Последняя жертва. Взгляд Дмитрия

Ладонь Розы оставалась в моей в течение нескольких часов, пока она спала. Даже когда она повернулась на бок, она не отстранилась. Поскольку она так крепко спала, я тоже не осмеливался разжать наши пальцы. Не то чтобы я хотел сделать это. Я был совершенно доволен тем, что все было так, как было. На самом деле, я начал мечтать о том, чтобы оставить нас такими навсегда. Конечно, это был ненастоящая мечта. Просто те маленькие мысли, которые привлекают ваше внимание, когда вы должны быть сосредоточены на чем-то другом. Все началось с простой мысли о том, каково было бы вот так держать ее за руку вне уединения этой маленькой палатки, в контексте чего-то иного, чем утешение из-за страха смерти или беспокойства за друзей. Я глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от этой иллюзии. Вместо этого мои чувства были наполнены запахом листьев, мха и грязи. В мгновение ока я перенесся в другой момент, который теперь казался мне прошедшим целую жизнь назад. Момент, когда мы шли по другой лесной тропинке, держась за руки, как сейчас. Мы все еще прятались, но надеялись. Мы планировали нашу жизнь. Мы думали, что у нас есть шанс. Возможно, это было саморазрушительно, но я попытался на мгновение представить себе ту жизнь. Каково было бы быть нормальной парой, если бы у нас был такой шанс. Казалось, мы были так близки. Я планировал попросить о переводе на должность при Дворе или к морою при Дворе, чтобы все это стало возможным, и хотя Роуз путешествовала бы с Лиссой, пока она училась в колледже, у нас могли бы быть настоящие отношения. Я мог бы держать ее за руку и целовать, когда захочу, не беспокоясь о том, наблюдает за нами кто-нибудь или нет. Я мог бы больше беспокоиться о том, куда я мог бы пригласить ее на ужин, чем о том, что мои чувства к ней могут стоить нам обоим карьеры. Конечно, люди бы обсуждали нас, но наши отношения не зависели бы от случайных косых взглядов со стороны людей, которые не понимали, насколько хорошо нам было. Может быть, я бы обзавелся собственной квартирой и в конце концов попросил бы ее переехать ко мне, когда она была бы при Дворе. Я закрыл глаза, стараясь не рассмеяться над тем фактом, что мои воображаемые отношения с Роуз развивались так быстро, что это, вероятно, привело бы ее в ужас, если бы по какой-то причине, но… это меня ни капельки не смутило. На самом деле, эта идея меня взволновала. Может быть… может быть, эта возможность, в конце концов, была не так уж далека. Теперь мы были в бегах. В частности, мы были в бегах вдалеке от всех. Я знал, что другие искали доказательства, чтобы оправдать ее, но реальность заключалась в том, что каждый день, когда мы не находили ответа, был еще одним днем, когда мы все дальше и дальше уходили от того, чтобы вообще найти ответы. Очевидно, мы знали, что Роуз невиновна, но она не могла вернуться к Лиссе, когда все остальные все еще считали ее виновной. Это было невероятно эгоистично с моей стороны, но маленькая часть меня начала задаваться вопросом, могло бы все измениться, если бы нам пришлось начинать все сначала где-нибудь в другом месте. Может быть, мы с Роуз тоже могли бы начать все сначала. Мы не могли оставаться в этом кемпинге вечно, а о мотелях не могло быть и речи, так что нам нужно было найти место, где можно было бы пожить хотя бы некоторое время. Я снова рассмеялся над иронией судьбы, заключавшейся в том, что у Роуз было гораздо больше опыта во всем этом, и ей, вероятно, пришлось бы учить меня, как жить в бегах. В конце концов, она сбежала с принцессой и долгие годы скрывалась от властей. Конечно, мы могли бы сделать то же самое. Я представил себе маленькую квартирку, где будем только мы вдвоем. Я представлял себе нормальную работу для