Любовь с двойным стандартом

      Нина вздрогнула, сильнее прижавшись к Артуру. Она не узнала голос, не верила, что это он. Кто угодно, но не он. И не могла понять, как кто-то мог позволить себе назвать Эдварда «щенком». Это казалось непостижимым.       Но поняла, что их оправданий никто не станет слушать. Только увидев, как он направляет на них баллончик, она догадалась, что всё серьёзно. Через секунду они отключатся, а затем он сделает им укол.       — Здравствуйте, господин профессор, — спокойно и доброжелательно ответил Эдвард, не замечая оскорбления, — давайте обо всём спокойно поговорим.       Нина поняла, что он хочет как-то выиграть время, отвлечь внимание, но не знала, с какой целью, если им всё равно никто не смог бы помочь. Она была уверена, что профессор не станет ничего слушать, он не внушал вид человека, готового к дипломатическим переговорам.        Тем не менее, к её удивлению, тот на секунду замер, не опуская руку с баллоном, но и не приводя его в действие, а внимательно посмотрел на Эдварда.       — Поговорить? С тобой? — человек рассмеялся ледяным смехом, в котором не было и тени веселья. — Я пришёл сюда не для того, чтобы вести дипломатические беседы, а чтобы наказать совершивших преступление.       Нина уловила множественное число и дёрнулась от ужаса. Артур обнял её за плечи. Профессор снова рассмеялся и сделал ещё шаг в их сторону.       — Не надейтесь на милость или снисхождение. Я это уже делал, мне не трудно. Я всегда наказываю негодяев. Я мститель. Никто в этой жизни не избежит возмездия. Не пытайтесь противостоять мне. Вы ничего не сможете сделать. Так что даже не думайте умолять меня о пощаде, особенно это касается тебя, — он посмотрел на Эдварда.       Лицо Эдварда приобрело выражение ледяного высокомерия. Он выглядел спокойнее всех, как будто опасность угрожала не ему в первую очередь.       — Я даже не думал умолять вас. Никогда не опущусь до такого унижения, — он говорил твёрдым голосом и держался прямо и гордо глядя на мстителя. — Дворяне никого не умоляют о снисхождении, стойко принимают свою судьбу, какой бы она ни была. Моих родственников убивали во время революции, и никто из них не просил о помиловании, они гордо погибли несломленными. Значит, мне суждено повторить судьбу моих предков.       Нина почувствовала невольное уважение.       Как ни странно, профессор замер и даже чуть опустил руку с баллоном. Видимо, не ожидал, что «приговорённый» будет вести себя так смело, вместо того, чтобы дрожать от страха, на коленях умолять о пощаде или как-то сопротивляться. Показалось даже, что он немного растерялся. Нина не поняла, в чём заключалась причина заминки, возможно, ему было сложнее хладнокровно убить человека, который никак этому не противодействует, а спокойно ждёт своей судьбы. А возможно, он и не ожидал, что с ним заговорят, хотел проделать всё молча, не вступая в разговор с жертвами. Ведь он не был киллером или маньяком, а просто доведённым до отчаяния человеком, мстившим за дочь.       — Ты что, признаешь свою вину и не пытаешься оправдаться? Не ожидал. Тогда зачем хочешь поговорить? Покаяться? Или давить на жалость? Так вот, у меня нет времени для покаяний, а жалости во мне тем более нет, с тех пор, как я узнал, что произошло с моей дочерью по твоей вине. Никогда не прощу. Кем надо быть, чтобы так поступить с ней? — наконец сказал он.       — Я же сказал, что не собираюсь ни о чём вас просить. Понимаю, что виноват и заслужил наказание. Но не во всём. Не знаю, что Даша вам сказала, но я люблю её, у нас должна быть свадьба через неделю.       — Не ври, лицемер! — повысил голос профессор. — Я верю дочери, и она ни слова не сказала про свадьбу, а только про измену с Ниной. Хотя, даже если измены и не было, это ничего не меняет, ты должен был держаться на расстоянии десяти световых лет от моей дочери. Не подходить к ней ни под каким видом, она не для тебя. Ты её недостоин. Как ты вообще мог позволить себе…       — Признаю, что совершил ошибку, это моя вина. Надо было дождаться свадьбы.       — А кто сказал, что я согласен на свадьбу? Ты и моя дочь, это недопустимо.       — Вы уверены, что это вам решать?       Профессор на секунду растерялся, у него, видимо, не было и сомнений в том, что это именно ему решать.       — Хватит болтать, — сказал он, подходя ближе.       — Но мы не договорили. Я согласен ответить за то, в чём виноват. Но не позволю, чтобы меня запомнили как предателя, никакой измены не было, и Даша обязана об этом узнать, — твёрдо сказал Эдвард.       — Что-то ты слишком дерзкий, — покачал головой профессор.       — Вовсе нет. Я только хочу восстановить справедливость. Прежде всего, вы должны знать, что я вас очень уважаю и считаю величайшим человеком в мире и Дашу тоже. Я всегда знал, что недостоин её. И никогда не совершал в её отношении ничего, в чём вы меня подозреваете. Но по какой-то невероятной причине она меня полюбила, чему я долго не верил. Но разве любовь — это преступление?       — Но ты же сам до этого сказал, что виноват и готов за это ответить.       — В нарушении дворянских традиций. Но тогда это казалось неважным по сравнению с нашими чувствами. Уверяю вас, что репутация Даши не пострадала. По документам она моя жена, и у неё моя фамилия. Оставалось только венчание в церкви. И она единственная наследница.       