую тряпку и, забрав её, нетерпеливо наблюдал, как комковатая масса превращается в чистую воду, в которой он так нуждался. Луи расстегнул пуговицы джинсов и осторожно спустил их по ногам, оголяя рану. Раковина ужасно заревела, возвращаясь к жизни, откашляла остатки грязи. Луи сунул тряпку под шипящий поток и, выжав ткань, приложил к бедру, поморщившись и резко вздохнув сквозь зубы от боли. «Должно быть, так чувствуют себя слизни, когда какие-то идиоты сыплют на них соль», — сочувственно подумал он, промыв тряпку и приложив её к ране ещё раз. Напрягая мышцы, Луи смело тёр тканью по поврежденной коже, думая, что лучше сейчас потерпеть, чем потом оказаться со смертельной инфекцией. Всё закончилось тем, что тряпка насквозь пропиталась кровью, и он попытался найти ещё что-нибудь и, как назло, в одном из шкафчиков нашел еще два лоскута, затолкнутых в дальний угол. Одну тряпку он разорвал на две части и умело перевязал себе ногу полоской ткани, благодаря тому, что в этом году насмотрелся МЭШа. Он уже практически натянул джинсы на бёдра, как его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Нельзя винить его в том, что оно хотело покинуть своего хозяина, потому что где-то в глубине особняка так сильно хлопнула дверь, что содрогнулись стены «пустого» дома. Луи захотел убежать в ту же секунду, но также не желал, чтобы его поймали, поэтому он выключил воду и, чуть наклонившись вперёд, с дрожащими коленями, по стеночке и на носочках вышел из ванной, словно пытался оказаться невидимым. Для обитателей этого дома, конечно, было очевидно, что кто-то проник в их жилище, потому что свет сам себя не включит. Таким образом, Луи превратился в видимую и полностью освещённую цель. Выход был недалеко, но каждый шаг и следующий за ним скрип половиц на верхнем этаже заставляли его испуганно замереть, и ему пришлось собрать все свое иссякающее мужество, чтобы продвинуться к выходу. В конце концов, Луи вернулся в гостиную, и, с тоской глядя на входные двери, размышлял, как бы ему совершить свой грандиозный побег. Проскользнув вдоль стены к лестнице, парень встал прямо напротив выхода. Сердце колотилось так громко, что оглушало его, и он решался побежать вперед. Его колебания были весьма обоснованы. Он понимал, что мог оказаться, например, с пистолетом, направленным в спину, если не будет осторожным. Луи был не один, в этом он точно уверен. И он не мог избавиться от ощущения, что хозяин дома находится прямо над ним, на самом верху лестницы. Как ему теперь сбежать? — Кем бы ты ни был, я советую тебе выметаться отсюда! — взревел глубокий и полный ярости голос, который эхом разнесся по коридорам и отразился от стен, что определить, откуда он прозвучал, было невозможно. Луи был готов без возражений подчиниться команде и покинуть помещение, больше никогда сюда не возвращаясь, но его тело просто не двигалось, отказываясь выполнять указания разума. Мужской голос и осознание того, что с лестничной площадки второго этажа открывался идеальный обзор на холл, что означало, что, если Луи сейчас же отправится к выходу, как ему и было велено, то хозяин дома узнает, кто вломился на его территорию, парализовали его. Но это явно было последнее предупреждение, так что у него просто не было другого выбора, кроме как подчиниться. Так что он заковылял к выходу. Луи каким-то образом удалось ни разу не обернуться, дойти до двери, распахнуть и, бросив её открытой, побежать трусцой, едва передвигая ногами по двору, и начать своё длинное и запутанное путешествие обратно к велосипеду, брошенному на обочине. Луи мог только молиться, чтобы тот все еще был там, и Трой и его шестерки его не украли. Затем он доберется до дома, и ему придется залезть через окно, но, по крайней мере, он не нарушит ничьи права. Он просто надеялся, что ему удастся немного выспаться до восхода солнца: день обещал быть длинным с водными процедурами в школьном унитазе.

