Любовь с двойным стандартом

      Влюблённые лежали рядом, наслаждаясь обществом друг друга. Они не говорили ни слова, в минуты абсолютного счастья слова не нужны. Даша расчёсывала волосы своего любимого, радуясь, что отец их не отрезал, как собирался. Они ей с детства нравились — красивые, блестящие, шелковистые, с солнечными бликами. Она всегда хотела прикоснуться к ним, почувствовать, насколько они мягкие. И однажды, в тот день, когда подвёз её после того, как спас от одноклассников на мосту, она, не удержавшись, в какой-то момент погладила его по голове, заставив покраснеть до корней этих самых волос. Однако сейчас, прежде шикарные, ухоженные выглядели жалко. Они никак не могли восстановиться из-за шлема с электродами. И Даша пыталась как-то расчесать их, чтобы придать прежний вид.       Даша улыбнулась, вспоминая прошлое. С тех пор, как они были вместе, и она получила его волосы в своё полное распоряжение, уже не оставляла их в покое. Не только постоянно прикасалась к ним, чтобы чувствовать приятную пушистую мягкость. Но и любила растрёпывать ему причёску, особенно перед важными встречами. Её любимой шуткой оказалось покрасить Эдварду волосы в зелёный цвет перед саммитом по климату и специально «забыть» смыть краску. Да, несмотря ни на что, Даша всё ещё оставалась ребёнком. Последствия дисбалансированнного воспитания вундеркинда. Она могла быть гением в науке, но совершенно не разбиралась в жизни и была очень несерьёзной. До сих пор не понимала, что важно, а что нет. Сколько раз Даша любила приходить к Эдварду на работу и отвлекать его перед важными встречами. Эдвард ничего не мог сделать, потому что никогда не мог ей ни в чём отказать. Там более, Даша всегда говорила, что это для его же блага. Что он слишком много работает и надо расслабиться. Она всегда придумывала что-то новое. Не только, как в случае с краской для волос, но в результате всегда было весело. Она вносила в жизнь разнообразие. Без неё всё было слишком скучно. Да, она совершенно не умела быть серьёзной, но это и не требовалось. Эдвард, который, наоборот, всегда ощущал себя намного старше своего возраста, с ней сам становился ребёнком, и ему это нравилось.       Несмотря на то, что всё было в порядке, и Эдвард их всех простил, Даше было немного не по себе, когда вспоминала события прошлого дня. Она периодически анализировала то, что произошло и осознавала, что повела себя просто отвратительно. Она не понимала, как Эдвард смог это всё простить. Даша думала о том, что во всём виновата была не Нина, а она сама. На месте Нины могла оказаться любая из поклонниц Эдварда, результат был бы тот же. Она, Даша, усомнилась в любимом, не поверила ему, решила, что он её предал. В результате предательницей оказалась она сама. Сколько раз Эдвард доказывал ей свою любовь, принял психическое расстройство и терпел все перемены настроения и капризы, вызванные заболеванием. Ради неё рисковал жизнью, пошёл против своей семьи, почти перестал общаться с родителями. Полностью поменял свой образ жизни на тот, который был удобным для неё, то есть во многом жил как обычный человек. Исполнял всё, что она требовала. И главное, никогда не давал ни малейших сомнений. Всегда доказывал свою любовь всеми возможными способами. На других даже не смотрел, жить без неё не мог, а Даша поверила в измену сразу же, не разобравшись, даже не попыталась поговорить, выяснить ситуацию. Нет, она сразу объявила его жестоким предателем и пожаловалась отцу, не в силах разобраться с этим сама. И если бы не дар убеждения Эдварда и не секунда промедления, когда Артур на время остановил её отца, давая Эдварду возможность всё объяснить, произошло бы непоправимое. Отец поменял шприц в самый последний момент после звонка врача, сообщившего, что не может помочь ребёнку. Видимо, у Эдварда был при этом такой вид, что даже жестокий мститель почувствовал жалость. И виновата во всём была она со своим недоверием.       «Насколько он невероятно благородный и самоотверженный человек, если простил меня и даже не сказал ни слова и отца простил. Это невероятно. Как можно быть добрым, не представляю».       Даше было очень больно при мысли о том, что ему пришлось испытать по её вине, чем больше об этом думала, тем страшнее становилось. Тем более, что сначала Эдварду было больно эмоционально, когда она обвинила его во всех грехах, а потом бросила, для него тогда мир рухнул. Потом ещё хуже, когда узнал про ребёнка и то, что с ним произошло. А потом и вовсе ему сделали укол экспериментального вещества и стали делать опыты. Даше казалось, что она никогда в жизни не сможет искупить вину за всё это. И боялась, что Эдвард опомнится и придёт, наконец, в ужас от того, с кем связался.       Вот только не знала, о чём думал её любимый на самом деле. Потому что ему и в голову бы не пришло в чём-то её обвинять. Эдвард уже не вспоминал о том, что сделали её родители. А о том, что испытал, когда думал, что потерял Дашу и ребёнка, тоже старался не вспоминать. Не хотел думать о том, что прошло, если это были травмирующие воспоминания. Он только радовался тому, что всё закончилось хорошо, и впереди их ждало только счастье. Но кое-что всё-таки не давало покоя. Хотя знал, что сейчас самый неподходящий момент, но не мог не думать об этом. У них уже очень давно ничего не было из-за того, что Даша почти месяц пыталась понять, почему он ей не звонит и не пишет, а у него было столько дел на работе, что не было времени анализировать её перемены в поведении. Поэтому они за весь месяц почти не виделись. Кроме того, совместного похода в спортзал, когда её Нина пригласила. Эдвард отвёз Дашу домой, но она упорно молчала, не о чём не хотела говорить. Он пытался понять, в чём дело, она объяснила, что обиделась на Нину и поэтому не хочет говорить. Сейчас Эдвард думал о том, что если бы настоял на разговоре, узнал, в чём дело, и всё бы выяснилось ещё тогда.       Эдвард испытывал невероятно прекрасные ощущения от ласковых прикосновений рук любимой к его волосам. Он по-прежнему краснел, как и в детстве, когда Даша прикасалась к нему. И как всегда, сердце замирало от счастья, а в животе приятно тянуло. Эта девушка была его безумием, штормом, землетрясением, стихийным бедствием, ворвавшимся в его спокойную, серую, размеренную жизнь, где всё было рассчитано заранее и предрешено за него, и полностью перевернула жизнь. Заставила его нарушать всевозможные правила, которые он сам должен был соблюдать в первую очередь. Сначала обожгла сердце ледяным холодом, когда первое время отказывала ему и соглашалась только на дружбу. Потом подарила неземное наслаждение, сжигая в огне безумной страсти. Эдвард никогда не мог быть с ней сдержанным с того момента, когда они встретились уже взрослыми, после долгой разлуки.       С ней Эдвард всегда терял голову, переставал соображать, терял обычное спокойствие и хладнокровие. И в такие моменты не мог считал себя дворянином. Вёл себя, как Артур. С той лишь разницей, что в нём это вызывала одна единственная девушка. Даша обожала его провоцировать, зная, что не может сдержаться с ней. Это было частью её детского мировоззрения, она любила дразнить его. Особенно перед какой-нибудь важной встречей или совещанием. Сколько раз приходила к нему в кабинет, и тогда всё отступало на дальний план. После всегда смущался, краснел, ни на чём не мог сосредоточиться на встрече. Знал, что Даша, ждущая его в кабинете, смеётся, думая о том, как он не может прийти в себя, и вместо того, чтобы думать о работе, смотрит сквозь собеседников мечтательным влюблённым взглядом. Он никогда не мог быстро перестраиваться. Если Даша через несколько минут уже полностью приходила в себя и могла продолжать читать свои учебники и научные статьи, то Эдвард так не мог. Он ещё долго мысленно наслаждался