***
Стоя перед жеребцовой левадой, Джисон наблюдал за стоящим поодаль от табуна Аббадоном, пока остальных коней поочерёдно отводили в конюшни. — Почему он вообще гуляет с жеребятами в таком возрасте? — Сложно сказать. Для жеребца-производителя он очень… — на секунду Чанбин замялся, задумчиво почёсав подбородок. — Аккуратен? С малышами, я имею ввиду. С ним здесь сохраняется относительный порядок, да и сам он выпускает лишнюю энергию в активных играх. В противном случае начинает разбирать денник на части. Оно и понятно, без работы-то. Просто в какой-то момент мы поняли, что не справляемся с ним, и оставили в покое до лучших времён. Остальных для удобства перевели в левады поближе, большинство уже проданы. А Бади… Ну, так и живёт среди детей. Не буянит, и ладно. Я пробовал на него сесть недавно, но, как видишь, безуспешно. Таким, как он, нужен свой человек, понимаешь? Или, по крайней мере, кто-то очень настойчивый. Желательно с раннего детства. Но этот момент мы благополучно просрали, так что имеем то, что имеем. Больше таких ошибок стараемся не допускать. Глянь, — Чанбин кинул Джисону одно из заранее подготовленных яблок и направился к воротам левады, громко закричав: — Ха-а-а-аос!!! Бегом к папе!!! Один из стоящих неподалеку от основного косяка жеребцов резко поднял голову, вздёрнув до смешного острые длинные уши, из-за чего мгновенно стал похож на мула. Секунду повсматривавшись в весело машущего руками Чанбина, жеребчик с явным узнаванием радостно затряс головой и рванул в его сторону с таким громогласным ржанием, что Джисона едва не оглушило. В считанные секунды оказавшись у ворот, Хаос резко вкопался в грунт, подняв облако пыли, и задрал голову. Чанбин тут же подкинул яблоко вверх и довольно вскрикнул, когда жеребец ловко схватил брошенный ему фрукт. У Джисона отвисла челюсть. Даже не от того, как ловко Хаос поймал яблоко, сколько от аккуратно откушенной и самостоятельно вложенной в ладонь Чанбина половинки. — О-ох, какой хороший мальчик! Нельзя заглатывать яблочки целиком, да? Хаос быстро прожевал, возбуждённо переступая с ноги на ногу, и забрал оставшийся кусок. «Ну конечно, с едой они всех счастливы видеть,» — угрюмо подумал про себя Джисон. Чанбин пристегнул к недоуздку чомбур и повёл коня в конюшню, безостановочно с ним воркуя. За оставшимися жеребятами пришлось немного погоняться, но вскоре и они оказались дома. Все кроме одного. Оставшийся в одиночестве, молодой жеребец с подозрением наблюдал, как закрываются двери конюшни за последним из жеребят. Когда Джисон шел к леваде, по пути он заметил расставленные вдоль улицы передвижные ограды, которых не было раньше, но только сейчас он понял, для чего они были нужны. Аббадон не ходит в руках. Вообще. Хан уже встречал таких раньше — лошадей с наглухо отбитой психикой, каждый день напоминающих всем вокруг, что они представляют опасность не только для окружающих, но и для самих себя. Каждого из них множество раз пытались отучить срываться с рук и заново оповодить, но каждая такая попытка только больше убеждала упрямых животных в их силовом превосходстве. Они всегда побеждали. И в один прекрасный день они ломали ноги в гололёд или плечи в узких проходах конюшен. И тогда проигрывали все. Когда ворота снова открыли, теперь уже настежь, Джисон невольно отступил назад, хотя и был довольно далеко. Он опустил взгляд на яблоко в своей руке и хмыкнул. «Я эту хуйню кормить не буду.» Тем временем Аббадон вальяжно двинулся к выходу. Сначала шагом, потом перешёл в неторопливую рысь и только у самых ворот сорвался в галоп, пулей вылетев на дорогу к конюшне, двери в которую были предусмотрительно заперты. Замерев на полпути, он закрутился на месте, выгибая дугой шею и громко всхрапывая. Взгляд его заметался по сторонам, а затем остановился на Джисоне. Жеребец широко раздул ноздри и еще раз угрожающе всхрапнул. — Ёпт, а чё я-то сразу? — смешался Хан, и в следующее мгновение выпучил глаза от ужаса, потому что Абаддон сорвался с места и побежал, и не куда-то, а прямо на него. — Да ты чё… Джисон слабо попятился назад, подсознательно понимая, что попытка убежать может стать для него фатальной ошибкой. Стук каждого копыта отдавался дрожью в ногах. Он смог только крепко зажмуриться и выставить перед собой руки, готовясь быть сбитым с ног. Или что там ещё может сделать гипотетический конь-психопат? На просторах интернета полно видео, где агрессивные лошади калечат людей. В рандомный момент хватают конюхов за одежду и играются с ними, как с тряпичными куклами. Откусывают пальцы своим владельцам, топят