Коварство невинности

      Как всегда, на улице уже давно стемнело, а большая часть людей сидела по домам, когда Винни наконец подошел к дому с желанием уснуть прямо за обеденным столом, чтобы совместить полезное и... такое же полезное.       Иногда он действительно начинал понимать, почему Гармадона так утомляли человеческие заморочки.       Если бы они нуждались только во сне, то им бы не приходилось тратить кучу времени на приготовление еды, ее поглощение, мытье посуды, уборку кухни (кухни бы тогда вообще не существовало) и это бы очень сэкономило время, которое можно было бы потратить на пару лишних часов работы или отдых. Ну, а если бы было наоборот, то они бы и вовсе не тратили треть жизни на целое ничего.       К сожалению, изменить свою суть он не мог, поэтому приходилось жить так, как получалось. Да и грех было жаловаться, когда завтрак, обед и ужин неожиданно начали готовить за тебя, трудоемкую уборку с жадностью проводили минимум раз в неделю, в бюджете прибавилось денег, а до кровати его иногда доносили даже без просьб. Последнее все еще ощущалось странно, учитывая, что у него и в мыслях не было просить о таком, но... Оверлорд побери, он не собирался от этого отказываться!       Роль благородных страдальцев он с радостью оставлял другим. Лично ему очень нравилось, когда о нем так заботились, даже если в этом не было особой нужды. Эгоистично? Ну и пусть, зато очень приятно.       Как только Винни подошел к квартире, он тут же учуял приятный запах чего-то слегка подгоревшего, но все такого же вкусного. При мысли о том, что ужинать он будет не один, на лице сама собой появилась улыбка. Кроме того, ради этого ему даже не нужно было напрягаться, так что поводов для радости было еще больше!       А ведь в студенческие годы он так мечтал жить в одиночку и не пускать никого в свое личное пространство, желая тишины, покоя и чтобы наглый сосед, съедающий всю еду в холодильнике, поскорее попал в больницу с отравлением. Он и не заметил, как сильно поменялись его взгляды на жизнь за прошедшие годы.       А еще он совсем забыл открыть дверь, так что это сделали за него, дожидаясь, когда же он соизволит зайти.       — Привет, — Винни сказал это слишком бодро для человека, который отработал целую неделю и еле держался на ногах. — Гейл решила опять заняться поисками сенсаций, вот я и задержался. Если бы не это, то не пришлось бы ждать пересменки в магазине, но я все равно купил твои любимые хлопья.       Он ловко выудил из рабочей сумки коробку с хлопьями, желая поскорее показать ее, но рядом уже никого не было. Тяжело вздохнув, он наконец зашел в квартиру и закрыл за собой дверь, а через минут уже был в гостиной, с беспокойством смотря на сидящего на диване Гармадона. Тот без особого интереса смотрел какую-то телевизионную передачу и продолжал молчать.       Видимо, он опять не был настроен на разговоры.       Вообще-то Винни это обеспокоило с самого начала, но он решил не докучать ему и просто оставил все как есть. Спустя неделю он все же сделал попытку разговорить его, чтобы хотя бы понять, что происходит, стоит ли ему винить в этом себя и возможно ли это исправить? Однако этим он так ничего и не добился. И вот, прошел почти месяц, а при возвращении его встречали ужин, гробовая тишина и странное напряжение, усиливающееся с каждым новым днем.       С остальными Гармадон тоже держался тихо и обособленно, поэтому разузнать что-то у них не получилось.       Произойди это после какого-то инцидента, Винни бы точно помнил о нем и быстро сообразил, как загладить вину, но он правда не знал, что же стряслось. Это изменение в его поведении случилось в одночасье. Вот утром все хорошо, они прощаются, он даже одаривает его редкой, но искренней и теплой улыбкой, а вечером уже сидит и молчит с мрачной задумчивостью на лице. И это не прекращается ни через пару дней, ни через три недели.       Сполоснув тарелку и поставив ее на место, Винни посмотрел в сторону гостиной и неуверенно почесал затылок. Пускай это вновь ни к чему не приведет, но он не должен бросать попыток разобраться в происходящем. Не жить же им вечно вот так: в напряженной тишине, куче недосказанностей и неприятных размышлениях, которые никогда не заканчивались чем-то хорошим. Домыслы пугали его намного сильнее неприятной правды, а отрешенность искренней злости.       — Слушай, мое предложение поговорить все еще в силе, — осторожно начал он, присаживаясь рядом с апатично уставившимся в одну точку Гармадоном. — Знаю, ты не очень понимаешь, как это помогает людям, но иногда с проблемами проще разобраться, если проговорить их вслух, попросить совета или просто рассказать о том, что ты чувствуешь, кому-то близкому.       Конечно же в ответ он не получил даже легкого кивка. Винни и не рассчитывал, что его уговоры неожиданно возымеют эффект, но почему-то надеялся хотя бы на слабую реакцию. На деле же этот раз ничем не отличался от десятка предыдущих. Сейчас он еще немного посидит с ним рядом, начнет засыпать, зачем-то сообщит о том, что устал и уйдет в спальню, а Гармадон продолжит безмолвно сидеть на одном месте до утра, когда ему надо будет готовить завтрак.       