нас, которая не предполагала бы, что мы ходим в тени кого-то другого, готовые к битве. Я представил, как готовлю ей ужин и сижу на диване, пока мы по очереди решаем, какие передачи или фильмы посмотреть. Я вспомнил о рождественском подарке, который чуть было не подарил ей в прошлом году. Тихий человек. Один из моих любимых фильмов. На мгновение я задумался, каково было бы смотреть этот фильм с ней под мышкой, когда она дразнила меня цитированием каждой строчки Джона Уэйна. Мне было интересно, каково это — снова влюбиться и получить шанс, который ускользал от меня раньше. Пока мои мысли блуждали по этому вымышленному миру, мой большой палец коснулся безымянного, и я закрыл глаза, борясь, а затем предаваясь другой мысли. Кольцо. Вряд ли это было принято между стражами, но с Розой? С чем-то, что могло бы напоминать нормальную жизнь? Я не был уверен, как бы я сделал предложение, но, будь у меня такая возможность, я уверен, что в конце концов это произошло бы. Она заставляла хотеть жениться на ней. Вероятно, я мог бы потратить недели, пытаясь придумать идеальный способ сделать это, но было несколько вещей, которые я знал безоговорочно: я бы встал перед ней на колени. Я бы сказал ей, что люблю ее больше всего на свете. Я бы пообещал быть рядом с ней и никогда не покидать ее. Я бы попросил провести с ней вечность. И до тех пор, пока мы мечтали о безумных, невозможных вещах… Я представил себе ребенка с ее волосами, глазами и моей фамилией. Ребенок был таким маленьким, что я не мог сказать, девочка у нас или мальчик, но ласковой слово «рыбка», маленькая рыбка, постоянно крутилось у меня в голове. Так меня называла моя мама, когда я был маленьким. Роза, вероятно, покачала бы головой и закатила глаза. «Кто называет ребенка рыбкой?» - спрашивала она прямо перед тем, как повернуться и назвать малыша «тыковкой». Мое тело болело при этой мысли, как от тоски, так и от разбитого сердца. Я хотел этого. Все это. Даже те вещи, которые были абсолютно невозможны. И я хотел, чтобы все это было с Розой. Возможно, это было самой невозможной вещью из всех, потому что она не была моей. Она принадлежала Адриану. Мгновенная волна всепоглощающего чувства вины захлестнула меня. Она любила его. Она сама мне об этом сказала. Он должен был обнять ее. Он должен был поцеловать ее. Если бы он действительно захотел… у нее могло бы быть с ним все. И я был бы здесь, вспоминая тот момент, когда держал ее за руку и мечтал о невозможном. Словно подтверждая мои мысли и невольно посыпая солью мои раны, Роуз повернулась и, наконец, убрала свою руку из моей. Часть меня хотела протянуть руку и снова ощутить это тепло, но я отпустил ее. Я отпустил ее, когда должен был держаться, теперь я должен был отпустить ее, когда хотел держаться. Не имело значения, что это пробрало меня до костей. Час или около того спустя я почувствовал, как Роза зашевелилась рядом со мной, медленно пробуждаясь от того сна, в котором она была погружена. Через мгновение она оглянулась через плечо и сказала: — Тебе пора спать, товарищ, — в ее голосе все еще слышалась хрипотца ее собственного сна. Мое тело вскрикнуло от облегчения при этой мысли, но я не хотел заставлять ее просыпаться, если она все еще устала. — Ты можешь еще поспать, если тебе это нужно. — Нет, я в порядке, — она перевернулась на спину с обманчивым зевком, прежде чем игриво прищурилась, глядя на меня. — И помни, ты не… — Я знаю, я знаю, — засмеялся я. — Я не генерал, — я выгнул спину, чтобы немного расслабить напряженные мышцы, которые образовались после столь долгого сидения на твердой земле, и закинул руку за голову. Роза мгновение с любопытством смотрела на меня, и как раз перед тем, как я собрался расспросить ее об этом, она сменила направление. — Итак, Соня