Профессор замер от изумления. Нина потрясённо вздохнула, такого она не ожидала.       — И почему я только сейчас узнаю, что моя дочь замужем? — холодно спросил он.       — Я сейчас оформил все документы на её имя. До этого хотел подождать до свадьбы, чтобы всё было по правилам, но так тоже можно. Ребёнок будет считаться законнорождённым и единственным наследником, но до его совершеннолетия Даша будет управлять страной. Уверен, у неё это получится намного лучше, чем у меня.       — Ты так уверен, что этот ребёнок появится на свет? — спросил отец Даши.       Впервые за весь разговор, на лице Эдварда появилась лёгкая паника, которую он тут же попытался скрыть.       — Надеюсь, вы ничего не сделаете ребёнку? — спросил он, стараясь не выдавать тревогу, что получилось не очень хорошо. — Конечно, вы меня ненавидите, но ребёнок ни в чём не виноват. Вы же не убьете своего внука?       Нина против воли почувствовала, что у неё сжалось сердце. Она впервые подумала о том, что ребёнок — её племянник. И вдруг поняла, что отчаянно хочет, чтобы он остался жив. Испытала к нему что-то вроде зарождающейся любви, тёплого родственного чувства. На неё только сейчас в полной мере обрушилось понимание того, что она совершила. Из последних сил она сжала зубы, чтобы не закричать в голос.       — Даже не смей упоминать при мне этот позор моей дочери.       — Но вы же с ним ничего не сделаете? Не опуститесь до такого преступления? — теперь уже его голос стал умоляющим. Видимо, от страха за ребёнка Эдвард забыл о том, что не собирался ни о чём умолять профессора. — Я прошу вас, убейте только меня, не трогайте ребёнка.       Профессор на секунду задумался, как будто не думал об этом как о преступлении.       — Мне кажется, что вы с Ниной сами прекрасно справились с этой задачей, — ответил он наконец, и показалось, что голос робота слегка дрогнул, — моё вмешательство и не потребуется.       — В каком смысле? — Эдвард, казалось, перестал дышать. — Что вы говорите?       — Думаешь, он выживет после такого? Каким наивным надо быть для этого. Врачи выражают сомнения даже по поводу Даши, у неё же очень слабое здоровье. И всё из-за тебя, тварь! И ещё делаешь вид, что ничего не знаешь. Ты такой наглый, лжёшь и не краснеешь. Даша сама показала мне телефон Нины с сообщениями, когда позвонила. Когда она узнала об измене, ей стало плохо.       На лице Эдварда опять появилось выражение боли, как когда Даша обвинила его в потере ребёнка.       — Мне кто-нибудь уже наконец объяснит, что за сообщения, о которых знают все, кроме меня? — спросил он, впервые повысив голос.       Нина задрожала от ужаса. Она вспомнила, что так и не забрала свой телефон у Артура.       Профессор хотел что-то сказать, но внезапно вмешался Артур:       — Вы ошиблись, я вначале тоже удивился. Но Нина сказала, что она отдала телефон Даше, потому что она свой потеряла.       — Ну конечно, вы держите Дашу за идиотку? Которая не помнит, что брала телефон у Нины, — сказал учёный, — понятно, что вы тут все заодно, вам же хуже.       — И я всё ещё ничего не понимаю, — сказал Эдвард.       Профессор поднял руку со шприцем, направил в их сторону и сказал:       — Я хотел сделать это сразу, не болтая с вами, лицемерами. Но вы даже ещё наглее, чем я думал. Хотя обычно я так не поступаю, но мне даже интересно посмотреть вам в глаза. Понимаю, что я не увижу там раскаяния, но всё-таки, — с этими словами, положив в карман баллончик, он снял маску с респиратором, очки и капюшон комбинезона. Видимо, от возмущения утратил бдительность, желая посмотреть в глаза своим врагам. — Стойте, не двигайтесь, держите руки так, чтобы я их видел. Любому, кто попытается подойти ко мне, я, не задумываясь, сделаю укол.       Однако даже если бы кто-то из них и захотел воспользоваться возможностью нейтрализовать его, не опасаясь усыпляющего газа, то все потрясённо замерли на месте, увидев, наконец, его лицо. Немая сцена длилась тридцать секунд.       — Мамочки! — взвизгнула Нина. — Этого не может быть!       — Сколько вам лет? — потрясённо спросил Эдвард, не думая, что это нетактичный вопрос.       Но ещё больше всех потряс вопрос Артура:       — Не может быть! Вы муж той блондинки из Сан-Паулу? А я всё думал, кого же мне Даша напоминаёт. Но вы не изменились.       — Что? — на этот раз синхронно спросили его все трое: профессор, Эдвард и Нина.       Все четверо выглядели растерянными.       — Я вас вспомнил. Мы встретились четырнадцать лет назад в аэропорту Сан-Паулу, вылетели на Викторию, от кого-то скрывались, я это сразу понял. Помните, я ещё пригласил вас на обед, потому что понял, что у вас нет денег. Никогда бы не подумал, что это была именно ваша семья. Обалдеть! А Нине понравилась моя форма, особенно пуговицы с самолётами. Я потом заметил, что она даже оторвала одну, когда крутила их. Видимо, на память. А, и ещё на прощание сказала, что выйдет за меня замуж. Бывает же такое. Нина, ты всё ещё согласна?       