Порок

      Теплым июльским днем Су Хо прогуливался по саду. Он порядком устал после того, как кланы Визерис и Сопрано запечатлели свое сотрудничество браком, объединяя свой благородный народ под знаменем мира. Опасаясь того, что два сильных главы захотят забрать себе территории Пароммо, он днями на пролет пропадал у себя к кабинете, налаживая поставки оружия и экипировки на случай войны. Только сейчас у него выпал свободный час на уединение, которое он решил провести, наслаждаясь яблонями на территории своего поместья.       — Господин, вам посылка от Чон Чонгука, — невысокий парень подбегает к главе, почтительно кланяясь.       — Доставьте в мой кабинет, — бросает Су Хо, продолжая наслаждаться теплым воздухом.       Уже на подходе ко входу в кабинет его посещает странное и тревожное чувство. Не к добру эти неожиданные сюрпризы от самого импульсивного главы. Чон Чонгук — человек непредсказуемый и довольно устрашающий. Су Хо уверен, что он один стоит целой банды головорезов, а его методы решения проблем всегда казались альфе чересчур радикальными, иногда даже дикими.       Глава напряженно подходит к столу, на котором стоит довольно увесистая коробка, а затем, замявшись всего на несколько секунд, открывает ее. Содержимое резко отдает в нос премерзким зловонием, а съеденный несколькими часами ранее завтрак просится наружу.       — Чертов Чон Чонгук! — выкрикивает альфа и стремительно удаляется из кабинета, по пути отдавая прислуге приказ сжечь коробку.             Щупленький парень подходит к столу как только за главой закрывается дверь, и, взглянув на посылку, не сдерживает желудок, извергая содержимое на дорогой ковер. Внутри лежит явно свежая голова Сим Шина, отныне бывшего главы Альтера, а рядом, написанная красивым почерком, записка лишь с двумя словами «Ты следующий».       Через несколько часов в поместье врывается растрепанный Ким Ли, смотря большими глазами на главу Пароммо.       — Я думаю, это какая-то ошибка! Чонгук просто сумасшедший малец, уверен, Хосок даже не подозревает о случившемся, — запыхавшись, говорит альфа, подходя к Су Хо и наливая себе коньяк.       — Что ты несешь? Это очевидное объявление войны. Прямо сейчас они присоединяют к себе земли Альтера, если уже, черт возьми, не сделали это, — рычит мужчина, а затем хватает перепуганного Ли за воротник. — Утихомирь своего зятя, иначе он потопит в крови оба наших государства.       Глава Сопрано нервно хватает со стола телефон, дрожащими пальцами набирая номер Хосока. Гудки длятся по ощущениям целую вечность, пока на той стороне провода не раздается бархатистый голос.       — Мальчик мой, ты знаешь, что вытворил твой дорогой братец? — спокойно начинает глава, бегая глазами по холлу.       — Конечно знаю, я сам лично скинул тело Сим Шина в озеро, пока Чонгук собирал для вас посылку, — с насмешкой говорит Хоуп, победно ликуя в своей голове. — Как вам его подарок? Не слишком простенько? Знаете, мой брат — человек довольно неразборчивый в украшении сюрпризов, я же предлагал добавить лепестки роз.       — Что ты несешь, подлец? Мы с главой Су Хо сотрем вас с лица земли за подобные выходки! — кричит в трубку, покрасневший от злости, Ким Ли. Какой-то жалкий юнец смеет ему угрожать? Он управляет своей империей дольше, чем этот щенок существует, и самолично вгрызется зубами глотку Хосока, ежели тот попытается её отобрать.       — Чего же вы ждете? Но предупрежу, следующая посылка будет доставлена уже в ваш особняк с прекрасной головушкой Ким Сокджина. Мой брат предлагает зашить ему рот и отдать в казармы. Интересно, выживет ли мальчишка после утех с моими воинами. Не проверим — не узнаем, — скалится Хосок на той стороне провода. — Или вы можете сдаться добровольно. Конечно же, мы с братом люди милосердные и даем полную гарантию, что никто из ваших семей не пострадает. Кроме вас, разумеется. Мы милосердны, но не глупы. Времени на раздумья у вас до восьми часов вечера.       — Как ты смеешь? Клянусь, если ты тронешь моего сына, я вырву твое сердце и заставлю сожрать, — Ли кричит в трубку настолько сильно, что его голос начинает хрипеть в конце предложения.       — Часики тикают, тик-так, — напоследок говорит Хосок, вешая трубку и поворачиваясь к брату, все время курящему на диванчике в кабинете. — Думаешь они сдадутся?       — Надеюсь, нет, — Чонгук вздыхает, прикрывает глаза, а затем своеобразная полуулыбка проскакивает у него на лице.       Су Хо хмурится, большим и указательным пальцами давя на веки. В висках неприятно пульсирует, а картина, увиденная несколькими часами ранее, все еще заставляет тошноту встать комом в горле. Пущего раздражения нагоняет нервно бегающий из стороны в сторону глава Сопрано. Он то в панике хватается за волосы, пытаясь нервно придумать действенный план, то оседает на диван, делая глоток виски и, кажется, тихо всхлипывает, волнуясь за сына. Или ему только кажется.       — Мы не можем сдаться, нужно воевать! Воевать за то, что осталось, — после нескольких минут раздумий раздаётся голос главы Параммо.       — У них мой сын, моя плоть и кровь, мой наследник, — нервничает, это заметно по дергающейся ноге и истеричном покусывании губы.       — Сопутствующий ущерб: мы ничего не добьемся что-либо не потеряв, — настаивает Су Хо. Он, конечно, тоже не желает мучительной смерти Ким Сокджину, но пожертвовать своим кланом и уж тем более своей жизнью он не готов.       — Ты из ума выжил? Он мой сын! — уже кричит мужчина, а затем хватает со стола допитую бутылку виски и бросает в стену. — Мы должны что-то придумать, у нас ещё есть время.       — Долго ты еще собираешься делать вид, будто у нас есть выбор? — вздыхает Су Хо, подходя к мужчине. — Поезжай к семье. Собери войска, сконцентрируй у границы основную военную мощь. За один вечер они нас не захватят, посмотрим, какой будет их следующий шаг.       — А если их следующим шагом будет подарок в виде чучела моего ребенка?       — Они так не поступят. Сокджин — единственный козырь в их рукаве. Избавиться от него значит — избавиться от преимущества.       На землю опустились сумерки, обволакивающая тишина глушит все звуки в непроглядной тьме. Кажется, будто вся природа замерла, терпеливо ожидая чего-то таинственного. Лишь тихий шелест листьев раздается в оглушающей темноте, нарушая мертвенный покой леса. Силуэты во тьме двигаются бесшумно, будто боясь потревожить покой многовековых деревьев-великанов. Лес терпеливо ждет, скрывая в своей гуще снующие туда-сюда тени.       — Пора, — раздается голос, нарушая природный покой. Сразу за ним раздается шелест травы и дребезжание веток. Лес недоволен. Просит быть потише.       — Рано, Юнги, всего 19:58, — Хосок говорит шепотом, словно давая понять, что просьбу природы он услышал. Юнги всегда удивлялся тому, насколько Хоуп вежливый и пунктуальный даже в убийствах. Он обязательно позвонит в дверь своей жертвы, прежде узнав время, когда она ложиться спать, чтобы не разбудить её случайно ночным визитом. Альфа благородно поделится сигаретой и даст подкурить, даже если понимает, что убьет человека раньше, чем бычок успеет дотлеть. Все это вкупе с вечно деловым видом мужчины вызывало восторг и ужас, борющиеся между собой где-то в районе груди. В дали раздается мощный взрыв, заставляющий альфу протереть ладонями лицо и уставиться на экран телефона.       — Кажется, твой брат оказался менее терпелив, — смеется Юнги, оглядывая Хосока слезящимися глазами.       — Ожидаемый ход, это в его стиле, — не сдерживает улыбку. — Пора!       