тем, что было, испытывая сладкое послевкусие. И работа уже не интересовала. И было неловко смотреть людям в глаза, казалось, что они всё знают и мысленно смеются над ним. Иногда Даша доводила его до точки кипения, а потом говорила, что не осталось времени, и Эдвард сидел и плавился, с нетерпением ожидая, когда закончится встреча и можно будет, наконец, вернуться к любимой. В общем, не было конца её изобретательности по способам помучить его, и Эдварду это нравилось. Даша не только вносила разнообразие в жизнь, она была самой жизнью. И как бы не издевалась над ним, вознаграждение всегда было волшебным. Они никогда не уставали друг от друга, наоборот, только вместе ощущали себя живыми, полноценными существами. А находясь далеко друг от друга, задыхались от боли и тоски.       Сейчас от воспоминаний и от её рук, ласкающим ему волосы, Эдвард снова краснел и не мог сопротивляться мурашкам внизу живота, хотя знал, что момент совершенно неподходящий.       — Что с тобой, любимый? — Даша посмотрела на него с удивлением, а голос был совершенно невинный. Но он знал, как она хорошо умеет притворяться. Нина по сравнению с ней — посредственная актриса.       — Ничего, всё в порядке, любимая, — хрипло ответил Эдвард, зная, что всё с ним очень не в порядке и долго ещё так будет.       — Это из-за того, что сделал мой отец? — чуть нахмурилась Даша. — Тебе всё ещё плохо?       Это было смешно, он уже не вспоминал о том, что произошло.       — Нет, любимая, — Эдвард поймал её руку и поцеловал, — не поверишь, но я чувствую себя хорошо, даже слишком.       — Почему? — удивилась Даша. — Разве такое может быть?       — Ты не понимаешь? Или притворяешься? — Эдвард внимательно посмотрел на неё.       Даша ответила удивлённым взглядом. Он понял, что она действительно не понимает, видимо, всё ещё думает об этих опытах.       Даша задумалась. Потом посмотрела на него и, наконец, слегка улыбнулась. Эдвард подумал, что ей легко улыбаться, не она плавится от безумного желания, с которым ничего нельзя сделать.       А Даша, которая, внимательно посмотрев на него, наконец, поняла, в чём дело, очень обрадовалась. Она боялась, что любимый ничего не будет к ней испытывать после того, что произошло. Поняв, в чём дело, Даша чуть усмехнулась. Теперь точно всё было в порядке. Любимый по-прежнему принадлежал ей и испытывал всё то, что и обычно в её присутствии. И смотрел на неё так, как будто всё его счастье, вся жизнь зависели от неё, но при этом ничего не делал и не просил, понимая, что ей нельзя.       Даша осторожно погладила его. Провела ладонью по груди и стала массировать плечи.       — Малышка, что ты делаешь? — спросил Эдвард с лёгким удивлением чувствуя, как реагирует на каждое её прикосновение. Ему стало жарко, и казалось, что всё тело покалывает, а желудок стягивается в узел.       — Массаж, — ответила Даша, — после всего, что произошло, тебе не помешает, чтобы расслабиться.       — Спасибо, любимая, — ответил он, — но если тебе трудно или неудобно, лучше не надо. Я в полном порядке.       — Нет, всё нормально, — прошептала Даша.       Сначала она гладила через рубашку, потом расстегнула её и стала гладить шею, плечи, спину. Даша понимала, что это самое малое, что может сделать, чтобы как-то исправить то, что они совершили по отношению к нему. И хотела хотя бы помочь ему расслабиться после страшных пыток.       — Любимая, не надо, тебе трудно. Ты должна отдыхать и меньше двигаться, — невнятно сказал Эдвард, чувствуя, что от её действий уже перестаёт нормально соображать.       Даша не обратила на это никакого внимания, продолжая свои действия, невзначай опустила руку чуть ниже, под ремень брюк. Эдвард не смог сдержаться и застонал, почувствовав её пальцы, меньше всего ожидал это. И даже немного обиделся, понимая, что она его просто дразнит, но отреагировал, как всегда. Даша обрадовалась, отмечая, как отвердевает естество её любимого от движения её пальцев. Заметив такую реакцию, расстегнула другой рукой молнию на брюках. Склонившись к нему, коснулась на миг губами верхушки, словно крылом бабочки.       — Даша, не надо, — потрясённо сказал Эдвард, не ожидавший от неё такого.       Но Даша не слушала. Обхватив ствол губами, обвела кончиком языка, затем погрузила его в глубину своего рта и начала совершать неспешные движения языком сверху вниз и обратно.       Ощущение блаженства было непередаваемым. Эдвард уже и не надеялся когда-нибудь испытать такое счастье. После пыток это было как возможность снова дышать. Возбуждение становилось всё сильнее, так же, как и напряжение. Он чувствовал, что окончательно возвращается к жизни. И уже не оставалось сомнений в том, что все проблемы теперь лишь в воспоминаниях. Эдвард чувствовал, что близок к тому, чтобы испытать наивысшее наслаждение, и хотел предупредить Дашу, но понимал, что уже не сможет ничего сказать.       Даша была счастлива, она хотела доставить как можно больше удовольствия любимому, всё ещё немного испытывая чувство вины за то, что произошло. И ей нравилось выражение счастья на лице любимого. В какой-то момент почувствовала, что под её губами ствол напрягся особенно сильно. И прежде чем успела понять, отчего это, как тот резко расслабился, проливая внутрь её рта поток нектара их страсти.       Придя в себя, посмотрел на неё виноватым взглядом и сказал:       — Прости, я не хотел, не успел предупредить.       Даша улыбнулась, облизывая губы.       — Ничего, всё нормально. Мне понравилось.       После этого чувство взаимной нежности стало ещё сильнее. Они лежали, обнявшись, периодически гладя друг друга, и говорили о своей любви и о любви к будущим детям.

***

      — Катя, это уже наглость, тебе не кажется? Если он думает, что я его пожалел, то можно делать всё, что угодно? — возмущённо спросил Андрей, глядя на экран, где по камере отражалась палата Даши.       — Хватит, Андрей, это уже не смешно. Оставь их в покое, — велела Катя, отворачивая его от экрана, — кстати, ты так и не сказал ему правду?       — Нет, дорогая. Не всё сразу, — ответил Андрей задумчиво, — это трудно будет осознать, Эдвард ещё не готов к такому.       — Ты в этом ещё не уверен?       — После генетического теста уверен, — возразил Андрей, — но в отличии от нас, он не учёный, именно поэтому я не узнал его сразу. Хотя всегда что-то подозревал, он заинтересовал меня ещё тогда. Но я думал, что такие как мы, только учёные. Даже не представлял себе, что наши могут быть и политиками.       — Это я виновата, — с раскаянием призналась Катя, — я тогда подделала тест ДНК, чтобы совпадал с тем, что необходимо его родным, чтобы он стал наследником. Если бы тогда получились настоящие результаты, мы бы сразу обнаружили гены высшего существа и поняли, что Эдвард — один из нас. Не знаю, зачем я это сделала. Ведь мне, по сути, было всё равно, кто станет наследником. Но, видимо, Эдвард был предназначен им стать, и поэтому в тот момент это сделала не я, а мне было послано озарение.       — Не обвиняй себя, дорогая. Это моя ошибка. Я должен был узнать его, как узнал тебя. Думаю, я и узнал, но меня смутило то, что он не учёный. Я думал, что гены высшего существа могут быть только у учёных. Получается, не только. Я никогда не думал о судьбе ребёнка Дезиры. Считал, род полукровок прервётся, но он выжил и даже получил наши способности. И смотри, наследник Дези и Эльмара достиг многого. Его особый ген активировался при встрече с нами, хотя не знает о своих способностях. Обычный человек не смог бы добиться такого успеха. Мы сами о себе почти ничего не знаем. Понадобится больше тысячи лет, чтобы изучить наши способности. Возможно, есть и другие. Не зря я всегда хотел изучить его. Теперь знаю, что кроме таланта к управлению людьми, у него способности к эмпатии, как и у Даши. Надо