Love Endless: Road to Recollection

— Мальчик! — Чт… что? — Луи резко проснулся, сразу заметив заляпанную грязью одежду и боль в мышцах. Воспоминания о тяжелом пути домой сразу вспыхнули перед глазами. Да, несладко ему пришлось прошлой ночью, после того как он покинул страшный особняк с таинственным владельцем. — Луи! «Черт», — мысленно выругался он, укутавшись в одеяло, чтобы скрыть следы своих приключений. Парень, робко ступая по ковру, подошел к двери и открыл. На пороге стоял разгневанный отец, Трой, который был, как всегда, пьян, несмотря на то, что это только утро четверга. О, Луи не упоминал об этом крайне неудачном совпадении? Его отца тоже звали Трой. По-видимому, все люди с таким именем были мудаками. — Да, пап? — осторожно спросил он, разглядывая пятна пива на майке отца и темно-коричневую бутылку в его мясистой правой руке. То, что он уже был пьян ранним утром, не предвещало ничего хорошего. Но, возможно, Луи повезет, и мужчина будет крепко спать ближе к вечеру, когда он вернётся со школы, а тот с работы. Да, его отец работал в автосалоне, и каким-то образом его еще не уволили за пьянство прямо на рабочем месте. Луи хотел бы, чтобы тот сел за руль в таком состоянии, чтобы его арестовали, или он попал в аварию, но его безработная мать, к сожалению, возила его сама. — Сотри это удивление с лица, мальчик. Сегодня среда! Ты ведь знаешь, что это значит, верно? — спросил он, срыгнув. — Сегодня четверг, папа, — осмелился поправить Луи, но мгновенно поменял тему: — Пора пылесосить? — догадался он, вытягивая шею, чтобы посмотреть на прикроватные часы. — Папа, но сейчас только пять утра. Я разбужу маму, — осторожно рассуждал он, съёживаясь под пугающим взглядом. — Разве твоя мать кормит всю семью? Она глава семьи или я? — спросил он, его взгляд опустился ниже и потемнел при виде вчерашней футболки с Боуи. — Какого хрена ты в уличной одежде? Ты опять убегал шляться прошлой ночью? — взревел он, хватая его за воротник и дергая в коридор, на свет. Одеяло упало, открыв вид на прикид парня. — Нет, клянусь, — поспешил убедить Луи, лихорадочно соображая, как найти подходящее оправдание. Лучшая ложь должна быть основана на правде, поэтому он просто изменил свой рассказ о вчерашних событиях. — По дороге домой я упал с велосипеда и поранился, поэтому вернулся пешком, и я так устал, что сразу отрубился, — сказал он, напрягшись в ожидании ответа отца. — Ты лжешь мне, мальчик? — тихо спросил Трой, хватая Луи за запястье и сжимая его чуть ли не до хруста костей. — Нет, папа, клянусь! — пискнул Луи, задержав дыхание на пять секунд, чтобы выдержать молчаливый зрительный контакт, а затем медленно выдохнул, когда Трой, к счастью, сдался. — Пылесос в руки и живо за уборку, — рявкнул он, прогоняя Луи равнодушным взмахом руки. — Да, сэр, — сказал Луи, закатив глаза за спиной отца. Он был рад, что тот дал задание и оставил его в покое. Следующие полчаса он хромал по махровому ковру цвета авокадо со старым пылесосом, как будто тот засасывал хоть что-то, а не раздувал грязь во все стороны. Уборка была бессмысленной, бесполезной, но кто он такой, чтобы возмущаться. Закончив, Луи засунул пылесос обратно в отведенное для него место в шкафу в прихожей и вернулся в свою комнату, оставив дверь открытой на случай, если Трою что-то понадобится. Было только полшестого утра, и он надеялся хоть немного поспать, вот только Трой… — Куда пошел? Ты уже помыл посуду? — хрипло спросил отец, стоя в дверях. Луи откинул одеяло с лица, садясь и стараясь не морщиться от боли. — Уже иду, — вздохнул он так спокойно, как только мог, заставляя себя встать с кровати и пройти по пушистому ковру на кухню. Отец непреклонно считал, что если Луи «так сильно хотел быть феей», он должен выполнять женскую работу по дому. Потому что его сын, очевидно, не был полноценным мужчиной и не имел права заниматься «мужскими делами». Все это было совершенно нелепо, но бедная мама Луи могла наконец-то передохнуть. Сколько Луи себя помнил, Трой никогда ее не бил, но он обращался с ней как с рабыней, и из-за этого она часто болела. Да, его мама, по идее, могла бы подать на развод и уехать навстречу свободной жизни, но все оказалось не так просто. На дворе семидесятые; да, развод разрешен, но добиться его тяжело. Луи уже изучил все. «Непримиримые разногласия» в качестве уважительной причины для развода не принимались, доказать жестокое обращение нереально, и суд всегда вставал на сторону мужчины. Но даже если бы его мать, Стейси, добилась бы развода, что их ждало? У нее не было работы, а устроиться после стольких лет в роли домохозяйки очень тяжело. К тому же, она женщина, а сейчас везде процветал сексизм. Стейси и Луи было бы нелегко выжить в этом мире, поэтому у Троя развязаны руки. Он мог пить без перерыва и играть роль безжалостного тирана столько, сколько душе угодно. Луи быстро закончил дела по дому и облегченно выдохнул. Вытерев руки и быстро заскочив в свою спальню, он прокрался в ванную со сменной одеждой под мышкой и аптечкой в другой руке. Луи запер за собой дверь, включил душ и запрыгнул в него, не дождавшись, когда нагреется вода. Теперь, дрожа от холода, оставшись наедине со своими мыслями, Луи не мог не вспомнить о невидимом владельце особняка. Тот прогнал его. И ему интересно, что же так разозлило владельца, что тот накричал на пострадавшего человека? Да, Луи вторгся на частную собственность, но было чувство, что причина злости хозяина крылась в другом. «Да ладно, он же не знал, что ты ранен», — подумал он про себя, постепенно расслабляясь, когда вода наконец нагрелась. Луи попытался представить себя на месте владельца. Что бы он сделал, если бы кто-то вломился в его дом? Но, конечно, парень пришел к выводу, что, по крайней мере, убедился бы, что человек в порядке, прежде чем выгонять на улицу. Самым странным во всей этой ситуации было то, что Луи хотел вернуться. Дом настолько удивил своим интерьером, атмосферой, что он не мог выбросить его из головы. Также он хотел получить ответы на вопросы. Кто там живет? Почему у хозяина столь жуткого особняка такой молодой голос? Почему он прячется? Различные гипотезы крутились в голове Луи, но непонятно, была ли хоть одна из них близка к истине. Возможно, хозяин