Четыре сезона. Записки влюбленного.

Я влюбился в тебя еще в старшей школе. Ты, возможно, и не помнишь этого, но я помню каждую мелочь, каждое мгновенье, каждый твой взгляд и движение. Ведь в тот день я по-настоящему начал жить. Прежде, чем узнать тебя, у меня была на удивление для школьника серая и скучная жизнь. Мать заставляла учиться тем, что угрожала рассказать отцу про мои «успехи». Но я усердно сопротивлялся её угрозам, потом отцу, и, в конце концов, унижающему взгляду старшего брата. Я не был трудным ребенком, просто не хотел учиться, это казалось мне скучным и неинтересным занятием. Тогда у меня не было даже хобби, но потом появился ты. Мы учились тогда вместе, по воле случая попали в один и тот же класс. Ты даже не знал о моем существовании. Всегда был веселым и общался абсолютно с каждым, кто пожелает, но не со мной. Я понял, что влюбился на первом же занятии, когда каждый из нас знакомился с классом и рассказывал про свои планы на будущее. Все были ошеломлены твоей речью про «мир во всем мире». Знаю, ты действительно верил, что подаришь этот «мир» людям. Твои мечты были такими же светлыми, как и ты, а улыбка, казалось, предназначена для того, чтобы дарить людям тепло и радость. Эта любовь не была для меня грехом, как подумали бы многие, наоборот, я относился к ней как к божьему дару. Да, я сразу принял ее и осознал все плюсы и минусы моей ситуации. Но все равно, эта любовь стала для меня неким светлым чувством, которым я жил. А ведь я просто наблюдал за тобой. Ты сидел впереди меня через пару парт, и твоя спина всегда была для меня чем-то святым. Я помню, как она напрягалась, когда учитель хотел кого-то вызвать к доске, и помню, как быстро расслаблялась, когда этим кем-то оказывался не ты. У меня не было попыток сблизиться с тобой, да я и думать об этом не смел. Ты был таким недоступным, таким далеким и просто неприкасаемым. Рядом с тобой даже страшно было дышать. Однажды мы оказались в одной очереди, ты стоял позади и дышал мне в затылок. Я все боялся, что ты заметишь, как у меня волосы стали дыбом, и поэтому поднял ворот рубашки. Ты все-таки заметил этот жест, и, обернувшись к своему другу, сказал: «Смотри, какой вампирчик». Я услышал это. Ты говорил обо мне, ты заметил меня. Мои руки тогда так дрожали, что я чуть не уронил поднос с обедом. В моей голове только и вертелось: «Главное - не оборачиваться, главное - не смотреть на него». Это было так волнующе, но ты все равно не помнишь этого. Я уже говорил, что у меня не было хобби. Так вот, семнадцать лет назад моим хобби стал ты. Я бредил тобой, я думал только о тебе, смотрел только на тебя – я изучал тебя, твои привычки, людей, нравившихся тебе, и, конечно, твои вещи. Вскоре я стал собирать все, что было связано с тобой. Однажды ты уронил карандаш, который укатился под другую парту. Ты не поверишь, но я следил за ним весь день, как настоящий сыщик следит за подозреваемым, чтобы, не дай бог, его не поднял кто-то, кроме меня. И после уроков, когда все разошлись, я поднял его с дрожью в руках. Я миллионы раз прокручивал в голове те моменты, когда ты, задумавшись, подводил этот карандаш медленно к своим губам, а потом сам повторял твои движения. Только я это делал с небывалым трепетом и осторожностью, будто в моих руках карандаш становился хрустальным. Он стал первым трофеем для меня, которым ты когда-то пользовался. Еще ты был моей тайной. Я не рассказал о тебе ни единой живой душе. Мне страшно было даже представить о том, что кто-то может узнать о моей странной любви. Но как-то раз моя тайна чуть не была раскрыта. Моя мать в средней школе имела привычку раз в неделю проверять, сделал ли я домашнее задание. Я мог определить по настроению, будет сегодня проверка или нет, поэтому очень часто угадывал эти дни и делал домашнее задание только тогда, когда чувствовал угрозу. Иногда я ошибался, и рядом со мной ставили старшего брата, который должен был проконтролировать выполнение всех уроков, и плюс дополнительные задания в