***
Это происходит в день рождения Чимина, когда Тэхён опаздывает на праздник. Он приходит, когда Чимин в отключке спит на кресле в углу комнаты; Юнги и Джин спорят на балконе, выкуривая последние сигареты; пьяный Хосок учит уставшего Намджуна связке движений, которую выучил сам по видео урокам. Чонгук сидит трезвый среди этого бедлама, и единственным его желанием является то, чтобы Тэхён разделил с ним эту участь. Звонок в дверь становится тихим «Прости» от убийцы, пистолет которого приставлен к виску Чона. На пороге стоит всё тот же Ким Тэхён. С иголочки одет даже в простых вещах, опрятный, вкусно пахнущий, всё с той же улыбкой, блеском в глазах, подарком в руках и девушкой за плечом. Её имя Мун Джису. Тэхён представляет её как свою девушку, с которой находится в отношениях месяц. И когда первой мыслью Чонгука оказывается: «Надеюсь, что это ваш первый и последний месяц», то он понимает, что что-то не так. Понимает, но не осознаёт. До тех пор, пока тактильный Тэхён не начинает прикасаться к Джису на его глазах. Он переплетает их пальцы, что-то шепчет на ухо и прижимается к ней, когда смеётся. Чонгуку не до смеха. Комната перед глазами неспешно плывёт, звуки уходят на второй план, и всё, что он может различить, — собственное сердцебиение и низкий хриплый голос Тэ. Он чувствует, как падает, хотя сидит на месте. Чонгук облизывает сухие губы, растирает похолодевшие руки и молится, чтобы не потерять сознание или не опустошить желудок. Намджун интересуется его состоянием, но Гук что-то мямлит в ответ и говорит, что всё в порядке. Всё нихуя не в порядке. Он это осознаёт. Осознаёт, что задыхается без кислорода, который нагло у него забирают. Чонгук ссылается на важные дела и, извинившись тысячу раз, покидает квартиру Чимина со сквозной дырой в груди. С того момента они с Тэхёном отдаляются, но замечает это только Чонгук, потому что Ким теряется в отношениях с Джису. Он либо пропускает их встречи, либо берёт её с собой. Она всем нравится, даже зануде Намджуну. А Чонгуку от неё блевать хочется.***
— Эй, ты чего? — Чонгук поднимает усталый взгляд и смотрит в отражение зеркала. Он совершенно не ожидает увидеть Тэхёна в мужском туалете в разгар учебных занятий. Его, в принципе, видеть не хотелось, а тем более при таких идиотских обстоятельствах. — Ничего, — сквозь зубы выплевывает Чонгук, сжимая края умывальника. Ему так хочется свалить и ещё больше хочется, чтобы свалил он. — Всё в порядке. Тэхён не верит, он подходит ближе. Чонгуку хочется выть и лезть на стену, лишь бы подальше от него, потому что он за себя не отвечает. А Тэхён стоит совсем близко, заглядывает в уставшие глаза, ничего не понимает, хмурится. Он кажется таким родным, но при этом совершенно чужим. «Не моим», — больно ударяет подсознание и мерзко хохочет, сдирая с сердца Чонгука старый потрёпанный пластырь, который он без устали наклеивает заново после каждой встречи с Тэхёном. Чона шатает, и он раздражённо рычит, Тэ его подхватывает и отчётливо слышит запах крепкого, но дешёвого алкоголя. Чонгук приходит в университет пьяным. Глаза Тэхёна выражают одновременно злость и жалость. — Ты чё, блять, творишь, мелочь? — возмущается Ким и тащит Гука к подоконнику. Чонгук думает, что надо вырваться; он считает, что нужно оттолкнуть, и мечтает прижаться к нему крепче. Чон не сопротивляется, не его рукам. Не Ким Тэхёну. Это бесполезно. И больно. — Хули ты припёрся сюда в таком состоянии? — Тэхён выдыхает и достаёт из своего рюкзака бутылку воды и таблетки от головной боли. «Тебя увидеть». — Не знал, что ты стал таким правильным, — Чонгук кивает на таблетки, которые Тэ для него выдавливает из блистера. — Джису засунула мне в рюкзак мини-аптечку, — отвечает Ким, поднимая на него глаза, и открывает бутылку воды. — На всякий случай. Чонгук давится, и вовсе не таблетками. Это очередной удар под дых — напоминание, что Тэхён не сможет его полюбить. Это несправедливо, но Чонгук глотает, он привык. Мутный взгляд цепляется за разводы бензина на шее Тэхёна. Засосы. Алые, яркие, оставленные не губами Гука. Душит. Сильно. — Я