навестила меня, пока я спала. У нас проблема. Я приподнялся на локте, мгновенно насторожившись. Три ее слова, и все мысли о сне были немедленно развеяны. — Что не так? — Виктор похитил Джилл. Мой желудок сжался. Мы ни за что не могли позволить ему забрать девушку. Я не мог предугадать его точные планы в отношении нее (честно говоря, я не уверен, что любой здравомыслящий человек смог бы это сделать), но я без сомнения знал, что его мотивы были нехорошими. Нам нужно было найти ее. Роуз не нужно было этого говорить, мы оба это знали. И я также знал, что это означало, что любая безумная, эгоистичная, тоскливая надежда уехать и начать все сначала вместе где–нибудь на новом месте — эта несбыточная мечта, которая, возможно, могла бы стать реальностью, по крайней мере в какой-то степени, — исчезла. — Что еще сказала Соня? — спросила я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучало незаслуженное разочарование. Роза отвела взгляд и озабоченно прикусила губу. — Не так уж много. Она думает, что более вероятно, что Джон вызвал стражей, чем Виктор, но я думаю, сейчас это действительно не имеет значения, — возможно, это и не имело значения, но я снова почувствовал некоторое разочарование по отношению к себе за то, что не обратил более пристального внимания на этого человека. — Виктор схватил ее в суматохе и сбежал. Стражи были так сосредоточены на нас, что даже не поняли, что ее похитили, пока они далеко не ушли. — У Сони есть общие временные рамки для всего этого? — мой разум начал размышлять о логистике и стратегиях, чтобы удержаться от более саморазрушительных действий. — Она не сказала. Я не подумала спросить. Она пытается достучаться до Джилл через ее сны, чтобы узнать больше, но пока не смогла. Виктор, вероятно, не дает ей уснуть только для того, чтобы мы не смогли ее найти. Соня хочет помочь нам найти ее, так что… ну, я сказала ей, где мы находимся. Информации было немного, но я попытался что-нибудь придумать, несмотря на то немногое, что у меня было. По правде говоря, это было все равно что пытаться вести машину с закрытыми глазами и связанными руками — все было просто догадками и надеждой, что я двигаюсь в правильном направлении. — Я… я правильно поступила, сказав Соне, где мы находимся? — робкий вопрос Роуз прорвался сквозь мои мысли, и я увидел беспокойство в ее глазах. Я положил руку ей на колено. — Да. Ты права в том, что нам нужна ее помощь — и она может найти Джилл. Проблема в том, что Виктор и Роберт тоже должны это знать, — я вздохнул. Если честно, это больше походило на рычание. — И ты права, что мне лучше отдохнуть перед тем, что должно произойти. Я снова опустился на землю и позволил последним частицам моей несбыточной мечты ускользнуть прочь. Было вредно больше держаться за это. Мои глаза, должно быть, были закрыты всего минуту или две, когда я вспомнил. Я вспомнил, где раньше видел серо-оранжевую палатку. Я знал, что в магазине это выглядело знакомо, но теперь мне стало дурно, когда я стоял на краю нашего тихого кемпинга, глядя на зеркальное отражение того, что я видел раньше. Под моими ногами хрустнула ветка, когда я слишком быстро шагнул вперед, и когда мои ноги зацепились за несколько срубленных поленьев для тлеющего костра в яме, мне пришлось ухватиться за ближайшее дерево. И все же единственное, что я слышал вокруг себя, было мое собственное движение. Все остальное было безмолвно. Спящее. Или мертвое. Я задохнулся от этой мысли. Еще несколько осторожных шагов приводят меня в самое сердце лагеря. Обертка от шоколадного батончика была брошена на землю, и я зажмурил глаза. Это был еще один слишком знакомый образ. Еще один фрагмент моей памяти, который я предпочел бы оставить забытым. — Во многих кемпингах есть шоколад, — попытался