качестве наказания. Брат, конечно, не стоял со мной до двух часов ночи, но всегда проверял конечный итог моих трудов. В старшей школе такие проверки пропали. Их не было долго, пока однажды я не пришел домой около полуночи, промокший до нитки, тем самым разозлив мать. Тогда я следил за твоим свиданием с одной давно надоедавшей тебе девицей. Я просто не мог оставить вас одних, хотя я знал, что не смогу помешать вам. Вы встретились сразу после уроков, ты взял ее зонтик, так как подобает джентльмену и пронес его до самого кафе. Всю дорогу вы о чем-то весело говорили, но мне было неинтересно о чем. Я тихо брел за вами и наблюдал, как расстояние между ее плечом и твоим медленно сокращалось, до тех пор, пока оно совсем не исчезло. Тогда мне не хотелось жить. Хотелось кинуться под машину, чтобы меня переехала первая встречная, а лужи крови размывал идущий дождь. Не хотелось чувствовать ту горечь и боль, за то, что не могу идти с тобой рядом, вот так же просто, как она. Я подождал, пока вы вдоволь насладитесь обществом друг друга в кафе через дорогу. Потом вы пошли к ней домой. Зачем я тогда пошел следом? Я не знаю, наверное, мне просто хотелось знать о тебе все. Я не знаю, чем вы там занимались, но когда ты вышел из ее дома с улыбкой на лице и, поцеловав ее на прощанье, пошел домой, жить мне расхотелось еще больше. Домой я пришел поздно, потому, что мне хотелось побыть одному. Мне было так плохо, что я не мог даже стоять. Я сел под козырек ближайшей остановки и просидел так, пока не понял, что замерз. Тогда я возненавидел тебя. Да, я ненавидел тебя так же сильно, как и любил. Ведь ты не мог быть моим. Я не мог тобой владеть. И, я даже заговорить с тобой боялся. Мне казалось, мой голос вздрогнет, и ты сразу же догадаешься о моих чувствах, казалось, скажу что-то, что тебе не понравится, и ты отвернешься от меня навсегда, что было бы еще хуже. Мне не нравился ни один из вариантов, поэтому я всегда старался держаться в стороне. Я знал, что дома меня ждет разъярённая мать с уже подготовленной лекцией о моей безответственности. Но я не знал, что она захочет посмотреть в мои тетради, как хотелось ей этого раньше. В мои тетради, где все поля были исписаны твоим именем. Мне просто нельзя было показывать этого ей. Потом бы начались расспросы, и, скорее всего, больше из-за того, почему это в моих записях одно и то же мужское имя встречается чаще, чем нужные мне имена научных деятелей. Конечно, я ничего не показал, я просто закрылся в своей комнате и всю ночь стирал раз за разом одно и то же любимое имя с полей. И с каждым разом я будто прощался с частичкой тебя. Ты так легко со всеми общался. Люди всегда собирались вокруг тебя как по волшебству. Твоя харизма действительно магическая – любой рассказ из твоих уст звучал слишком интересно, и никто не в силах был пройти мимо тебя, сидящего на парте и рассказывающего очередную историю из жизни. Как-то настал момент, когда ты начал пользовался популярностью у девушек. Они вились вокруг тебя, как назойливые мухи. Как же они меня бесили: их чересчур укороченные юбки, их расстёгнутые блузки, их руки, лежащие у тебя на груди, их талии, чувствующие жар твоей ладони. У тебя было место, куда ты их водил. О нем знали только те, кому ты залазил под юбку, и, конечно же, я. Там происходило много вещей, таких, которые я не хочу вспоминать, и даже тогда я продолжал наблюдать за тобой с болью на сердце. Я не мог не смотреть, ведь это был ты, тот же любимый ты. Я видел тебя в другом свете, я узнал, каким ты можешь быть с девушкой. Это изменило мои мысли о тебе кардинально. Нет, я не перестал тебя любить и не перестал тебя ненавидеть, просто теперь я хотел дотронуться до тебя. Я не претендовал на тебя, нет, я хотел просто хоть раз ощутить, как это. Как это - чувствовать твое тепло рядом со мной. Я так этого хотел, что просто не мог спать. Я так сильно бредил тобой, что уже просто не мог сдерживаться. Поэтому я стал пристальнее следить за тобой. Чаще проходить мимо тебя и