В твоих глазах я видел солнце

«Почему вы не смотрите только на меня? Зачем ведёте беседы с другими, если я готов общаться с вами хоть целую вечность?» — ответы на эти вопросы просты, он знает, но упорно отказывается принимать их. Пробило двенадцать, настало время закрыть глаза и увязнуть в разноцветных снах, но Двойник всё ещё сидит на холодном полу, дико смотрит невидящим, замутнённым взглядом на разбросанные по всей комнате бумаги, и на полном серьёзе задумывается о том, чтобы выцарапать себе глаза, или пережать горло и задохнуться. Что угодно. Любой метод, любое приспособление, лишь бы больше не чувствовать то засевшее внутри мерзотное, гадкое, страшно противное, мешающее должным образом восхищаться ей. Острый недостаток желаемого. То, чего он не испытывал с того момента, как до беспамятства полюбил Принцессу Бездны, чудесную Люмин, а затем принял её руку и в последствии оказался там, где неба кончается край, в своём новом раю. Но, как оказалось, не хотел Двойник остаться жить в руинах нации без Бога и по совместительству пристанища для бывших её жителей, или сгинуть и наконец избавиться от всех тягот и печалей, да даже помочь своей госпоже с выполнением миссии не было его намерением. Её внимание — то, без чего смысл пребывания здесь меркнет. Раньше единственного за весь день мимолётного взгляда и короткого разговора было достаточно, но со временем сего запретного плода хотелось вкушать ещё и ещё, всё больше, с непередаваемым наслаждением и неимоверной радостью. Да только не может Люмин уделять Двойнику внимание двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, что очевидно, ведь в приоритете миссия, на выполнение которой требуется невообразимое количество сил, энергии и времени. Но испытывать неистовую злобу и эгоистично хотеть быть на первом месте это не мешает. Ведь Каэнри'ах, как и Тейват, для него ничего не значит. Единственное, что заботит по настоящему — она. Без неё всё вновь мутирует в чёрно-белое марево и замрёт, а Двойник снова потускнеет и станет чёртовым ничем. А сей удушающий, леденящий, беспросветный мрак пугает его больше всего. — Вы... Вы ведь не посмеете столь ужасным образом меня предать? — уста исказились горькой улыбкой, взгляд стал походить на безумный. — Люмин, я ведь не так многого прошу... Я ведь исполнил ваше желание, я пошёл за вами, так исполните и вы моё... Слёзы вырезают русла на щеках, Двойник судорожно утирает их, ведь сие проявление слабости может испортить то, над чем корпеть приходилось без устали, и если оно будет безвозвратно испорчено, то велика вероятность того, что от него откажутся. Снова. И тогда его желание обратится в пепел. И тогда не будет ни взглядов ни речей. Ненавидеть, жаждать наплевав на всё, снова ненавидеть. Что ж...