я напомнить себе. Только когда отблеск какого-то света внутри палатки осветил два силуэта, один немного крупнее другого, я начал по-настоящему паниковать. Вся моя осмотрительность вылетела из головы, когда я подбежал к нейлоновому клапану, из которого состояла дверь палатки, и лихорадочно стал искать молнию. Я практически вырвал язычок молнии в тот момент, когда нашел ее, громко расстегнув молнию и открыв ее ровно настолько, чтобы пролезть внутрь. Беспорядок спальных мешков скрывал обитателей, но я разглядел маленькую головку в дальнем углу, которая не пошевелилась при моем внезапном появлении. Малыш, казалось, вообще не замечал моего присутствия. Ребенок. Просто маленький, невинный ребенок. Не больше того, которого я зверски убил в свой первый день в качестве этого монстра. Я был в ужасе от дальнейшего. Я не видел никакой крови, но ребенок тоже не двигался. Как и тот другой человек, который заботливо оберегал малыша от тех разрушений, которые я, несомненно, причинил. Глубоко вздохнув, я двинулся вперед. Моя рука наткнулась на чью–то твердую конечность, и взрослый человек быстро вскочил — на самом деле так быстро, что это не только шокировало меня, но и почти заставило отшатнуться от удивления. Блеск серебра удивил меня еще больше. Однако я не вздрогнул при виде этого зрелища. Я только сделал паузу и стал ждать неизбежной и вполне заслуженной боли. — Дмитрий?! Ты чуть не напугал… — знакомый голос прозвучал резким шепотом, и она быстро оглянулась на другую свернутую массу, прежде чем снова повернуться ко мне. — Извини, я имела в виду «ты меня напугал». — Роза? — в темноте я начал различать некоторые ее черты. Я не мог понять, почему она была здесь. Или почему она поймала себя на середине кошмара. Раньше она определенно была не из тех, кто сдерживается. Ее голова слегка наклонилась, когда она отложила кол в сторону, и ее низкий смех немного успокоил меня. — Конечно, товарищ. Кем еще я могу быть? Я ничего не сказал. Что я мог сказать, в самом деле? — Пойдем, — она указала на дверь. — Давай убираться отсюда. Я заставлю тебя снова усыпить твою «рыбку», если ты ее разбудишь. Моя голова резко повернулась к ребенку. Маленькая рыбка… прозвище, которое моя мать дала мне в детстве. Роза произнесла это с легким весельем, но в голосе все еще слышалась нежность. Нежность, которая исходила из совершенно особого места в сердце человека. Нежность, которую я начал испытывать от простой мысли: «Может ли это быть правдой?» Я попятился, все это время не сводя глаз с ребенка, мое сердце пропустило удар, когда Роуз наклонилась, чтобы поцеловать волосы ребенка, прежде чем последовать за мной. Она застегнула молнию на палатке и отряхнула руки, прежде чем повернуться ко мне лицом. — Ты раздобыл еще дров? — спросил она. — Хм? — должно быть, я выглядел таким же совершенно сбитым с толку, как и чувствовал себя, потому что ее брови нахмурились, когда она снова спросила меня. — О, — я повернулся и посмотрел в ту сторону, где впервые увидел лагерь, и, конечно же, у входа на тропу была небольшая кучка хвороста. Должно быть, это был тот же самый набор бревен, о который я споткнулся ранее. — Вон там. Я повернулся, чтобы снова собрать их, но она остановила меня. — Вот, позволь мне. Почему бы тебе не пойти и не присесть на минутку? Я рассеянно кивнул, усаживаясь за маленький столик для пикника рядом с кострищем. Мое тело немного расслабилось, когда Роуз разворошила угли и положила на них полено, огонь охватил дрова и создал гипнотизирующее тепло и пламя, на которых я мог немного сосредоточиться. Все это время Роза украдкой поглядывала на меня. В тот момент, когда пламя, казалось, затрещало достаточно сильно, чтобы держаться самостоятельно, без ее помощи, она подошла ко мне и