иногда даже задевать плечом. Ты всегда оборачивался мне вслед, но никогда ничего не говорил. А я быстро скрывался из виду – у меня перехватывало дыхание, в то время как плечо горело диким пламенем. Я так зачастил с этим, что мои действия не остались не замеченными. Я увидел, как ты иногда поглядывал на меня. Это было незначительным, до тех пор, пока мы не встретились взглядами. Мне казалось, это длилось целую вечность. Ты смотрел мне прямо в глаза. Человек, которого я любил, за которым следил, о котором думал днем и ночью, смотрел на меня с интересом. Я не отводил взгляд до конца. Это было похоже на битву. Мы, проучившиеся в одном классе половину семестра, не знакомые друг другу люди, впервые встретились взглядом, и… и ничего. Ты даже не улыбнулся, не кивнул в знак приветствия, не махнул рукой. Мы просто смотрели друг на друга некоторое время, и это не должно было ничего значить. Но я в то время придавал значение любому твоему движению. И мне, правда, показалось, что я тебя заинтересовал. После этого ты стал чаще смотреть на меня. Между нами как будто появился секрет. Мы не разговаривали друг с другом, мы могли только смотреть. Иногда я делал вид, что не вижу твоего пристального взгляда, особенно, когда ты находился среди друзей. Вы вечно о чем-то болтали, но когда ты затихал, ты поворачивался в мою сторону и наблюдал за мной. Сперва я думал, что ты догадался обо всем, но ты так и продолжал молчать. Тогда я был самым счастливым человеком в мире. Ты не представляешь, как билось мое сердце в те короткие моменты. Его, наверное, слышал весь класс. Но мое лицо никогда не выдавало ту бурю, что творилась у меня внутри, и мы всё так же продолжали наши молчаливые стычки взглядами. Я не любил занятия физкультурой, я любил спорт, только когда им занимался ты. Чтобы пропускать занятия, мне всего лишь нужно было притвориться больным, либо не выспавшимся, учителя меня не трогали. Им вообще было все равно. Тогда я приходил в класс и садился у окна, я смотрел, как ты выполняешь всяческие упражнения. Ты всегда так старался, и я до сих пор не понимаю почему. Ты как будто соревновался с самим собой, каждый раз пытаясь превзойти себя вчерашнего. Еще я мог подойти к твоей парте и сесть за нее, облокотиться на спинку стула, лечь на стол и представить, как ты сидишь за ним. Часто я находил в парте твои вещи. Больше всего я любил твои рубашки, они пахли тобой. Я клал их на стол, а сам ложился головой сверху и мог лежать так до конца занятия. Прости, однажды я забрал одну из твоих рубашек. Это вышло случайно. Я все так же лежал на ней и думал о тебе, когда услышал хлопок закрывающихся сёдзи. Я резко вскочил с места, но в классе никого не было. Я перепугался и быстро схватил твою рубашку, чтобы кинуть ее себе в сумку. Мне показалось, что меня точно кто-то видел. Первое, что пришло мне на ум, так это поспешить домой. Я собрал все свои вещи и ушел. Потом, конечно, позвонили матери, узнать, как я себя чувствую, она была удивлена и опять приходила ко мне с расспросами. А я сидел в комнате и мучился, думая о том, что я натворил, и что впредь мне следует быть осторожней. На следующий день ко мне никто не подошел и не предъявил своих претензий. Никто не тыкал в меня пальцем и не обзывался. Все было как обычно. На меня по-прежнему не обращали внимания. Значит, прошлым днем всё было лишь моим воображением. Тогда почему весь день у меня было странное чувство, что все равно что-то не так. Сидеть на уроках теперь было совсем иначе, и перемены теперь казались слишком долгими. На следующий день то же самое, и на следующий тоже. Я долго не мог понять, что же изменилось, а потом до меня дошло. Причина была в тебе… ты… ты перестал на меня смотреть! Осознание этого окатило меня как холодным душем. Неужели я успел привыкнуть к этому? Так привыкнуть, что чувствовал теперь себя неуютно. Это ты меня видел, тогда, в классе. Но тогда ты бы сказал мне, поднял шум, обвинил бы в воровстве, или я стал тебе настолько противен, что ты