дома был безобразен, как Горбун из Нотр-Дома Виктора Гюго, и предпочел бы прятаться ото всех, чем пугать своим внешним видом. Возможно, у этого человека была фобия болезней и микробов, и он не мог жить среди людей, потому что боялся, что из-за какого-то насморка впадет в кому? Или, что еще хуже, возможно, таинственный мужчина страдает от неизлечимой болезни, которая ужасно заразна, и Луи теперь умрет через три дня. Вопреки кристально-ясному желанию владельца, Луи принял опрометчивое решение вернуться, на этот раз сразу после школы, пока не село солнце. Может, сегодня Луи удастся поговорить с разгневанным владельцем и выяснить всё, что ему нужно. Особняк пугал всех жителей Форт-Райта задолго до рождения Луи, и со временем тот оброс тайнами и необоснованными и преувеличенными сплетнями. У Луи был шанс исправить положение. У него появилась прекрасная возможность раскрыть правду. Он мог сделать то, что другие боялись — пролить свет на печально известную таинственность поместья. Вот так все и было решено. Луи выскочил из душа и вытерся, переодевшись в чистую одежду. Он убил время, занимаясь по сути ничем, пока не настало время ехать в школу. Луи очень повезло, что он нашел свой велосипед там, где бросил, когда на него напали те придурки. Он воспринял это как знак, что ему следует вернуться в особняк. Может, в этом нет смысла, но ему плевать. Он поехал в школу, будучи счастлив уйти из дома, где он не чувствовал себя в безопасности. На самом деле, Луи нигде не чувствовал себя в безопасности. Он как раз только поставил велосипед перед проклятым заведением, когда услышал их. Голоса нападавших разбудили страх, испытываемый прошлой ночью. Луи повернулся, увидев футбольную команду в форме у парадных дверей, каждый ухмылялся ему, как коварный ублюдок. Единственным, кто не одарил его тошнотворной улыбкой, был сам Трой. Его лицо исказилось от чистой ненависти, он прожигал своим взглядом кожу Луи. Правое веко слегка задергалось. Это не предвещало ничего хорошего. Сейчас Луи был в безопасности, вокруг ходило много учеников и учителей, но вполне вероятно, что банда Троя подловит его где-нибудь, когда он останется один. К несчастью для Луи, даже его лучший друг, Найл — светловолосый мальчик из Денвера, который перешел в старшую школу Ред Хоук в десятом классе и сразу же узнал в Луи гея, — не мог остановить нападения. Ему пришлось бы хвостиком бегать за ним, но это было просто невозможно из-за разницы в расписании. И даже если бы Найл следовал за ним повсюду, как телохранитель, хулиганы, вероятно, просто расправились бы и с ним, хотя никто, кроме Луи, не знал о его сексуальной ориентации. Найлу гораздо лучше удавалось скрывать любовь к мужчинам. Скорее всего, потому, что парень занимался спортом, был капитаном школьной команды по теннису, а Луи был помешан на музыке и искусстве. Найл однажды привел девушку на выпускной бал, а Томлинсон пришел один. Вот так Луи и вычислили. Томлинсон не был заинтересован в Найле в романтическом плане. У Луи слишком высокие стандарты, так что его шансы найти любовь резко уменьшались. Найл тоже не находил его привлекательным, желая остаться с ним лучшими друзьями. — Эй, педик. Надеюсь, ты взял с собой полотенце, — крикнул Трой и сразу вошел в здание, но перед этим пригрозил пальцем, жестом сказав «это ещё не конец». Луи сразу понял, что сегодня его ждала встреча с унитазом. Он вздохнул, наблюдая, как остальная часть футбольной команды исчезает за дверьми школы. Он вслепую положил ключ от велосипедного замка в рюкзак, пораженный страхом. Луи не взял с собой полотенце. — Он выглядит хуже, чем обычно, — раздался знакомый голос позади него, и Луи накрыло облегчение. — Найл! — радостно вскрикнул парень, резко разворачиваясь и стискивая лучшего друга в крепких объятиях. Найл пискнул и усмехнулся, прежде чем нерешительно похлопать по плечу. — Что на тебя нашло? — спросил он и с трудом отстранился. — Я даже не знаю, с чего начать. Вчера столько всего произошло, — сказал Луи, закидывая сумку на плечо и, наконец, направившись в здание школы. — Ну, попробуй, — Найл уже был заинтересован. Он шел рядом с ним, бросая осуждающий взгляд на каждого человека, который странно на них смотрел. Изо дня в день одно и то же. Луи был бы совершенно потерян без него. — Ну… — начал Томлинсон, сделав паузу, когда понял, что не хочет вдаваться в подробности. Во всяком случае, пока. Он не до конца понимал, почему хотел сохранить особняк в тайне, но сейчас казалось неправильным раскрывать все детали. Пока это был только его секрет. — Что-то Трой натворил? Давай, выкладывай. — Трой! Да, — кивнул Луи, радуясь, что друг подсказал, о чем можно рассказать. Таким образом, он мог избежать раскрытия деталей об особняке. — Я поехал домой на велосипеде позже обычного. Меня же оставили после уроков. И вот, словно из-под земли, на лесной опушке появился Трой и его банда, мне пришлось бросить велосипед и побежать от них через лес, и я упал со «скалы смерти»… — Луи! Так вот почему ты прихрамываешь? Господи, Луи, это опасно, ты мог что-нибудь сломать! — Найл ахнул, недоверчиво оглядывая его с ног до головы. Луи рассмеялся и слабо толкнул Хорана в плечо, а после, подходя к главному входу школы, подпрыгнул на больных ногах, одновременно подтягивая ремни рюкзака. — Слушай, я расскажу тебе обо всем за обедом, хорошо? Я опаздываю, и, честно говоря, мне не следует разгуливать по коридорам в одиночку. — О, кстати! Я принес полотенце. Я знаю, ты всегда забываешь их, — сказал Найл, вытаскивая белое полотенце из сумки. — Похоже, сегодня будет жестко. Луи редко плачет, но забота Найла иногда вызывала слезы. — Спасибо, — с искренней благодарностью сказал Луи, и пара разошлась в разных направлениях к своим классам. Первая перемена уже выдалась тяжелой. Слухи о событиях вчерашнего вечера начали стремительно распространяться. На Луи бросали любопытные взгляды, и все вокруг шептались, как змеи. — Эй, ты слышал, что случилось с тем парнем? — спросил Брэндон у своего соседа. — Да, чувак! Я слышал, что на этот раз его отделали Трой, Данте и остальные. Рози сказала, что все «Барсуки» были там. Типа прямо вся команда. Ты видел, как он хромает? — Да, я тоже слышал, что они хорошо