Годунова на царство?

Зеркало в полный рост отражало высокого статного мужчину с благородной осанкой. Выглядел мужчина при этом так, будто вовсе и не обязан отражаться ни в каких зеркалах: длинные темные волосы с благородной проседью, старинный камзол, черный плащ с алой подкладкой, внушительные когти, мертвенная бледность лица, кровавые глаза и — самое главное — острейшие клыки, торчащие из-под верхней губы. Каждый гражданин, знакомый с поп-культурой в тех или иных ее проявлениях, немедленно опознал бы в бледном вампира и задался закономерным вопросом: но как же зеркало? Всем известны сложные отношения между бессмертными кровопийцами и отражающими поверхностями. В любом случае, вопреки всем расхожим мнениям, вампир преспокойно глядел на себя в зеркало. Быть может, даже и чеснок, и осиновый кол его не брали тоже. Опять же, никого, похожего на Ван Хельсинга, поблизости не наблюдалось, и вампир преспокойно крутился перед зеркалом, поправлял длинный, путавшийся в ногах плащ, раскладывал по плечам волосы. Потом, придвинувшись ближе, нахмурил смоляные брови и поскреб когтем бледную щеку — то есть всячески был озабочен своей внешностью. Следом чудовищный неканонный вампир сделал еще более нелепую вещь: приосанился, выпятил грудь, блеснув темным золотом тисненого узора на камзоле, и хорошо поставленным голосом пропел: — О праведник, о мой отец державный! Воззри с небес на слёзы верных слуг И ниспошли ты мне священное На власть благословенье: Да буду благ и праведен, как ты, Да в славе правлю свой народ...* Что по мнению постороннего зрителя не лезло бы уже ни в какие ворота. Однако посторонних зрителей здесь не было. Вампир, поющий партию Годунова, был в помещении абсолютно один. И, если немного отвлечься от загадочного кровососа и оглядеться, становилось понятно, что помещение это есть гримерка. Неаккуратно разбросанные вещи, несколько столиков с зеркалами, кучи всяких кисточек, палеточек и баночек, явно предназначенных для наведения волшебства с целью заморочить зрителя и заставить его на два часа видеть вместо обычного человека самого настоящего вампира. Да кого угодно, в общем-то! Зачем ограничивать свое воображение одними только кровососущими бессмертными обитателями сумерек и румынских замков? Между тем в дверь постучали, и вампир слегка вздрогнул от неожиданности. — Иван Геннадьевич, извольте пожаловать на сцену, — раздался громкий голос. — Ваш выход через пять минут. — Иду, голубчик, — вполне миролюбиво отозвался вампир Иван Геннадьевич. Он снова приосанился, надменно вздернул породистый подбородок, широким жестом закинул край плаща на плечо и произнес, обращаясь к своему отражению: — Что ж, граф, нас ждут великие дела. Идемте же! И пафосно удалился. Его отражение слегка задержалось, зловеще ухмыльнулось и растаяло в темной глубине зеркала, как и положено ему было сделать изначально. * Опера «Борис Годунов» М. П. Мусоргского по одноименной трагедии А.С. Пушкина