даже связываться со мной не захотел? Ох, моему гневу не было предела, я приходил домой и крушил все, что попадалось под руку. Я ненавидел себя за столь неосторожные действия. Я лишил нас нашего секрета. Ты забыл про меня. И все по моей вине. Но потом это помогло мне осознать, что я хочу твоего внимания, что теперь без тебя, без твоих пристально смотревших на меня глаз, мне не хочется жить. Нужно было как-то привлечь твое внимание снова. Но как? Ведь ты и я так далеко друг от друга. Мы как будто стояли на противоположных берегах бушующей реки. Но только я смог бы кинуться к тебе напролом, невзирая на сбивающее с ног течение. И я решил, что сделаю это. Хотя бы попытаюсь. Решение проблемы само пришло ко мне в руки под видом одной особы, которая тащилась за мной еще со средней школы. Она была надоедлива, но не так глупа, как остальные. Я знал, что она еще не побывала в твоем укромном месте, и я знал, что было время, когда ты хотел заполучить ее. Это была отличная возможность. Случилось все на большой перемене, она подошла ко мне, как обычно просто, и без всякой надежды на мое согласие, спросила: – Саске-кун, у меня тут есть два билет в кино… – Я согласен. Я не дал ей договорить, ответив четко и громко, так, чтобы ты отвлекся от своих дружков и непременно услышал меня. Ты услышал меня. Даже больше – ты посмотрел на меня, да еще так, как не смотрел никогда раньше. На твоем лице было удивление. Наконец-то хоть какие-то эмоции в мою сторону. Я смотрел тебе в ответ, не обращая внимания на радующуюся рядом девушку. Тогда я видел только тебя. Я имел неосторожность улыбнуться в знак победы над тобой. Я знаю, тогда ты прекрасно меня понял. Откуда у меня было столько смелости? Я без понятия. Тогда твои брови поползли вверх с небывалой скоростью, и я окончательно убедился, что ты меня не забыл. Мы сходили в кино, но я даже не помню, о чем был фильм. На следующий день в школе ты снова смотрел на меня. Снова цеплял меня взглядом, только теперь ты быстро отворачивался, чтобы потом повернуться обратно. Я боялся, что ты снова потеряешь ко мне интерес. Боялся потерять те минутки счастья и волнения в моей жизни. Но этого не случилось. Мы вернулись к нашим переглядываниям и продолжали жить, как и жили до этого. В те дни произошел еще один момент, который так же ярок в моих воспоминаниях, как и все остальное. Я в очередной раз следовал за тобой. Ты шел в компании четырех друзей. Вы что-то бурно обсуждали, после каждой фразочки одного из них ты начинал громко смеяться, и каждый раз я невольно вздрагивал позади. Я обожал твой голос. Для меня он был прекрасней любой музыки. Я хотел слушать его, я хотел быть в курсе всего, что с тобой происходило, я хотел знать, о чем вы говорили, что заставило тебя так рассмеяться. Вы куда-то собирались уходить и поэтому разбрелись по углам переодеть сменную обувь. Ты справился быстрей всех и стоял в ожидании друзей. Они не заставили тебя долго ждать, и вскоре ваша беседа возобновилась. Я думал, что мне повезло, так как вы стояли возле моего шкафчика с обувью. Я решил, что мне тоже стоит переобуться, и, когда я это делал, кто-то тебя толкнул. Ты не удержал равновесие и упал прямо на меня, я упал на пол. Я чувствовал тяжесть и тепло твоего тела на себе, и твое дыхание. Ты был таким перепуганным, ты начал извиняться и опираться на мои ноги, чтобы встать. И когда ты, наконец, встал, я даже не посмотрел в твою сторону, медленно собрав свои вещи и надев ботинки, я ушел прочь от любимого тебя и твоих друзей. Закрывая входную дверь, я услышал, как они говорили: «Какой-то он странный». Тогда, дома, я прокручивал миллионы раз, как ты падал на меня, как ты лежал на мне, как ты говорил что-то мне. Мне. Ты говорил впервые со мной. Я чувствовал твои руки на моих ногах еще долгое время. Они как будто были раскалёнными и оставили жгучий след на моих бедрах. Ты и этого совсем не помнишь. Но я не виню тебя, ведь ты совсем ничего не знал обо мне. Я продолжал любить тебя, в полном одиночестве, втайне