его отделали… Интересно, он правда ге… — Вообще-то, — перебил их Луи, прежде чем Брэндон закончил предложение, — они и пальцем меня не тронули. Я упал со «скалы смерти» в лесу. Хватит верить Трою. — Ну да, конечно, — усмехнулся Брэндон, и его сосед тоже затрясся от смеха. — Она не просто так называется «скалой смерти». Ты бы свернул себе шею! — Ты был там? — возмутился Луи, быстро теряя самообладание из-за того, что ему никто не верил. — Нет. Именно поэтому я тебе не верю, — ответил Брэндон, отворачиваясь, когда учитель вошел в класс. Луи невесело усмехнулся, но оставил все как есть. Он достал учебник и тетрадь для сочинений, ожидая конец учебного дня, потому что знал, что вернется в таинственный особняк до захода солнца. Он буквально начал отсчитывать минуты. После урока он сдал работу и записал новые задания в ежедневник. К счастью, вскоре наступил обеденный перерыв, и он специально оставался в толпе, пока не добрался до кафетерия до их с Найлом столика, где блондин уже с энтузиазмом листал последний выпуск комиксов «Призрачный гонщик». — Есть хорошие новости? — спросил Луи, садясь и осматривая кафетерий в поисках футбольной команды. Он съежился, когда заметил, что парни уже пялятся на него с другого конца столовой, стоя в очереди за обедом. — Да, вчера вот купил. Двадцать центов! Грабеж, — поспешно ответил Найл, снова уткнувшись носом в комикс, безмолвно говоря: «Пожалуйста, не отвлекай меня, пока я, по крайней мере, не дочитаю эту сцену». Но это не значило, что Луи будет держать рот на замке, тем более Найлу не нужно было слушать. — Повезло, что тебе разрешили родители купить его. Мой отец даже слушать бы не стал, ведь «комиксы для мальчиков», — сказал он, пожимая плечами. Луи сложил руки на столе и опустил голову, глядя на лучшего друга. Найл в ответ только промычал, сосредоточенно нахмурив брови, быстро, как молния, переворачивая страницу и раскрыв рот от какого-то поворота событий. — Найл, думаю, сегодня я умру, — пробормотал он, глядя на Троя и его правую руку, Данте, с хорошо скрываемым ужасом. Честно говоря, Томлинсон уже не верил, что доживет до окончания школы. Насмешки и издевки начались ещё в младших классах, но с каждым годом буллинг рос в геометрической прогрессии. Луи иногда слышал в новостях о гомосексуалах, которых избивали до смерти в темных закоулках крупных городов, но в Форт-Райте вряд ли ему безопаснее. Ему даже негде спрятаться. Его найдут везде. «Кроме как в особняке», — вспомнил он, слабо улыбнувшись. Забавно, что Луи считал это место убежищем, когда его выгнали оттуда и вполне могли убить, если он вернётся. Найл отложил комикс, почувствовав, что Луи не на шутку испугался, и загнул уголок страницы, чтобы вернуться к нему попозже. — Ты не умрешь, приятель. Они просто безмозглые хулиганы. Не думаю, что они прикончат тебя, им же это не сойдет с рук. — С чего ты взял? — спросил Луи, подпирая щеку рукой. — Убийство испортило бы им репутацию, а на носу игровой сезон, что, в свою очередь, волнует их больше всего. Они не будут так рисковать, — сказал Найл и округлил глаза, когда услышал громкое урчание живота Луи. — О черт, мне так жаль, — сказал он, доставая из рюкзака обед. У них сложилась система: мама Найла готовила ему обеды, но тот все равно питался на карманные деньги, отдавая домашнюю еду Луи, потому что Трою было плевать, питался ли его сын или нет. — Сэндвич с арахисовым маслом и джемом и пудинг. Мама опаздывала в книжный клуб, так что сегодня не очень много, — сказал он, пододвигая еду к другу, который сразу же принялся ее разворачивать. — Не извиняйся, и спасибо, — вздохнул Луи, освобождая сэндвич от мятой пищевой планки и вгрызаясь в него со всех сторон, как кролик. — Ты уверен, что меня сегодня не убьют? — спросил он с набитым ртом. — Успокойся, Лу. Все будет хорошо. К тому же, я принёс полотенце, — ответил Найл и пожал плечами. Луи знал, что если бы друг мог раз и навсегда прекратить все издевательства, он бы обязательно это сделал, но ни он, ни тем более учителя не могли справиться с Троем. Его родители щедро спонсировали школу, поэтому никто бы не посмел наказать местную звезду футбола. — Почему ты так добр ко мне? — в шутку спросил Луи, отправляя в рот последний кусочек сэндвича и следом открывая пудинг. — Потому что на твоем месте мог бы быть я, — мгновенно ответил Найл. Он рассказывал Луи об издевательствах в прошлой школе, когда стало известно о его сексуальной ориентации. — Но мы хотя бы старшеклассники, остался всего лишь один год, — устало сказал Луи. — Дискриминация будет всегда. Только потом ты будешь опасаться потерять работу, — осторожно произнёс Найл. Луи недовольно посмотрел на друга за его честность и обречённо застонал, потянув себя за волосы. — Спасибо, Найл, — пробормотал он, доедая пудинг. — Хей, но я всегда рядом, никогда не забывай об этом, — поддержал его Найл, раздраженно пыхтя, когда прозвенел звонок. — Тебе не кажется, что нам сократили обеденный перерыв? Клянусь, раньше он был дольше, — разочарованно сказал он. — Я рад, если это означает, что я раньше уйду отсюда, — вздохнул Луи и, оттолкнувшись, встал, чтобы неохотно потащиться в класс. — Будь осторожен, хорошо? — строго сказал Найл, что он говорил каждый день. — Полотенце в моем шкафчике. — Понял, — Луи тяжело вздохнул и направился навстречу неизвестному, точнее во мрачное будущее. Он как раз доставал необходимые книги для следующего урока из шкафчика, когда мускулистая рука неожиданно захлопнула дверцу, ударив по металлу в нескольких сантиметрах от головы Луи. Другой рукой парня развернули, схватив за больное плечо. — Привет, фея, — сплюнул Трой, радостно улыбаясь, как избалованный ребенок на вечеринке по случаю своего дня рождения. Луи даже не пытался обратиться за помощью к кому-нибудь из учеников в коридоре. Он знал, что они все отводили глаза, притворяясь, что ничего не видят. И большинство учителей тоже не прибегут на помощь из-за того, что богатые, чванливые родители Троя финансировали школу. Форма, снаряжение спортивных команд, организация роскошных мероприятий, кейтеринг и звуковое оборудование — все оплачивалось ими. Кроме того, они также раскошелились на новые учебные материалы и на выступления музыкальных