Нина потрясённо молчала, пытаясь вспомнить события четырнадцатилетней давности. Она забыла о том, что было во время полёта. Помнила только о том, как ей понравился Эдвард по приезде на остров. А не то, что в Бразилии, в аэропорту Сан-Паулу их обед оплатил подросток, оказавшийся курсантом лётного училища. Она забыла об этой случайной встрече. Хотя в тот момент была очарована им и даже сказала, что в будущем выйдет за него замуж.       «Бывает же такое, вот уж точно мир тесен».       — Я, конечно, поздравляю вас с помолвкой с детства, о которой вы не помнили, но сейчас важно другое. Пусть мне кто-нибудь объяснит, что происходит, причём тут сообщения и почему профессор выглядит как в день приезда, а не на четырнадцать лет старше? — спросил Эдвард.       — Сюрприз, — радостно ответил Малинин, — вы ожидали увидеть старика? Но пятьдесят семь лет — это не старость, а я никогда не постарею по-настоящему, всё благодаря генной терапии. А насчёт сообщений, я верю своей дочери.       В этот момент зазвонил телефон Артура. Профессор предупреждающе сжал шприц.       — Извините, я должен ответить, — сказал Артур, — это насчёт результатов экспертизы по лекарству, которое нашли в крови Даши. Я оставил им мой номер, чтобы они сообщили, когда узнают.       — Нет, — закричала Нина, не сдержавшись. Но увидев, как на неё все посмотрели, поспешила добавить, — тебя же профессор убьёт, если ответишь.       — Нет, мне самому интересно, — возразил её отчим, — хочу узнать, кто и чем отравил мою дочь. Можешь ответить, только не смей говорить ничего лишнего.       — Слушаю, — ответил Артур, к ужасу Нины, — да, хорошо, я понял, спасибо.       Он помрачнел.       — Что там? — одновременно спросили профессор и Эдвард.       — Снотворное с успокаивающим эффектом. Экстракт мяты. Противопоказания: беременность.       — Как она могла не знать, что пьёт его?       Нина сжалась от страха, надеясь, что он ни о чём не догадается.       — Дома у нас такого нет, — задумчиво сказал профессор, — весь день она была дома и только вечером поехала к Нине… А, как известно, Нина всегда пила такое, потому что у неё бессонница. И, видимо, до сих пор пьёт. Тебе есть что сказать, Нина?       Теперь все посмотрели на неё. Нина попыталась взять себя в руки, вспоминая, что она актриса. И должна хорошо сыграть недоумение.       — Не знаю, — пожала она плечами, — может, Даша что-то и пила на кухне. Я не видела.       — НИНА!       Девушка чуть не упала от страха и удивления. Она ни разу не слышала, чтобы Эдвард на кого-то кричал, тем более на неё.       — Что? — дрожа, спросила она.       — Ты не сказала, что Даша была у тебя вечером. Хотя я спрашивал, видела ли ты её. Как ты смела меня обмануть? Ты имеешь отношение к снотворному?       «Какой отчим всё-таки умный, сразу обо всём догадался. А если бы Артур не устроил это расследование? Что же делать?»       Эдвард повернулся к ней и внимательно посмотрел ей в глаза. Профессор внимательно смотрел на них, забыв о шприце, который ещё сжимал в руке. Он пока и не думал нападать, а слушал их разговор, ожидая ответ Нины. Девушка вдруг ясно осознала, что если её обман раскроют, первый укол может достаться не Эдварду, а ей.       Она молчала, не зная, что сказать.       — Ты знала? Даша тебе всё рассказала? А ты мне ничего не сказала сегодня ночью, скрыла правду?       Конечно, Эдвард имел в виду её ночной визит, когда она сообщила, что знает правду про их отношения, но профессор не мог этого знать, он всё понял по-другому.       — Сволочь, — презрительно сказал он, — а говоришь, у тебя с ней ничего нет.       И, подняв шприц, решительно пошёл вперёд. Было ясно, что он уже не остановится. Если Эдвард смог его на время отвлечь, то сейчас, неосторожно сказанное полностью уверило профессора в виновности обоих.       Нина завизжала, отскочив в сторону. Эдвард смотрел на подходящего профессора со шприцем, не двигаясь с места.       — Прошу вас немного подождать. Я ещё не во всём разобрался, — сказал он.       Профессор, угрожающе держа шприц с ядом, надвигался на них со зловещей целеустремлённостью. Нина поняла, что сейчас с ними обоими будет покончено. Но они не предусмотрели одного. Артур, о котором временно забыли, всё увидел. Подобно атакующему хищнику, он действовал без промедлений. Военная закалка сделала своё дело. Рванув вперёд, молниеносным ударом ноги выбил шприц из руки противника. Затем совершил бросок с задней подножкой — и вот обезвреженный злоумышленник грохнулся на пол. Теперь незадачливый отравитель только и мог, что смотреть на упавший вне досягаемости шприц со смертельным ядом, пока Артур железной хваткой удерживал его на месте, заломив ему руку за спину.       — Ты что, мать твою, творишь?! — сказал Артур.       Все молчали, не веря в произошедшее. Профессор, считавший себя непобедимым и всесильным, потрясённо смотрел на Артура, не веря, что кто-то смог его остановить. В его взгляде была такая ненависть, видимо, зачислил его в число своих злейших врагов, которых необходимо наказать. Кроме того, у него сильно болела рука, а то, что Артур заломил его руки, только усиливало боль. Но он ничего не мог поделать, так как физически был слабее. По-видимому, он очень жалел, что позволил себе отвлечься и снять респиратор, вместо того, чтобы сразу усыпить их газом и сделать укол. Он молчал, однако его взгляд был красноречивее слов.       — Спасибо, Артур, — сказал Эдвард, — но это было не слишком вежливо по отношению к профессору. Надо было действовать осторожнее, ты чуть не сломал ему руку.       Артур посмотрел на него таким взглядом, как будто подозревал, что он не в своём уме.       — Ты серьёзно? А что ещё я мог сделать? Действовать более нежно? Может быть, поклониться ему и сказать: «Ваша милость, не соизволите ли опустить шприц и не убивать моих друзей?» Так, по-твоему, надо было поступить? Ну уж извини, дипломатия — не моё, — возмущённо сказал он.       — Я понимаю, — ответил Эдвард, — но не забывай, что он отец Даши, а значит, мой родственник. Ты должен его уважать.       — Ты точно сошёл с ума, — сказал Артур.       — Я тебе не родственник. Ещё чего не хватало, — одновременно с ним сказал профессор.       — Всё, замолчите оба, вы прервали важный разговор, — сказал Эдвард таким голосом, что даже профессор не стал спорить.       Нина поняла, что он решил во что бы то ни стало узнать правду, и приготовилась оправдываться и защищаться.       — Нина, ты сказала, что не видела Дашу, но, как выяснилось, ты скрыла правду. Что именно произошло?       — Да ничего особенного, просто небольшой девичник. Кино, чай с печеньками.       — И ты думаешь, я в это поверю? Принимаешь меня за идиота? Я требую рассказать всю правду.       Нина почувствовала, что у неё подкашиваются ноги, а внимание ускользает. Она с трудом держалась на ногах, чтобы не упасть. И поняла, что не может больше притворяться, а сейчас расскажет всё. Почему-то появилось чувство, что она не хочет оправдываться. Удивилась, не понимая, что с ней произошло. Нина никогда не была под действием гипноза и не знала, что он вызывает именно такой эффект.       — Что тебе сказала Даша? — его голос показался Нине затягивающим, но при этом твёрдым: не подчиниться было невозможно.       — Она сказала, что беременна, но узнала, что её парень ей изменяет с какой-то уродиной, — она хотела дать самой себе пощёчину за свою слабость, но не могла не отвечать.       — Почему она так подумала?       — Увидела сообщения в телефоне.       — Я же говорю, что это правда, — вмешался профессор. — Даша сказала, что это был телефон Нины.       — Не может быть, я пишу только Даше, и то редко, на это мало времени. Зачем мне Нина, я даже не знаю её номер. Если ей что-то надо, она сама звонит.       Нина поразилась равнодушию в его голосе.       — Даша не будет обманывать, да и я увидел по камере у неё чужой телефон, такого мы с Катей ей точно не покупали.       — Она сказала, что потеряла телефон и у неё новый номер, — ответил Эдвард, — вот, можете сами посмотреть, это было в первом сообщении с нового номера.       Он достал свой телефон, чтобы найти нужное сообщение и, найдя его, протянул профессору, которого Артур нехотя отпустил. Нина поняла, что окончательно пропала. Профессор как-то растерянно прочитал сообщение о потере телефона.       — Это шутка? — спросил он. — Даша не теряла телефон, у неё всё та же Nokia, которую мы ей купили три года назад. Если бы потеряла, то сказала бы нам с матерью. Сама бы не купила, её карманных денег не хватит и на конфету, не то, что телефон. А тот, который она показала, был шикарный на вид, мы бы никогда такой не купили, ребёнка нельзя баловать.       — Тогда я ничего не понимаю, — растерянно сказал Эдвард.       — Зато я понимаю, что вы все лжёте и притворяетесь, — презрительно сказал профессор.       — Я же уже говорил, — вмешался Артур, — Нина сказала, что Даша потеряла телефон и попросила у неё, так как у Нины их несколько. Только и всего.       Нина закрыла лицо руками, при мысли о том, что любимый — идиот, который, сам не зная того, полностью сдал её.       — Да я же сказал, что она его не теряла, телефон у неё. Откуда бы она тогда нам звонила? — возмущённо сказал отец Даши.       — Как всегда, в этом замешана Нина, — Эдвард снова повернулся к ней, — рассказывай правду.       — Да вот же он, — внезапно сказал профессор, указывая на телефон, выпавший из кармана куртки Артура, которая так и осталась лежать возле кофемашины. До этого никто не замечал, что телефон лежал рядом с курткой.       Нина размышляла, как ей успеть сбежать. Эдвард поднял телефон, нашёл первое сообщение.       — Дата совпадает с приездом Нины, а время… Когда мы были в кафе, — по его лицу стало ясно, что он, наконец, всё понял, — ты! Тварь, сволочь… — он неожиданно для всех произнёс такое слово, за которое обычно делал замечание другим.       — Стоп, стоп, — вмешался потрясённый Артур, — дворянин не должен ругаться, как плебей, сделаем вид, что мы это не слышали. Надо сперва во всём разобраться, тут какая-то ошибка.       — В чём разбираться? Всё сходится, нет никакой ошибки. Нина с самого начала придумала этот план. А всё потому, что она на грани дефолта. Её расходы превышают доход, и ей надо больше денег. Что так смотрите? Да, я выяснил это через её агента, когда решил узнать, зачем она умоляла меня жениться на ней и настойчиво предлагала себя, как последняя… В общем, я сразу понял, что это не просто так, а у неё какие-то проблемы. Поэтому и хотел предложить работать здесь. Если бы знал, что она тем временем готовила убийство моей жены и ребёнка.       