Может, он устал от домашних обязанностей, но ему было слишком стыдно сказать об этом? Но ведь это было просто смешно! Винни бы точно не стал осуждать его за это, потому что и сам знал, как иногда бывает сложно заниматься бытовыми мелочами. Особенно когда ты работаешь или активно изучаешь человеческую природу.       — Приятель, может, тебе стоит отдохнуть? — Винни поспешил подтвердить эту теорию, моля Первого Мастера о том, чтобы он наконец оказался прав. — Ну, от всего. Полежать пару дней или недельку, или столько, сколько тебе нужно. Ты вообще не обязан готовить, убирать и так далее, я ведь справлялся со всем этим и сам, так что...       — Как же ваш род любит строить теории, искать первопричины и в особенности додумывать, — прохрипел Гармадон и как-то устало выдохнул, поворачиваясь к Винни. — Мое молчание настолько... возволновало тебя? Я ведь всего лишь не говорил. Разве это так страшно?       — О-обычно оно не было настолько продолжительным, вот я и...       Теперь Винни стало как-то неловко, ведь он был прав. Город стоял на месте, квартира не превратилась в декорацию для боевика, а он все еще был с ним, хотя если бы ему что-то не понравилось, спокойно мог уйти в одночасье и не возвращаться. И все же гнетущая тишина слишком сильно давила ему на нервы. Не то чтобы Гармадон был очень общительным до этого, но он всегда как-то реагировал на все происходящее, а тут от него нельзя было добиться даже недовольного рычания, не говоря уже о других эмоциях, которые он медленно, но верно постигал.       — Ладно, забудь, я просто подумал, что случилось что-то плохое. По крайней мере, ощущалось это все так, — Винни улыбнулся и облокотился на спинку дивана. Ему стало куда легче от того, что впервые за месяц он услышал его голос. — Если ты нуждаешься в этом молчании, то я не буду на тебя больше наседать. Главное, что мы все прояснили и что у тебя все в порядке.       — Вообще-то, это не совсем так, — возразил Гармадон, как-то неуверенно хмурясь. — Я не знал, как это объяснить человеку, который не может почувствовать даже что-то похожее, вот и молчал. Ну и подумал, что эта... трудность со временем пройдет сама собой. Но нет, я ошибся. Не прошла.       — Так все же что-то случилось? Я угадал?       — По отношению ко мне ты очень проницателен, Винни.       На его лице появилась легкая улыбка, которая далась ему явно тяжелее обычного. И все же она была достаточно искренней, чтобы заставить Винни прочувствовать всю его благодарность за утомительное, но нужное и своевременное вмешательство. Это было очень приятно, хотя он чувствовал, что сложности только начинались.       Во-первых, он до сих пор не знал, что же так взволновало Гармадона, что он даже решил объявить молчанку всем друзьям и знакомым, считая это вынужденной мерой. Во-вторых, его не покидал страх, что он действительно может не понять суть проблемы. Конечно, у него на связи всегда были Дарет, Скайлор и остальные, но они ведь тоже не знали ответов на все вопросы, разве что могли так же, как и он, построить приближенные к правде теории. Была еще Мистейк, но из нее помощница получалась так себе. Ниндзя и их учитель... отвлекать их он совсем не хотел, пускай и понимал, что они готовы помочь им всем, чем только смогут. В особенности Ллойд.       В общем, сомнения и страхи появились раньше, чем он узнал суть проблемы.       — Люди ведь бывают разными, как ты и говорил мне. И они часто ведут себя совершенно по-разному, сталкиваясь с чем-то хорошим или плохим, — похоже, Гармадон решил начать издалека, действительно не понимая, как донести мысль. — И некоторые... они обладают чем-то негативным внутри. Очень часто вся их суть пропитана этим, хотя на деле они могут быть неплохими друзьями, родителями и так далее. А я... моя сила, суть, в общем, все во мне создано так, что я будто настраиваюсь и поглощаю все негативное вокруг. И чем больше я понимаю человеческий род, тем легче мне это дается. Раньше мне нужны были масштабные трагедии, конфликты, драки, а теперь хватает маленькой ссоры или ребенка, упавшего и содравшего коленку. В вашем мире этого слишком много. А я не умею ускользать, закрываться от потоков. Когда-то умел, но забыл как. Нынешнего меня научили лишь поглощать, накапливать и выплескивать.       — Если ты умеешь от этого хоть как-то избавляться, то почему бы не попробовать сделать это уже известным способом? — на самом деле Винни примерно понимал, почему этот вариант не был подходящим, но ему все равно хотелось получить ответ.       — Я не очень хорошо помню те первые дни, когда я поступал именно так, но помню последствия этих дней. И сейчас они мне не по душе. Сила подвластна мне, но кто сказал, что это не работает в обратную сторону? Если бы я обладал тем тысячелетним опытом, который был у меня до перерождения, то я бы меньше беспокоился об этом, но все началось заново и не с самой лучшей точки. Мое тело сохранило многое, но разум и дух помнят только то, что было нужно принцессе, а это могущество и сила для достижения цели и инстинкты о́ни для минимальной возможности существовать в данной среде обитания, — Гармадон переглянулся с ним, понимая, что ушел в дебри, и неловко отвел взгляд. — В общем, я бы предпочел найти другой способ. Что-то в стиле людей, чтобы продолжать идти к своей цели и разобраться с возникшими трудностями. Даже если это будет... чем-то нелепым на первый взгляд. Или странным. Или глупым. Или...       — Я понял, тебя устроит любой способ, лишь бы он работал.       Гармадон кратко кивнул и стал в ожидании смотреть на него, почему-то до сих пор искренне веря, что он способен найти ответ на любой вопрос за считанные часы или даже минуты.       В целом, Винни удалось понять, в чем заключалась проблема. Сам он с подобным не сталкивался, но та же Токс часто страдала от накопившегося стресса, из которого и вытекали все ее проблемы с агрессией, гневом и самоконтролем. По-видимому, Гармадон боялся впасть в подобное нестабильное состояние. И это было оправданно, потому что в его случае все могло зайти намного дальше ударов по стене, преобладания в речи грубых слов и вечного недовольства всем и всеми вокруг. Кроме того, он и без этого всего выглядел не очень жизнерадостно.       Способов снять стресс за эти годы появилось множество. Особенно в Ниндзяго Сити. Кто-то связывал это с вечными передрягами, потрясающими весь мир, кто-то перекладывал ответственность на рабочие графики, правительство и так далее по списку. В принципе, это их интересовало меньше всего. Важнее было найти в этом разнообразии то, что помогло бы Гармадону выплеснуть эту его негативную энергию, чтобы он наконец смог продолжить спокойно жить и познавать человеческий мир.       — Спорт?       — Иногда я навещаю брата в монастыре, и мы тренируемся. Не скажу, что мне это помогло за последние недели, скорее больше напомнило о том, как здорово колотить и ломать что-то.       — Наверное, медитации тоже стоит исключить, да?       — Для меня это скорее способ отстраниться от существующей проблемы, нежели решить ее.       — Хм, игры? Я вот иногда играю, чтобы расслабиться после трудного дня.       — У меня есть смутные воспоминания о чем-то таком... Это хороший способ. Но не когда ты на грани. Не хочу вновь искать замену твоей дорогой технике, хватило и той камеры.       — Я же говорил, что это было не обязательно... Ладно, согласен, иногда это и правда не работает так, как должно.       Винни перечислил множество вариантов: от каких-то сладостей до тисканья котов, но все это Гармадон либо уже пробовал и не почувствовал должного эффекта, либо не был способен воплотить в жизнь. Например, он был готов на все, но только не на поход к врачу. Может, он не хотел, чтобы кто-то посторонний начал копаться в его прошлом, а может, просто боялся, что не выдержит всех этих методик и прибьет несчастного врача через пару минут. В общем-то, ему был понятен этот каприз, но из-за него все становилось еще сложнее.       В голову начали лезть совсем уж спорные и странные способы, над которыми Винни нередко смеялся, потому что прекрасно понимал их бредовость. Гармадону было сложно поддерживать такой тон разговора, но он правда старался, похоже, надеясь, что эта беседа хотя бы немного облегчит его страдания.       За этим занятием они просидели достаточно долго, в конце концов замолкая.       Несмотря на накатившую усталость, Винни продолжал размышлять над этим даже сквозь полудрему. Ему хотелось как можно быстрее найти решение, пускай он и понимал, что подобные проблемы иногда могли растягиваться на очень большой срок. Токс вот до сих пор мучилась от этого, хотя нашла уже множество способов, которые должны были помогать ей. Кстати, как-то она упоминала, что один из ее многочисленных знакомых изучал этот вопрос с точки зрения интимных отношений и неплохо продвинулся в этой области. Даже написал какую-то книгу об этом.       В принципе, личный опыт доказывал Винни, что эта важная часть человеческого существования тоже имела влияние на разум и душу, о которых так беспокоился Гармадон. Конечно, у о́ни с этим все могло быть намного сложнее. Однако он ведь являлся не только о́ни. Когда-то у него были отношения, даже появился сын, а значит, его тело не так сильно отличалось от человеческого, как могло показаться на первый взгляд.       В общем, это вполне могло сработать...       — А ты пробовал самоудовлетворяться?       Этот вопрос стал каким-то очень неожиданным и резким после долгой тишины. На лице Гармадона сразу же возникло множество разных эмоций, по большей части связанных с непониманием и любопытством, а Винни неожиданно захотелось провалиться под землю, потому что он осознал, что теперь ему придется разъяснять, что он имел в виду. И скорее всего после его уговорят объяснить, как это делать, что звучало еще более неловко.       — Это еще одна человеческая нужда? Я думал, мне известны уже все ваши скучные ритуалы. Есть что-то еще? — сейчас Гармадон выглядел как ребенок, которому неожиданно дали что-то новое, и он поскорее хотел изучить это со всех сторон. — Как вообще нужно понимать это слово? Самоудовлетворение.       — У тебя есть воспоминания о вашей совместной жизни с женой? О первой ночи с ней...       — Я помню, что между нами очень часто была близость, но в большинстве случаев мы останавливались на прелюдии, потому что отвлекались на споры об истории. Но эпизоды эйфории тоже были. Или как там вы это называете.       — Ну, тогда представь эту эйфорию, но без другого человека рядом. Наедине.       