групп, набравших наибольшее количество голосов среди учащихся. Эти двое предоставили все, в чем нуждалась школа, и из-за этого их сын был неприкасаем. — Привет, Сатана, — спокойно поприветствовал Луи, что резко контрастировало с его беспокойно колотящимся сердцем. — Сатана? — Трой рассмеялся, две его шестерки, Данте и Джесси, подошли к Луи и встали за спиной. — Забавно. Учитывая, что это ты окажешься в аду за свои грехи. — Успокойся, Трой. Думаешь, ты спасёшься, обманывая самого себя? А как же «возлюби ближнего своего»? Или ты проспал эту часть в церкви? — бросил ему Луи и, повернувшись к нему спиной, продолжил забирать вещи из шкафчика, вот только у Троя были на этот счёт другие планы. — Ты, блять, сам напросился! — прорычал он, схватив Томлинсона за шею и потащил прямо к туалету, который, как некстати, находился прямо напротив школьных шкафчиков. — Как неожиданно, — проворчал он, изо всех сил стараясь смириться с тем, что сейчас с ним случится. Но вся его моральная подготовка была разрушена резким ударом колена в живот. Парень не ожидал физического насилия и закашлялся, в то время как Трой наслаждался своим явным превосходством. — А вот теперь ты готов, — объявил он согнувшемуся пополам Томлинсону и резко толкнул его вперёд к кабинкам. Луи вздрогнул от отвращения, увидев, как Данте спустил штаны и начал мочиться в унитаз, и отчаянно попытался вырваться, но один человек против трёх практически ничего не мог сделать. — Нет, Трой, нет! Это же отвратительно! Хватит, пожалуйста! — умолял он, полностью осознавая то, что своими действиями только подпитывал азарт хулиганов. Но он в какой-то мере привык к туалетной воде, а к моче — нет. Он не ожидал, что переживет этот ужас. — Заткнись. Ты это заслужил, — ухмыльнулся ему в лицо Трой, заставив Луи упасть перед собой на колени. Для Томлинсона не было секретом, что тот вероятно слишком часто представлял себе это зрелище, что этот напыщенный индюк на самом деле хотел его, но легче от этого не становилось. Данте закончил, натянул штаны и, коварно посмеиваясь, отошел в сторону, чтобы освободить кабинку. Трой схватил Луи и развернул лицом к унитазу, и парень упёрся руками в сиденье, используя всю свою силу, лишь бы не дать двум уродам, которые толкали его вниз, совершить задуманное. — Нет, — отчаянно заскулил он, пытаясь ударить по голени нападавших. — Пожалуйста, не надо. — Что здесь происходит? — внезапно раздался в туалете громкий и авторитетный голос, и руки, силой удерживающие Луи, тут же отпустили его, а хулиганы за секунду отскочили в сторону. «Слава Богу!» — мысленно прокричал Томлинсон, упав на задницу и стукнувшись головой о стенку кабинки. — Мистер Андерсон… — немного нервно начал Трой, учитывая то, что один из немногих учителей, который не боялся его семьи, только что поймал его за издевательством над школьником. — Идите в класс, — приказал мужчина и дождался, когда все три спортсмена, словно крысы, покинули туалет, чтобы подойти и поговорить с Луи, у которого чуть ли не начиналась паническая атака от стресса. — Ты в порядке? — его голос стал гораздо мягче. Луи, дрожа всем телом, неуверенно встал и открыл рот, попытавшись ответить на довольно глупый вопрос, но вместо того, чтобы произнести хоть слово, нагнулся над унитазом, в который его едва не окунули головой, давясь рвотой. Из-за резко подскочившего уровня адреналина в крови его всего, казалось, вывернуло наизнанку. — Да, — в конце концов прохрипел он, вытерев рот тыльной стороной ладони, и робко поплёлся к раковине, чтобы умыться и прополоскать рот. Мистер Андерсон не поверил ему, но до его скептицизма Луи не было никакого дела: это его не касалось. Однако следующая фраза учителя заставила его насторожиться: — Я расскажу директору о случившемся. — Не смейте! — огрызнулся Луи и развернулся, глядя потрясенному учителю прямо в глаза. — Спасибо, что спасли меня, правда, но, пожалуйста, не говорите никому. Умоляю. Потом он поступит со мной в тысячу раз хуже, — попросил он, надеясь, что мистер Андерсон не станет связываться с хулиганами, которые уже давно отравляли ему жизнь. Как бы то ни было, мужчина, тяжело вздохнув, кивнул: — Ладно. Только скажи мне, если это снова произойдёт. Если они часто окунают тебя головой в унитаз, тогда я постараюсь помешать им. Не стоит говорить, что Луи был тронут защитой со стороны учителя, и он готов был буквально расплакаться от счастья, но у него не было на это времени. — Мне нужно в класс. Похоже, меня опять оставят после уроков, как в прош… — Подожди, — сказал мистер Андерсон и, достав пропуск из поясной сумки, поспешно написал оправдание опоздания Луи. — Вот, отдай это своему учителю. Пусть подойдёт ко мне, если тебе не поверит, — мягко сказал он и протянул парню записку, которую Луи принял с нескрываемой благодарностью. — С-спасибо, — с недоверием пробормотал он, едва сдерживая слёзы. Мистер Андерсон не только спас его, но и вернул шанс исследовать особняк после уроков. — Пожалуйста, а теперь иди в класс, — сказал мистер Андерсон и, мягко улыбнувшись, открыл дверь, жестом предлагая выйти первым. Луи прижал бумагу к груди и выбежал из туалета, поспешно забрал вещи из шкафчика и буквально ворвался в класс. Урок выдался скучным, как и следующий. Последнее занятие обычно было его любимым, но сегодня из-за болезни учителя им заменили преподавателя, и его манера вести урок оказалась, мягко говоря, разочаровывающей. Но это было неважно. Наконец, Луи был свободен. Он на всех парах помчался на улицу, и при виде велосипеда у него закружилась голова от облегчения. Он уже перебросил ногу, когда его окликнул Найл. — Уверен, что не хочешь, чтобы я подвез тебя до дома? — скептически спросил Найл, глядя на Луи, который весьма сильно хромал, что резко уменьшало его шансы добраться до места назначения целым и невредимым. — Нет, правда, я в порядке, — отказался парень, делая вид, что нога его совершенно не беспокоила. — Но Лу, ты нагружал ногу целый день! Ты должен обратиться к врачу! — не унимался Найл. — У меня нет на это денег. Отец скажет мне убираться из дома, и у меня не останется другого выхода, кроме как сделать это, — опираясь на велосипед и выкатывая его с парковки, объяснял ему Луи и, поставив больную ногу на