Ты это чувствуешь?

Звуки печатной машинки заполняли собой всё пространство, словно детская колыбель, проносясь по всему чердаку, который вот уже второй месяц был для Уэнсдей Аддамс новым пристанищем. Девушка из благородного рода, самоуверенная, не по годам взрослая, успевшая за свои шестнадцать лет натворить немало дел, сейчас была вынуждена обучаться в не самом благоприятном для неё месте. Впрочем, последние недели были не столь ужасны, как это могло поспешно показаться. Тайны, мрак, расследования, попытки убийства и куча оставленных без ответов вопросов, были не самым плохим способом отвлечься. Это в какой-то степени даже помогало юному дарованию, что с таким серьезным, невозмутимым лицом занималось сейчас написанием собственной, уже четвертой по счету книги. Все последние события сулили вдохновение и Уэнсдей с удовольствием отображала это на белых листах, оставляя чёрные чернильные буквы, красиво напечатанные, с очень хорошо подобранным для того шрифтом. Каждый день ровно один час девушка посвящала писательству, только вот с новым раскладом её жизни, это делать стало куда сложнее. В жизнь Уэнсдей нагло и нежданно ворвалась розовая овечка с нездоровой улыбкой на лице, присущей той абсолютно всегда. Сначала Аддамс полагала, что девушка имеет физические отклонения, возможно, болеет чем-то ужасным, но как оказалось, всё было куда проще, ведь больна она была лишь психически. Впрочем, ничего в этом такого зазорного не было, да и не умирают от такого, дядюшка Фестер был тому наглядным примером. Эту любительницу разноцветных свитеров и второсортных мелодрам, звали Энид Синклер. Девушка была чуть выше самой Уэнсдей, такая же стройная и складная. У неё от рождения были светлые, коротко стриженные волосы, непонятно как часто окрашиваемые синими и розовыми красками. Синклер была безнадежной оптимисткой, настоящей мечтательницей, витающей в облаках романтичной душой. Она не затрудняла себя долгими рассуждениями и выдала всё на одном дыхании, говорила как есть, как чувствовала. Её смех был звонким и частым, а тактильная натура давала о себе знать при любом возможном случае. Уэнсдей и Энид были двумя абсолютными противоположностями, ничем не похожими, разными во взглядах и решениях, с совершенно не совпадающими мировоззренческими составляющими. Они были точно Инь и Ян, порознь, плыли разными течениями. Именно этим внимание невозмутимой Аддамс и привлекла к себе блондинка. Абсолютная несхожесть и дотошность, постоянное пустословие и переизбыток эмоций дурно влияли на Уэнсдей. Той было интересно наблюдать за новой соседкой, язвительно комментировать её действия и впитывать в себя всё происходящее, словно губка. Характерный для старой двери скрип, вывел брюнетку из недолгих раздумий, когда та заметила краем глаза Энид, быстрым шагом направлявшуюся к своей части комнаты. Деление их теорий показалось той неприемлемым, но спорить с соседкой-готкой было занятием бесполезным, но очень приятным. Поэтому, не теряя лишнего времени, а значит и не давая возможность Уэнсдей закончить писать, блондинка по-хозяйски закинула сумку на кровать, после чего прошла до черты, разделявшей их друг от друга. — Знаешь, а добавить красок в твой унылый уголок было бы неплохо. — первое, что произнесла девушка, будучи готовой к ответному выпаду, которого не оказалось. Уэнсдей, как и до появления блондинки, занималась писательством, полностью концентрируясь на этом. Пальцами они плавно касалась кнопок, что вызывало после себя характерные цокающие звуки. Страница заполнилась, поэтому брюнетка быстро заменила её на новую, пока совсем чистую, не «забитую» текстом. — Ты специально? Почему не отвечаешь? И вновь послышался звонкий голос, заставивший брюнетку невольно закатить глаза. Ещё пару движений и цоканье прекратилось, а сама она поднялась на ноги, размеренными шагами сокращая расстояние до той самой черты, оказываясь прямо напротив любознательной девушки. Та, в свою очередь, сцепила руки в замок на груди, выжидающе глядя в смертельно-бледное лицо. — Я, если ты успела забыть, работаю. Думаю тебя не сильно затруднит на час сконцентрировать внимание на своём гаджете, занимаясь своим блогом. Буду благодарна, если ты перестанешь отвлекать меня. — Уэнсдей развернулась в пол оборота, тем самым завершая их разговор, так как главная, по её мнению, задача была выполнена. Она высказала девушке свои претензии, а большего и не надо. Но не успела она сделать и шаг, как её запястье поймали, крепко его сжав. Энид потянула её в свою сторону, не заметив, как обе они оказались в её части комнаты. Уэнсдей быстро, словно ошпаренная кипятком, одернула свою руку, устремляя жёсткий, не сходящий в сторону взгляд на блондинку. Её сейчас мало волновало нахождение за чертой своей части, а всё больше вызывало недоумение действия Синклер. Та, как считала брюнетка, позволяла себе уж слишком многое. Даже собственным родителям Уэнсдей не позволяла подобную вольность, такое распутство. Лишь с её дозволения, некого одобрения, было разрешено касаться девушки. — Пойми, Уэнсдей, выражать свои чувства через прикосновения — нормально, нет в этом ничего такого. — в который раз пыталась