Catching Rain

Еще неделю назад новостные каналы истерически предупреждали о надвигающемся шторме, и ведущие слезно просили не покидать без особой надобности дома – надвигаются ливни. И правда, уже несколько дней дождь стоял беспросветной стеной, и Гарри перестал надеяться, что он когда-нибудь вообще закончится. Мутные потоки воды уже давно проточили асфальт, и теперь на дорогах зияли заполненные грязью ямы, перекрывающие любую возможную вылазку в город. Бесконечные капли барабанили по крыше, стекали по водосточным трубам, и Гарри уже в тысячный раз пожалел, что поддался на уговоры риэлтора и купил квартиру на самом последнем этаже. И шею простреливал нервный тик с каждой тысячной каплей, до омерзения назойливо отбивающей ритм. Выходить на улицу не было никакого смысла, конечно, если не хочешь принять душ с экологически чистой водой. Единственное, чего хотелось, так это проснуться и сразу же зажмуриться от лучей яркого, еще не потерявшего свою интенсивность осеннего, красного, как грейпфрут, солнца, просачивающегося сквозь кружевной тюль, но, как и прежде, небо наглухо стянуто полотном угрюмых серых туч. А мечта о полной тишине, которую он раньше люто ненавидел, похоже, и вовсе приняла статус несбыточной. Хотелось заполнить ее чем-то легким, ненавязчивым, например, пением птиц на перилах лоджии, смехом детей за окном и оживленными разговорами никогда не затихающего Лондона, но вместо этого, будто издеваясь, на виски продолжали давить эти монотонные удары, подчинившие себе весь город. Самые отважные смельчаки сейчас сражались с бесконечными потоками, проваливаясь и буксуя в глубоких ямах, пытаясь вырулить на утопающие автострады. Гарри прищурился: даже там, вдали, где происходило это гладиаторское сражение, в мягком расплывчатом свете высокого фонаря, отражающегося в запотевшем стекле его окна, виднелись эти длинные прямые струи, с небывалой силой бьющие по лобовым стеклам, и Гарри казалось, что он буквально слышит, как жалобно скрежещут крыши, готовые вот-вот прохудиться под неумолимым натиском дождя. И в ту самую секунду, когда в теплом кресле, укутавшись в шерстяной плед и подмяв под голову мягкую подушку, он точно решил, что делать на улице ему совершенно нечего, поддавшийся сложившейся атмосфере абсолютного сна смартфон вдруг неожиданно ожил. - Гарри, не хочешь заехать ко мне? Еще спрашиваешь, – мысленно подумал он. Все же лучше, чем слоняться в одиночестве по необъятной квартире, невольно прислушиваться к воде и тосковать по всему не случившемуся; по людям, с которыми хотелось, но не получалось. Снова заводить старую шарманку о том, что никому он такой вечно страдающий неудачник не нужен, и зачем он вообще на свет появился? Какова его миссия? Скакать по сцене с нарисованным оскалом в роли шута и ждать, когда же на дне его кармана загремят монеты? А зачем они ему одному? - Мне нужно подумать. И так всегда, ничего не меняется. Разогнавшись до шестидесяти, он проезжал поворот за поворотом, но вдруг резко остановился на том перекрестке, где сквозь плотную стену дождя красным мерцал светофор. И ведь можно спокойно проскочить – город абсолютно пуст, вымер разом, но он все равно послушно притормозил и прикрыл глаза, прокручивая бусинки на серебряном браслете – подарок его Майкла. Вроде его. - Эль уехала в Манчестер к родителям на годовщину, но ты же знаешь, как я ненавижу этих лицемеров. Поэтому сейчас мне скучно ужасно. А еще одиноко. Невыносимо. А кому нет? – чуть не слетело с языка, но вместо этого он уже натягивал свои кожаные ботинки и пальто. - Я буду у тебя. - Надеюсь, я не побеспокоил тебя? Там же такой ливень, ты…то есть вы, наверное, отдыхаете. - Не побеспокоил. Не было абсолютно никакого беспокойства. Именно поэтому, сбавив до тридцати, он въехал на пустынную узкую улочку и припарковался на выступе соседнего от Луи