птиц в поилках и раздирают на части мелкий скот. Но в этот раз нападения не случилось. В один момент всё просто стихло, а Джисон продолжил стоять в оборонительной позе, изо всех сил сжимая яблоко в своей трясущейся руке. И тут горячее дыхание опалило его кожу. Медленно открыв один глаз, Хан увидел, как жеребец недоумённо обнюхивал фрукт. Он что, действительно остановился из-за этого? Если подумать, вряд ли ему часто перепадали угощения. Облегчённо выдохнув, Джисон раскрыл ладонь, протягивая коню яблоко, но Аббадон, судя по всему, не оценил этот жест. Подняв на человека злобный и будто бы даже оскорблённый взгляд, он махнул головой, демонстративно сбив яблоко с его ладони. Кто-то из конюхов свистнул, насмотревшись на шоу, и Аббадон, реагируя на знакомую команду, сорвался с места, пронесясь четко по выложенному оградой пути. Смотря в хвост стремительно удаляющемуся коню, Джисон простоял так еще некоторое время. — Вот пидор… — наконец, отмерев, медленно произнес он. — Правда, он очаровательный? — Чанбин, наблюдавший за произошедшим с самого начала, поднял брошенное яблоко, неловко рассмеявшись. — Не переживай, он со всеми такой. — Я не переживаю, — заторможенно сказал Джисон, явно привирая. Теперь, когда они остались вдвоём и всё вроде бы было в порядке, тревога плавно начала подкатывать к горлу. Наверное, Хан никогда к этому не привыкнет. — Я не… Резко изменившись в лице, Чанбин подошёл ближе, хватая пошатнувшегося парня за плечо. Взгляд у того блуждал, не способный зацепиться за что-то одно. — Ты чего? — растерянно спросил Со, разворачивая Джисона к себе. — Во дела, так сильно испугался? — Нет, — тихо пробормотал Джисон. — Вовсе нет… — это правда, он давно научился купировать приступы подобного рода. Однако в этот раз накрыло так стремительно, что голова почти сразу пошла кругом. Потеряв самообладание, Хан медленно осел на землю, схватившись за грудь. Стук сердца набатом отозвался в голове. — Господи… Чанбин испуганно присел рядом, вцепляясь в Джисона обеими руками. Яблоко плюхнулось к их ногам, покатилось, уткнувшись Хану в ботинок, и тот вздрогнул, всхлипывая в первый раз. — Хён… Я сейчас умру… — Джисон-а, не умирай, пожалуйста! Меня же Минхо убьёт! — запаниковал Чанбин, только добавляя лишней суматохи. — Чёрт… — он притянул парнишку за затылок, прижимая к своему плечу и вслушиваясь в учащённые короткие вздохи. Он совершенно не знал, что нужно делать. Джисон в его объятьях весь словно уменьшился, сжался как продрогший котёнок и вцепился в его руки. — Тебе нужна скорая? Отрицательно помотав головой, Хан сделал глубокий вдох. И ещё один. На самом деле хотелось ответить «да», но он знал, что уже скоро все пройдёт. Нужно лишь убедить в этом себя и перестать быть чёртовой размазнёй. Таки большой уже мальчик. Ощущая как мелко дрожат чужие руки и остро чувствуя необходимость что-то предпринять, сам от себя не ожидая, Чанбин начал медленно укачивать Джисона в своих объятиях. Толи его успокаивал, толи себя. Руки у него были сильными, аккуратными, а вот рот не затыкался ни на секунду. — Тш-ш, ну что ты, малой, всё хорошо. Никто тебя не тронет. Ты только дыши глубже, ладно? Давай, повторяй за мной, — он задышал медленнее и громче. Качался в такт своему дыханию и даже не догадывался, насколько угадал с тем, в чем Хан нуждался прямо сейчас. И прозвище это — Джисон бы огрызнулся, если бы мог. Но в голове, выгнав прочь все мысли, остался только один несуразный вопрос. — Хён… Почему он… — на выдохе по одному слову. — Не взял? — Что? — Чанбин не сразу понял суть вопроса. — А… Да чёрт с ним, это же Бади, он тебя просто не знает. Давай, в следующий раз морковку возьмём? Джисон протестующие замычал, сминая в пальцах чужую футболку, и буркнул твёрдое «не пойду». Чанбин невесело усмехнулся, помолчал немного и всё же выдал: — Знаешь, ему ведь тоже страшно. Ты только представь, каково ему среди людей жить. Откуда ему знать, что люди от него хотят? Вот он и злится, защищается на опережение. Люди ведь непредсказуемые — думают одно, а делают другое. А лошади, ты ведь знаешь, они просто копируют нас. У кого хаос в голове, тот никогда с ними не поладит. Так что, все зависит только от тебя. Джисон вздохнул и пристыженно опустил взгляд. Вспомнил, как в их первую встречу по-ребячески побежал к спокойно гуляющим лошадям, перепугав тех своими дурацкими воплями. Это что же получается, Джисон его один раз спугнул, а тот ему всю жизнь теперь припоминать будет? Не честно. А ведь Джисон так и не побежал. Ни тогда, ни сейчас. В груди растеклось горделивое чувство превосходства. Хан задумался, а потом сам над собой мысленно рассмеялся. Превосходство? О каком превосходстве идет речь? Куда ему, орущей обезьянке, против пятиста килограммовой бури, мощи и грации? Пыжится, делает вид, что все может, а страх-то… Страх никуда не делся.***