Оверлорд побери, как же это было сложно. Невозмутимость Гармадона одновременно успокаивала его и слегка задевала, потому что он ожидал несколько больше эмоций от того, кто случайно начал открывать для себя мир физического удовольствия. Впрочем, он ставил ему слишком высокую планку из-за собственных взглядов на это.       Он бы не назвал себя помешанным на этой теме, но и не отказывал себе в этом удовольствии. Для кого-то это было просто чем-то повседневным, необходимым, как чистка зубов по утрам, кто-то заострял на этом свое внимание настолько, что это походило больше на болезнь и зависимость, чем на что-то особенное и чудесное. Некоторые люди и вовсе отказывались от этого, просто потому что их это не привлекало.       Для Винни это было... чем-то редким и прекрасным. Иногда он позволял своим фантазиям взять верх, расслаблялся, отдавался чувствам и в конце концов достигал какого-то особого состояния, в котором можно было забыть обо всем на свете, кроме ощущений и мечт. Может, такого просветления можно было достичь и медитациями, но он пока не дошел до этого. Куда больше ему нравилось ощущать это все не только духовно, но и физически.       — А, кажется, я понял. Ты делал что-то подобное, когда думал, что меня нет дома, а я стоял у тебя в комнате в самом темном углу. Я так и не понял, разозлился ты тогда, испугался или смутился. Но это было... мило? Так ведь это называется, да?       — Вспоминать об этом было не обязательно, но да, я занимался именно этим, — теперь желание провалиться под землю усилилось в разы.       — Ты ведь тогда что-то представлял? Мне кажется, сложно добиться такого результата без этих ваших миражей в голове. Что ты представлял?       Вот этого-то Винни и боялся. Куча безумных вопросов, на которые у него, как это ни странно, были ответы, но ему очень не хотелось их произносить вслух. Какая ему разница, что было в этот момент в его голове? Ладно, на самом деле, он понимал его любопытство, ему нужен был четкий пример, чтобы повторить и научиться, но разве обязательно быть настолько прямолинейным?! Они же уже обсуждали вопрос с личными границами кучу раз. Особенно после той ситуации.       И не важно, что ему этот опыт очень понравился...       Гармадон должен был прежде всего понять, что подобные темы нельзя обсуждать с первыми встречными. Что нельзя вторгаться в личную жизнь незнакомцев. И знакомых тоже. Да. Первый Мастер, он же не рассказал об этом случае никому из их друзей?       — Так, давай я... отдохну, подготовлюсь к обсуждению этой темы и мы продолжим, ладно? Это сложный раздел человеческих ритуалов, — Винни нервно начал мять костяшки пальцев, стараясь не встречаться взглядом с Гармадоном. — Мне просто надо собрать материал, чтобы объяснить тебе все. А потом ты сможешь самостоятельно опробовать все, что я расскажу, в покое, тишине и одиночестве.       — Зачем мне делать это в одиночестве, если мы можешь заняться этим вместе? — такой глупый вопрос, наполненный искренним непониманием и еще большим интересом, чем до этого.       Вот теперь ответа у него не было. Он мог придумать кучу оправданий, но на самом деле где-то внутри он и сам задавался этим вопросом. Зачем он продолжал отчаянно уходить от этой темы? Почему не мог просто признать, что к этому давно шло? Разумеется на оттягивание этого всего были причины. Гармадон все еще не знал и не понимал многие тонкости людей, поэтому ему было просто рано прикасаться к настолько сложным темам взаимоотношений. Кроме того, он никогда особо и не жаждал познать это все. Он и сейчас не желал изучать именно этот вопрос, ему просто хотелось верить, что это решит его проблему, вот и все.       Разве можно было... так нагло использовать эту неосознанность в своих целях? Винни не был идеальным, но он прекрасно понимал, что это было подло и неправильно. Какая-то его часть говорила, что на самом деле Гармадон строит из себя саму невинность, но это была та самая темная, «негативная» часть, которую он не желал выпускать наружу.       — Я чувствую, как ты мечешься. Что такого я сказал?       — Ничего. Просто эта тема всплыла слишком рано на мой взгляд. Давай лучше оставим ее на потом, ладно? — Винни по-доброму улыбнулся, а после встал с места и направился в сторону спальни.       — Меня несколько смущает твое бегство, — Гармадон последовал за ним, все еще пытаясь заглянуть ему в глаза, будто в них были спрятаны все ответы. — Если я был слишком прямолинеен, то мне стоит извиниться, да? Но мне казалось, что мы... что наша связь позволяет такое говорить. Я ошибся?       Винни не стал отвечать, потому что все было очевидно, а Гармадон и не думал дожидаться ответа, просто продолжая задавать вслух всевозможные вопросы и находить ответы в собственных рассуждениях. Что ж, теперь он хотя бы не молчал. Правда, на разговоры его пробило в совсем неподходящий момент. Он бы предпочел послушать все это утром, за завтраком, а не сейчас, когда ему жутко хотелось остаться наедине и... подумать о чем-то своем. Спать-то ему уже расхотелось, зато возникло одно личное дело, которым он очень хотел заняться.       Но конечно же его не собирались оставлять в покое. Когда он в ускоренном темпе переоделся в пижаму и лег, Гармадон уже лежал на другой половине кровати и все продолжал и продолжал говорить.       