Двенадцать альтернативных способов применения крови дракона

      Словно магловский ледокол, Гризельда Лестрейндж решительно пробиралась сквозь толпу хогвартских студентов. Иногда она ловила на себе их взгляды — презрительные, испуганные и любопытные. Иногда замечала, как на неё показывают пальцами и громко шепчут оскорбительные, по их мнению, прозвища: «младший ужас подземелий», «злая ведьма» и «пожирательская дочурка». Будто бы Зельде было до всего этого дело. За пять лет учёбы она привыкла к каждой колкости в свой адрес и давно перестала обращать внимание. В конце концов, придумать что-то по-настоящему обидное у школьных задир не хватало ни ума, ни воображения.       Жалкие создания.       — Лестрейндж тоже участвует? — раздался звонкий мальчишеский голос, и краем глаза Гризельда заметила гриффиндорца-первокурсника с поражённо открытым ртом. Его вопрос был пронизан таким ужасом, будто бы девушка собиралась участвовать в ритуале со смертоубийствами, а не в Турнире Трёх Волшебников. Впрочем, учитывая историю турнира… разницы почти никакой. Она намеренно замедлила шаг, сделав вид, будто размышляет, и прислушалась к разговору столпившихся невдалеке младшекурсников.       — Вы только представьте, что будет, если кубок и правда выберет её, — презрительно заметил светловолосый хаффлпаффец. Он едва сдерживал смех. — Дамблдор скажет, что артефакт не исправен и Хогвартс будет представлять наш вечный герой Поттер.       — Не-не-не, Лестрейндж будет финальным испытанием для чемпионов, — на сей раз фантазию решил проявить рейвенкловец. — Увеселение с упырихой, как в лучших творениях Локхарта.       Ребята весело заржали. Зельда решила, что даже закатывать глаза на такие шуточки ниже её достоинства.       — А, по-моему, — деловито перебил ещё один рейвенкловец в уродливых квадратных очках, — если кубок выберет Лестрейндж, то у Хогвартса будет реальный шанс победить, — он чуть понизил голос и повернулся к друзьям:       — В смысле… учитывая, чья она дочь…       Зельда резко остановилась, очень медленно повернула голову в сторону кучки младшекурсников и растянула губы в паскудной улыбке. Встретившись с бесцветными рыбьими глазами девушки, ребята испуганно отпрянули.       — Не смотри ей в глаза, Деннис, отвернись, — дрожащим голосом предупредил первокурсника-гриффиндорца студент постарше, и мальчик тут же бросился закрывать лицо ладошками.       Хаффлпаффец — самый взрослый из ребят — поднял волшебную палочку и направил в сторону девушки.       — Свали, уродка, — выплюнул он. Звучал парень смелее, чем выглядел: рука с нервно зажатой в пальцах палочкой тряслась, кровь отхлынула от лица. Бедняга будто живой труп Лорда Волдеморта узрел.       Гризельда беззлобно фыркнула и как ни в чём не бывало продолжила свой путь к Кубку Огня.       Как-то так повелось, — ещё с далекого первого курса, — что матерью Гризельды Лестрейндж все кругом считали ненормальную Беллатрикс. Нет, безусловно, эта теория не была лишена разумного зерна. Обе волшебницы учились на факультете Слизерин, носили одинаковую фамилию и славились катастрофически дурной репутацией. Кроме этого, обеих Лестрейндж объединяло почти портретное сходство: у дражайшей тётушки Беллы разве что глаза были черными и живыми, с фамильной блэковской безуминкой, в то время, как у Зельды — светло-серые, будто сделанные из мутного стекла, и абсолютно пустые.       Что касается кандидатов на отцовство… Здесь всё было не так однозначно. Считать её отцом Родольфуса Лестрейнджа, законного мужа Беллатрикс, было слишком логично для волшебников, поэтому за пять лет учёбы Гризельда успела побывать дочерью вообще всех существующих Пожирателей смерти, включая даже тех, кто почил задолго до её рождения. Но все же кандидатурой номер один всегда оставался сам Тёмный Лорд. Зельда впервые услышала эту версию от гриффиндорских однокурсников на втором году обучения, и, несмотря на её очевидную абсурдность, не спешила опровергать. В любом случае, это веселее, чем быть предположительной дочерью профессора Снейпа. Она искренне восхищалась своим деканом, с удовольствием посещала дополнительные занятия по зельеварению и окклюменции, но быть в родстве с человеком, который носит в голове больше тараканов, чем она сама — увольте.       Правдой было то, что её родители, даром, что Лестрейнджи, не имели никакого отношения ни к Пожирателям, ни к самому Тёмному Лорду. Ровно десять лет назад они умерли, переболев тяжелой формой драконьей оспы, и семилетняя Гризельда отправилась жить к единственному живому родственнику — двоюродному дедушке Лисандру Лестрейнджу.       С тех пор её жизнь превратилась в череду испытаний и трудностей, главной из которых стала собственная чистокровная фамилия.       