от всех. Спать в обнимку с твоей рубашкой, и неважно, что она уже пропахла мной, она все равно оставалась твоей. Когда у меня совсем не оставалось сил терпеть тоску, которая, как по расписанию, каждый день проникала в мое сердце, я надевал мою драгоценность. Так я узнал, что ты был чуть больше меня. Ты и до сих пор больше меня. По ночам я представлял тебя в классе: как ты сидишь за партой, как ты смеешься, как ты смотришь на одноклассников, на меня. Иногда мои фантазии доходили до того, что ты подходишь ко мне и что-то спрашиваешь. Это было таким невообразимым блаженством, что мне было стыдно об этом думать. Но тогда по ночам я не знал, что однажды такое случится, и ты вот так вот просто подойдешь ко мне: «Саске, верно? Учитель сказал, что ты сможешь мне помочь с английским. Будь добр, а? Я не останусь в долгу». Я тогда так растерялся, я не знал, что нужно ответить. Как мне ответить тебе так, чтобы ты ничего не узнал, ведь мне казалось, что любое движение в твою сторону, даже слово может выдать меня и все мои мысли. Поэтому тогда я даже не посмотрел на тебя, а мне ведь так хотелось. Я смотрел на твой жилет и боялся поднять голову, не дай бог, я встречусь с тобой взглядом так близко. Я молчал очень долго, я не мог подобрать слов. Но мне нужно было что-то ответить: – С чего бы это мне тебе помогать? Почему я был таким грубым? Почему я так тебе ответил? Я был так глуп. – Слушай, просто объясни мне последние пару тем, и я куплю тебе обед, ладно? – Мне ничего не нужно. Я сделаю это только потому, что так сказал учитель. Сегодня, после уроков, жди меня в библиотеке. Я даже не дождался твоего ответа, я поспешил в коридор, чтобы хоть немного глотнуть воздуха. Мне казалось, я все это время не дышал. Ты был так близко, стоял рядом со мной и так легко разговаривал. Я хотел провалиться сквозь землю, лишь бы ты не видел, как я был смущен. Ты, конечно, так и не увидел. Ты никогда не отличался особой прозорливостью, и мне это было только на руку. Но вскоре меня ждало кое-что пострашнее. Я должен был заниматься с тобой. А ведь это будут не пять минут разговора. Я не представлял, как я смогу сидеть подле тебя и иметь возможность что-то тебе говорить. Я не знал, как мне себя вести. Все было так сложно. Нужно ли мне быть строгим, или, может, наоборот, более лояльным. Можно ли смотреть на тебя, улыбаться тебе или же делать вид, что ты мне абсолютно безразличен? Я, конечно, выбрал последнее. Когда ты пришел в библиотеку, я наблюдал за тобой из-за книжных полок. Меня не было видно, но ты все равно оглядывался по сторонам, даже когда прошло минут двадцать, ты продолжал меня искать. Ты был немного обеспокоен, поэтому крутил в руках карандаш, так ты обычно делал на контрольных. А я все это время не мог собрать всю свою смелость и подойти к тебе. Ты был так близко и так далеко. Когда я все-таки подошел ты проговорил что-то вроде: «Чего ты так долго? Я тебя целую вечность жду». На что я смог только хмыкнуть, сесть на стул и достать нужные учебники. Честно говоря, я не понимал, почему учитель выбрал именно меня. Я очень хотел спросить, но, естественно, не мог. У меня оценки были не лучшими в классе, но и не худшими. Скажем так: они были выше среднего и выше, чем у тебя. Учителя мне постоянно твердили, что я бы мог разобраться в любой теме, мне нужно было только захотеть. Но такого желания у меня никогда не появлялось, до тех пор, пока я не начал заниматься с тобой. Ты назвал мне тему, я открыл нужную страницу и просто начал говорить. Ты не перебивал меня. Ты слушал и что-то записывал. Ты не задавал вопросы и не перечил, а просто тихо сидел. Не хватило бы и тысячи слов, чтобы описать то, что творилось у меня внутри. Я был и счастлив, и смущен одновременно. Мои мысли занимал только ты, сидящий рядом. Я не понимал, как вообще мог что-то нормально тебе рассказывать, я чувствовал себя роботом. Я боялся пошевелиться, я не смел на тебя смотреть. А еще я думал, что ты можешь слышать, как быстро бьется мое