педаль, постарался сохранить равновесие, чуть не упав. — Она не так уж сильно и болит. Все будет в порядке. — И как ты поедешь домой в таком состоянии? — Я могу и одной ногой крутить педали. Езжай домой, Найл, — как можно дружелюбнее сказал ему парень. В любой другой день он бы с радостью принял его предложение, но на сегодня у него были другие планы. Жуткий особняк. — Ну, как скажешь, — сомнительно сказал Найл, пожав плечами. — Тогда до завтра, Лу. Будь осторожен. — Ага, — Луи посмотрел на Найла, замечая, что тот боролся с собой, не зная, продолжать настаивать или оставить его в покое. Но в какой-то момент Хоран сдался и отправился к своему пикапу. — Пронесло, — с облегчением вздохнул он и вытер вспотевшие от волнения ладони. Теперь он был свободен. Парень посмотрел на север, в сторону манящего его леса, и неуклюже поехал в том направлении, не желая больше ни секунды задерживаться. Вскоре он вновь окажется в чудесном особняке, который хранил в себе тысячи тайн. Когда прошлой ночью за ним устроили погоню через весь лес, Луи пытался запомнить точный маршрут до велосипеда, и теперь у него в голове была целая карта, чтобы на этот раз добраться до места без повторного падения со «скалы смерти». И как только он, наконец, увидел знакомые надгробия, он облегченно выдохнул. Почти на месте. Луи многое ожидал от особняка, он уже нафантазировал, как в будущем станет исследователем заброшенных зданий, как будет находить антропологически значимые артефакты. Конечно, этот дом не был заброшен, но для первого опыта сойдет. Помимо того, что Луи хотел стать знаменитым пианистом, он всегда хотел стать тем человеком, который сделает революционное открытие для всего научного сообщества. Именно поэтому он так жаждал исследовать старый особняк. — Ну здравствуй, — победно пробормотал он, когда вдалеке из-за верхушек деревьев появились острые, со шпилями, крыши особняка. Под колёсами велосипеда простиралась неровная грунтовая дорога, которая вела посетителя прямо к скрипучим воротам, но Луи сомневался, что в этом месте бывает много гостей. А зря. Быстрее крутя педалями, Луи, превозмогая адскую боль в мышцах левой ноги, увеличил скорость, чтобы подняться на чертов холм. Прищурившись, парень заметил, что ворота были всё также распахнуты, поэтому не остановился, а лишь задумался, почему хозяин не запер их после того, как он вломился к нему без разрешения. Как только Луи двинулся дальше, внезапный сильный порыв ветра ударил ему в лицо и растрепал волосы, превратив их в неуправляемую катастрофу, но ничто не могло заставить его свернуть с намеченного пути. Он наконец поднялся на холм, оставив позади крутой склон, прежде чем слезть с велосипеда и, хромая, пойти пешком. Теперь Луи шёл по тропинке с большей уверенностью, чем прошлым вечером, и смог получше разглядеть кусты и цветы, купающиеся в солнечном свете. Разнообразие всевозможных ярких оттенков никак не сочеталось с тёмным и мрачным особняком, но этот нетрадиционный контраст делал обстановку ещё более совершенной. Если Луи когда-нибудь удастся поболтать со сварливым хозяином, то он непременно спросит про цветник. Луи не решался врываться внутрь без приглашения. Теперь он знал, что там кто-то живет, и это походило больше на преступление с его стороны — проникнуть в чужой дом без ведома хозяина. Парень пришёл к выводу, что ему следует постучаться, чтобы сообщить о своем прибытии и обеспечить благоприятный исход сегодняшнего визита. Луи запретил себе думать о возможных последствиях, поднял тяжёлое металлическое кольцо, которое держала в своих лапках фигурка летучей мыши, и постучал; раздавшийся звук испугал даже его самого. Он эхом пронёсся по дому, так что его было слышно даже в самых отдалённых уголках особняка, и Томлинсон мгновенно пожалел и содеянном. Он с замершим сердцем нервно ждал на пороге пару минут, прежде чем снова вздохнуть. «Его нет дома?» — задался вопросом Луи, сразу взвешивая все возможные варианты развития событий. И они были следующими: Первый: хозяин дома мог притаиться и ждать, когда Луи откроет дверь и войдёт, и тогда он наставит на него уже заряженный пистолет. Второй: Луи будет блуждать по особняку часами, потеряет счет времени, как услышит позади себя шорох, когда будет рыться в одной из тайных комнат. И тогда парень виновато развернётся и встретится с владельцем дома, стоящим в дверном проеме с мачете в руках. И у Томлинсона не будет других путей отступления, кроме окна. Или третий: Луи откроет дверь и увидит хозяина, который его уже давно ждал, словно Томлинсона кто-то пригласил. Луи сделает пару комплиментов по поводу удивительного интерьера его прекрасной обители, а тот скажет, что у него потрясающие волосы, и они станут друзьями до конца жизни и будут вместе пугать детей. Или четвертый: ничего не произойдет, особняк окажется пустым, и он досконально его изучит, прежде чем пойдет домой. Четыре довольно логичных и вполне вероятных сценария, но какой именно окажется правдой? А стоит ли ему проверить свои догадки? Монета. Луи хихикнул и вытащил из кармана цент, позволив ему во второй раз выбрать за него, потому что он просто не был в состоянии принимать какие-либо решения самостоятельно. Он разделил ответы и подкинул в воздух, молясь, чтобы на этот раз была решка. Хотя что-то Луи подсказывало, что, независимо от результата, он всё равно сделает так, как ему хочется. Монета упала решкой вверх. «Ну вот и всё», — подумал он, убрав монету в карман, и, дёрнув дверь, проверил, не закрыта ли она. Но, к его глубочайшему удивлению, она тут же распахнулась, как и в прошлый раз. Парень был в замешательстве. Если хозяин пришел в ярость из-за того, что Луи вломился в его дом, тогда почему не закрыл ворота и не запер дверь? Скрывался ли за этим какой-то злой умысел? Было ли это ловушкой? Томлинсон с громким стуком опустил рюкзак на пол, пнув его в центр комнаты, а после осмотрелся вокруг, разглядывая детали, которые в прошлый раз не заметил из-за темноты. Роскошная лепнина с фигурками корон украшала дверные косяки и углы у потолков, когда как сами стены были окрашены в великолепный бордово-красноватый оттенок, придавая этому месту королевский колорит. Лестница, казалось, была взята прямо из бального зала «Золушки», только вместо знакомой красной ковровой дорожки из фильма, эта была устлана узорчатым золотым ковром в арабском стиле. При свете дня Луи увидел еще один ряд комнат в коридоре за лестницей, поэтому он пошел туда вместо того, чтобы идти тем же путем, что и раньше. Но прежде, чем начать исследовать дом… — Здравствуйте? — позвал он, чуть наклонив голову вперёд, словно хотел лучше расслышать ответ. — Есть кто-нибудь дома? — спросил он, но ему так никто и не ответил. — Я хотел бы извиниться за то, что вчера вечером вошёл без приглашения, но шёл дождь, и мне некуда было идти. И я повредил ногу, так что я бы вообще не пришёл, если… Эй? — крикнул он во весь голос, оглядываясь по сторонам. И ничего. — Хорошо, — пробормотал себе под нос Луи, решившись влезть туда, куда не должен был. Но отсутствие ответа говорило только о том, что хозяина либо не было дома, либо он где-то спрятался, чтобы в один прекрасный момент неожиданно напасть, и парень был решительно настроен исследовать этот дом. Если что-то случится, он будет защищаться, но ни за что не повернёт назад. Томлинсон обошел лестницу и задрал голову в попытках увидеть верхние этажи, но, как оказалось, на них можно было попасть из другой точки, потому что с его места был виден только один пролет, а особняк был высоким. Он двинулся дальше, наконец достиг одной из дверей и, затаив дыхание, открыл её, потому что не хотел упускать возможности узнать, что же скрывалось там. Парень едва сдержал довольный визг, потому что он, должно быть, был гением или же просто счастливчиком, потому что нашёл музыкальную комнату. И он это понял не только по пианино. Там хранилось большое разнообразие музыкальных инструментов, из которых можно было составить почти целый оркестр, а страницы, исписанные нотами, были разбросаны по полу. Луи был на седьмом небе от счастья. И одновременно — морально уничтожен. Он был прирожденным пианистом, а перед ним стояло старинное фортепиано, умолявшее сыграть на нём. А у его ног буквально валялись предложения произведений. Луи присел на корточки и стал собирать исписанные страницы, всматриваясь в перечёркнутый нотный стан. Судя по всему, это были подлинные рукописи какого-то гениального композитора. И все пометки, такты, ключи, диезы и бемоли, паузы и наименования частей складывались в бесценные произведения искусства. У парня чуть слюнки не потекли от предвкушения, и он быстро собрал разбросанные шедевры в аккуратную стопку, чтобы сесть и разобрать. Всё было перемешано, но в верхнем правом углу были написаны порядковые номера, поэтому Луи изо всех сил старался рассортировать страницы, используя свою способность читать ноты. Это было трудно, но у него получалось, пока он не столкнулся с ещё одной сложностью. Композитору было явно нелегко. В некоторых местах он гневно зачеркивал целые строки и пытался написать из заново, чтобы потом снова перечеркнуть и попробовать исправить то, что не нравилось. И Луи, глядя на неудачу, как будто сам чувствовал разочарование музыканта. Каждый, кто так или иначе связан с музыкой, знал это чувство. На одной из страниц в самом углу Луи заметил несколько слов и попытался разобрать, что же там было написано. Это оказался французский, но он не знал его, так что не смог перевести. Но он хотя бы смог прочитать: Sans vie, Sans espoir, Pourquoi dois-je essaye Он отчаянно хотел понять, что означают эти слова, но без англо-французского словаря это было бесполезно, и, к своему великому сожалению, Луи понял, что ему придётся разобраться позже. Он быстро вернулся к рюкзаку и вытащил первую попавшуюся тетрадь, куда переписал фразы, чтобы потом перевести. Успешно переписав по памяти, он поплёлся обратно в музыкальную комнату, вглядываясь в слова в надежде расшифровать их. Но всё было тщетно, только расстраиваться ему было некогда, в голове, как молнии, проносились безумные мысли и вопросы. И самыми громкими из них были: «Что, чёрт возьми, всё это значит? Особняк, таинственный хозяин, музыка — что это?» Как бы ему ни хотелось, но получить ответы на все эти вопросы он не мог, поэтому решил сосредоточить внимание на том, что у него было на данный момент, на нотах. Может быть, если бы он только знал, что пытался сказать композитор, понимал, что именно его так разочаровало, то мог бы лучше понять его записи, даже если бы не мог их перевести. Не то чтобы Луи был великим музыкантом или кем-то в этом роде — он, по правде говоря, никогда в своей жизни не создавал оригинальных произведений, — но с одного взгляда он мог определить, что работа была великолепна. Луи сомневался, что ему удастся поговорить с композитором. Записи были сделаны на французском, а прошлым вечером «выметайся отсюда» было произнесено с чистым британским акцентом, так что неизвестный гений французского происхождения, к сожалению, останется загадкой. По крайней мере, на данный момент. С головой окунувшись в свои размышления, Луи не заметил, как закончил рассортировывать ноты в правильном порядке, и теперь смотрел на них с совершенно новой стороны. Он вытянул руки над головой и с довольным вздохом хрустнул костяшками пальцев, снял с плеч куртку и положил на пианино. Он вернулся и, собрав стопки нот, любезно вернул их на законное место — на удивительно широкую музыкальную стойку. Томлинсон разобрал бумаги, сделав так, чтобы всё выглядело, как раньше, ещё до того, как музыкант поддался всплеску ярости и скинул ноты на пол. Луи даже был готов поспорить, что мелодия, названная Vie à L’Intérieur, стала причиной бумажного беспорядка. Ясное и очевидное разочарование, выраженное в бесконечных зачёркиваниях и редактировании, кого угодно побудило бы к столь раздражительным действиям. Похоже, сердитый музыкант попытался сыграть средние ноты, но безрезультатно, поэтому в пылу своего страстного и бессмысленного фиаско он скинул их на пол. Всё закончилось так же быстро и неожиданно, как и началось: оглушительным хлопком двери музыкальной комнаты и возмущенным топотом вверх по лестнице. Тогда, получается, композитор и музыкант были одним и тем же человеком. И он был здесь совсем недавно, иначе бы страницы покрылись толстым слоем пыли. Захваченный круговоротом мысли, Луи думал только об одном: был ли тот человек, что