понять, что он ещё может. И в чём его цель, миссия. Неужели именно он — хранитель мирового порядка, который должен спасти мир? Я всегда был уверен, что это я, но сейчас сомневаюсь в этом. Кто из нас сделал больше? Мои исследования идут на пользу только нашей семье, потому что не собираюсь делиться ими с другими людьми. Мне не надо, чтобы кто-то ещё становился бессмертным, а он, наоборот, в первую очередь думает о других, о том, чтобы приносить пользу людям, несмотря на то, что наш мир насквозь фальшивый, а люди — лживые лицемеры. Но я никогда не поверю, что какой-то мальчишка способен на большее, чем я. А ты что думаешь, Катя?       Жена внимательно посмотрела на него, а потом обняла.       — Дорогой, не думай об этом. Конечно, его способности никак не могут превышать твои. Просто это разные области. Эдвард обязан думать о других людях, это его работа. Не зря ему подготовлена такая роль. У каждого своя цель. Высший разум передал своим наследникам разные способности. И у каждого из нас свои способы поддерживать мировой порядок. Мы обязательно изучим его. Но одно ясно: мы сразу поняли, что он необычный, с самого начала был предназначен стать частью нашей семьи. Ему ещё предстоит узнать о своей миссии. Но даже не беспокойся о том, что он в чём-то сильнее тебя. Главный посланник Высшего разума — ты. Именно ты поддерживаешь баланс в мире, находишь избранных и даёшь нам возможность жить вечно, спасаешь от тех, кто представляет для нас опасность.       — Мне становится страшно из-за того, что могло произойти, — признался Андрей, — как я мог так ошибиться? Наших и так очень мало, а я чуть не убил его. Но это всё эмоции из-за того, что он сделал с Дашей.       Андрей на самом деле испытывал чувство вины и страх, что мог совершить непоправимое.       — Не думай об этом. Каждый может ошибаться, главное, что ты вовремя всё осознал. А у них и не могло быть по-другому, они сразу поняли, что предназначены друг другу. Знаешь, я тоже всегда любила именно тебя, а встретив, сразу поняла, что это судьба. Так же и у них. Наш особый ген всегда распознает себе подобных хоть среди тысячи человек, даже на расстоянии. Они должны были встретиться, как и мы.       — Но пойми, мне всё же не очень приятно из-за того, какие у них отношения. Но что я могу сделать? Только смириться.       — Вот и отлично, это лучший выход. И давай уже оставим их в покое и не смотри больше ничего, а лучше, — она выключила экран, — последуем их примеру. Помнишь, ты говорил, что дома я не смогу отвертеться? А мы не будем дожидаться возвращения домой, это произойдёт ещё не скоро.       И они на время забыли обо всём, что связано с генами высших существ, а думали только о своей любви.

***

      Вечером они собрались всей семьёй в палате Даши и Эдварда. Эмоций было много. Даша с мамой непрерывно обнимались. Они много говорили, почти одновременно радовались, что все недоразумения позади и у них всё хорошо.       Катя изо всех сил старалась проявить заботу, даже уже несколько неуместную.       — Даша, тебе не холодно? Ничего не болит? — спрашивала Катя, поправляя её подушку.       — Мама, всё хорошо, спасибо, — улыбалась Даша.       — Эдвард, ты пьёшь достаточно воды? После капельницы и очищения крови ещё что-то могло остаться. Пей больше. Надо полностью вывести остатки препарата из организма и нечего краснеть, не стесняйся родителей, — она пыталась напоить его в который раз.       — Да, мама, спасибо, — Эдвард слегка покраснел.       Даша не могла удержаться от смеха.       — Вы будете жить с нами? — спросил Эдвард.       Андрей немного удивился.       — Ты считаешь, это удобно? — спросил он.       — Конечно, даже не сомневайтесь. Так лучше для всех. Дом большой, а комнаты расположены в разных частях дома, так что никто никому не будет мешать. Зато удобнее, когда вся семья вместе.       — Поможете нам с детьми, — смеясь, сказала Даша, — а помощь потребуется. Не хотим, чтобы детей воспитывали чужие люди. Конечно, у всех работа, но можно установить график или ещё как-то. В общем, лучше так. Не зря же у нас такой большой дом. В нём человек сто поместится, не то что четверо взрослых и трое детей.       — Хорошо, мы согласны, — ответила Катя, — но как же Нина? Мы не можем её бросить. Надо исправить совершённые ошибки.       — Думаете, Нина захочет жить у нас? У неё есть свой дом, — удивился Эдвард, — если вообще решит вернуться, а может, опять уехать в Голливуд.       — А дом можно сдавать, ей же сейчас нужны деньги, и она не должна вернуться в Голливуд, а останется здесь, — ответила Даша. — Нина будет жить с нами, и Артур тоже. Никак по-другому, они часть семьи.       — Максим пишет, что идёт сюда, — сказала Катя, — он что-то узнал про Нину.       — Пусть напишет или позвонит, — ответил Андрей, — не надо ему сюда заходить.       — Нет, пусть зайдёт, — возразила Даша, — так лучше. Надо поговорить, может, он узнал что-то важное.       — Ладно, как скажешь, — ответил её отец.       Максим вошёл в палату. Его сопровождала молодая симпатичная брюнетка.       Эдвард никогда ещё не был в подобной ситуации. У него самого не было бывшей девушки, и он не знал, как вести себя на такой встрече и чем всё это может закончится. И понимал, что атмосфера будет более напряжена, чем на международном саммите, когда встречаются руководители конкурирующих стран.       — Здравствуйте. Добро пожаловать на Викторию, господин Романов, надеюсь, вам здесь понравится, — по привычке произнёс он типичную приветственную фразу.       — Здравствуйте, — ответил Максим, даже не глядя на него.       Катя сидела рядом с Дашей, не удостоив бывшего мужа даже взглядом.       — Почему она так себя ведёт? — тихо спросил Эдвард Андрея.       — У них всё не очень хорошо закончилось, точно не знаю, — ответил профессор, — но этот эпизод она хотела забыть навсегда. Говорит, это была ужасная ошибка.       Максим подошёл к ним, неприязненно глядя на Андрея. Эдвард ощущал повисшее в помещении напряжение, воздух казался наэлектризованным, как во время грозы. Профессор ответил бывшему мужу Кати совершенно невозмутимым взглядом.       — Малинин, — произнёс Максим холодно, — я смотрю, ты не меняешься.       — Спасибо за комплимент, — ответил Андрей, улыбаясь уголками губ, что вышло несколько издевательски, — а вот ты очень изменился.       Максим замер, он имел в виду совсем другое, но получилось правда, потому что Андрей действительно не только не изменился, а даже помолодел. Что было для Максима ещё более неприятно. Сейчас он на десять лет младше, выглядел старше. Он внимательно посмотрел на Катю, которая, наконец, встала и подошла к мужу.       Его глаза расширились от изумления, и в них промелькнула боль.       — Ты что? Не может быть, — он не договорил.       Андрей обнял её за плечи.       — Да, у нас будет ребёнок, — спокойно сказал он, — не жду поздравлений.       Максим с трудом контролировал выражение лица, а Эдвард с удивлением узнал в девушке Нору. Она смотрела с интересом, как будто ждала, что будет дальше.       — Здравствуйте, господин президент, — удивлённо сказала Нора, — а вы брат Нины? Она так сказала.       — Что? — потрясённо спросил Максим. — Катя? Как ты могла? Он твой сын? Но когда ты успела? Он старше Нины, ты с его отцом до нашей свадьбы? Я уверен, что это не мой сын. Или Нина не моя дочь?       — Повтори, что ты сказал, урод? — резко приказал Малинин. — Ты что там про Катю говоришь?       Он подошёл к Максиму, который попятился от неожиданности.       — Отец, не надо, — попытался остановить его Эдвард, понимая, что сейчас Максим получит укол явно настоящего незаменнёго вируса.       — А зачем он Катю оскорбляет? — ответил ему Андрей.       — Так стойте, — вскричал Максим, — получается, это твой сын, Малинин? Не знал, что у тебя был ребёнок, когда Катя выходила замуж. А почему тогда он брат Нины или не родной?       