сердце. Иногда, краем глаза я замечал, что ты смотришь на меня. Так близко. Я тратил все свое самообладание на то, чтобы не повернуться и не посмотреть в ответ. Нельзя, чтобы ты узнал. Нельзя было нарушать дистанцию. Но тогда я не знал, что первым, кто ее нарушит, будешь именно ты. Наши совместные занятия проходили все по той же схеме. Ты приходил раньше, а я смотрел на тебя. Потом они проходили в твоем безмолвии и моем говорливом безразличии. Я вообще не понимал, почему ты до сих пор приходил на них. У тебя же всегда было так много разных развлечений. Неужели из меня тогда был и вправду не плохой учитель. Но на четвертом уроке все должно было измениться, и так задумал именно ты. Когда я рассказывал, какие неправильные глаголы ты должен повторить, вдруг перед моим лицом появилось твое: – Эй, скажи, почему ты никогда на меня не смотришь? Я тебе так сильно не нравлюсь? Знал бы ты, как сильно ты мне нравился. Хотел бы я тебе все рассказать. Но как? Тогда моему удивлению не было предела. Твое лицо было так близко, что я смог рассмотреть даже маленькие морщинки вокруг твоих глаз. – Я просто предпочитаю не отвлекаться на ненужные мне вещи. И я закрыл глаза, лишь бы не смотреть на тебя. – Эх… Значит, таки не нравлюсь. Скажи, а почему я тебе не нравлюсь? Ты облокотился на стул, и я почувствовал облегчение. – Тебя это не должно волновать. – Но я сам не понимаю, почему меня это волнует. Ты тогда сказал такие вещи, что мне хотелось взлететь. Значит, я тебя волную и не просто волную, тебя беспокоит то, что я думаю о тебе. Я был так счастлив. В голове не осталось ничего. Я тебя волновал. Это немыслимо. Это было невероятно. Мне кажется, что тогда я даже вспотел. Мне было ужасно жарко. Я не мог дышать. – Саске, я хочу изменить твое мнение обо мне. И ты снова посмотрел на меня. Ты смотрел на меня с вызовом. Видно, тут в тебе говорил твой азарт, твой дух соревнования. И я решил принять твой вызов, и, наконец, посмотреть на тебя. – Я не говорил тебе моё мнение о… – Тогда я заставлю тебя его сказать. – Попробуй. – Я это сделаю, можешь во мне не сомневаться. Я не сомневался. Ведь уже тогда я любил тебя и боготворил как самое прекрасное создание в этом мире. Ты был для меня совершенным, все, что ты делал, было прекрасным и правильным. Всё, что ты говорил, было таким интересным. Я так думал о тебе, но ты не знал. Ты не знал и хотел что-то мне доказать. Я был очень счастлив тогда. – А еще мне кажется, что ты мне врешь. Верно, Саске? Я отвернулся. Нет, ты ведь ничего не знал. Тебе казалось, всего лишь казалось. В тот день твоя улыбка подарила мне надежду. В тот день я полюбил тебя еще больше. На следующее утро ты внезапно подошел ко мне и поздоровался, как с обычным другом. Вот так просто. Удивлен, кстати, был не только я, но и твои друзья тоже. Они все расспрашивали тебя обо мне и что это было. Честно говоря, мне тоже было интересно «что это было». Так ты стал чаще смотреть на меня, и к тому же при этом улыбаться мне. Я все так же отмалчивался и делал вид, что мне все безразлично и неинтересно. Но потом я кое-что узнал. Учитель как-то попросил меня отнести его бумаги в учительскую. Я имел неосторожность сказать, что наши с тобой занятия проходят успешно. На что он ответил: – Какие занятия? И даже после того, что я ему рассказал, он не понимал, что я имел в виду. И утверждал, что ничего тебе не говорил, и что у тебя нет особых проблем с английским. Вот тогда я действительно запутался. Что это все значило? Ты мне соврал? Но зачем? Ты хотел посмеяться надо мной? Мне было больно и очень обидно. Я так любил наши занятия, я думал, что сама судьба была благосклонна ко мне и позволила побыть с тобой рядом. Но это было не так. Ты просто хотел надо мной посмеяться. Все это время ты сидел рядом и притворялся. Врал мне. Так наши занятия закончились. Ты был взбешен, ну конечно. Ты не понимал, что случилось. Почему я не пришел. Интересно, ты долго меня ждал? Мне даже смотреть на тебя не хотелось. Ты поймал меня в одном