дома, где едва ли втиснул свой джип между двух таких же. Семейный район. Забрал из бардачка ключи, открыл дверь и с размаху поставил ногу в лужу по колено. Но его этого не особо заботило, пока он, хлюпая водянистым илом, напролом бежал к двухэтажному дому, виднеющемуся из-за живой изгороди, увитой сезонными цветами, даже не стараясь оббежать грязь, пропитывая новые джинсы - подарок знакомого дизайнера - насквозь. А затем, уже стоя на резном крыльце, пальцами одной руки долбил в позолоченный дверной замок, а второй как можно плотнее прикрывал глаза от больно хлещущих по лицу капель. А все потому, что не было никакого беспокойства. Гарри чертовски замерз, до нитки промок, и вдобавок ко всему его крупной дрожью бил озноб. И никакие самые красноречивые выражения не способны передать всю его радость и благодарность, когда из-за отворившейся двери, наконец, появился Луи с сухим и теплым полотенцем в руках. - Думаю, я угадал. - Первое, что произнес он, и, встав напротив Гарри, укутал его голову в мягкую ворсистую ткань, массирующими движениями вытирая волосы, - И ведь не побоялся из дома выйти! - Ты сам позвал, - резонно откликнулся Гарри откуда-то снизу и незамедлительно приподнял голову, следя за тем, как Луи моментально отводит взгляд в сторону. - Как я мог отказать? - Я очень надеялся, что ты согласишься, но не думал, что все же решишься. - Луи сделал шаг назад, освобождая перед собой пространство, чтобы Гарри смог полностью выпрямиться. - Знаешь, я здорово приноровился к камину и научился разводить хвойный огонь. Проходи, сейчас принесу тебе что-нибудь теплое. Дом, в котором с недавних пор жил Луи, глубоко в душе Гарри не просто любил, скорее, по-настоящему обожал: на первый взгляд лаконично строгий дизайн, состоящий из широкой мебели пастельных тонов, выложенного бордовым кирпичом камина с привезенными с гастролей сувенирами на полке сверху, разбавлял творческий беспорядок из разбросанных по углам стопок с нотными альбомами и незакрытыми компакт-дисками без обложек. Сейчас из круглых колонок, развешанных на стенах звучал приглушенный голос Бьорк, а по домашнему кинотеатру шел фильм с Вивьен Ли. Замерев около дивана, Гарри не сразу обратил внимание, куда указывает ему Луи. На кресле рядом лежала высокая стопка еще неостывшей после сушки на батарее одежды, и Луи жестом предложил ему взять две первые вещи. Недолго думая, Гарри стянул свою рубашку, блейзер, развинтил болты на джинсах и следом избавился от нижнего белья. Он молча протянул сырую одежду Луи, а тот мельком кинул в его сторону всего лишь один взгляд. Натянув спортивные штаны, доходившие ему где-то до середины голени и объемный хлопковый свитшот, приятно обволакивающий дрожащее тело, Гарри вдруг ощутил себя дома. Даже в своей, казалось бы, огромной квартире он не чувствовал тех пресловутых комфорта и безопасности, которые стойко ощущал здесь. Стоило ему очутиться на пороге этого дома, и даже та безостановочная трель дождя перестала играть на расшатанных нервах. Он присел на край дивана, поднял упавшую на пол футболку и, поочередно сначала сложив рукава, затем свернув в два раза, убрал обратно в стопку. - Не заморачивайся с этим, - махнул рукой Луи, выглядывая из кухни. - Я закончу с этим завтра. - Мне не сложно, - бормочет Гарри в ответ, обхватывая пальцами тоненькую ножку наполненного белым вином бокала, который ему только что подал Луи. Он прошел мимо, оставляя за собой чуть заметный шлейф оставленных в далеком прошлом домашних ароматов: томатный соус для пасты, смешанный со свежестью ополаскивателя после стирки вызывал сумасшедшее помутнение. Между тем, закончив какие-то свои, неведомые несемейному человеку, дела, Луи присоединился к нему, устраиваясь на противоположной части дивана. - Не сложно, значит, - вытягивая каждое слово и наклонив голову набок, с ухмылкой