села на столешницу, положив ноги на сиденье так, чтобы сидеть рядом со мной, но чуть выше. Ее рука нежно погладила мое плечо, и я инстинктивно потянулся к ней, на мгновение сплетя наши пальцы вместе, чтобы я мог поцеловать нежную ладонь, которую она протянула. Ее губы слегка поджались. — Ты в порядке? Я хмыкнул в ответ, не совсем уверенный в ответе. В огне, казалось, тоже этого не было, как бы глубоко я ни вглядывался в пламя. Без колебаний она спросила: — У тебя был еще один эпизод? Что-то вызвало другое воспоминание? Моя спина немного напряглась. Был ли я настолько прозрачен? Конечно, так оно и было. По крайней мере, для нее. Я всегда был таким, когда дело касалось Роуз. Она видела меня насквозь, так что притворяться было бесполезно. Она знала меня лучше, чем я сам себя знал. На самом деле, она, вероятно, знала, что происходит, лучше, чем я. Я постарался ответить так честно, как только мог, так мало понимая, что происходит вокруг меня. — Я… я думаю, что да. Ее пальцы впились в мои мышцы, когда она нежно сжала меня. Каким бы незначительным ни было это действие, оно, казалось, немного успокоило меня. Я посмотрел на нее снизу вверх. Теперь, когда огонь отбрасывал на нее свет, я смог по-настоящему разглядеть ее. Роза выглядела странно постаревшей. Самое большее, на несколько лет, но все же. Я не мог понять, в чем дело. Казалось, что некоторые места, которые раньше были острыми, теперь стали немного мягче, а некоторые из ее более мягких изгибов теперь стали немного резче. Время коснулось ее, и изображение было таким же ошеломляющим, как и раньше. Мне хотелось протянуть руку и исследовать все те маленькие отличия, которые делали ее такой новой, но знакомой женщиной, но я остановил свою руку. — Все в порядке, ты знаешь? Иногда нужно заглянуть в прошлое, — в ее голосе все еще слышалось беспокойство, но в нем чувствовалась и некоторая твердость. — Просто не позволяй ему управлять тобой. Не позволяй этому отвлекать тебя от жизни. — Ты — моя жизнь, — это вырвалось мгновенно, почти естественно. Как будто эти слова были запечатлены в моем сердце, и произнести их было так же просто, как произнести ее имя. Она игриво сморщила носик. — Тогда не позволяй этому отдалять тебя от меня. — Никогда больше, — поклялся я. Прошла минута или две, прежде чем она спросила: — Хочешь поговорить об этом? — Не совсем, — пробормотал я, уже зная, что она будет давить на меня. — Ты же знаешь, это помогает. С разочарованным вздохом, адресованным скорее себе, чем ей, я сказал: — Я убил двух отдыхающих. Одним из них был… — я не смог закончить, но взгляд в сторону палатки сказал то, чего я не смог. Она проследила за моим взглядом и затем кивнула. Я почти ожидал, что она вскочит, заберет ребенка, который был в той палатке, и оставит меня прямо там. Вместо этого я почувствовал, как она наклонилась и поцеловала меня в висок. — Мне жаль. — Что? — ее слова не совсем доходили до меня. С чего бы ей проявлять ко мне сочувствие по этому поводу? — Я не тот, кто был убит. Я тот, кто убил. Она раздраженно фыркнула, как будто это был разговор, который мы вели миллион раз раньше. — Ты был не ты. Тебя не было, Дмитрий. Я знала тебя тогда так же хорошо, как знала до этого и знаю сейчас. Я могу лично засвидетельствовать тот факт, что это был не ты. Ты просто застрял в воспоминаниях о том, что сделала эта тварь, потому что твоя душа — то, что делает тебя тем, кто ты есть на самом деле, — была украдена у тебя. Я уставился в огонь, размышляя, соглашаться с ней или нет. Возможно, я больше не был тем существом, но я знал, что часть этого все еще жила где-то внутри меня. Оно было на заднем плане, притаилось. Если бы ему удалось всплыть на поверхность… Я повернулся, чтобы поспорить с ней, но был встречен