пошёл, — произносит Чон, надеясь, что это звучит равнодушно, а не разбито. — Постой! — Тэхён по привычке хватает его за запястье, касаясь оголённой кожи. Чонгук замирает. Его распирает изнутри свет: такой огромный и тёплый, что сдерживать его нет ни сил, ни желания. Все органы сжимаются, а сердце, наоборот, увеличивается настолько, что он чувствует его биение в горле. Капюшон Тэхёна спадает, открывая вид на чужие метки со всех сторон. Тьма поглощает свет. Чонгук не хочет ничего чувствовать. — Тэхён, отвали. Гук вырывает руку из хватки «друга» и уходит прочь. Всего его мысли сводятся только к «Какой же я жалкий», «Сука, почему?» и до «Он мой, а не её».***
Первый курс неожиданно заканчивается не так, как Чонгук изначально планирует. Он пропускает пары, пропадает на любых тусовках, красит волосы, делает пирсинг и забивает тело татуировками. На все возмущения матери отвечает лишь: «Моё тело — храм. А храм украшают росписями». Затем он съезжает в общежитие, когда родителей нет дома, оставляя после себя лишь запах перегара и записку. Он хочет так много сказать. «Боже, простите, я сплошное разочарование. Мне жаль. Жаль, что я гнию изнутри, но… мне больно. Мне так больно, что в обычном состоянии я не могу терпеть. Я слабый неудачник, который спасается побегами от реальности. Я всё равно вас люблю». Но оставляет лишь: «Простите». Эта кривая становится точкой отсчёта. Он просыпается в разных местах, с засосами на груди, с болью в голове, без малейшего представления о прошлом вечере и безумно жалеет, что этот день он ещё помнит. Но это ненадолго. Чонгук разрывает отношения со всеми в компании. Он не отвечает на звонки Чимина, ловко избегает Тэхёна, просто отовсюду удаляется и меняет сим-карту, когда ему приходит сообщение в социальной сети от себя самого же с текстом: «Мелкий пиздюк, ты не с тем связался. Быстро перезвони, пока я не закинул на сайт вуза фото твоей пипирки и кучу кредитов на тебя не оформил». Юнги. Плевать. Чонгук подаётся соблазну тьмы и без сопротивления идёт ко дну. Потому что, только находясь на грани, он может видеть Тэхёна, который его не отталкивает. Его Тэхёна. Милого и ласкового. Того, которого никто не знает, кроме него.***
Музыка бьёт по ушам, он не помнит, как давно сюда пришёл, но помнит, что выпил недостаточно. Третья бутылка соджу греется в дрожащей руке, а он раскуривает косяк, за который у него ничего не взяли. Пока. Сизый витиеватый дым окутывает всё перед его глазами. Это так приятно — ничего не видеть. Если не видишь, то не существуешь. Чонгук откидывается на спинку старого дивана и прикрывает глаза. Совсем рядом кого-то тошнит в вазон с цветком: он чувствует неприятный желчный запах и лишь затягивается сильнее. — Привет, — рядом с ним кто-то присаживается, и диванная подушка проседает, но Чон не реагирует. Ему всё равно. — А ты неразговорчивый. Чужая рука медленно касается его бедра, поднимаясь всё выше и выше. Чонгук не скидывает её, лишь выбрасывает скуренный огарок в несчастный вазон и делает глубокие глотки соджу. Когда же вставит так, что он забудет собственное имя. «Своё ты забудешь, а его?». Гук злится на подсознание, желая застрелить его как бешеное животное. Он сцепляет зубы и перехватывает чужую руку, кладя себе на ширинку джинсов. — Слишком нерешительно, — произносит он, запрокидывая голову и допивая алкоголь. Тонкие, практически невидимые подтёки крепкой жидкости плавно стекают по уголкам губ к подбородку, а от него — по шее. — Я тебя понял, — шепчет незнакомец и принимается целовать Чонгука, собирая губами капли соджу с его кожи. Чонгук запрокидывает голову сильнее, подставляя шею парню. Его глаза закрыты, он сжимает пустую бутылку в руке и думает о других губах. Представляет, что его целует Тэхён. Так плавно, нежно, не пропуская ни одного миллиметра кожи. Он представляет тёплые сухие губы. Губы, которые останавливаются только для того, чтобы прошептать его имя. Чонгук. — Чонгук! — звучит как сумасшествие. Звучит как ёбаное несбывшееся желание. Звучит как пик его бреда. Горячего, острого и больного. Гук распахивает стеклянные глаза и