произнес он. - Да, несложно. Вибрации космической музыки легкой волной разливались по комнате, и двое мужчин, не спеша, перебирали пахнущую лавандой одежду, слегка покачиваясь в такт мотивам, небольшими глотками осушая свои бокалы. А непрекращающийся дождь продолжал заливать улицы. - Классная майка, - оттянув резинку на рукаве пижамы с Питером Пеном, ухмыльнувшись, произнес Гарри. - Это Эль, - безразлично фыркнул Луи. - С каких это пор? На экране Вивьен в роли Скарлетт перечила Ретту и кричала, что не любит его, а в теле под кожей кровь мешалась с густотой французского вина, делая каждое движение более плавным, спутывая прежние тяжелые мысли и заставляя поверить, что разметка швов на рубашке и складывание штанин брюк ровно по стрелке действительно увлекательное занятие. - Черт, у этого дождя вообще есть конец? – сморщив нос, спросил Луи, и уперевшись руками в мягкое основание дивана, приподнялся, слегка пошатываясь, побрел к шторам и с шумом раскрыл их, внимательно вглядываясь в темную, поблекшую под натиском стихии улицу. - Настоящий сезон дождей. - Точно, Англия превратилась в тропики. Также неожиданно он развернулся, нарочито ровным шагом вернулся к дивану и сел обратно, но на этот раз уже вплотную к Гарри. Мгновение, и только что бережно сложенная стопка белья летит на пол. Мгновение, и Гарри закрывает глаза, принимаясь ждать…слушать вновь усилившийся омерзительный звон капель по крыше, будто они вовсе и не по крыше стучат, а по нему самому, вызывая этот ужасный зуд на коже, от которого нет лекарства, и остается только ждать, ждать, когда же, наконец, Луи его поцелует, ведь он уже забыл, как это было в прошлый раз. Вино будоражило кровь, поджигало изнутри, и щеки горели огнем, а жар от камина лишь усугублял, грузом ложась на уставшие веки, и Гарри уже просто не в силах распахнуть глаза, поэтому он просто продолжает ждать. - Блять, я хочу тебя, - вдруг выдохнул Луи, седлая его колени, да так, что разом припечатал Гарри спиной к стенке, удерживая цепкими руками за плечи. Голова запрокинута, и дышать почти невозможно, слишком сильно его руки сдавливают грудную клетку, а в паху разгорается еще один очаг, посылая в каждую клеточку настоящее вожделение. А на шее наоборот прохладно и одновременно душно, губы жадно и влажно впиваются в венку. - Я. Тебя. Хочу. - Луи...- едва ли он смог вымолвить это ненавистное, но в тот же момент любимое имя. Имя, словно протест, кричащий, что он не должен хотеть его, не должен думать о нем, не должен делать то, что они делают сейчас. Сначала имя парня, но вот уже молодого мужчины, который в данную секунду и уже, наверное, в сотый раз укладывает его на диван и прежде чем поцеловать, устанавливает минутный зрительный контакт от которого нет спасения. - Лу, боже, постой,...- одними губами шепчет Гарри, когда языком Луи прошелся по белой кромке передних зубов и коснулся его собственного языка, обезоруживая и, наконец, втягивая в поцелуй. Хитрое поддразнивание, мягкое поглаживание, его губы везде. Конечно, Гарри прекрасно понимал, зачем он понадобился сегодня Луи, просто стало интересно, насколько его хватит в этот раз. Их абсолютно синхронные движения подогревали бешеные ритмы бьющихся в унисон сердец, руки зарывались то в волосах, то забирались под одежду, поглаживая подрагивающую от напряжения спину. И Гарри не успел опомниться, когда заполучил в руку его член. Еще влажные волосы с силой оттянуты назад, рука гладит точно в такт поцелую налитую головку, Гарри вдавливает пах в задницу Луи, а тот совершенно блядски шепчет в отместку. - Ты невозможен. Нет, не он. Луи – вот, кто невозможен. Только Луи способен вырвать его в настоящий конец света из теплого жилища ради того, чтобы подрочить ему на диване. Только Луи способен отвлечь его от своих же совместных с Элеонор фотографий, развешанных на