***

Гарри вышел из комнаты, в которой прятался, и бросился вперёд на лестничную площадку, сжимая перила и глядя на то место, где только что стоял мальчик. Сладкий запах его крови всё ещё витал в воздухе, и ему не терпелось найти его источник. Он положил руки на перекладину, перепрыгнул через неё и беззвучно приземлился на пол первого этажа, пытаясь не потерять голову из-за хищных желаний своего тела. Он считал, что дни, когда его контроль отсутствовал, давным-давно миновали, но в этом запахе было что-то противоречивое: он был знакомым и чужим одновременно. Гарри даже не заметил, как направился по коридору к одной из своих ванных комнат, недоумевая, как Мартин еще не проснулся ни от всего этого шума, ни от запаха крови. Подозрительные нотки тянули его через восточный коридор, пока он с недоверием не уставился на приоткрытую дверь. Гарри ворвался в комнату, не в силах поверить своим глазам. Он был в ярости на незнакомца, который умудрился оставить пропитанную кровью тряпку. Вампир бросился к ней со скоростью, незаметной человеческому глазу, и поднял красную, еще влажную ткань, словно рог изобилия, который вновь наполнил его безжизненное сердце эмоциями. Запах был соблазнительным, ярким по сравнению со скучными пакетами донорской крови из больницы. Ему показалось, что он попал в другой век, его вернули на мгновение в темные переулки, бордели и таверны, к кровавым оргиям и передозировкам. Этот запах почти вернул Адриана. Он поднёс клочок к носу и глубоко вдохнул, чтобы по-настоящему насладиться моментом. Казалось, он вернулся к жизни. Гарри закатил глаза, клыки удлинились в неконтролируемом желании, и он не смог сдержать шипения. — Юпитер, — он поддался желанию, отчаянно запихивая тряпку в рот и жадно высасывая из неё всю кровь, пока ткань полностью не высохла. Гарри ощущал себя так, словно осушил трех или четырех взрослых мужчин. Как ничтожное количество крови могло так насытить его? — Хозяин Гарри, я чувствую запах крови. Что случилось? — в замешательстве спросил Мартин, приоткрывая дверь ванной, и потерял дар речи от открывшейся перед ним сцены. После двухсот лет совместной жизни Мартин все еще называл его хозяином независимо от того, сколько раз Гарри говорил ему, что он не его дворецкий, его маленькая тень и слышать об этом не хотела. После столь долгого пребывания рядом с таким древним существом, как Гарри, можно было с уверенностью сказать, что Мартин видел множество странных вещей, но то, что происходило сейчас, возглавляло список. Его господин сидел на полу у раковины с кровавой тряпкой во рту, зрачки расширились — редкий случай, потому что так бывало только тогда, когда вампир пробовал человеческую кровь и сходил с ума — Ты сорвался, — прошептал Мартин. Гарри поднялся с пола и взглянул на себя в зеркало, рыча от ярости из-за темно-красного оттенка радужки, обрамляющей расширенные зрачки, смотрящие на него в ответ. Его реакция была очень неожиданной. Кем был этот человек? Почему у него была такая кровь? Она была такой мощной, что выбила у вампира почву из-под ног, чего не происходило столетиями. Он выплюнул тряпку в руку и набрал в легкие столь необходимый воздух, встретившись с ошеломленным взглядом Мартина и решив объясниться. — Прямо сейчас я чувствую себя таким живым, чего не было за последние четыреста лет, — тяжело выдохнул он, положив руку на грудь и усмехнувшись, почувствовав под ладонью сильно бьющееся сердце. Он закрыл глаза и в блаженстве вздохнул, наслаждаясь таким редким событием, когда в нём вновь бурлила жизнь. Тот факт, что Гарри получил это от одной-единственной тряпки вместо того, чтобы сравнять с землей целую деревню, ошеломлял. Он страстно пожелал схватить этого истекающего кровью мальчика и заточить в своей комнате