Как в глупом кино

Полночи не спала: ворочалась с боку на бок, переворачивала подушку прохладной стороной к щеке, листала ленту в телефоне, бесилась от того, что никак не могла успокоиться. Сдалась, встала и босыми пятками по холодному полу прошлёпала на кухню — ставить чайник, выискивать оставшиеся пакетики “эрл грея”. Драккл дёрнул её заявиться к Малфою! Самой, без приглашения, и вообще… И вообще, они больше двадцати лет знакомы, хотя половину этого времени (больше, больше половины, Гермиона!) сложно назвать периодом доброго приятельства. Язык обожгло слишком горячим чаем — так ей и надо, будет меньше… что? Меньше целоваться с Драко? Меньше болтать? Глупости, Грейнджер, и прекрати этот бесполезный поток мыслей немедленно: на часах половина четвёртого ночи, и это точно не время для внутренних противоречий. Что-то изменилось в ней — в какой момент? Когда отобрали палочку? Или когда столкнулась с Малфоем на съёмочной площадке? Или позже, на тренировках? И почему, почему так перепугалась — не за себя — что умудрилась лопнуть Фенрира, не используя ни палочку, ни даже классических заклинаний. И что — это особенно страшило — ещё так же неосознанно она может натворить? В итоге, конечно, всё равно легла. Глядела в потолок, трогая зубы обожженным кончиком языка, и сама не заметила, как провалилась в сон. Снился допрос в Министерстве. Малфою в глотку вливали голубоватое искрящееся зелье, от которого у него волосы стали огненно-рыжими. А она сидела на скамье присяжных и не могла пошевелиться. Из-за спины Драко на неё с укором смотрел Рон. Проснулась от того, что жутко захотела пить. Прижала ладони к разгоряченному лицу, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Ну и сны, ну и ночка. Экран телефона деловито показывал время: 14:15 и входящее сообщение. От Малфоя. “Привет, Грейнджер. Заеду за тобой в шесть. Оденься красиво.” Разумеется, обойтись без последней фразы Драко не мог, иначе бы у него отвалился кусок самомнения. Гермиона фыркнула — для порядка — и встала с постели. Предстояла неравная битва с волосами. И, конечно, надеть было категорически нечего.