из коридоров за руку и оттащил в безлюдное место. Мою руку, ты держал мою руку. Но к чему эти разборки? – Что случилось? Почему ты вчера не пришел? – Отстань от меня. – Саске, скажи мне. Руку жгло. Так приятно. Хотел бы я так стоять вечно, но только не в таком состоянии. – Забудь, мне нечего тебе объяснять. – Саске, что случилось? Мне все еще нужна твоя помощь. – Как оказалось, нет. – Господи, ты можешь хоть раз со мной нормально поговорить. И ты отпустил мою руку, но только для того, чтобы ударить ею об стенку позади меня. Ты что, так сильно злился? Почему? Я ведь всего лишь жертва твоего вранья. Я никогда тебя таким не видел. Я тебя разозлил. Мне было приятно, что я хоть что-то могу заставить тебя почувствовать. Я понимал, что хочу убежать от всего этого, что не хочу услышать от тебя того, чего больше всего боялся. Но как я мог сопротивляться пристальному взгляду твоих глаз? – Я говорил с учителем, он сказал, что в моих услугах ты не нуждаешься, и, как оказалось, не нуждался вообще. С сегодняшнего дня можешь больше не приходить в библиотеку. Надеюсь, ты достаточно повеселился. Я развернулся и ушел. Я не стал слушать, что ты хотел мне сказать. Я боялся. Мне было плохо. Я потерял то, что было дорого мне. Наши встречи в пустой библиотеке. Они были такими необычными. Мы всегда были одни. Я был наедине с тобой так много времени. Ты смотрел только на меня. Я любил смотреть, как ты выполняешь мои задания, смотреть, как ты пишешь. Интересно, ты замечал это? Заметил ли ты, какое несчастное лицо у меня было, когда я от тебя уходил? Я потерял время, которое мог проводить с любимым, и это все, о чем я мог тогда думать. На следующий день ты буквально сверлил меня взглядом. Я старался избегать тебя, как только мог. Но ты все равно подловил меня. В столовой, когда я обедал. Ты сел напротив меня и начал говорить: – Саске, послушай, ты все не так понял. – Я понял все так, как оно есть. Забудь меня, Узумаки, и больше никогда не подходи ко мне. – Прекрати! Что это? Ты повысил на меня голос? С каких это пор ты выходишь из себя? Не мог поверить в то, что я могу на тебя так влиять. – Просто подожди меня сегодня после занятий возле школы, ладно? Я прошу тебя. Я тебе все объясню. И ты ушел. Оставил меня в недоумении и с вновь возрождающейся во мне надеждой. Только я боялся думать, на что же я надеюсь. И что будет, если моя надежда напрасна. Я пришел. Я подождал тебя, как ты и просил. У меня в руках был раскрытый зонт. Ты медленно подошел ко мне, взял его в свои руки, и сказал: – Давай, я понесу. Ты коснулся моих пальцев. Мне показалось, что ты задержался на них чуть дольше, чем нужно было. «Я люблю тебя» – мне хотелось это сказать в тот момент. Но ты двинулся вперед, а я последовал за тобой, не сказав ни слова. Я вспомнил то, как ты шел когда-то так с девушкой. Ты опять был джентльменом, даже рядом со мной ты оставался таковым. Я знал, куда мы идем. Мы шли по направлению к твоему дому. Я много раз тут ходил, и знал эту дорогу как свои пять пальцев. Иногда я приходил к твоему дому даже на выходных, так я мог чувствовать, что ты ближе. Так мне не было слишком тоскливо. Я мог наблюдать за твоими окнами часами, в надежде на то, что ты хотя бы промелькнешь в них. А теперь я не мог поверить, что ты ведешь меня туда. Все было, как в мечте. Мы шли молча. Я немного позади тебя: смотрел на твою спину, твои плечи, твои лопатки, шею, немного мокрые волосы. Как же я любил все это. Я не заметил, как мы пришли. Ты открыл дверь, и, разуваясь на ходу, проговорил: – Заходи, вон моя комната, можешь подождать меня там. Я подошел к двери, на которую ты указал. Я не мог заставить себя ее открыть. Я не мог поверить, что вообще стою напротив нее. Мне было страшно. Комната не была чем-то особенным, но для меня она была священным местом. Ты же жил в ней. Там было все то, что ты любил, что тебе было нужно. Я смотрел и смотрел. Поглощал всё глазами. Я вдыхал воздух, как утопающий. Все пахло тобой. Любимым тобой. Я дал себе слово, что