Он говорил не слишком громко, но и не шепотом, из-за чего даже очень эмоциональные фразы звучали как-то мягко, а броские словечки приобретали новые краски. И эта хрипотца, возникшая после долгого молчания. Винни правда нравилось его слушать, даже сейчас, когда темой рассуждений стало что-то настолько интимное, от чего щеки у него давно горели, а в одежде стало непривычно неуютно. И все же он не мог избавиться от ощущения, что все происходящее еще аукнется ему угрызениями совести.       Для Гармадона все это стало просто очередной заковыристой человеческой загадкой, над которой он очень старательно ломал голову. Возможно, именно в этом он и нуждался, как в средстве снятия стресса. Думая над чем-то новым, он всегда быстро забывал о прошлых неудачах и приходил к ответам на все, что его так интересовало. Пытливому детскому разуму была необходима тайна, с которой можно было справиться только путем досконального изучения всего и вся.       Винни же, в противоположность ему, давно знал ответы на все это. Для него это было чем-то обыденным, скучным, запертым в рамки определенных взглядов и личных границ, из-за которых он боялся, что Гармадон может понять что-то неправильно и навредить этим себе и окружающим. Первое время он действительно давал ему и себе свободу в действиях и словах, но чем дальше они заходили, тем строже становился контроль. На самом деле, в последнее время он был так строг к нему и самому себе, что умудрился выстроить дистанцию.       Внешний мир и без того сковывал его, а теперь к этому прибавился и жесткий контроль там, откуда он начал свой путь. В месте, где раньше он мог дышать свободно.       Первый Мастер, Винни что, стал гиперопечным родителем?       — Я тут задумался, — тон у Гармадона неожиданно стал каким-то обеспокоенным, — если эта человеческая практика способна избавлять от накопленного негатива, получается, ты тоже испытывал что-то подобное, раз прибегнул к ней?       — Э, что? — Винни неловко улыбнулся, поворачиваясь к нему. — Слушай, я предложил тебе это просто потому что слышал от Токс, что это так работает. Сам я... занимаюсь этим больше ради, ну, удовольствия?       — Но разве это ваше «удовольствие» не создано именно для того, чтобы избавлять вас от потребности разрушать? Если у вас не будет чего-то хорошего, то вас переполнит плохое, а это повлечет за собой нарушение равновесия. Вы просто создали то, что способно сохранить баланс. Разве не так?       — Я... никогда не думал об этом в таком ключе, — честно признался Винни.       Вот эти мудрые изречения Гармадона всегда удивляли его, потому что слышать что-то такое от того, кто с полной уверенностью называл машины колесницами или пытался уговорить тостер поджаривать хлеб побыстрее, ну, было очень странно. В такие моменты он вспоминал, насколько умным человеком он был в прошлом. И ему опять становилось грустно, потому что постигшая его участь казалась даже печальнее несвоевременной смерти.       — Вспоминая о негативе, — продолжил рассуждать Гармадон, задумчиво осматривая его, — Гейл как раз одна из тех, кто источает его без остановки и в огромном количестве. Мне кажется, после целой недели с ней ты очень нуждаешься в этом вашем удовольствии. — он осторожно положил руку на его плечо, а Винни не смог сдержать несвоевременную реакцию, вздрагивая и краснея сильнее прежнего. — Ты дрожишь? Это от, как его там... напряжения, да?       — Н-не совсем, — он попытался убрать чужую руку, тяжело выдыхая, когда тонкие пальцы сильнее впились в плечо. — Ну, может, я и правда немного на взводе, но...       Толку продолжать не было, потому что Гармадон уже не слушал, решив самостоятельно разобраться в происходящем. Он невозмутимо запустил вторую руку под майку, прикасаясь к горячей коже живота холодной ладонью, из-за чего Винни конечно же напрягся и задрожал еще сильнее.       Это был просто рефлекс. Ему совсем не нравилось, что Гармадон так напористо и откровенно гладит его живот и грудь в попытке понять, что с ним не так. И он собирался остановить это, вот прямо сейчас. Ну, или через пару минут, когда он удовлетворит свое любопытство или выкинет что-то совсем из ряда вон выходящее, например, прикоснется третьей рукой к бедру. Хотя это ведь еще не так плохо, да? Вот если бы четвертой он потянулся к шнурку от спальных штанов и развязал его, намереваясь...       Винни закрыл глаза, пытаясь сдержать тяжелые вздохи и наконец собраться с мыслями, не замечая, как первая рука, все это время сжимавшая его плечо, медленно поднялась выше, к затылку, зарываясь в слегка отросших волосах и приподнимая его голову. В этот момент он почти нашел в себе силы открыть рот и попросить Гармадона остановиться. Слова буквально слетели с языка, когда неожиданно грубые сухие губы остановили его, завлекая в смелый поцелуй, от которого он просто не смог отказаться.       Поцелуи у них всегда выходили какими-то короткими и не слишком чувственными. Возможно, происходило это из-за того, что начинал и заканчивал их Винни, обычно торопясь на работу или стесняясь чужих взглядов. У них никогда не было другого опыта, поэтому то, что происходило сейчас, слишком сильно увлекло обоих.       