Мы не ангелы

Обратная дорога к съемным для испытания квартирам казалась для всех уставших участников еще длиннее и дольше. Пока весь день проработавшие на улице операторы и режиссер пытались согреть свои организмы полуостывшим кофе вперемешку с остатками коньяка из запасов Ларионова, успевшие пройти одними из первых испытания экстрасенсы и часть группы уже дремали, иногда тихо постанывая сквозь сон. Даже вечно бодрый Череватый заснул, чудом свернувшись на неудобном кресле автобуса, обняв колени руками. Судя по исходящему от него благоуханию, Толик помог ему в уничтожении крепкоалкогольных припасов. Лина, сосредоточив взгляд на незаметном для остальных, а, может, и вовсе несуществующем предмете на спинке переднего кресла, задумчиво кусала синеватые от холода губы. Оставив попытки разговорить медиума, Ларионов ушел в конец салона, о чем-то споря с Димой, обсуждая сегодняшнее испытание. Внимательный, изучающий взгляд сидевшей в стороне брюнетки остается незамеченным никем из группы. Женщина даже приподнимается с места, словно желая пересесть ближе к объекту своих наблюдений, но, передумав, тяжело опускается обратно, отворачиваясь к окну. Запотевшее стекло мешало рассмотреть однообразные пейзажи, но Изосимова отметила отступившую темноту ночи: за окном все искрилось оттенками серебра, словно каждая снежинка исправно отражала первые рассветные лучи дневного светила. - Приехали! От громкого окрика водителя, заглушившего тарахтящий двигатель и теперь развернувшегося всем корпусом в салон, испуганно подпрыгнула на своих креслах добрая половина группы, недобро косясь в сторону мужчины. Вторая, словно и не спавшая до этого, приоткрыла глаза, устало разминая успевшие затечь ноги. - Эм, извините, - не дожидаясь упреков от пассажиров автобуса за жесткий подъем, водитель спешно вылез на улицу, пустив в салон морозный воздух. Кто их знает, этих магов-экстрасенсов, проклянут еще ненароком. Кто-то из группы распахнул пассажирскую дверь, и ожидающая увидеть за ней первые солнечные лучи группа разочарованно вздыхает, заметив переминающегося с ноги на ногу водителя, успевшего за пару минут собрать на шапке и плечах целый сугроб снега. Дальше метра от автобуса не видно было уже ничего от слова совсем, разыгравшаяся метель белым бурлящим облаком окутывала все вокруг. - Я в такую погоду не поеду в Москву, хоть стреляйте. В этой глуши дороги и так - одно название да линии на карте, а в такой буран вообще не отыщешь. Все молча сидели, не пытаясь спорить и устало, безразлично поглядывая на режиссера, дожидаясь его отмашки. - А, ладно. Выгружаемся, ребят, отдыхаем, может, поспать еще удастся, а как метель уляжется, в дорогу. Водитель довольно улыбается, кивая и торопливо исчезая в снежном облаке. Джебисашвили выбирается из салона одной из первых, едва не соскользнув с обледеневших ступеней, обходит автобус, пробираясь по сугробам в противоположную от дома сторону. Но, кажется, этот факт мало кого интересует, остальные члены группы разбирают сумки с оборудованием, выгружая их на заснеженную площадку у подъезда, попутно зевая. - Илья! Продвигающегося к выходу ведущего останавливает чья-то рука, крепко, но не до боли сжавшая запястье. - Илья, я спросить хотела. Что там с Линой на испытании произошло, она вернулась сама не своя, и сейчас убежала куда-то? Ларионов задумчиво разглядывает северную ведьму, подбирая слова для культурного отказа: не дело конкуренткам перед финалом личную информацию друг о друге сливать, но замечает искренне беспокойство в глазах женщины, тяжело выдыхает, оглядываясь и убеждаясь, что в салоне они одни. - Знать бы! Все нормально было вроде, испытание на отлично прошла, а потом, – опустив некоторые подробности, продолжил: - Потом про утро расспрашивала, где я был и что делал… - Понятно… Изосимова откидывается на спинку кресла, устало потирая виски и ведя безмолвный диалог сама с собой, кивает. - Тогда все понятно. - А вот мне нифига не понятно, блин! – Скептик откровенно злится, вымещая ярость ударом кулака о спинку пустующего кресла. - Илья, не переживайте. Я поговорю с ней. К гот-залу будет новехонькая. Десятки вопросов и возражений явно крутятся в голове мужчины, но он устало кивает, соглашаясь. *** - Куда спешишь, шапочка наша синяя? Не замещающая ни дороги, ни едва не сбившую ее пару минут назад машину девушка, очнувшись, испуганно оглядывается вокруг, отыскивая источник голоса. От