вразумить мрачную Аддамс блондинка, широко улыбаясь, чем в очередной раз начала вызывать у той рвотный позыв. — вот поцелуи, к примеру, лучший способ это доказать. Нападение было единственным верным вариантом из возможных сейчас, поэтому Энид с удовольствием им воспользовалась, чем вызвала у самой себя гордость за такую хорошо развитую находчивость. — Предлагаешь поцеловаться и проверить это? — с лёгким сощуром спросила брюнетка, наперёд зная ответ. Ни одна из них не готова уступать и это лишь подогревало интерес. — Не предлагаю, а утверждаю. — после секундной растерянности во взгляде и мыслях, ответила Энид, прикусив нижнюю губу. — Хорошо. Я поцелую тебя и если ничего не почувствую, то до конца учебного года мой писательский час будет проходить в тишине, абсолютной тишине. — чётко выделив два последних слова, предложила девушка. — Договорились. — блондинка была далека от мысли, что уговор удастся выполнить, в случае, если план её пойдет коту под хвост. Но почему-то она была убеждена в действенности собственной теории. Уэнсдей, определенно, удастся что-то почувствовать, ведь поцелуй всегда вызывает те или иные эмоции, не в зависимости от того будут ли они положительными или отрицательными. — А что я получу, если ты что-то почувствуешь? — Я на протяжении дня буду делать то, что ты захочешь, естественно, в рамках дозволенного. — без единого сомнения ответила девушка, не прекращая смотреть в глаза блондинки, чем вызывала у той смущение. Трудно общаться с человеком, когда тот ни на секунду не отводит от тебя глаз. Но Уэнсдей этого не объяснишь, такова её натура. — Тогда готовься ходить в розовом свитере и много обниматься, Аддамс. Тебя ждёт длинный, очень длинный день. — не без удовольствия ответила голубоглазая, отчётливо понимая, что победа сейчас ей жизненно необходима. — Не делай поспешн… Девушка не успела закончить свою мысль, потому что её пухлые губы накрыли собой требовательные губы блондинки, втягивающие ту в поцелуй. Лёгкая искра, неведомое ранее помутнение, словно после нескольких выпитых бокалов вина, возникло в голове кареглазой, отчего та резко отодвинула от себя блондинку. Энид усмехнулась, глядя в широко раскрытые глаза и быстро бегающие из стороны в сторону зрачки, чётко понимая причину, вызвавшую такую забавную реакцию. — Это первый твой поцелуй, да? — шире обычного улыбнулась девушка, осознанно сжимая чужую ладонь, что вызвало ещё более бурную реакцию. Кожа Уэнсдей, невероятно бледная, точно мраморная, сейчас покрылась благородным румянцем, неизвестно каким образом вызванным. Девушка не знала о смущении или чувстве стыда, но организм выдавал другую на это реакцию, впрочем, тоже не свойственную для неё. — Не переживай ты так, сейчас я тебя и целоваться научу, и спор выиграю. — беззаботно пролепетала Энн, в очередной раз приближаясь к брюнетке. — Всё будет хорошо, ты не бойся, ладно? — Меня не один раз пытались убить, а собственный отец стрелял в меня из арбалета. Думаешь меня можно испугать поцелуем? Глупо. — безмятежно, как это было ранее, ответила ей Аддамс, решаясь дать и себе, и организму ещё одну попытку. — Тогда просто расслабься. Губ Уэнсдей сначала почти неощутимо, а после более смело коснулись губы Энид, пытаясь вызвать ответную, положительную реакцию. Из лёгкого побуждения, сладостного касания, на которое Аддамс всё же ответила, оно превратилось в бурю, сносящую всё на своём пути. В шквал чувств, запертых, словно узник на пожизненном сроке, где-то в глубине души брюнетки. Всё заточенное и скрытое под пеленой нечитаемой маски девушки, разбилось в считанные мгновения, ощутив она мягкие губы на своих. Головокружительная нехватка кислорода заставила прекратить это безумие, открывая их друг от друга, словно кровожадных пиявок от сочного лакомства. — Ты проиграла, Уэнсдей, даже не смей это отрицать. — с лёгкой отдышкой заявила блондинка, лишь прекратился их поцелуй. Аддамс и не думала отрицать. Отрицать действительное не было необходимым для неё. Проигрывать она умела и принимать это с достоинством — тоже. Поэтому она слабо кивнула, подтверждая всё ранее сказанное. — Ну что, размер у нас одинаковый, а значит любой мой свитер тебе на выбор. И да, я очень люблю гулять в парке, держась за ручку. А ещё обниматься и дурачиться. Как ты успела понять, завтра мы проведем очень интересный день. — насмешливо, но в то же время довольно сложившимися обстоятельствами выдала девушка, глядя на оцепеневшую брюнетку, что безмолвно стояла, глядя куда-то в одну точку. — Ты в порядке? — Это было похоже на гипоксию. Менее опасную, но вдвойне приятную. — наконец прозвучали слова из уст Уэнсдей и Энид готова была поклясться, что у той на лице проскочила еле заметная улыбка. — Это…это хорошо или плохо? — непонимающе спросила девушка, на что получила ответ, правда не в качестве слов, а в действии. Уэнсдей жёстко, безумно сильно вцепилась в девичьи губы, словно пыталась высосать из той душу. Если каждый раз, после этих поцелуев, она будет чувствовать лёгкую эйфорию и головокружение, то на день в розовом свитере, да и на поход в парк, будет согласна точно. — Это хорошо настолько, что я передумала вешаться.