Гармадон не желал отстраняться, напирал, когда ему казалось, что все вот-вот закончится, а Винни никак не мог дать понять, что ему очень нужен воздух, потому что люди, в отличии от о́ни, должны дышать. Хотя ему даже нравилось потихоньку обмякать под чужими ласками. Его успокаивало, что ускользающее сознание ложно выдавало все происходящее за очередную фантазию. Конечно, было очень неловко умирать во время того, как мечта воплощалась в реальность, но он умудрился найти плюсы даже в этом.       — Удовольствие работает так хорошо, что ты начал засыпать? — все же отстранившись, удивленно спросил Гармадон. — Ты как-то тяжело дышишь. Все в порядке?       — Ага, — не поняв и половины, ответил Винни и попытался сосредоточить взгляд на нем. — А... а ты как? Тебе становится лучше?       — Хм. Сейчас мне хорошо. Но, похоже, этого все еще недостаточно, раз я не чувствую себя, как ты. Мы же можем продолжить?       Винни с трудом сдержал тихий смешок, приподнимаясь на одной руке, а вторую заводя за голову Гармадона. Подцепив непослушными пальцами тугую резинку, он расплел пушистый хвост и тут же начал играть с волнистыми седыми прядями, кажется, слишком увлекаясь этим занятием и совсем забывая ответить на вопрос.       Еще не поздно остановиться. Ему просто стоило объяснить Гармадону, почему им лучше не торопить события и обойтись без такой близости. Но с другой стороны... Да простит его Первый Мастер, но он не мог отказывать, когда слышал, что ему нравилось и помогало все происходящее, и чувствовал, что он очень хотел продолжения, но терпеливо ждал ответа. Что скрывать, Винни и сам наконец отбросил в сторону все страхи и очень хотел узнать, что же у них в конце концов выйдет.       В этот раз поцелуй вышел менее напористым, но все же долгим и очень чувственным. Гармадон позволял ему иногда отстраняться и набирать в легкие побольше воздуха, но и не стеснялся напоминать о себе, когда он делал это слишком долго. Если честно, Винни бессовестно дразнил его этим и вскоре получил по заслугам, совсем позабыв о том, что у него было целых четыре руки и все они только и ждали, чтобы продолжить гладить его разгоряченное тело. Столько ласк в одно время свели бы с ума любого.       Он очень старался уследить за всем происходящим, выловить момент и тоже сделать хоть что-то: запустить руку под длинную футболку, прикоснуться к холодной и мокрой от пота коже, хотя бы обнять и впиться в спину пальцами. Но это было просто невозможно. Каждый раз, когда он почти прикасался к нему, Гармадон неожиданно находил новые места, где можно было как-то по-особенному притронуться и заставить его выгнуться и глухо застонать от удовольствия.       Ощутить такую резкую потерю контроля оказалось очень приятно. Винни даже не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал что-то подобное и происходило ли с ним вообще что-то настолько же приятное. Обычно он сам изводил себя ласками, но это ощущалось совсем иначе. С Гармадоном все было не так быстро и просто, хотя бы потому что он не знал, когда нужно перейти к самому главному и дать телу то, чего оно жаждало почти с самого начала.       Когда одна из его рук невзначай прошлась по паху, Винни не смог сдержать порыва и поддался вперед, тут же чувствуя, как его слегка сжимают. Громкий стон сам собой вырвался из груди. Он даже не знал, жалеть ему, что штаны все еще на нем, или наслаждаться этим неудобством, потому что это было до безумия приятно. Сквозь ткань Гармадон умудрился нащупать особо чувствительное место и с упорством массировал его, наращивая темп, когда слышал сдавленные просьбы продолжать. Он явно вошел во вкус, потому что на лице у него давно была довольная и хитрая улыбка.       — Мне нравится, как ваш род выражает благодарность за удовольствие, — Гармадон почти прошептал это, склоняясь над ним.       Было в его голосе что-то игриво угрожающее. Пускай Винни и знал, что он говорил так буквально всегда, но сейчас этот его тон особенно давил на нервы и при этом возбуждал. С одной стороны, ему очень хотелось закончить, а с другой, чтобы это все не прекращалось никогда, чтобы он продолжал гладить его, покрывал поцелуями шею и плечи, впивался клыками в ключицы и проходился языком по соскам. И чтобы его рука не останавливалась, это самое главное.       — Да т-ты просто издеваешься, — с трудом проговорил Винни, расплываясь в непривычно довольной улыбке.       — Издеваюсь? — Гармадон сконфуженно отстранился. — Мне казалось, что тебе приятно, но если...       — Нет-нет, ты не понял! Мне хорошо и очень приятно, — он поспешил вернуть чужую руку, вздрагивая от такого резко прикосновения к чувствительному месту. — Я имел в виду... имел в виду, что...       — Что же ты имел в виду? — с какой-то странной интонацией спросил Гармадон, осторожно, но настойчиво заставляя его лечь обратно и вновь склоняясь над ним. И опять на его лица появилась эта хитрая улыбка.       Винни уже давно перестал верить в его невинность и начинал понимать, что попал в самую настоящую злодейскую ловушку, из которой ему не то чтобы сильно хотелось выбираться. Просто это оказалось слишком неожиданно и слегка ломало мозг. Он-то думал, что все его действия лишь мышечная память или врожденный талант, которого нельзя лишиться, а на деле все было куда проще. Гармадон просто отлично умел играть на чужом доверии и бессовестно пользовался этим, всегда добиваясь своего.       