ствола раскидистого, растущего у самого входа в подъезд дерева неразличимого сейчас вида, отделяется высокая, в человеческий рост тень. - Глюков мне сейчас, блядь, только не хватало, трезвая ж еще, - бормочет Лина, инстинктивно нащупывая непочатую стеклянную бутыль под пуховиком. Меж тем тень приближается, становясь ярче и четче, и вот уже через полупрозрачную белесую пелену проявляется лицо женщины. - Ааа, колдовка? Собственной персоной? Съебись с дороги! Устало смахивая снежинки с капюшона, Ангелина продолжает стоять в центре узкой протоптанной дорожки, прожигая взглядом успевшую избавиться от испуга блондинку. - Да похер! Джебисашвили замечает покосившуюся лавочку, смахивает с нее слой слипшегося снега, намереваясь сразу сесть, передумывает, подгибая перед этим ногу и ставя ботинок на край. - Отморозить себе ничего не боишься? Явно мечтая послать куда подальше надоедливую соперницу, но не желая повторяться, недовольно выдыхает теплый воздух, образуя облачко пара вокруг лица. Вспоминает о пачке сигарет в кармане и упирающейся сейчас в живот бутылке, спешно расстегивает пуховик, открывая доступ летящим снежинкам к свитеру. - Дуреха! За пару шагов к девушке подбегает раскрасневшаяся от мороза Изосимова, спеша привести в порядок одежду блондинки, но та делает это раньше, успев перед этим вытащить коньяк и сейчас замерзшими бледными пальцами откупоривая защитную пленку. Несколько больших глотков, морщится, отстраняясь от стеклянного горлышка и брезгливо отставляет покрывающуюся инеем бутыль на лавку. - Полнейшее дерьмо, а Илюшенька хвалил вроде. От произнесенного имени девушка снова ежится, выуживая сигарету, прикуривая ее и молча предлагает дымящуюся отраву Изосимовой. Та отрицательно кивает, отказываясь от никотинового угощения, но тянется за початой бутылкой, осторожно делая несколько глотков. - Всем похуй на меня, и тебе должно быть! И нефига добренькую стоить из себя, нашлась тут такая, ангел, блядь, во плоти! В перерывах между затяжками Лина успевает изредка поглядывать на застывшую совсем близко ведьму, пытаясь примерить на нее образ ангела и улыбаясь этому сравнению. - Чего так убиваться из-за несостоявшегося секса то? Не было ж ничего толком! Да и не убудет с тебя. А Илья поймет… - Какая нахуй разница, что там было и кто, не привыкать и не такое проходили. Просто заебалась я себя дерьмом чувствовать. Трахнут и сваливают. Как еще муж не сбежал, не понятно... Пьяные откровения прерываются, блондинка задумчиво разглядывает тлеющий окурок в собственных пальцах и буквально попрыгивает с лавки, толкая ладонью в плечо Изосимовой. Та не отстраняется, лишь морщась от легкой боли, продолжает следить за проявляющимся пониманием в глазах напротив. - Ты… Откуда ты знаешь? Ларионов трепло конечно, но рассказать всего этого он не смог бы, не было там его. Ангелина молчит, чуть сжавшись и опустив плечи, будто готовясь к очередному всплеску агрессии девушки, утвердительно кивает. - Ты! Это ты меня сегодня, в квартире? Пиздец. Уже не спрашивая и не дожидаясь подтверждения, Джебисашвили пятится, опускаясь на лавку, находит бутылку с остатками спиртного, припадая к ней губами. Кожу неприятно покалывает от прикосновения к замерзшему стеклу, чересчур охлажденный коньяк обжигает гортань и внутренности. - Лин, виниться не буду, вышло как вышло. Проверить нужно было кое-то, а ты рядом оказалась. - Тварь! - полупьяный, но холодный, пронизывающий насквозь взгляд на соперницу, брюнетка дергается, ловя посыл и ежась от переданных эмоций. - Ангелиииина, - тянет каждую гласную, дразня, пытаясь съязвить и сдержать подступающие слезы. - Святоша во плоти и добренькая на камеру, а сама? Мужиков, блядь, что ли мало? Понимая, что новых ударов от блондинки уже не будет, колдунья делает неосторожный шаг вперед, цепляя рукой болтающийся сзади капюшон и натягивая его на промокшую шапку медиума в попытке согреть. - Лин, ну, ты и сама не особенно возражала. Понравилось даже вроде как. Блондинка нервно, на разрыв смеется, запрокидывая голову назад и сводя на нет все попытки соперницы укрыть ее от непогоды. Снова берется за бутылку, пьет, роняя темные капли на подбородок. - Хотя да, с такими, как я, по-другому ведь никак! Может, еще разок, а? Меня можно везде, хочешь, прям здесь? Слова вырываются наружу ядовитыми змеями, а девушка все громче и громче смеется, пряча боль и отчаяние, доводя себя до состояния пьяной