написал эти великолепные пьесы, хозяином особняка, который вчера выгнал его на улицу. Неужели таинственный владелец был странствующим музыкантом, говорящим на двух языках? Распродавал ли он мюзик-холлы в молодые годы своей жизни? Как бы то ни было, Луи теперь вряд ли успокоится, пока по крайней мере не похвалит их или его за неоспоримый талант… И не попросит поделиться секретами мастерства. Парень провёл в музыкальной комнате более трёх часов, как можно тише перебирая струны и нажимая на клавиши, исследуя каждый инструмент. На мгновение Томлинсон подумал, что довольно странно пытаться вести себя тихо после того, как он кричал на весь особняк, пытаясь узнать, есть ли здесь хоть кто-нибудь. Он мог вломиться в чужой дом, пользоваться ванной комнатой, пачкать кровью тряпки, но играть на чужих музыкальных инструментах было слишком нагло, и из-за этого он чувствовал себя некомфортно. Гигантская арфа привлекала к себе его внимание, поэтому он подошёл к искусному инструменту и неуверенно провёл по струнам. Простые звуки, которые появились в этот момент, были воплощением истинной и чистой красоты, и он пожалел, что не взял уроки арфы в школе вместо фортепиано, потому что такую уникальную вещь встречаешь не каждый день. Если француз или просто знающий этот язык композитор и музыкант действительно умел играть на всех этих инструментах, то Луи бы безропотно преклонился перед ним. Казалось невозможным, чтобы все они регулярно использовались, но если это на самом деле было так, то Луи в настоящее время находился в не столь уж скромной обители музыкального бога, и он чувствовал, что недостоин не то что прикасаться, даже просто смотреть на эти реликвии вокруг. Луи сбегал за рюкзаком, вернулся, сел на стул перед фортепиано и достал личную нотную тетрадь. Он не мог взять с собой ни одну из этих драгоценных работ, ведь это еще хуже, чем украсть Декларацию независимости, но мог переписать и изучить. Конечно, если он вообще сможет это сделать. Еще со средней школы Луи сказали, что он обладает удивительным даром к музыке, и он действительно поверил в это, но все нотные знаки перед ним были за пределами его нынешнего уровня мастерства. Он словно держал в руках работы, созданные Бетховеном или Шопеном. Ему потребуется много времени, чтобы в точности скопировать записи, чего, к сожалению, у него не было, поэтому Луи опустил крышку пианино и сразу же принялся за работу. Томлинсон переписал уже четыре страницы чуть более простого произведения под названием «Бесконечный год», как на обратной стороне листа увидел пометку: «Я просто хочу…» — Что? — вслух спросил Луи, чувствуя, что фраза была оборвана. — Что ты хочешь? Луи прищурился, глядя на фразу, и тут же отыскал в стопке Vie à L’Intérieur, чтобы сравнить почерк. «Удивительно», — в замешательстве подумал он. Почерк был полностью идентичен. Почему одни произведения были написаны на французском, а другие — на английском? Музыка не зависит от языка, она в любом случае будет звучать одинаково. Может, он чего-то не понимал? Парень пожал плечами и продолжил переписывать, постаравшись выбросить все лишние мысли из головы. У него было не так много времени, чтобы узнать всё, что его интересовало, но он мог бы вернуться завтра. И приходить так день за днём, пока не исследует каждый уголок старого особняка. Он закончил последнюю строчку, перелистывая шесть полностью заполненных страниц, дважды проверив и убедившись в том, что точно всё скопировал, а затем с полным удовлетворением закрыл тетрадь. Завтра первым делом, когда он придет в школу, то побежит в музыкальный класс и сыграет их, если тот будет открыт с утра. Ну, или ему придётся подождать до обеда. Он сунул тетрадь с похищенными нотами в рюкзак и накинул его на плечо. Посмотрев на часы на запястье, Луи заметил, что было уже около семи часов, и это не так уж поздно, потому что прошлой ночью он находился здесь дольше, и дома никто не заметил, так что… Он решил исследовать ещё одну комнату, прежде чем уйти. Луи как можно тише закрыл дверь в музыкальную комнату, боясь хотя бы одним громким звуком разрушить эту воображаемую магию безмятежности, и отправился дальше к следующей двери, словно та была ещё одним сундуком с сокровищами. Это оказалась библиотека, полки которой, казалось, тянулись к самому небу и ломились от выцветших литературных произведений, возможно, викторианской эпохи. Здесь тоже повсюду висела паутина, а в коридоре Луи наткнулся на неё по меньшей мере раз пять. Так что он попытался обойти её, найдя другой путь, и, держа руку перед собой, размахивал ею, чтобы обезопасить себя от встречи с неприятной липкой вещью. Он прошел вглубь комнаты и увидел причудливый круглый стол, перо и забытый… дневник в кожаном переплёте? — Нет, я не могу, — прошептал он, считая, что, должно быть, сходил с ума, раз считал себя виноватым больше за чтение чужих нотных записей, чем за личный дневник. На секунду он возомнил себя истинным музыкантом. Конечно, он даже не знал, был ли это на самом деле дневник, так что проверить не помешало бы, верно? Луи пообещал себе, что если это всё-таки окажется личным дневником, то тут же его закроет. Немедленно. Томлинсон медленно зашагал к столу, выдвинул стул и сел так, чтобы ему было удобно открыть книгу и оставить ее в том же положении, в котором она лежала, чтобы хозяин ни о чём не догадался. Парень развязал кожаную тесьму, осторожно открыл его и посмотрел на аккуратно выведенные слова, которые были подозрительно схожи с почерком музыканта. 