Когда же это закончится.

Его глаза извергали горячий интерес к ее сообщениям. Руки тряслись в предвкушении ответить на ее холодные смс. Ее глаза испускали ледяное безразличие. Руки немели при мысли снова написать ему. Его глупый вопрос "как дела?" лишь изредка сменялся на "как ты?" Ему правда было интересно. Интересно, сможет ли она ему ответить, и, навряд ли, спросить тоже самое. Ей надоедала его навязчивость. Отвечала лишь чувствуя долг перед ним. "Нормально". Не знала, что еще сказать. Он высчитывал каждый способ ей написать. Каждый вариант его сообщения. Иногда пытался легко, не думая, попасть пальцами по экрану. Но его нервы сжимались в тревожные мысли: "А может лучше так написать ?". Лишь по пьяни позволял себе бездумно кидать буквы в строку, которые собирались в глупые фразы: "я люблю тебя", "я устал", "пошла в пизду хуенсдей". Последнее он не писал, но хотел. Айфон упал в сугроб, пока его руки силой стучали по экрану телефона. На утро забыл про это. Аддамс знала. Знала, что парень устал. Знала, что он любит ее. Но не понимала как. Чему ей доверять ? Что ей слушать ? Его идиотские вопросы о ее делах или его выплеск эмоций в пьяном угаре. Ксавье ненавидел на утро, с бодуна, читать свои непонятные взбрызги чувств. Ненавидел смотреть, как его сообщения довольствовались лишь двумя галочками, но не ответом. Его внутренние паразиты съедали его мозг заживо, пока тот легко строил улыбки и говорил с людьми. Внутреннее "Я" медленно, но верно, превращалось во внутреннее "Она". В телефоне, в студии, на портретах, в лесу. Да, блять, даже в дыме сигарет. Его голос сменялся интонацией Уэнсдей, дабы чувствовать ее присутствие. Собственные мысли закапывали его в могилу. Пока он бился головой и царапал крышку гроба, земля все сыпалась на него и не давала дышать. Черви выгрызали его глазные яблоки с отвратительным удовольствием, вкушая каждую крошку. Разные жуки бродили под его одеждой, выгрызая дыры в его теле и оставляя там свое потомство. Крысы вырывали его длинные волосы с особым экстазом. И снова он просыпался в поту. Просыпался с мыслью, что даже такие сны ему не чужды. Просыпался и думал, что жизни нет без нее. Как сурок приходил в студию и со страхом, с безразличием к своим пустым рукам, махал, словно в бреду, кистью. Он не чувствовал мазки по холсту. Ему казалось это пыткой острым, словно язык угольноволосой, ножом. Он чувствует, как рисует лезвием по своему телу, разбрызгивая кровь в знак долга искусству. Капли алой жидкости непроизвольно разливаются по холсту. Пятна принимают странные силуэты и формы. Открывает глаза - на полотне девушка в черном. "Блять...". Смотрит на свое целое туловище и жалеет, что все еще не взял лезвие и не выпустил себе кишки. "Чертов мудак".