куклы очередной порцией алкоголя. - Точно дуреха! Изосимова аккуратно, перед этим смахнув снег, усаживается на край лавки рядом с девушкой, стирая с ее подбородка начинающие замерзать темные разводы коньяка. Неожиданно для самой себя играет с колечком в носу, но, заметив, как Лина хмурит брови от явно неприятных ощущений, прекращает ласку. - Пойдем в дом. Лена спит уже, наверное. А тебе проспаться нужно, чтоб потом народ не перепугать. Джебисашвили замолкает, сглатывая, давясь очередным смешком, закусывает побелевшую губу, полностью втягивая ее внутрь, согревая. Веки с остатками ставшего незаметным макияжа подрагивают, но не спешат закрыть отчаявшийся взгляд хозяйки. - Как ребенок, - Изосимова возвращает руку, теперь поглаживая щеку блондинки, успокаивая, убаюкивая. Та позволяет, расслабившись от неожиданно приятных прикосновений, подается навстречу, ласкаясь словно соскучившаяся по хозяйке кошка. Обе морщатся от одновременно накрывших эмоций и всплывших вдруг картинок. Симпатичная девушка в шумной компании, бесконечный алкоголь и рассыпанный ровными полосами порошок на столе. Похотливые улыбки и руки парней, не успевшие полностью освободиться от одежды тела, всхлипы. Мужские лица меняются, вереницей посещая все новые места. Дорогие квартиры и номера в отелях превращаются в обшарпанные комнаты с развалившейся мебелью, подсобки кафе и даже исписанные нецензурщиной кирпичные уличные стены. Девушка тоже меняется, в какой-то момент полностью растеряв лоск и обаяние, почти ломается. Серебристый металл прутьев решетки, чернильно-неровные линии первой тутуировки. Короткая вспышка, картинки исчезают на миг, и вот уже обновленная, сменившая имидж блондинка баюкает на руках крошечный, перетянутый розовой лентой сверток. - Лина, детка… Медиум кривится, сетуя на собственную слабость перед конкуренткой, теперь имеющей нехилый компромат на нее, но вдруг замечает, что ведьма не смогла сдержать слезы, которые извилистыми струйками уже стекают по щекам, безнадежно портя идеальные линии стрелок. Злость и отчаяние окончательно проходят, уступая место волнам тепла и… Нежности! Той самой, что днем разливалась по организму, когда Лина проснулась, утомленная чувственными ласками. Той самой, что провожала ее из автобуса перед испытанием. Той, что помогла удержаться, не сорваться. - Пойдем уже, Агелиииина! – передразнивая саму себя, но уже мягко, дегустируя каждую букву имении. Теперь не только своего собственного. Часть забившегося в рифленую подошву громоздких ботинок снега блондинке удается сбить на обледеневших порогах подъезда, пока она, вдруг проявив галантность, пропускала ведьму внутрь пахнущей сыростью полутьмы. Та если и удивляется, но поспешно проходит внутрь, ощупывает стену в попытке найти выключатель. Последние светлые блики с улицы исчезают одновременно с металлическим стуком закрывшейся двери, но проворные женские ладони находят лицо брюнетки даже в полной темноте, уютно расположившись на щеках. Лина совсем близко, пар от общего на двоих дыхания согревает раскрасневшуюся кожу. Пара секунд бездействия, и медиум разворачивает брюнетку спиной к стене, придавливая своим весом, не давая шанса ни сбежать, ни самой проявить инициативу. Подтягивается, жадно припадая к губам напротив, терзая, прикусывая, настойчиво пробираясь вглубь. Но не встречает никакого сопротивления, напротив, женщина подается навстречу, принимая, углубляя предложенное движение языка, тихо постанывает, добавляя вибрации в чувственный танец. - В следующий раз можно и так, но, может, давай не здесь? - задыхаясь от напора поцелуя, Изосимова осыпает чередой коротких поцелуев губы и щеки соперницы, добровольно прерывая ласку. - В следующий? – беззвучно, не нарушая повисшую в подъезде тишину, одними губами произносит девушка, съежившись, словно испуганный воробей, в ожидании ответа. - В следующий, в следующий. А теперь шуруй в квартиру, ангелооочек ты мой! Новый поцелуй, спокойный, размеренный, но сохранивший чувственность и нежность. Холодные пальцы рук переплетаются, сами согреваясь от прикосновения и разливая по организмам такое необходимое обеим женщинам тепло. - Пойдем, Ангелииина! Сквозь смех растягивая слова, Лина без труда находит ручку нужной квартиры, распахивая незапертую дверь и цыкает на догнавшую и уже избавляющую ее от верхней одежды брюнетку, взглядом указывая на комнату и одними губами шепча «Лена». - А мы тихонечко!