Полное непонимание людей совершенно не мешало ему быть (чертовски хорошим в постели) злом во плоти.       — Я имел в виду, — он наконец нашел в себе силы продолжить мысль, смотря на Гармадона с такой добротой, что тот впал в уже настоящее замешательство, — что хочу большего.       Как Винни и представлял, волосы у него были не только пушистыми и непослушными, но и очень упругими для человека (ну или о́ни) его лет. Он натянул их, как струны, тут же слыша протяжный рык и чувствуя, как руки, обхватившие его тело со всех сторон, с силой сжались, вонзаясь когтями в самые нежные и мягкие места. Это было чертовски больно. У него даже на пару секунд потемнело в глазах, но он все равно не разжал пальцы, наоборот, лишь сильнее натягивая седые пряди, а второй рукой прикоснулся к напряженному торсу и нежными движениями спустился ниже.       Он почувствовал, как Гармадон перестал пытаться вырваться, когда горячая рука скользнула под его штаны и нижнее белье, касаясь самого напряженного места в его теле. Винни не смог удержаться от того, чтобы просто провести по всей его длине. Он нащупал каждую вздувшуюся вену, обхватил его пальцами, тут же прикусывая губу от возникшей в голове фантазии, но не стал даже гадать, каким он был, понимая, что любое предположение не сравнится с реальностью. Опустив взгляд вниз всего на секунду, он тут же поднял голову и тяжело задышал в попытке взять себя в руки. Да, это определенно было лучше всех его мечтаний.       Оверлорд побери, сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы не наброситься на Гармадона, пока тот был в прострации. Забыв о любом смущении, он мог сказать, что безумно хотел его. И он вкладывал все это желание в свои движения, старался быть нежным, сдержанным, но срывался и делал все слишком быстро, резко, нетерпеливо. Услышав тихие рыки, которые сейчас походили больше на мурлыканье, он и сам не смог сдержать довольных стонов, вжимаясь в сильное тело и чувствуя, как по нему прошлась мелкая дрожь удовольствия.       Винни не уследил за тем, как рука, сжимавшая чужие волосы, ослабла и в конце концов упала. Его совершенно не пугало то, что мог с ним сделать Гармадон после такого грязного приема, даже наоборот, ему было очень интересно, что же произойдет дальше. Когда над его ухом прозвучал очередной рычащий вдох, он рефлекторно напрягся. Сильная боль в плече заставила его громко закричать, а тут же начавшая неметь рука в отчаянии вцепилась в напряженную спину, определенно оставляя на ней пару царапин.       Кажется, в этот раз он точно потерял сознание. Всего на пару секунд, но этого хватило, чтобы очнулся он лишь тогда, когда с него буквально одним движением стянули всю одежду и вжали в кровать с такой силой, что из легких вышел весь оставшийся воздух. Сопротивляться было бесполезно, он прекрасно понимал это, чувствуя на себе гневный взгляд. Можно было, конечно, попробовать что-то сказать в свое оправдание, но у Винни не оказалось для этого достаточно сил, тем более, его все еще не собирались убивать.       — Наконец-то я увидел и твою тьму, Винни из новостей НГТВ, — Гармадон усмехнулся и положил верхнюю пару рук на его бедра, впиваясь в них когтями. — И теперь я понимаю, почему ты так боялся показать ее. Ты не хотел, чтобы я влюблялся и в такого тебя.       — Почему ты... говоришь такие романтичные вещи так, будто это угроза? — с трудом прохрипел Винни, тут же издавая громкий стон и выгибаясь до хруста в спине.       Всего одно движение, и после их долгой и мучительной прелюдии Винни готов был наконец кончить. Ему просто не давали этого сделать. Гармадон крепко сжал его у основания и дразняще поглаживал головку кончиком когтя, улыбаясь шире, когда слышал очередной стон. Иногда он намеренно долго проводил ладонью по всей длине, сжимал и разжимал ее, а иногда убирал, оставляя его ни с чем, словно он в чем-то провинился.       — Пожалуйста... — он умоляюще посмотрел на Гармадона, не в силах закончить фразу и в очередной раз застонал, чувствуя, как его медленно массируют круговыми движениями. — Я... не могу больше...       — Кажется, мы нашли подходящий мне способ, — тот не обратил на просьбу никакого внимания и придвинулся чуть ближе, вновь сжимая руку и резко двигая ей. — Я слушаю тебя, и мой разум становится яснее, а на душе легче. Иногда ваш род все же умеет удивлять. Вы придумали столько полезных и одновременно приятных вещей.       Слушать все эти рассуждения было очень приятно, но намного больше Винни обрадовался, когда ему наконец позволили дойти до финала. Он постарался подарить Гармадону самый сладостный последний стон, чувствуя, как тот крепко обнимает его, и обмякая в холодных, но нежных руках того, кто только что чуть не убил его мучительными ласками. Это... определенно был тот опыт, который он хотел бы повторить. И не один раз. Главное, чтобы ему не предшествовало месячное молчание, из-за которого все и началось.       Почувствовав сквозь накатывающий сон, как ему в живот упирается что-то упругое, Винни посмотрел вниз и улыбнулся. Ну конечно, как он мог забыть.       