Нина была шокирована тем, как цинично он про неё сказал. Общий смысл был таким, но про убийство она даже не думала. Хотя именно так это, видимо, выглядело со стороны, учитывая таблетки. Она боялась посмотреть на Артура.       — Нина, скажи, что это неправда, — умоляюще попросил он, — ты не такая, я же знаю. Ты на самом деле добрая и хорошая, и никогда бы это не сделала.       Нина молчала, не зная, что сказать. У неё не осталось сил на оправдания.       — Что ты сказала Даше, когда узнала про ребёнка? — спросил Эдвард.       — Я подумала, что это огромная ошибка, я же не знала, что у вас всё серьёзно.       Его лицо помрачнело.       — Что дальше?       — Я сказала, что она шлюха и…       — Это ты шлюха, а не моя дочь, — эмоционально перебил её профессор, — она ни в чём не виновата, её соблазнил этот урод. Добровольно она бы никогда не согласилась.       — Продолжай, — велел Эдвард, — ты не договорила.       — Я дала ей пощёчину…       — Что? — не поверил он. — Ты ударила мою беременную жену? Как ты посмела, тварь? Даша — королева, а ты ничтожество.       В нём не осталось ничего от холодного равнодушия, он кипел от ярости, от оскорбления, нанесённого его богине. Профессор выглядел растерянно, явно не ожидал такого поворота, думал, что он будет основным действующим лицом и мстителем, тогда как сейчас о нём все забыли.       — Эдвард, не надо, — умоляюще попросил Артур, — не убивай Нину, это досадное недоразумение…       — Ты серьёзно? Это недоразумение? То, что случилось с Дашей по вине этой… — он даже не знал, как её назвать.       — Не надо, — Артур на всякий случай встал рядом с Ниной, чтобы защитить её в случае чего, хотя Нина была уверена, что Эдвард не опустится до того, чтобы её ударить.       — Говори дальше, — потребовал Эдвард, стараясь успокоиться.       — Я решила, что она должна сделать аборт, чтобы не ломать себе жизнь. А она сказала, что очень любит ребёнка и уедет с ним в Бразилию. Но я не хотела, чтобы она шла на такие жертвы, честно, я думала о ней. Хотела, как лучше, если бы вы сразу сказали правду, но я же ничего не знала, — она уже кричала сквозь слёзы, заламывая руки, — я хотела ей помочь, думала, она стала жертвой насильника. И ненавидела того, кто это сделал, сама бы его убила.       — А в этом ты права, — глубокомысленно произнёс профессор, — здесь я тебя поддерживаю.       — Молчать! Мы её слушаем, — перебил его Эдвард, и профессор, как ни странно, послушался, — продолжай, Нина.       Нина уже не могла удержать слёз. Ей было страшно от того, что всё открылось. Она не могла понять, каким образом Эдвард смог заставить её всё рассказать: так, что она говорила, как бы нехотя против силы, но говорила правду. Хотя она и поняла, что человек, который мог заставить мир отказаться от ядерного оружия, конечно, способен заставить её заговорить. Она не рассчитала своих сил, выбрала не того человека для достижения своих целей. Только сейчас она осознала, как ошибалась. Её удивило только, что он не догадался обо всём раньше, но, по-видимому, просто не ожидал, что кто-то способен на подобную подлость.       — Я решила дать ей снотворное, чтобы она успокоилась и хорошо выспалась перед абортом, — рыдая, сказала Нина, — я же не знала, думала, что помогаю. Мне так жаль, я этого не хотела.       — Как ты могла? — Эдвард выглядел шокированным. — Почему ты решила за неё? Тебя кто-нибудь об этом просил? Понимаешь, что совершила? Это же мой ребёнок, как ты смела решать, будет он жить или нет? У меня просто нет слов. На такое никто не способен. Это не поддаётся никакому объяснению.       Он был больше расстроен, чем разозлён, казалось, ещё немного, и он сам тоже заплачет. Хотя Нина понимала, что до этого всё-таки не дойдёт. Все выглядели расстроенными и потрясёнными, даже профессор посмотрел на Нину осуждающе.       — Ты неправильно поступила, — сказал он, — разве не знаешь, что беременным нельзя снотворное? Это вызывает выкидыш, что очень опасно для здоровья. Единственным верным решением было позвонить нам с матерью, мы бы разобрались, но никакой самодеятельности.       — Как бы вы разобрались? — спросил его Эдвард срывающимся голосом. — Сами бы его убили, да?       Казалось, что профессор немного смутился под внимательным взглядом. Как бы сильно он не ненавидел своего врага, но всё же открыто признаваться в желании избавиться от ребёнка он не мог. Поэтому молчал.       — Простите меня, я не хотела, честно, — рыдала Нина, — пожалуйста.       — Я тебя ненавижу, — сказал Эдвард, и по его взгляду было видно, что это правда, — хотя тебе всё равно, ты никогда не сможешь ничего осознать. Разве для тебя это важно, наверное, думаешь только о деньгах, которые не получишь, больше для тебя ничего не важно. Если тебе так нужны эти деньги, надо было сразу сказать, я бы тебе всё отдал, лишь бы ты не убивала мою семью.       Профессор внимательно слушал их, на его лице появилось какое-то странное выражение. Одновременно ненависть, презрение и при этом как будто лёгкое сожаление. А Артур, казалось, был в шоке и смотрел на Нину со смесью ненависти, отвращения, но как будто не до конца верил. Она поняла, что окончательно потеряла его.       — А вы о чём думаете? — Эдвард неожиданно обратился к отцу Даши. — Наверное, очень рады, что всё так получилось, да? Это лучший для вас вариант? Все проблемы решились сами, и не придётся требовать от Даши избавляться от ребёнка?       Казалось, что расчётливый мститель даже немного смешался от такого откровенного вопроса о его целях и планах.       — Что я могу сказать? Для меня нет худшего несчастья, чем бесчестье моей дочери с таким, как ты, и это не никогда не прощу и так не оставлю, найду способ отомстить. Но не могу сказать, что так уж рад тому, что случилось с ребёнком, ведь это касается здоровья моей дочери. Это огромный риск для её жизни, и ещё неизвестно, сможет ли она выжить после такого, — его голос дрогнул, — поэтому я тебя ещё больше ненавижу за то, что это по твоей вине. Ты не только надругался над ней, но и подверг её жизнь огромному риску. Тебе нет прощения, надеюсь, ты это понимаешь?       «Зачем он так говорит, делает только больнее, всё-таки мой отчим очень жестокий человек», — подумала Нина, глядя, как лицо Эдварда снова приобретает выражение человека, которого жестоко пытают.       Она сама уже разрывалась от мук совести. Не могла понять, как какие-то деньги могли заменить ей родных людей. Она бы сейчас, не колеблясь, отдала бы всё за этого ребёнка. Поняла, что сама уже любит его и мечтает увидеть, но понимала, что это невозможно.       — Да поймите уже, наконец, что я люблю вашу дочь и ребёнка, — в отчаянии ответил Эдвард профессору, — вы должны это понимать, знаете же, что такое любовь. Или нет? У вас вообще есть сердце?       — Вообще-то нормальные люди любят головой. Всё дело в химических реакциях мозга. Сердце тут ни при чём. А вот чем ты любишь, это и так понятно и к настоящей любви не имеет отношения, — презрительно ответил профессор.       Эдвард не успел ничего на это ответить, потому что опять зазвонил телефон Артура.       — Дай мне, — Эдвард отобрал у него телефон и поставил на громкую связь. Это был врач из операционной, — я слушаю, какие новости?       — Я сожалею, — услышали они, — вряд ли что-то ещё можно сделать, вы доставили её слишком поздно. При таком состоянии ребёнка уже ничего нельзя сделать.       Телефон выпал из руки. Эдвард прислонился к стене, закрыв глаза. Артур сразу же подошёл к нему, пытаясь как-то успокоить. Нина зарыдала ещё громче, ненавидя себя. Профессор, к счастью, промолчал, не стал показывать торжество или радость, ни даже никого обвинять.       — Нет, нет, нет, этого не может быть, пожалуйста, скажите, что это неправда, — тихо сказал Эдвард, — я не смогу так жить. Моя жизнь больше не имеет смысла.       — Прости меня, — сказала Нина, хотя понимала, что лучше промолчать, — мне очень жаль, я не знала, что так будет.       Как только она это сказала, Эдвард сразу же отошёл от стены. В его глазах была такая ледяная ярость, что он казался безумным. Он подошёл к ней. Профессор внимательно смотрел на них, не отрывая взгляда.       — Тебе жаль? — ледяным голосом спросил Эдвард. — Тебе, сволочь, жаль? Да как ты смеешь? Я надеюсь, что ты сдохнешь в страшных мучениях за то, что ты такая беспринципная тварь.       Нина остолбенела. Она в жизни не слышала, чтобы он так говорил. Все инстинкты советовали ей бежать, но она не могла. Чувствовала себя кроликом под взглядом удава и не могла даже пошевелиться, не могла вдохнуть. И тут же поняла, почему.       Ледяные пальцы, такие же как и ледяной взгляд, сжали её шею. Она стала задыхаться. До последнего не могла поверить, что самый миролюбивый человек на свете хладнокровно душит её, не думая о том, что она живой человек. Нина дёрнулась, пытаясь ослабить хватку сильных пальцев, но не могла. Это при том, что его рука была перевязана.       — Отпусти её, Эдвард, не надо, не делай глупости, — услышала она шокированный возглас Артура, — ты потом об этом пожалеешь.       Никакой реакции. Артур подошёл к ним и попытался разжать его руку. Эдвард оттолкнул его свободной рукой, очень легко, без всяких усилий. Нина успела подумать, насколько Эдвард на самом деле сильнее Артура, но никогда этого не демонстрировал. Нина захрипела, задыхаясь. Перед глазами поплыли круги. Она поняла, что это конец, её уже никто не спасёт. Никто не сможет остановить Эдварда. Она и не жалела об этом, знала, что заслужила.       И внезапно, когда уже теряла сознание от удушья, его рука разжалась, и Нина упала на пол, изо всех сил хватая воздух с ужасным хрипом. Артур тут же бросился к ней. Они ещё не знали, почему Эдвард всё-таки отпустил её.       Пока она пыталась отдышаться, ей послышался тихий насмешливый голос отчима.       — Ну нет, нельзя, чтобы у несчастного ребёнка родители оба были убийцами. Достаточно матери.       «Какой ребёнок? Он же не выжил. Причём тут? И чья мать кого-то убила? У меня, видимо, галлюцинации от кислородного голодания. Почему Эдвард меня не убил? Я это заслужила, не смогу так жить. Да и потом, я всё потеряла, что я буду делать?»       В этот момент Артур закричал.       — Зачем вы это сделали? Надо было по-другому, он же был в состоянии аффекта. Зачем вы так?       Нина, сумевшая слегка отдышаться, в ужасе повернулась и закричала: оказалось, что профессор, о котором все забыли, успел поднять с пола шприц. Насколько становилось понятно, он сделал Эдварду укол.       — Псих ненормальный, вы понимаете, что сделали? — кричал Артур. — Я бы сам разобрался. Эдвард никогда бы её не убил, да вообще никого. Он на это не способен, просто был расстроен. А вы, вы… Не представляете, что сделали.       Профессор выглядел совершенно невозмутимо.       — Я совершил то, что должен был, — спокойно ответил он, — и вовсе не потому, что пожалел Нину. Нет, я её не жалею, она послужила причиной страданий моей дочери, её я тоже не прощу. Но я совершил месть, которую должен был. Негодяй понёс заслуженное наказание.       Нина, которая уже почти восстановила дыхание, закричала от ужаса, тут же зажав рот рукой. Она точно не хотела этого, даже не обижалась на Эдварда, понимала, что сама поступила бы так же в такой ситуации. И поступок профессора потряс её сильнее всего. Она не верила, что он действительно мог это сделать.       — Как вы могли? — возмущался Артур, от злости забыв об опасности. — Это чудовищно, невозможно. Вы понимаете, что сделали?       Он подошёл к профессору, тот смотрел невозмутимо.       — Такова жизнь, он это заслужил. Но я всё же не серийный убийца, хотя ты напал на меня, но я помню и хорошие поступки. Ты нам помог в Сан-Паулу, накормил обедом. За это я тебя не убью. Но советую не болтать о том, что здесь произошло, мне не нужны неприятности. Ты же понимаешь, скольких людей мне придётся устранить, если меня захотят поймать, а мне это не надо. У меня был враг, сейчас его нет. Остальные люди мне не враги. Не хочу их убивать.       Артур всё ещё кипел от ярости. Но не решался подойти к безумцу. Нина была совершенно шокирована и на грани обморока. Артур посмотрел на неё:       — Я тебя ненавижу, всё это по твоей вине. Ты их всех убила. Понимаешь это или нет? Ребёнка, Эдварда, Дашу тоже. Потому что она не сможет жить без них. Ты вообще что такое? Я согласен, что точно не человек, а страшный монстр. Всё только из-за тебя. Твоя подлость, жажда денег и власти уничтожили всё. Не знаю, как ты будешь с этим жить. Хотя знаю, такие как ты не раскаются. Тебе на это плевать. Завтра ты забудешь о том, сколько людей погибло по твоей вине. Хотя кому я это говорю? Тебе всё равно, ты бездушное существо, монстр! Завтра же начнёшь искать себе нового миллионера, убьёшь ещё нескольких, а заодно и их жён с детьми ради достижения успеха. И ещё врала мне, говорила, что любишь. Не понимаю, как я мог поверить? Наивный идиот! Такая, как ты, не способна на любовь. Только сейчас я понял, что тебе нужно было достать телефон, ради этого ты готова была на всё, даже предложить себя, как последняя шлюха. Теперь я окончательно понял твою мерзкую сущность. Для тебя нет ничего святого, ты пойдёшь на всё ради своих целей. Ты никогда не раскаешься, так и не поняла, что сделала. Я уже не говорю о том, что ты разбила мне сердце, я уж как-нибудь переживу. Жил без любви и дальше смогу. Но то, что ты убила своих близких, страшнее этого ничего не придумать. Они были моими друзьями, семьёй для меня. Я их очень любил и тебя тоже, но больше не люблю. Теперь я тебя только ненавижу. Жаль, что ты не раскаешься, — ненависть и презрение в его глазах были неподдельными. Лёд и тот был бы теплее, чем его взгляд.       Нина рыдала, слушая его. Это было именно то, чего она ждала весь вечер, всю ночь и всё утро боялась услышать это от него. Только ей и в страшном сне не могло присниться, что она станет убийцей людей, которых на самом деле очень любила. И ведь она этого не хотела. Даже не знала, к чему всё это приведёт. Она хотела только разлучить Эдварда с невестой. Не представляла, что это будет её сестра, и тем более, что у них может быть ребёнок до свадьбы, настолько это было не принято. Для неё было одинаково страшно, что они погибли по её вине и то, что любимый возненавидел её окончательно.       — Я не хотела, честно не хотела, я же не знала, что так будет. Правда, я мечтала выйти замуж за Эдварда ради успеха, но только сначала. А потом я на самом деле тебя полюбила. Я знаю, что мне нет прощения и не прошу быть со мной. Но ты должен знать, что я тебя не обманывала. И то, что у нас было — это не ради телефона. Я хотела этого и всегда буду любить тебя.       Но Артур ей больше не верил. Его глаза презрительно сузились.       — Не унижай себя, Нина, хватит, спектакль закончился. Ты сыграла свою роль. Маски сорваны. Можешь больше не стараться. Тебе уже никто не поверит.       Он отвернулся от бывшей возлюбленной. Нина почувствовала, что снова не может дышать. От страшной боли, сдавившей ей грудь. Она ненавидела себя как никогда. Она потеряла всех и всё, надежды больше не было.       Артур подошёл к Эдварду. Тот был ещё бледнее, чем обычно, и с трудом держался на ногах, прислонившись к стене. Профессор спокойно смотрел на него.       — Эдвард? — вопросительно-умоляюще сказал Артур.       — Скажи Даше, что я её очень люблю и всегда буду любить. Я не предавал её. Так лучше для всех, она не должна думать обо мне, у неё будет возможность устроить свою жизнь и стать счастливой. Пусть не вспоминает обо мне, я виноват в том, что сломал ей жизнь. Надеюсь, она сможет меня простить.       Его голос всё больше слабел. Нина рыдала от отчаяния. Артур побледнел.       — Не говори так, может, есть какое-то средство, противоядие.       — Нет… Ты же сам знаешь… Видел их… Пожалуйста, скажи… Даше, — он говорил с трудом, закрывая глаза. Кожа приобрела синеватый оттенок.       Артур старался сохранить самообладание, что давалось ему очень сложно.       — Конечно, я ей всё скажу.       Нина не верила в происходящее. Её пронзила ярость к самой себе и к отчиму. Не ожидая от себя такого, она медленно встала и пошла к нему навстречу.       — Добился своего, да, «папочка»? Что же, можешь гордиться собой, ты убил самого честного и благородного человека. Он не был ни в чём виноват, разве ты не слышал? Только я одна. Вот она я, сволочь, тварь, преступница. Давай, убей меня, как и моего друга. Я же во всём виновата, — одна часть её была в ужасе от своих слов и действий, но другую несло так, что она не могла остановиться.       Отчим посмотрел на неё презрительным ледяным взглядом. Она вдруг поняла, что он внешне похож на Эдварда, только старше, и вместо надменного у него было более рассеянное и интеллигентное выражение лица.       — Нет, я не сделаю это с тобой, хотел, но передумал. Ты же сама всё это придумала, он не изменял Даше с тобой. Но он заслужил это за то, что посмел посмотреть на мою дочь, неподходящую простому человеку. Но и ты получишь своё наказание за подлость. Обязательно получишь, но я тебя не убью, не хочу, чтобы меня жена за это бросила. Она по какой-то необъяснимой причине тебя любит. Больше, чем ты это заслуживаешь. Но не думаю, что мать тебя простит. Твоим наказанием станет полное одиночество и ненависть семьи. Больше ты нас не увидишь. Живи одна со своими деньгами и успехом, а сейчас я пойду, у меня ещё остались важные дела.       Он развернулся, чтобы уйти.       — Профессор, — тихо позвал его Эдвард.       Тот после секундного колебания повернулся к нему:       — В чём дело?       — Позвольте мне выразить вам благодарность, — слабеющим голосом сказал Эдвард, — вы мне очень помогли. Моя жизнь была ужасной без Даши. Только с ней она получила смысл, а сейчас его больше нет, Даша никогда меня не простит.       В глазах профессора промелькнуло непонятное выражение. Он подошёл ближе к Эдварду, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Артура, который сидел на полу возле друга с непередаваемым выражением горя на лице.       — Должен признать, как бы это ни было для меня неприятно, но ты смелый человек. До последнего вёл себя благородно, не сломался, не умолял о пощаде, — ко всеобщему удивлению сказал профессор, — это поведение, достойное настоящего дворянина. Плебей бы так не смог. Этим мы и отличаемся от них. Я ведь французский дворянин по линии матери, но отрёкся от титула по убеждениям. И скрывал это. Вот сейчас я тебя уважаю. Зря ты полюбил мою дочь. Остался бы жив, мог стать великим человеком.       Всех потрясло известие о дворянском происхождении профессора и о том, что он сказал об уважении, но все быстро пришли в себя, сейчас важно было не это.       — Мне ничего не было нужно, кроме Даши. Без любви жизнь не имеет смысла. И я вам благодарен за то, что дали мне возможность увидеть моего ребёнка. Я очень скоро буду рядом с ним, остальное не имеет значения. Я его очень люблю, — в его голосе слышалась безграничная любовь, смешанная с болью.       Эдвард больше ничего не мог сказать. Нина почувствовала, что задыхается от истерических рыданий. Она не представляла, что может испытывать такую боль. Артур выглядел ужасно расстроенным.       Профессор посмотрел на Эдварда. Его лицо приобрело странное выражение.       — Да, ты скоро будешь с ним, это я точно обещаю.       Он достал телефон и быстро набрал номер:       — Катрин, ты где? Да, теперь у меня всё в порядке. Проблема решена. Как состояние здоровья моей дочери? — он послушал ответ жены. — Да не Алисы, о ней будем думать через три месяца. Я о той, что навлекла позор на своё имя. Она всё ещё считается моей дочерью. Мне нужно знать, что досадное недоразумение устранено. Нужна помощь? Да, я сейчас буду там, уже иду.       «О чём он? Кто такая Алиса? А досадное недоразумение — это ребёнок Эдварда?» — с болью подумала Нина, ненавидя себя. Она понимала, что уничтожила всех потомков правящей династии, которые при этом были ещё и людьми. Но надеялась изо всех сил, что Даша выживет.       Тут она пришла в себя, и ужас случившегося обрушился на неё. Она поняла, что ни в коем случае не хочет смотреть, как умирает её друг по её же вине. Понимала, что не сможет это выдержать. Поэтому, не дожидаясь, пока отчим уйдёт, она вскочила, сорвалась с места, не оглядываясь назад, в панике помчалась по коридору.       Она летела вперёд, не разбирая дороги, не помнила, как бежала к выходу, понимала только, что хочет как можно скорее оказаться очень далеко отсюда, в аэропорту, в другой стране, а не там, где взбесившийся анархист только что совершил государственный переворот, убил правителя и в попытке захватить власть начнёт убивать всех вокруг. Почему она так решила, сама не знала, хотя до этого профессор никогда не претендовал на власть. Но Нина понимала, что тот, кто владел такой силой, обязательно решит сам управлять страной. Поэтому она мчалась, не разбирая дороги, желая улететь с острова как можно скорее, пока спасение ещё было возможно. Она даже не знала, что её личное возмездие ещё впереди.