на всю оставшуюся жизнь. — Четыреста лет? Неужели она так изысканна? — удивленно спросил Мартин, едва не потянувшись за тряпкой, но вовремя остановил себя. — Почему она так хороша? — спросил Мартин, шаря глазами по ванной в поисках какой-нибудь зацепки, но ничего не нашел. — Она даже не из вены. — Эта кровь необычна, но я не могу понять причину. — Ты думаешь, она принадлежит не человеку? Странно, пахнет по-человечески, но… — рассуждал Мартин, теряя маску дворецкого. Гарри был не против, ему нравился более свободный стиль общения. — Я на секунду подумал, что, возможно, это кровь мага, но это точно человеческая кровь. Просто не обычного человека, — сказал он, пристально рассматривая тряпку, словно та ему что-то расскажет. — Но одно можно сказать наверняка: кому бы ни принадлежала эта кровь, он видимо хочет, чтобы я его съел, — мрачно произнес он, кусая лоскут, и, держа его в зубах, пошел к двери. — Проклятие. Чертов человек не понимает, что натворил, — раздраженно пробормотал Гарри, проходя мимо Мартина к холодильнику, потому что теперь весьма проголодался. — Видимо, я многое пропустил, пока спал. Что именно произошло? — спросил Мартин и последовал за ним, бросаясь вперед и опережая Гарри, чтобы самому подать ему кровь. — Понятия не имею, — проворчал Гарри, бросая тряпку на кухонный стол из вишневого дерева и глядя на нее так, словно она виновата во всех смертных грехах. — Люди приходили сюда и раньше, особенно в октябре. Они ходят вокруг дома, смеются как дураки, трогают мои вещи, которые у них не хватает смелости украсть, но они всегда пугаются собственной тени и убегают, прежде чем я вмешаюсь. Но никто никогда за все двести лет, сколько стоит этот особняк, не оставлял здесь свою кровь, — взревел он, вскакивая на ноги и расхаживая по кухне, прежде чем начать уничтожать всё, что попадется под руку. — Это, безусловно, очень бестактно с его стороны, — согласился Мартин, предлагая кувшин с кровью, которую нагрел до нужного состояния над плитой. Гарри мгновенно всё выпил, и Мартина не пришлось просить второй раз приготовить ещё порцию. — Разве я недостаточно безобиден? — задал он риторический вопрос, тон его голоса отчаянным. — Недостаточно невидим? Разве я не решил давным-давно отрезать себя от общества и позволить людям жить своей жизнью? Когда я мог бы разорвать их на части? Я делаю все это ради… Я делаю это для… а потом приходит эта маленькая… мышка и все портит. Мартин прочистил горло. — Вы — образец сдержанности и сочувствия, и это настоящее преступление против вас и вашего гуманизма, — осторожно сказал он, поставив второй кувшин на стол и пригласив Гарри вернуться на свое место. Гарри садиться не стал, он сердито схватил кувшин и выпил мутную жидкость до последней капли, не получив никакого наслаждения. Он мог заказать кровь у Зейна, но даже вся его коллекция не шла ни в какое сравнение с жалкой тряпкой. — Вы думаете… — начал Мартин, но его прервала резкая вспышка Гарри. — Не разговаривай со мной, — попросил он, ожидая, когда Мартин выйдет из кухни, чтобы он мог собраться с мыслями и успокоиться. Мартин кивнул и оставил его в одиночестве. Гарри сразу стало стыдно за то, что он отослал свою маленькую тень, но ему это было нужно. Он дергал ключ, висящий на шее, и опустился на стул, положив голову на гладкую поверхность стола и сосредоточившись на жажде крови. Он должен был успокоить ее, иначе весь город окажется в опасности. Потребовалось время, чтобы привести свой разум в порядок и суметь подумать о чем-то другом, кроме голода. Но таинственный человек занимал все его мысли. У него оказалась необычная кровь, которую он по глупости оставил в доме вампира и тем самым позволил ему попробовать ее на вкус. Это было весьма проблематично. Ибо, без