24 декабря, Бесконечный 17… год Независимо от дистанции и скорости, с которой я её преодолеваю, я все равно бездумно двигаюсь по кругу. И вижу его. Он бесконечно кружится в торнадо из листьев, соблазняя станцевать и погрузиться в обманчивые объятия ночи. Что это за отвратительные и печальные видения! Увы, теперь я не блуждаю бесцельно по улицам, чтобы не истязать себя до безумия видимыми, слышимыми и почти осязаемыми образами его, которые, как проклятие, переполняют мой неспокойный разум из-за бесконечной памяти. В каждой сияющей звезде на моем одиноком небе, в каждом дрожащем мерцании пламени свечи, в каждой частичке света моей жизни он стоит рядом, и одновременно так далеко, что тьма не может коснуться его. Его сияние нельзя ни стереть, ни поглотить чернотой, потому что, если бы моя единственная любовь была со мной, он бы этого не допустил. Но теперь я один несу эту неподъёмную тяжесть, наполненную неописуемой болью одиночества, потому что я последнее живое существо в этом мире. Страна, в которой каждый может найти покой, находится не так далеко от этого грязного клочка нашего существования. Но ни часть земли, ни время не способны ускорить забвение, что я так позорно жажду. Я тот, кто не достоин этого убежища и никогда не найдёт его. Луи услышал резкий звук и чьё-то движение наверху, поэтому тут же захлопнул дневник и перевязал её ремешком. Ему нужно уйти отсюда прямо сейчас. Парень, словно безрассудный камикадзе, создал слишком много шума, когда выбирался из особняка, и не понимал это до тех пор, пока благополучно не добрался в темноте до своего велосипеда и не схватился за холодный металл руля. Он подпрыгнул, попытавшись сохранить равновесие, сел на него и, крутя педали двумя ногами, стал спускаться по холму, на который ещё несколько часов назад едва мог забраться. Будь проклята его чертова лодыжка. Ночной воздух холодил кожу, и вдруг Томлинсон, задыхаясь от чистого ужаса, вспомнил, что оставил свою чёртову куртку на долбанном фортепиано. Луи мог только от души поблагодарить маму за то, что у нее не было привычки вышивать имена на подкладке, так что никто на него и не подумает, но всё равно ужасно неудобно… Правда же? Его разум был зациклен не только на эгоистичных заботах, но и на последних словах, которые он прочитал в дневнике. Сначала он подумал, что автор, музыкант и хозяин особняка — один и тот же человек. Однако фраза «Бесконечный 17… год» явно намекала на восемнадцатый век, единство было невозможным. Тогда почему музыкальная пьеса, которую он скопировал себе в тетрадь, была так пугающе похожа почерком и формулировками? И что до смешного старый дневник делал на столе? Для чего он там лежал? Уж не для того, чтобы разбить и без того хрупкое сердце Луи? Перед глазами все расплывалось из-за слез, он попал на скользкий и сырой путь болезненно режущих чувств. Это были настолько негативные эмоции, что бедный писатель, похоже, находился в глубокой депрессии, раз однажды ночью написал эту красивую трагедию. И то, как таинственный человек столь чувственно выражал свою вечную любовь к другому мужчине, поразило Томлинсона до глубины души. И хуже всего было то, что он похоже изливал свое горе — как будто объект любви мужчины не просто покинул его, но и покинул этот мир. Но особенно выделялась одна из строк, где автор зачеркнул слово «живой», называя себя последним существом в мире. Неужели его боль настолько разрушительна, что он больше не может назвать себя живым? — Простите, — сказал он давно умершему автору, набирая скорость, потому что сейчас ему отчаянно хотелось уйти от этой боли как можно дальше. — Мне очень жаль.

***

Как только солнце зашло за линию горизонта, Гарри в очередной раз проснулся от своей временной смерти, похожей на сон, и сразу же почувствовал в доме кровь. Он не знал, было ли это благословением или проклятием. Гарри ждал, когда успокоится достаточно, чтобы встретиться с этим соблазнительным сосудом крови и не впиться ему в шею. Но у него не было сильной веры в себя, память о том, что кровь сделала с его телом, врезалась в мысли и разожгла желание. Вернув над собой контроль, он последовал к лестнице, освещая путь зажигалкой Zippo. Он хлопнул дверью люка, когда расправил тяжёлый ковер, но опрометчиво забыл о том, какие ужасные звуки при этом издавал, однако понял это тогда, когда этажом ниже услышал бешеную, похожую на карабканье кролика, суматоху. Он напугал человека. — Чёрт, — выругался он от разочарования, но, несмотря на неконтролируемую панику человека, не свернул с намеченного пути. Он хотел хотя бы мельком увидеть его. Но, к сожалению, человек находился там, откуда было просто и быстро добраться до входных дверей, и покинул особняк раньше, чем Гарри добрался до второго этажа. Он улыбнулся про себя, услышав поспешно хлопнувшую входную дверь. «Бедный кролик». Стайлс спустился на первый этаж и почувствовал в воздухе стойкий запах мальчика. На этот раз это была не кровь. Он последовал за ним, завернув за правый угол и направившись в музыкальную комнату. Его позабавило, что у мальчика хватило смелости начать исследование, пока он дремлет, как монстр, под половицами. Войдя в комнату, которая, казалось, была все еще согрета теплом тела мальчика, его взгляд упал на пол. Пол, заваленный нотными листами не менее как трех недель назад, был в безупречном состоянии, а ноты были сложены и поставлены на нотную стойку у фортепиано. Это его, мягко говоря, заинтриговало, но кое-что удивило его сильнее. Забытая куртка. Взяв ее и поднеся к лицу, он глубоко вдохнул, напевая от удовольствия, как одержимый гоблин. Сильный аромат мальчишки был идеальным дополнением ко вкусу его крови, и вампир едва мог справиться со всем этим. — Что случилось на этот раз? — сонно спросил Мартин. — Он вернулся, — проворчал Гарри, садясь за пианино и с подозрением глядя на собственную музыку, которая была собрана в аккуратную стопку и рассортирована. Но для чего? Возможно, когда-нибудь он поблагодарит мальчишку за всё, что тот делал, особенно за несколько капелек его крови, если тот вдруг вернется. Похоже, человеку потребовалось по меньшей мере десять минут на то, чтобы навести здесь идеальный порядок, тогда как Стайлс справился бы со всем этим за пару секунд. Он вздохнул и направился в библиотеку, взял оттуда чистый лист бумаги и ручку, а после зашёл на кухню с курткой в руке. Мужчина сел за стол и нацарапал короткую записку, щёлкнул пальцами, позвав Мартина, и отдал её дворецкому лично в руки. — Возьми. Прикрепи её к косяку двери скотчем или приколоти — мне всё равно, — сказал он, пожав плечами, и Мартин тут же умчался выполнять поручение. Гарри поднёс куртку к лицу и сделал ещё один глубокий вдох, решив оставить её себе: расставание с ней казалось ему трудной и бессмысленной задачей. Он отнес её обратно в музыкальную комнату, где и нашёл, и решил остаться там на всю ночь, до самого рассвета. — Может быть, на этот раз я закончу Vie à L’Intérieur.