не забуду этот момент никогда в своей жизни, что бы ни случилось потом. Когда я сел на твою кровать и хотел уже положить руку на одеяло, что бы погладить его и ощутить то, что прикасается к твоей коже каждую ночь, ты зашел в комнату. Я вскочил как ошпаренный. Это не осталось незамеченным: – Не волнуйся, можешь сидеть, где душе угодно. У тебя в руках был поднос. Ты сделал нам чай. Ты поставил его на журнальный столик и потом сел на татами возле него. Я сделал то же самое. Мы сидели и опять молчали. Я не знал, что мне говорить, это ты меня притащил к себе домой. Это было так странно, сидеть у тебя в гостях, в одной комнате рядом с тобой. Я чувствовал, что тебе тоже неуютно, что ты хочешь что-то сказать, что-то сделать, но не решаешься. И чувствовал, что напряжение росло, я не смел даже шевельнуться. И только тогда, когда я потянулся за чашкой, ты перехватил мою руку и потянул меня на себя. Я упал сверху. Сердце выскакивало из груди. Господи, я не знаю, как оно тогда вообще не остановилось. Я забыл, как дышать. Твои руки обнимали меня. Твои глаза смотрели на меня. – Саске. Это все, что я тогда услышал, потому, что мой разум был затуманен, он был заполнен только тобой, только тем, что же тогда происходило. – Саске, прости, что обманывал тебя. И прошу, не говори больше так. – Не говорить чего? – Не говори, чтобы я забыл тебя. Я не хочу этого делать. Я не знал, что тебе ответить, что я мог вообще ответить в такой ситуации? Мы лежали так еще некоторое время. Я скатился на бок, и ты уложил меня на свою руку. Все это время я боялся открыть глаза. Я боялся, что это будет всего лишь сон. Я не мог сопротивляться даже тогда, когда ты начал перебирать мои волосы. Я так ничего тебе и не ответил. Слова были не нужны. Нас прервал телефон, с одной стороны я проклинал того, кто осмелился тебе позвонить в такой момент, а с другой благодарил его, потому как я просто не знал, что мне делать дальше. Я ведь видел, что ты был более чем серьезен. И я до конца не мог понять, что это все значило. Пока ты говорил, я поднялся и направился к выходу. Ты увидел это и сильно забеспокоился. А я же сильно спешил: – Мне пора домой. Ты не успел договорить, а я уже закрывал входную дверь. Я думал, что не иду, а бегу домой. Мне казалось, за спиной выросли крылья. Я даже не слышал, что ты кричал мне вслед. Я просто хотел поскорее оказаться в месте, где нет никого, и насладиться моим счастьем. Перед уроками следующего дня ты окликнул меня на полпути к школе. Я остановился. Ты прошел мимо меня, но остановился, чтобы прошептать: – Ты забыл кое-что у меня дома. Не хочешь сегодня зайти и забрать? Намек я понял, и те взгляды, что ты посылал мне весь день. Ты тоже ждал конца дня. Мы встретились на том же месте. Мы опять ничего не говорили друг другу, только теперь мы почему-то очень спешили. И я понял, почему, только когда за нами закрылась входная дверь. Ты толкнул меня к стене, я ударился затылком, но это было уже не важно, потому, что ты уже целовал меня. Ты держал мое лицо в своих руках. Я не мог сопротивляться, я не хотел сопротивляться. Я начал потихоньку сползать вниз, и ты сполз вместе со мной. Ты, наверное, сошел с ума, потому, что это не можешь быть ты. Ты не мог целовать меня. Я не понимал, что делаю, все стало таким не важным. Я мог думать только о твоих губах и только о твоем шершавом языке. У тебя во рту было так горячо. Сколько мы так целовались? Я не знаю. Минут двадцать? Полчаса? Час? Мне было все равно. Я хотел, чтобы это не заканчивалось никогда. Но всему приходит конец. Когда ты оторвался от меня, ты улыбался, как идиот. Как маленький ребенок, получивший то, чего так давно хотел. И только сейчас я знаю, что так оно и было. Мы посидели так еще немного, с красными губами, запыханные. Мне было хорошо. Ты держал мою руку и нежно поглаживал кончиками пальцев мою ладонь. Я молча смотрел на это. – Я думал, что мне кажется. Я так рад. Ты проговорил это, не отводя глаз от наших рук. Ты улыбался. Ты был счастлив.