Джисон снова стоял перед его левадой, теперь уже отдельной. С мощной оградой и электропастухом под напряжением, чтобы доски не выбил. Один на один, разделённые стеной взаимного недоверия. Сказал, что не пойдёт, и всё равно пришёл. А яблоко в руке совсем измялось. Что ему теперь, пропадать? Джисон замахнулся и кинул его со всей силы в сторону жеребца. Конь на него даже не взглянул, продолжая метаться по леваде вдоль длинной стенки и тревожно ржать — чувствовал, что не к добру это, от сородичей отделиться, да только сделать ничего не мог. Брошенное яблоко прилетело прямо в круп. Конь вздрогнул, взвизгнув, как получившая незаслуженный удар дворняга, и развернулся, уставившись прямо на Джисона. Да и на кого ещё здесь было смотреть? Странная непредсказуемая обезьянка могла таить в себе какую угодно угрозу. Джисон тут же смутился. Не то чтобы он имел целью попасть в него, скорее хотел избавиться от опостылевшего яблока. — Я не специально! — крикнул он погромче, чтобы его точно услышали. Как будто жеребец мог бы его понять. В ответ на его слова тут же прилетело недовольное фырканье. Конь захрапел и повернулся к нему задницей, топнув в сторону Хана ногой. Джисон улыбнулся. Кажется, извинения были приняты.***
Между тем, на другом конце многочисленных левад, Хёнджин с ведром каши в руках искал жеребца по кличке Астарот. На кой чёрт Сынмину приспичило кормить кого-то отдельно от всех, пока оставалось для него полнейшей загадкой. Возможно, чтобы Хван произвёл на коня должное впечатление. Первая встреча ведь очень важна. Рука кормящего для лошади самая любимая. Кто чаще кормит, того и любят сильнее. Но тут даже не о любви. Сынмин надеется, что так Астарот Хёнджина хотя бы не убьёт. Иначе кто ему будет кашу носить? Сомнительный план, но как дополнение сойдёт. Сынмин вообще хорош в планировании. Именно поэтому таблички с пугающими надписями на воротах левады он предварительно снял. Известный факт: если лошадь считать монстром, она будет монстром. Посадите человека верхом на незнакомую лошадь, скажите, что она бешеная и будьте уверены, под этим человеком она сойдёт с ума. Именно дурную славу Сынмин считал причиной всех проблем с Астаротом. Да, может быть он немного агрессивен. Может быть изоляция это сильно усугубила, и от скуки жеребец уже готов жрать стены и иногда людей. В конце концов, это может быть способ привлечь внимание к какой-то проблеме со здоровьем. А, может, это всё херня, и Астарот — просто кровожадный пидор, и земля Хёнджину пухом в таком случае. Тот, кстати, временами тормоз, конечно, но вовсе не глупый. И как под опекой такого педанта как Сынмин может быть настолько неухоженная лошадь, задумался сразу. — Ну и страшила, — не удержался он от комментария, когда лохматый счесавший половину гривы жеребец с интересом направился в его сторону. Кормушки или хотя бы просто таза для каши почему-то не было, и Хёнджин просто поставил ведро, просунув его под воротами загона. Конь встрепенулся и радостно поскакал к трапезе, не веря своим глазам. Настоящая каша, которой он был лишён уже очень давно! Всё ещё не овёс, конечно, но ячмень перемешанный с сочным жмыхом и отрубями едва ли уступали по вкусу даже этому гастрономическому шедевру. Едва добежав до ароматной каши, Астарот вцепился в ведро зубами и яростно швырнул все содержимое на землю, принимаясь жрать так, будто он дикая свинья и у него не больше 30-ти секунд перед тем, как развеется его самый желанный сон. Конь месил часть каши копытом, размазывая по редкой траве, и сгрызал её вместе с землёй под ахуевшим взглядом Хёнджина. — Господи, блядь, — выдохнул тот, приложив ладонь к груди. — Что ты такое? Астарот запомнит того, кто ворвался в его серую безрадостную жизнь, в которой каждый день похож на предыдущий, и так безмерно его осчастливил с первой же встречи. Всего на мгновение, и тут же пропал. Когда жеребец поднял голову, закончив с поглощением пищи вперемешку с отсыревшим чернозёмом, и не увидел гостя, то не удержался от зова, который в природе должен быть предназначен только для сородичей. Уже будучи на приличном расстоянии, Хван услышал тоскливое ржание снова оставшегося в одиночестве животного и обернулся, всматриваясь в вихри пыли, поднимающиеся в небо над беспокойным конём, бегущим вдоль забора.