Судя по задумчивому выражению лица, Гармадона совершенно не волновало это маленькое упущение. Он уже давно был в своем привычном состоянии мрачного раздумья над бренностью бытия человеческого с редкими проблесками чего-то хорошего. Это был отличный шанс оставить право последнего слова за собой. И Винни не собирался упускать его, осторожно выскальзывая из объятий и спускаясь вниз, чтобы как можно быстрее прильнуть к нему губами и продолжить прерванные ответные ласки.       — Это еще один способ получить удовольствие? — тут же отреагировал Гармадон, тяжело выдыхая. — Мне уже и так хорошо...       — Через некоторое время это может измениться, если не закончить, — Винни переглянулся с ним, успокаивающе улыбаясь. — Поверь, тебе понравится.       — Похоже, эта тема намного обширнее, чем я думал. За тысячелетия существования вы успели придумать намного больше, чем может показаться.       — Даже не представляешь, насколько ты прав, — он нервно засмеялся, вспоминая количество своих фантазий. — Ничего, у нас будет время... изучить все.       — О, я очень надеюсь на это, — на лице Гармадона вновь заиграла эта коварная улыбка. Однако через пару секунд он уже совсем не был похож на злодея, смущенно переводя взгляд вверх. — Но что же ты все таки делаешь сейчас?       Винни не стал отвечать, вновь прикасаясь к нему губами и смыкая их на конце. Лежать на боку и двигать головой оказалось не самой удобной идеей, но он слишком устал, чтобы менять позу, да и никто не отменял помощь руками.       Когда он приоткрыл глаза, то обнаружил, что в комнате начало светлеть. Через открытое окно можно было услышать постепенно нарастающий гул утреннего города. Это означало, что скоро он познает все прелести сбитого режима, но сейчас это было совсем не важно.       Вслушиваясь в хриплое дыхание Гармадона и ощущая, как все синяки и царапины, оставленные им, начинают саднить, Винни не смог сдержать довольной улыбки. Он полностью сосредоточился на происходящем, отдаваясь очередным приятным фантазиям с новой силой, когда на его голову положили руку и заставили двинуться вперед, взять глубже. Если бы у него было больше сил, они бы точно продолжили познавать «удовольствие». Но хорошего всегда должно было быть понемногу.       Почувствовав резкое напряжение в чужом теле, Винни поспешно отстранился, а через пару секунд смущенно стер с щеки вязкую жидкость. Если честно, он никогда не планировал, что в первую же ночь будет делать что-то подобное, но... вышло так, как вышло, что теперь. Когда он поднял взгляд, то на лице сама собой появилась безнадежная улыбка. Он даже не сомневался, что Гармадон совершенно не придаст значения всему произошедшему, находя очередную порцию вопросов и придумывая, как сформулировать их.       Ну, а пока он занимался этим важным делом, Винни мог с чистой совестью перевести дух и, возможно, даже успеть заснуть до того, как ему вновь придется краснеть и искать как можно более достоверные ответы. Он вовсе не устал от любознательности Гармадона, просто... На сегодня с него правда хватило потрясений, неожиданностей и сюрпризов.       А еще ему очень хотелось спать.       Как только он пригрелся, предусмотрительно положив чужие руки себе на плечо и торс, и приготовился к долгожданному сну, затянувшуюся тишину нарушил тихий шепот:       — Интересно, когда же появится наш плод любви?       Винни тут же вскочил с места, смущенно смотря на совершенно спокойного Гармадона.       — Прости, что?!       — Ну, плод любви, — невозмутимо повторил он, раздраженно вздыхая, когда услышал смех. — Что? Что такого я сказал? Вы же сами придумали это, чтобы продолжать свой глупый род.       — О Первый Мастер, — Винни все не мог успокоиться, хватаясь за живот и падая обратно на кровать. Он же догадывался, что услышит что-то в этом духе, и все равно не смог сдержать смех. — Т-ты же знаешь... подожди, — он глубоко вдохнул и выдохнул, — ты же знаешь, что двое мужчин не могут иметь детей? И что дети не появляются от одних лишь чувств?       — Я о́ни. Ты знаешь, как появляются о́ни?       — Э... Нет.       — На самом деле, — Гармадон неожиданно смутился, — я тоже не знаю, — он обиженно насупился и отвернулся, скрещивая руки на груди. — Оверлорд знает, как появился этот мальчишка... Я плохо помню, что мы там делали с Мисако.       — В любом случае, мы с тобой такого сделать не сможем, — он с трудом сдержал новый приступ смеха, представив что-то уж очень странное.       — Пф, мне это только в радость, — уже более спокойно выдал Гармадон, поворачиваясь и с любопытством смотря на Винни. — А что мы можем сделать?       Винни расплылся в хитрой улыбке, жестом маня Гармадона ближе к себе и обхватывая его лицо ладонями. Он нежно погладил его по щеке, начал расчесывать спутанные пряди пальцами, а после приподнялся и произнес лишь одно слово: «поспать», быстро целуя его в щеку и так же быстро отстраняясь. Ему пришлось прождать целых полминуты, прежде чем он почувствовал, как его нежно обнимают.       Днем они спали спокойно и крепко. Так крепко, что даже бесконечные телефонные звонки от Гейл и ее попытки выломать железную дверь квартиры не смогли разбудить их.