стенах, от вдруг ставшей ее майки с Питером Пеном, а самое главное, от золотого ободка на безымянном пальце, сияющего при мягком свете камина особым неземным, но в тоже время реальным и без слов отвечающим на все вопросы, цветом. Луи заразил его сумасшествием, единственным желанием «добраться, получить, вкусить», и вот оно уже почти семь лет мучает его, не дает жить дальше, попробовать познать свою жизнь. Гарри опустился на шею, ведя языком вниз, вылизывая впадины ключиц. Он поднял его футболку вверх, оголяя вздымающийся от рваного дыхания живот и, провел пальцами к самому сердцу, дроча ему быстрее и жестче, прикусывая и оттягивая нежную кожу ключиц, царапая родинки на спине. А Луи уже близок, так близок к развязке, Гарри точно знает это, ведь он всегда вот так толкается бедрами, запрокидывает голову назад и утробно стонет, не мягко и протяжно как раньше, а громко, отрывисто, почти рыча. В ту секунду, когда одной рукой Гарри притянул его, дрожавшего к себе, и их тела соприкоснулись, горячая сперма брызнула в кулак. Теперь Луи била крупная частая дрожь, и, пытаясь его утихомирить, Гарри целует в любимое местечко между шеей и скулой, туда, где виднеется кофейного цвета родимое пятнышко. Его собственный пах отчаянно ныл, но все равно сквозь зубы он заставил себя перестать двигать бедрами. Кое-как успокоив дыхание, он прислушался – и снова этот непрекращающийся молот капель, и, кажется, что это и не вода вовсе, а слабые люди, падающие с невообразимых высот. И он среди них. Рука Луи расцепила его кулак, и он поднес пальцы ко рту, слизывая собственное семя. Потемневшими от возбуждения глазами Гарри встретился с побледневшими апатичными глазами Луи, но не смог выдержать и снова прикрыл их, а в следующее мгновение вновь ощутил на себе мокрые пальцы, удерживающие его за подбородок, и губы, шепчущие на ухо предельно четкое, монотонное. - Не нужно слишком много думать. Это вредно. Но он уже успел подумать и отчетливо услышал свой разум «Тебе пора идти, бежать отсюда прочь» - но не двинулся ни на сантиметр. - М-мне пора. На что Луи ответил кивком. Гарри приподнял голову, надеясь во взгляде напротив увидеть что-то, способное придать уверенности ему самому в первую очередь и повторить слова увереннее. Но то, что он видит в этом взгляде на самом деле, заставляет его трусливо отвернуться. Пересохшие губы трескаются, и, смачивая их слюной, он снова прислушивается, но на этот раз к собственному сердцу и бешеной пульсации на члене. - Останься. Одно слово, и напыщенная уверенность разбивается вдребезги, ведь слишком многое вложено в это одно слово. - Но, как же Эль… - Нет ее здесь. - Майкл. - Разве он где-то поблизости?. - А я… - Для меня. - Не медли… - Пожалуйста. - Горячее дыхание заставляет вновь дрожать. - Все, что угодно. Мысли о Майкле - словно спасательный круг, за который всего-то и надо, что ухватиться. Просто сцепить на резине пальцы. Мальчишка дорог ему, но…даже это чувство никогда не шло в сравнение с тем, что сопровождало его всякий раз, когда он по первому кличу несся к Луи. Что до Колдер, так на нее всегда было наплевать. И вот он чувствует, как пальцы соскальзывают с лопнувшей резины, с шумом из круга выходит воздух, и он тонет, тонет, потому что Луи не дал ему договорить, а из груди рвалось наружу единственное: - Не надо! Посмотри, что с нами стало… Пряная горьковатая смесь спермы еще ощущается во рту, когда Луи опять целует его. Их футболки приземляются в общую кучу, а затем следом летят запятнанные джинсы и спортивные штаны. Но Гарри не успевает снять подсохшее белье, одно касание - и боксеры сползают лишь до колен, а Луи касается губами его члена. Он обвел по кругу головку и всосал капельку смазки, заставляя Гарри хватать ртом воздух и жмуриться. Он дразнил языком щелку и игрался с уздечкой, заставляя Гарри закусывать губы и