выжидательной ухмылкой. Она ждала моего протеста, и опровержение уже было у нее на устах. — Ты контролируешь его, Дмитрий, а не наоборот. Он не существует, пока ты ему этого не позволяешь. Он не может украсть ничего из твоей жизни, кроме того, что ты ему даешь. Не давай ему ничего, что он мог бы украсть. Найди красоту, найди цель, найди причины двигаться вперед и позволь этому существу барахтаться в преисподней, где ему самое место. Но только не себе. Ты можешь жить полной жизнью, — ее улыбка сияла, и я не мог не улыбнуться вместе с ней. Красота, цель, жизнь. Она была всеми тремя. Что-то, что тронуло мое сердце, что-то, чего не могла коснуться тьма, подсказывало мне, что тот, кто крепко спал в этой палатке, таил в себе столько же красоты, целеустремленности и жизни и для меня. Вздохнув, я прислонился к ней головой и почувствовал прикосновение ее груди к своей щеке. Эта поза навела мои предательские мысли на мысль о том, как мог быть зачат этот таинственный ребенок, в частности, о невероятно занимательной механике всего этого, и на что было бы похоже исследовать это еще немного, когда она рассмеялась и оттолкнула меня локтем ровно настолько, чтобы бросить на меня лукавый взгляд, который говорил: — Серьезно? Я пожал плечами, лишь слегка смущенный тем, что она поймала меня, когда мне следовало быть умнее и не думать, что мои внутренние размышления могут остаться незамеченными от нее, когда она так хорошо меня знала. Секунду спустя она притянула меня обратно к себе, и я был доволен тем, что просто прижался к ней. По крайней мере, сейчас. Ее сердцебиение слилось со звуками лагеря и потрескиванием костра перед нами, когда мы погрузились в относительную тишину. Ее руки начали перебирать мои волосы, и я почувствовал, как мои глаза закрываются, убаюканный миром между нами и простотой момента. Это было… прекрасно. — Все это невозможно, не так ли? — я слышал едва уловимую надежду в своем голосе, даже когда мое тело было готово к разочарованию. Ее пальцы замерли лишь на мгновение, но когда она начала снова, то сделала это с тихим обещанием. — О, товарищ. Невозможные ситуации — наша специальность. Огонь начал понемногу угасать, но тепло оставалось. Когда я мог видеть только последние тлеющие угольки, растворяющиеся во тьме, меня начали осенять печальные осознания. Это было нереально. Даже если это казалось реальным, даже если я хотел, чтобы это было реальным, я знал, что это была просто сумма моих прежних желаний наяву. Тепло, которое я ощущал вокруг себя, было всего лишь одеялом в реальном мире. Ничего больше. Однако знание этого не означало, что у меня были какие-либо планы расстаться со своим заблуждением. Не тогда, когда я мог бы прильнуть к ним еще на несколько мгновений. Я чуть плотнее прижал голову к теплу под щекой и сделал глубокий вдох. Я знал, что Роза рядом со мной, но в темноте этой маленькой палатки, в уединении моего сна, она казалась еще ближе. Только когда что-то коснулось моего виска, мое дыхание остановилось. Только когда я почувствовал, как что-то запуталось в моих волосах, мои глаза открылись. Так было до тех пор, пока я не понял, что, возможно, не все это было плодом моего воображения после всего, во что я осмеливался верить. Я подождал мгновение, возможно, ожидая, что она попросит меня подвинуться или оттолкнет меня теперь, когда я не мог винить свое подсознание за оплошность, — но она просто наблюдала за мной, чего-то ожидая. Мы оба наблюдали. Я приподнялся на локте, мое лицо было всего в нескольких дюймах от ее. Моя рука перебирала маленькие пряди волос у ее лица, отражая то, что она делала всего несколько мгновений назад. Оно было таким мягким, точно таким, каким я его запомнил. Ощущение ее волос было испорчено моим страхом в том