Но Турнир Трёх Волшебников раз и навсегда всё изменит. Гризельда Присцилла Лестрейндж докажет всем, чего она стоит. С того самого момента, как дедуля Лестрейндж сообщил, что в этом году Хогвартс примет у себя легендарный турнир, девушка загорелась идеей не просто поучаствовать, но и триумфально победить. Конечно, она прекрасно понимала, что шансов стать участницей у неё не то чтобы много, поэтому все лето провела за усиленным повторением трансфигурации и боевых заклинаний из курса ЗОТИ. А когда информации из учебников показалось ей недостаточно, чтобы смело сказать «я выживу на турнире с рекордной смертностью несовершеннолетних детей», Лестрейндж ринулась в семейную библиотеку. Там бы она и провела всё лето, закопавшись в фолианты и рукописи, но домовики иногда всё же вытаскивали девушку на свет божий пообедать и показаться обеспокоенному деду на глаза.       Не то чтобы Лисандр Лестрейндж и правда волновался о судьбе своей внучатой племянницы: в конце концов, она была плотью его ненавистного старшего брата Деметриуса. Но вместе с тем, единственной наследницей семьи Лестрейндж. Живой, в здравом уме и не сидящей в Азкабане. По крайней мере, пока. И именно поэтому эльф Пинки иногда аппарировал девушку к Лисандру на ковер, где она отчитывалась, какие из темных гримуаров читала и какие ритуалы по ним совершала.       А она совершала.       Когда девушка подошла к Кубку Огня, студенты дружно посторонились. Всё, что отделяло Гризельду от артефакта, была тонкая золотая линия на полу. Всего лишь два шага и ее жизнь изменится. Или не изменится — если Кубок решит иначе. В любом случае, она попробует. И будь, что будет.       Зельда решительно кивнула своим мыслям и, приподнявшись на носочки, кинула в Кубок записку со своим именем.       Артефакт вспыхнул синим пламенем, пожирая имя юной слизеринки. Alea iacta est.       Девушка стремительно развернулась и лишь чудом не врезалась в возникшего из ниоткуда человека. Оказавшийся на уровне её глаз желто-черный шарф заставил Гризельду презрительно фыркнуть: неужто и милашки-барсучата решили поиграть во что-то опаснее плюй-камней?       — Лестрейндж, — сказал хаффлпаффец, и Зельда недоуменно подняла голову, пытаясь понять, кому мог принадлежать голос столь сладкий, словно в Запретном лесу табун единорогов внезапно запел «Аллилуйя».       — Диггори, — скривилась девушка, когда увидела перед собой лицо старосты Хаффлпаффа.       Она уже и забыла, что этот «главный хогвартский сердцеед» вообще существует. И немудрено, ведь за последние несколько лет учебы они говорили от силы пару раз, а общих уроков с Хаффлпаффом у Слизерина было меньше, чем пальцев на искусственной руке профессора Кеттлберна. Чаще всего она видела его на древних рунах и нумерологии, но диггоревский «фан-клуб», состоящий преимущественно из девочек разной степени симпатичности, не подпустил бы к парню такую, как она, и на пушечный выстрел. Да и не то чтобы Зельда мечтала приблизиться. Они были слишком разные. Седрик Диггори стремился всем угодить и для всех быть хорошим, и это было полной противоположностью того, к чему стремилась Гризельда Лестрейндж: чем больше людей будут её ненавидеть, тем проще будет держаться от них подальше.       — Решила поучаствовать? — дружелюбно поинтересовался хаффлпаффец, кивнув в сторону кубка. Его группа поддержки — многочисленные друзья и подруги — перешептывались и посмеивались. Зельда запоздало кивнула, отвечая на вопрос парня.       — А я и забыл, что тебе уже семнадцать, — заметил он, слегка нахмурясь. — А ведь и правда, день рождения у тебя был в начале октября…       — Нужно что-то, Диггори? — с неприязнью перебила Лестрейндж.       — Хотел пожелать удачи, — как ни в чем не бывало улыбнулся Седрик, будто общался со своим лучшим другом, а не с неприятной девицей, которую презирали даже на родном факультете.       — Себе пожелай, — фыркнула девушка, зыркнув в сторону зашумевших студентов. Под её кислым взглядом большинство замолкли и потупились в пол. Если профессор Снейп решит когда-нибудь покончить с преподаванием, Гризельда Лестрейндж заменит его и никто даже не заметит подмены. — Только удача тебе и поможет меня обойти.       Диггори удивленно приподнял бровь, явно обдумывая ответ. Зельде даже показалось, что в глубине его ореховых глаз на мгновение вспыхнул гнев, но очень быстро парень взял себя в руки и, сконфуженно почесав лоб, мило улыбнулся:       — Тогда удачи мне.       Он ловко обошел Гризельду и под радостное улюлюканье своих товарищей кинул в кубок листок со своим именем.       Наблюдая со стороны, как ребята поздравляют Диггори, Зельда почувствовала легкий укол зависти. Буквально на мгновение она задумалась о том, что, возможно, — просто для разнообразия, — она бы не отказалась, чтобы кто-то искренне порадовался и за неё. В конце концов, она решила рискнуть своей жизнью ради чести Хогвартса.       Но студенты разошлись, и Гризельда Лестрейндж осталась в коридоре одна. Как и все годы своей грёбаной жизни.