Встретимся ли вновь?

      Резкий грохот прервал ночную тишину. Звук удара был глухим и довольно продолжительным. И вновь тишина вернула своё ночное господство.       В сердце старого дракона, что только что вернулся в дом, поселилась тревога. Не теряя времени, тот очутился в комнате своего неугомонного дитя.       К его ужасу, дитя, слабо дыша, лежал на полу. Неподалёку лежал стул. И разбросаны некоторые вещи, что предположительно ранее находились на столе.       Рука цвета первого снега была покрыта тёмно-красной, почти чёрной густой кровью, окрашивая отпечатками пол и мягкий ковёр.       На негнущихся ногах дракон оказался возле дитя, проверяя на наличие дыхания и прочих признаков жизни. Трясущимися руками он, обнимая своё ненаглядное чадо, направился к рядом стоящей кровати.       Это... Это был конец... Это его последние часы... Твердили инстинкты и слишком удушающее чувство смерти, мягко, подобно шали, укутывающее бледное, слишком холодное тело.       Рациональная сущность и многовековой опыт был заглушён сильными эмоциями. Липким отчаянием, пробирающем до костей, боль, заставляющая хотеть кричать и метать и... И безысходность.       Какой смысл быть древним драконом, имеющим огромные знания, если это не может спасти единственное по-настоящему ценное сокровище. Его единственное дитя.       Попытки согреть своим теплом и магией не увенчались успехом. Тело было всё так же холодным. Лишь тихое тяжёлое дыхание показывало, что он жив.       Заставив себя немного успокоиться, отец мягко уложил своё дитя на кровать, пытаясь создать самую удобную обстановку.       Грудная клетка разрывалась от представленного пред ним вида. Он знал, что в скором времени потеряет своё сокровище, знал, пытался заставить себя принять это, но...       Но, знать и испытывать на себе разные вещи. Особенно, когда это произошло неожиданно.       Неизвестно, сколько дракон в страхе и отчаяние просидел, держа дитя за руку. Перед тем, как услышать болезненный стон и увидеть подрагивание ресниц.       С каждой минутой ему становилось всё хуже и хуже. Стоны становились ещё болезненней. Жизнь медленно и мучительно вытекала из измученного дитя.       Чувство собственной безысходности застрял тяжёлым бременем в груди, на плечах и комом в горле. Было невыносимо наблюдать, как умирал его сын.       Почему после всего пережитого, почему он не может безболезненно умереть. За что такие страдания. Его дитю ещё нужно было жить долгой и счастливой жизнью.       Попытки достучаться были тщетными. Тот его не слышал полностью погружённый в собственную боль.       А, после всё прекратилось. Так же неожиданно, как и началось. Никаких стонов, движений и даже дыхания.       По щеке мужчины потекла слеза.