пальцами до боли сжимать на шее кожу. Собственные руки судорожно терзали Луи за волосы, пока тот заглатывал полностью и причмокивал, а в глазах стояли слезы, и непонятно то ли от боли, а то ли от наслаждения, ведь оргазм почти накрывал. - Твою мать, - сквозь всхлипы простонал Гарри и в последний раз подался вперед, прежде чем тонкая струя резко ударила в заднюю стенку горла партнера. Он все еще держал между пальцами выцветшие пряди его волос, пока Луи вылизывал, давился и глотал, опустошая, даря наслаждение и одновременно нагоняя ужас. Умоляя себя не делать этого, Гарри вновь притянул его ближе и первым впился новым поцелуем, ненавидя себя за проблески нежности, ведь именно из-за них он вечно придумывал несуществующее, которое всегда било слишком низко, слишком сильно и точно, когда наступал конец их встреч. Гарри любит вспоминать, что когда-то очень давно между ними было что-то по-настоящему светлое и трепетное, но оно прошло, и теперь единственное, что связывает их - секс. Просто так удобнее обманываться раз за разом. Но едкий поток мыслей неожиданно прервал гром, отразившийся своими яростными раскатами на жалобно поскрипывающем стекле. Гарри резко дернулся и оторвался от тонких обветренных губ, машинально закрывая голову руками. - Ну, что такое, маленький? Я уже и забыл, что ты боишься грозы, - шепнул ему на ухо Луи, снова притягивая к себе и поглаживая подушечками пальцев сокращающиеся мышцы на плечах. С теплотой, исходящей от него, страх постепенно рассеивался и, безоговорочно сдавшись, Гарри упал ему на руки, вытягиваясь на диване в полный рост. Луи закинул ноги сверху, сел ему на пах, и, схватив пальцами за боксеры, наконец, освободил Гарри от ненужной ткани. Пальцы левой руки вели вверх по бедру, и касания отдавались жаркими покалываниями в чуть опухшем паху, а обмякший ранее член вновь твердел и, заметив алые щеки Гарри, Луи опустился к нему на грудь, обволакивая твердые соски своим пряным дыханием. Под сиплый рык он зажал между зубов левый, кончиком язык поласкал его и сразу же втянул правый, дразня собственный слух рваным бормотанием подрагивающего брюнета. - Какой же ты..- Руки оглаживали расслабленную спину, Луи не любил тянуть слишком долго, поэтому пальцы потянули за бедра. - Перевернись. И только попробуй ответить "нет", реально только попробуй… Гарри перекатывается на бок и встает на четвереньки, мысленно заслоняя руками свое сердце, перекрывая кислород, жмурясь, контролируя. Но он все равно не выдерживает первое касание влажного языка. Каждый Божий раз скулит, как в первый. Каждый Божий раз кричит, как в первый, пока Луи разрабатывает его, толкается языком в тугое колечко мышц. - Луи, не нужно, я, я,…сейчас, уже сейчас, - на выдохе умоляет Гарри и снова сводит пальцы, и мурашки выступают на спине меж сведенных лопаток. Он чувствует, как Луи улыбается, ввинчивая язык еще глубже, насаживаясь еще жестче, - Луи, я… Но нет, он не кончил, разочарованно и благодарно простонав, когда Луи оторвался от него, и сзади послышалось резкое шуршание, лазание по каким-то ящикам и приглушенное: - Черт, они же были здесь. Покачав головой, Гарри смахнул на грудь свои же капли раскаленного пота, взглянул на подрагивающий член, а его нутро опять разрывало это чертово возбуждение, и, кажется, он забыл, как нужно правильно дышать, потому что воздуха в легких категорически не хватало, и он отчаянно шевелил губами, не в силах насытиться. А когда все там же за спиной послышался шелест пакетика, непроизвольно, но он вновь сжался. Бедра соприкоснулись с бедрами Луи, тот пальцами раскрыл ягодицы, и в горле у Гарри застряло то, что он должен сказать, он должен, должен… - Прислушайся к дождю, маленький, - шепнул Луи, направляя головку к его отверстию. И правда, дождь и не думал прекращаться, теперь подгоняемый редкими раскатами грома и сверканием молнии далеко-далеко отсюда, и сквозь плотную ткань штор ему виднелись едва уловимые блики…и, еще, о Господи,…Гарри всхлипнул от забытой разрывающей боли. - Ну, ну, сейчас пройдет, ты же знаешь, как это. - Рукой Луи ухватился за его плечо, и второй толчок заставил Гарри согнуться пополам, пытаясь отстраниться и скорее бежать, но голос Луи звучал так тихо и даже как-то...