громко хохочет. Он складывается пополам, не обращая внимания на сломанные рёбра. Смеётся, хватает ртом воздух, игнорирует слёзы в уголках глаз. Это его самая реальная галлюцинация, от того и самая любимая. — Почему мне всегда нужно умирать, чтобы ты пришёл? — шепчет Чонгук, сдерживая истерические всхлипы. — Пошли отсюда, — сквозь зубы произносит Тэхён, подходя ближе. Он смотрит на чужие руки на теле Чонгука, на свежие засосы на шее и на парня, который всё ещё от него не отстаёт. — Руки убрал, пока есть что убирать. Ким абсолютно спокоен, что означает праведный гнев, вот-вот обрушившийся на головы всех присутствующих. — Он не говорил, что хочет уйти, — возражает незнакомец, хватая растерянного Чонгука за запястье. — Ты вообще нас прервал. Свали, чувак. Тэхён улыбается и от этой улыбки холодеет всё живое, и даже вазон в коме. Его глаза сверкают злым блеском, тем, что не предвещает ничего хорошего. Ким выхватывает из рук Чонгука пустую стеклянную бутылку и резво разбивает её об голову парня. — Я, блять, сказал, что он идёт со мной! Тэхён присаживается на корточки напротив шокированного Чонгука, стряхивает с него осколки, аккуратно берёт за руку и тянет за собой. Он не сопротивляется. В который раз. Куда бы иллюзия его ни завела — он пойдёт. — Какого хуя ты творишь?! — слышится сразу, как они оказываются в холодном подъезде. Чонгуку не холодно, но мурашки бегут по синюшной коже. Он облокачивается на стену и прикрывает глаза, потому что всё вокруг него слишком быстро вращается. Цвета такие яркие, он чувствует их на вкус. Ему нравится вкус цвета кожи Тэхёна — сладкий, но при этом слегка островатый, переходящий в щемящую горечь. — Ты собираешься отвечать или будешь игнорировать, как все прошлые разы? — Ким расхаживает от одного угла в другой и сдерживает себя из последних сил. Ему хочется избить стены, хочется привести Чонгука в чувство, отвешивая ему самый сильный подзатыльник, на которой он способен. — Что за хуйня с тобой происходит? Пропал отовсюду, дома не живёшь, на универ забил, шаришься непонятно, где и с кем. Чонгуку кажется, что его галлюцинация слишком надоедливая и не похожа на того Тэхёна, которого он когда-то знал. Он машет руками в попытках прогнать нравоучительный образ. Раздаётся знакомая мелодия звонка, а Гуку становится плохо. Ему легче принять себя за выдумку, чем его за реальность. — Да, я его нашёл, — родной голос звучит будто из глубин. Чонгук вдавливает ладони в закрытые веки и медленно выдыхает. — Нет, скажи Джису, что не нужно вызывать врачей. Джису. Рефлекс срабатывает не хуже, чем у собаки Павлова, и Гуку хочется блевать. Выблевать вместе с алкоголем чужие губы и чувства, которые его отчаянно душат. Тэхён завершает звонок и снова обращается к нему. Он что-то говорит, качает головой, сжимает пальцы. Чон не слышит. — Зачем приехал? — будто с самим собой разговаривает Чонгук. — Мне было хорошо без тебя. — Да, я видел, — издевательски тянет Тэхён и вгрызается взглядом в алеющие пятна на его шее. — Это твоё счастье — под наркотой и бухлом трахаться на хате непонятно с кем? Чонгук слышит в голосе сквозившее разочарование. Его трясёт. Он столько уже людей разочаровал, но Тэхён… Он не должен так говорить, он не должен судить. — А если и да, то что? — Гук с вызовом смотрит в его глаза, чувствуя, как проигрывает игру, не начиная её. — Разочарован? Чон не замечает, как его начинает трясти. То ли от холода, то ли от эмоций, то ли от косяка. Единственное, что он понимает, что ему сейчас хуже, чем было до того, как он сюда приехал. Тэхён вздыхает. — Пойдём, ты замёрз. Чонгук отрывается от стены и пытается сделать вид, что его не шатает. — Тэхён, последний раз прошу: отъебись, — его кривит оттого, насколько это ёбаная ложь. — Мы не друзья. А вот это правда. Они не друзья. Друзей не ревнует, друзей не хотят целовать, друзей не хотят запереть или убить, чтобы никто не смог к ним прикоснуться. В друзьях не видят желания и друзей не хотят. Чонгук возвращается обратно в квартиру, а Тэхён больше не пытается его остановить. «Боже, не позволяй мне совершить эту ошибку».