ведома мальчишки, Гарри теперь подсел на его кровь. Вампир не знал его имени и не был оптимистом, поэтому не думал, что когда-либо ещё встретится с этим человеком, но всё же был уверен, что никогда не забудет его вкуса. И впервые за долгое время Гарри испугался собственной природы. Его неудовлетворение простым воспоминанием и желание снова попробовать эту кровь могли заставить отправиться на поиски мальчика, а это закончилось бы плачевно. Человек лишился жизни, а Гарри нарушил бы обещание никого не убивать, данное себе после обращения Мартина. — Будь ты проклят, — прорычал он, его сердце жалобно замедлилось после пяти минут жизни. Мужчина тщетно цеплялся за жизнь, которую ему временно подарила кровь, но, когда она переварилась, он вернулся к тому состоянию, в котором пробыл большую часть своего времени. — Будь проклят каждый твой день! К счастью для тебя, твоя жизнь закончится раньше, чем ты поймёшь это. — Хозяин, я знаю, что сейчас не самое подходящее время, но я кое-что нашёл на полу в ванной, — объявил Мартин, аккуратно положив на стол ржавую монету и чуть продвинув её вперёд, чтобы Гарри мог спокойно до неё дотянуться. Тот прищурился, глядя на четвертак, и осторожно провел по нему острым вытянутым когтем указательного пальца и протащил его по полированному столу, пока не остановил почти у края. Он поднял монету и быстро понюхал, но от нее пахло примерно семьюдесятью разными людьми, и он с отвращением сморщил нос. — Фу, — выдохнул он, бросая монету и наблюдая, как она шумно танцует по кругу, прежде чем замереть и упасть плашмя. — Мне от нее избавиться? — спросил Мартин, уже протягивая руку, чтобы забрать вещь. Гарри задумался и покачал головой, схватив монету и решительно сжав ее в кулаке. — Нет. Я оставлю себе. Спасибо, маленькая тень, — сказал он, протягивая руку в приглашении. Гарри чувствовал себя неловко из-за того, что отослал его. Мартин улыбнулся и поддался вперед, обнимая Гарри, и напряжение его творения спало. — Я понимаю, — сказал он. — Я знаю, — ответил Гарри, выпуская Мартина из объятий и нежно похлопав по груди. — И я знаю, что ты беспокоишься об этом, но никто не сравнится с тобой в контроле, — сказал он. Гарри молча кивнул и проследил, как Мартин удалился обратно в темноту особняка. В этом его друг был неправ. Был один человек, который всегда контролировал себя гораздо лучше. Гарри со вздохом встал и направился к лестнице, чтобы закрыться в спальне и побыть наедине с собой. Добравшись до нужной комнаты на четвертом этаже, дверь в которую представляла собой зеркало, он ногой отбросил коврик от люка и спустился по винтовой лестнице, ведущей в спальню. Он все время крутил в одной руке монету, а в другой — крепко сжимал тряпку. Стайлс спрыгнул с последних трёх ступеней и, избавившись от одежды, направился к кровати. Её размеры были поистине королевскими, но он не чувствовал себя в таком статусе. Он положил монету на маленький прикроватный столик и перевел взгляд с окровавленной тряпки на случайное пятно на бетонной стене. «Что мне делать?» — задавался вопросом он. Он поджал губы и повязал лоскут вокруг запястья, используя зубы, чтобы затянуть узел. Гарри с тоской взглянул на импровизированный браслет и разочарованно вздохнул. Он уже и не надеялся, что сможет забыть этого мальчика. «Что мне с тобой делать?» — Гарри думал о человеке, больше всего на свете желая, чтобы тот оказался глупцом и скоро вернулся, но шансы на это были ничтожно малы. Гарри отпугнул его, как и всех остальных, а люди, как правило, не склонны к самоубийству. — «Я не хочу искать тебя», — мысленно проскулил он, вдыхая вызывающий привыкание аромат засохшей крови и закрывая глаза, чтобы притвориться, что сможет проспать всю ночь. Но у него ничего не получилось.