Это был полный абсурд, все ещё больше запутались.       — Он мой приёмный сын, — ответил Андрей, поняв, наконец, в чём дело, — будущий муж моей дочери. Видимо, это Нина имела в виду, говоря брат. Так что он не Малинин.       — А кто тогда? — зачем-то спросил Максим.       — Позвольте представиться, Эдвард Оболенский, — наконец смог он сказать, пока все ещё решали, чей он сын.       Даша, слушая их, смеялась без перерыва.       — Дядя Максим, — сказала она, — это мой муж Эдвард.       — Как вы сказали? — не поверил Максим. — Оболенский? Малинин, не хочешь же ты сказать, что твоя дочь выходит замуж за владельца острова? Как ты смог так устроиться? Напоил его каким-нибудь ядом?       По его голосу чувствовалось, что он уязвлён. Видимо, не ожидал такого. Привык считать семью Кати нищей.       — Мы не договорили, — перебил его Андрей, — что ты там сказал про Катю?       — А что? Шлюха, она и есть шлюха, — презрительно ответил Максим, не догадываясь, с кем он говорит и в какой опасности находится, — знаешь, о чём, точнее, о ком она думала в ночь после свадьбы? Я запомнил, чьё имя она называла. Хотя тебе это будет приятно узнать.       Профессор помрачнел. Понятно было, что Максим подписал себе приговор.       Эдвард шокировано смотрел на них. Ему не нравилось, какой оборот принимал разговор. И то, что его все игнорировали, как пустое место. Он не привык, чтобы в его присутствии кто-то так вёл себя.       — Хватит, немедленно замолчите все. Прекратите это. Вы взрослые люди, а ведёте себя как подростки. Вспоминаете то, что произошло больше двадцати лет назад, как будто это важно. Если думаете, что вам всё позволено, потому что мы одна семья, то очень ошибаетесь. Я не позволяю так вести себя даже родственникам и не смотрите на меня так. Правила одинаковые для всех, я не могу ни для кого делать исключение.       Он не надеялся на особый успех, трудно было поверить, что профессор его послушает, этот человек уже показал, что никого не уважает, а власть для него ничто, но хотя бы Максим мог послушаться.       Однако все замолчали.       — Точно, мы слишком увлеклись, — сказал Андрей, — признаю, это неправильно. Ты что-то узнал про Нину, расскажи нам.       Максим решил, видимо, не спорить.       — Вот что я нашёл в новостях. Это один известный блогер. В общем, он снял видео, в котором утверждает, что Нина на Гаити. Он видел её там с каким-то любовником. Говорит, что она сбежала, чтобы никто не узнал, что она встречается с простым парнем.       — Артур идиот, как он мог меня не послушать? Я запретил ему лететь на Гаити, — разозлился Эдвард, сразу поняв, в чём дело.       — Он думал, тебя убили, его можно понять, — сказала Даша, — надо с ним связаться.       — Да, надо понять, как, — ответил Эдвард.       — Есть аварийная частота рации, — робко вмешалась Нора, которая, видимо, хотела, чтобы Артура заставили вернуться, и она смогла бы выяснить с ним отношения.       — Хорошо, спасибо, — ответил ей Эдвард, — сообщи ему, чтобы включил телефон. Я должен с ним поговорить.       — Я позвоню в аэропорт диспетчерам. У них рация, — сказала Нора, — ему передадут.       Она позвонила, передала сообщение, и Артур уже должен был включить телефон. Эдвард вышел из палаты, чтобы поговорить с ним.       — Интересно, что он скажет? — задумчиво спросила Даша. — Неужели что-то такое, что мы не должны слышать?       — Я уж думаю, — эмоционально произнёс Максим, — надеюсь, это будет строгий выговор и увольнение. Это же надо такое придумать: похитить мою дочь и увезти её в самое опасное на сегодня место на земле.       — Надо выслушать его версию, — возразила Даша, — мы не знаем, почему Артур так поступил, но, наверное, у него была на это причина.       — Конечно, была, — вмешался Андрей, — хотел спасти её от возмездия. Как будто это возможно. Оно её везде настигнет. Уже очень скоро, — это вышло зловеще.       — О чём ты? — удивился Максим.       — О том, что твоя доченька совершила ужасный поступок, едва не стоивший жизни моей дочери и её детей.       Максим потрясённо посмотрел на них.       — Так у тебя будут дети? — спросил он Дашу, а затем чуть улыбнулся. — Получается, у вас будут внуки. Не такие вы и молодые. Кстати, насчёт поступка Нины, сами её так воспитали, как понимаете, я её не воспитывал. Сами виноваты.       — Вы опять ругаетесь? Не надоело? — спросил Эдвард, заходя в палату.       — Ну что? — спросили его все разом.       Он не успел ничего ответить.       Даша вдруг дёрнулась, вытянулась и громко закричала.       — Любимая, что с тобой? — Эдвард в панике прижал ладони к её животу. — Что-то с детьми? Где болит? Скажи скорее.       Андрей слегка оттолкнул его в сторону и прижал руку к щеке Даши. Его лицо помрачнело.       — Что там? — спросила Катя и вдруг побледнела и прижала руку к животу, покачнувшись.       Андрей не заметил этого, он не отходил от дочери, но Максим быстро подошёл к ней и поддержал, не давая упасть.       — Дыши, Катюша, — с тревогой сказал он, — тебе вредно волноваться. Не надо.       Она с огромным удивлением посмотрела на бывшего мужа, которого не удостаивала даже взглядом, и за всё время не сказала ему ни слова.       — Спасибо, — тихо сказала она, — но зачем ты это делаешь?       — Всё ещё люблю тебя, дурочка моя, — так же тихо ответил он, — и зачем тебе всё это было нужно? Жили бы спокойно одной семьёй, а тебя на приключения потянуло, любви великой захотелось. Разве это нормально то, как ты сейчас живёшь? Тебе не надоело? Подумай об этом, я тебя всё ещё жду.       Катя беспомощно смотрела на бывшего мужа.       Нора слышала этот короткий диалог, и её лицо побледнело.       — И это после того, что у нас было? — она прошептала какое-то ругательство, а затем резко развернулась и вышла из палаты.       — Что с Дашей? — в панике спрашивал Эдвард профессора.       Он посмотрел в её лицо и увидел, что её прекрасные серые глаза потемнели, а взгляд был обращён куда-то вдаль, что напоминало её отца.       — Нет, уходи оттуда, уходи немедленно! — закричала она.       — Зачем, любимая? Я не понимаю, — удивлённо спросил Эдвард.       — Нет, — перебил его Андрей, — ты не понял, она не с тобой говорит. Она сейчас не здесь.       — А где? — спросил Эдвард, понимая, что это глупо.       Профессор не ответил. Он держал руку на щеке дочери, и его взгляд приобрёл такое же отсутствующее выражение, как у неё. Выражение Высшего разума, озарение, как называла это Даша. Когда они могли увидеть что-то недоступное другим.       — Уходи-и-и-и-и!!! — завизжала Даша. — Не лезь туда, не надо, пожалуйста.       Её лицо вспотело, она как-то странно дёргалась и задыхалась, как будто пыталась что-то удержать.       Это прекратилось также неожиданно, как и началось. Её глаза вспыхнули странным огнём и стали прежними. Она тяжело дышала.       — Мне кто-нибудь объяснит, что вообще происходит? — нервно спросил Эдвард.       — Извини, не сейчас, — мрачно ответил профессор. — Даша, что ты помнишь?       Даша покачала головой.       — Ничего, папа, я даже не знаю, о чём ты.       — И не надо, пойдём, Катя, — подойдя к жене, взял её за руку, холодно, с презрением победителя вглянув на Максима, — и не жди её, не стоит. Она со мной навсегда, даже не рассчитывай ни на что. Попробуй только подойти к ней и узнаешь, кто я такой на самом деле.       Они вышли, а Максим растерянно посмотрел им вслед. Вид у него был совершенно несчастный. Он тоже вышел из палаты. Эдвард почему-то почувствовал к нему жалость. Он не представлял, как это — любить всю жизнь не взаимно. Но понимал, что в те моменты, когда думал, что Даша его не любит, сам испытывал тоже самое. Ещё недавно был уверен, что она его разлюбила, и не хотел с этим жить.