переулке. Здесь? Сейчас? Это было подчеркнуто воспоминаниями о другом времени, когда я чувствовал надежду. То, как она смотрела на меня — я мог поклясться, что узнал этот взгляд. Я уже видел это в нашей жизни раньше. Я чувствовал на себе его пристальный взгляд в те моменты, когда мы стояли вместе на краю чего-то великого, но нуждались друг в друге, чтобы помочь совершить этот прыжок. Падение было неизведанным, пугающим, но не таким страшным, если мы делали это вместе. Только вместе. Страх. Волнение. Желание. Необходимость. Я нуждался в ней. И, может быть… Я разрывался между выражением ее глаз и тем, как ее зубы нежно прикусили губу. Секундой позже ее язык высунулся, чтобы успокоить невидимую рану, и я больше не мог этого выносить. Я нежно наклонился к ней, обхватил рукой ее шею, чтобы снова притянуть нас друг к другу, а затем замер, когда мой большой палец потерся обо что-то. Последние исчезающие следы от укуса Адриана по обоюдному согласию. Адриан, который был ее парнем. Не я. Я был единственным, кто был ответственен за шрамы, оставшиеся под ними от недель пыток. Реальное. Это было то, что было реальным. Это было то, что превращало все остальное в несбыточную мечту, которую даже не стоило представлять. Я отстранился, расстроенный по многим причинам, и сел. Я закрыл лицо руками, отвернулся и проклял свою глупость. Почти физическая боль за глазами усилилась, и я попытался стереть ее вместе со смущением. — Что не так? — я почувствовал, как Роза пошевелилась у меня за спиной. Бросив быстрый взгляд, я увидел, что она сидит, обернув одеяло вокруг груди, как будто защищаясь от меня. Я не мог вынести вида того, что она прячется от меня, хотя и знал, что так и должно быть. Я чуть не поцеловал ее, несмотря на то, что знал, что она увлечена другим. — Выбирай. Есть много вариантов, — я не имел права огрызаться на нее. В конце концов, вряд ли она была виновата в том, что я чувствовал. Она с самого начала только и делала, что поддерживала меня. Она пошла на все, чтобы спасти меня, а я так долго вел себя неблагодарно. Она поддерживала меня с того момента, как я восстановился, а я снова отбросил это. Даже если не считать всех зверств, которые я совершил до того, как был возвращен, этого было бы более чем достаточно, чтобы она возненавидела меня, но она все равно была рядом со мной как друг и партнер. Она утешала меня, поднимала настроение и помогала мне, когда я нуждался в свете в темноте. Роза была… Розой. Моей Розой. Я просто забыл об этом, а теперь было слишком поздно. — Я знаю… Я знаю, что все изменилось, — она говорила нерешительно, как будто ожидала, что я убегу. — Я знаю, что ты был неправ. Я знаю, ты снова можешь почувствовать любовь. Ее слова причинили боль, и я поморщился от них. Все изменилось — она была с кем-то другим. Кто-то, кого она любила и кто отвечал ей взаимностью. Кто-то, кто относился к ней с уважением, которого она заслуживала. Я не мог ожидать, что она откажется от этого только потому, что я наконец-то пришел в себя. — Дело не в любви, — настаивал я, не глядя на нее. Я не был уверен, смогу ли солгать ей в лицо. Даже если бы я попытался, я не был уверен, что смог бы сделать это убедительно. Она усмехнулась. — Если это не в любви, то в чем же? — Все дело в том, чтобы поступать правильно, — прошептал я. — Даже когда это причиняет боль. Между нами повисло тяжелое молчание. То, которое требовал ответов на невысказанные вопросы. Вопросы, на которые у меня не было ответов… или, по крайней мере, адекватных ответов. Определенно, это были не те ответы, которых она заслуживала. Все, что у меня было, — это еще больше лжи, которая причинила бы ей боль и медленно убила бы меня. К счастью, нас обоих спас от этого несчастья звук постукивания по нашей палатке.