нежно. - Постарайся расслабиться, я не хочу делать тебе больно. Мокрые волосы прилипли ко лбу: неприятное ощущение и хочется смахнуть их, но если он уберет руку, то упадет, поэтому остается лишь жмуриться и стараться дышать размереннее. Но каждый вдох – очередной толчок, от которого хочется выть. Гарри мечется между стонами и криками, втягивает напряженный живот всякий раз, стоит ощутить Луи еще глубже, глубже в себе. И вдруг его лба касаются холодные пальцы и заправляют выпавшую прядку за ушко. Он открывает глаза, он так хочет увидеть его сейчас, но…тот в недосягаемости. Хотелось дотянуться, хотелось прикусить нижнюю губу, хотелось пройтись по ней языком, но эта поза и эта невозможность громче любых слов говорили обо всем. Луи, наверное считая, что дал ему достаточно времени, чтобы привыкнуть к себе, начал раскачиваться бедрами. Еще секунду назад сковывающая боль превратилась в отголоски наслаждения, и Гарри впервые толкнулся ему навстречу, полностью передавая себя Луи, забываясь в шуме капель, в звонких ударах скользких от влаги бедер, в собственном омуте настоящего кошмара, состоящего из нежелания прекращать двигаться и не выпускать его из себя. - Давай, давай же. - Мягкость голоса сверху касается его слуха. - Еще немного. - И рука тянется к лицу, чтобы смахнуть дорожки из слез. - Я понимаю. А Гарри хочется заорать, что он, блять, ни черта не понимает и никогда не поймет! Блять! Пальцы сдавливают головку на члене, и он принимается дрочить. Луи слишком многое знает и не знает, а самое главное, каково это - жить с четким осознанием, что никогда не будет так, как хочешь, как нужно, как важно. Никогда не завладеешь, никогда не почувствуешь и не удержишь. Кончить, просто Гарри нужно кончить, и он начинает дрочить уже во всю длину, стискивая до боли зубы и губы в узкую линию. Он приподнялся и выгнулся навстречу вколачивающимся в него бедрам, вытянулся дугой и почти, почти приблизился так, что все же дотянулся до сухих губ партнера и с утробным рыком кончил, выдыхая немые мольбы ему в рот. Струя плеснула меж пальцев, оседая на диванной обивке, и пора бы остановиться, и он уже чувствует, как замедляется заданный Луи ритм, но в отместку начинает с двойной силой насаживаться из-за тупого страха почувствовать знакомое прежде опустошение, когда все закончится. Как всегда, слишком быстро. * Гарри не знал, который час, когда приподнял затекшую шею с жесткого подлокотника. Он осторожно снял руку Луи со своей талии и выскользнул из его объятий, шагая прямиком по разбросанной одежде. Отыскав на полу свои вчерашние вещи, он кое-как натянул подпортившуюся одежду и напоследок бросил на Луи один единственный взгляд. Какой же он все-таки прекрасный. * Привычка, и он остановился на том самом перекрестке, который мог без труда проскочить. На часах почти пять утра. Пустая дорога. Пустая душа. Больно и физически, и морально. И снова нужно ехать в то место, которое люди зовут своим домом. Он прокручивает пальцем все те же серебряные бусинки, но перед глазами вовсе не Клиффорд - Луи. И его взор такой же голубой, как чистое утреннее небо, которого как воздуха не хватает сейчас. Но размахивающие в стороны капли дворники со скрежетом напоминают ему о реалиях, и о том, что мечты так и останутся мечтами, а повторяющаяся из раза в раз ошибка потеряла свое право на прощение. И Гарри перестает надеяться, что этот дождь когда-нибудь закончится. Что и он сам когда-нибудь закончится...