Оглушающий взрыв раздается в четырехстах метрах от альфы, озаряя темную ночь яркими красками. Птицы, все это время мирно спящие, взлетают вверх, стремительно удаляясь вдаль. Покой леса окончательно нарушен, ветер начинает колыхать ветки деревьев, будто желая прогнать нарушителей их умиротворения. В этой симфонии звуков Хосок снова замечает её. Она плавно двигается в сторону полыхающего особняка главы Сопрано, чтобы выполнить свою работу, которую ей в очередной раз подкинул альфа. Но она не злится, она терпелива, Чону еще рано отправиться на ту сторону её владений. Она будет кружить рядом с ним изо дня в день, напоминая о себе. Смерть рядом.       В эту ночь плохо спал весь континент. Они то и дело постоянно просыпались от кошмаров, в которых два чудовища медленно тянули к ним когтистые лапы. На утро кошмар оказался явью. ***       Хосок опустошён. Дни подчинения целого континента выдались невероятно тяжелыми. Чонгук снова налаживает отношения с группировками единственным способом, который ему знаком, а Хоуп отчаянно пытается подавить бунты, которые теперь разгорались не только среди гражданских, но и среди солдат. Новая тюрьма была уже достроена, поэтому всех неугодных альфа перенаправлял туда. Открытие новых больниц и центров помощи значительно помогло Хосоку снизить уровень недовольства среди населения, хоть и привело к полному опустошению казны. Чонгук решил эту проблему быстро и радикально, выделив средства из своего кармана. Хоть альфа и предпочитал заниматься нелегальным бизнесом братьев, но денег на свой народ не жалел и всегда знал меру допустимого зла, которое позволял проворачивать своим людям в ведении дел. Хосок не появлялся дома неделю, пока налаживал поставки и вводил законы, наконец, у него выпала свободная ночь, в которую альфа решил встретиться с супругом.       Он стоит, спокойно куря, около входа в высотку и отлично понимает, что настоящая война начнётся, как только он войдет в квартиру. Чудовище проснулось, оно вдоволь насытилось кровью и показало свое лицо влюбленному Ким Сокджину. Ему жаль, бедный омега не заслужил испытаний, которые вложил на его хрупкие плечи альфа, но также он убежден, что цель оправдывает средства. Единственные жизни, о смерти которых он сожалеет, — это невинная семья бывших глав государств, которая по несчастной случайности встала на пути амбициозных братьев. Мужчина загладит свою вину. Даст Сокджину всё, что тот может только пожелать, лишь бы душа его папы на небесах не билась в адской агонии из-за страданий сына.       Хосок поднимается по этажам, наплевав на лифт, желая растянуть минуты желанного умиротворения.       В квартире тихо, альфа заглядывает в каждую комнату находя Сокджина в их совместной спальне, задумчиво смотря в окно.       — Джинни, — говорит альфа, подходя к мужу. Он аккуратно обводит руками его плечи, а затем наклоняется, целуя в затылок. Омега холодный, как лед, Хосок чувствует как приятно пахнут шампунем его волосы, и прикрывает глаза в наслаждении.       — Где моя семья? — тихо спрашивает супруг, кладя замерзшую ладонь на пальцы альфы. — Ты же спас их?       — Джинни я… — тянет Хоуп, заглядывая в бездонные глаза мужа. Надежда отпечатана там небольшой точкой, замершей где-то в центре зрачка. Боже, захватить целый континент оказалось легче, чем признаться единственному человеку, который в тебя верит. Хосок не хочет. Не хочет рассказывать ему, не хочет смешивать надежду с грязью, а веру запятнать в крови. Альфа убирает руки, пряча их за спиной. Ему начинает казаться, что он вымазывает невинность Сокджина своей чернотой. Он не хочет признавать, что запятнал омегу алыми каплями крови, которые, словно рубины, рассыпались по его чистой душе. — Прости меня… — умоляет, ноги подкашиваются и он оседает на пол, кладя голову на колени супруга.       — Ты обещал, клялся на свадьбе оберегать и никогда не обижать, — горячие слезы начинают катиться по щекам, самого невинного существа, когда либо увиденных альфой. Он сжимает челюсти, но не может поднять головы. Не хочет смотреть Джину в глаза.       — Я сдержу клятву… — тихо говорит Хосок, зарываясь носом в покрывало на коленях омеги. — Я никогда тебя не обижу…       — Грош цена твоим клятвам. Я думал, ты никому не дашь меня задеть, защитишь от всего мира, если потребуется, а, оказалось, меня нужно было защищать от тебя.       Сокджин помнит тот день отчетливо. Он навеки тёмной печатью оставил след на душе омеги. След этот жжет каждую секунду, напоминая о предательстве того, кого он любил больше всего на свете. Утро тогда выдалось пасмурным, Джин продефилировал на кухню, чтобы заварить кофе в одной лишь футболке Хосока. Альфа снова не ночевал дома, он часто пропадал на работе, но омега не злился, ведь невольно сравнивал его со своим отцом, которому не удалось уделять должного внимания сыну из-за обязанностей главы. Но отец любил его, поэтому парень искренне верил, что Хоуп тоже любит его всем сердцем. Аромат свежего кофе разносится по комнате и омега падает на диван, параллельно включая телевизор. Осколки разлетаются по полу, а еще секунду назад горячий напиток окрашивает ламинат во все оттенки коричневого. «Главы Визериса и Альтера сегодняшней ночью развязали войну, в ходе которой особняки Су Хо и Ким Ли были взорваны. По предварительной информации, главы вместе со своими семьями находились на территории поместья. Под завалами Пароммо были обнаружены трупы семи человек, опознать личности четырех из них пока не удалось. В Сопрано были найдены останки девяти тел. Семилетний мальчик, который во время взрыва, предположительно, находился в саду с сильными ожогами был доставлен в центральную больницу, где в четыре часа утра скончался от полученных травм. На местах происшествий работают правоохранительные органы, а так же медики и пожарные, продолжая искать под завалами людей».       Дальше всё как в тумане, Сокджин звонит Хосоку, но тот вне зоны доступа. Звонок Чонгуку дает точно такой же результат. Омега мечется по комнате, не найдя себе места, а затем натягивает обувь, намереваясь выбежать из дома. Дорогу ему преграждают два охранника, дежурящие у двери снаружи, коротко бросая, что глава приказал не выпускать его из дома. Он скачет по дому, разрушая все, что попадается под руку: переворачивает комод, сметает всю посуду с полок, и даже дорогая венецианская ваза не устояла перед его гневом, разлетевшись на осколки по стене. Он неистово кричит, захлебываясь слезами так, что, кажется, сами небеса ужасаются его страданиям, проливаясь на землю дождем, будто говоря «нам тоже очень жаль». Через несколько дней злость окончательно уходит, а на смену ей приходит полная обреченность и опустошенность. В каждому углу квартиры ему видится папа, а по ночам с кухни он слышит будоражащий кровь смех маленького брата. Горничные приходят на третий день, убирая погром омеги, лишь изредка они поглядывают на призрак ранее жизнерадостного парня, который снует туда-сюда по периметру. Хосок не появляется и на четвертый день, как и на пятый. Сокджина посещает мысль о том, что альфа погиб. Эта мысль греет душу, но где-то в её глубине он еще надеется на то, что муж скоро придет и остановит его пытки каким-то волшебным способом.       И вот сейчас альфа лежит у него на коленях, и не лечит. Лишь из раза в раз возвращает в тот день, когда омега потерял все, что имел.       — Это не имеет значения, — улыбается Джин, начиная гладить альфу по голове. — Они здесь, со мной.       — Что значит с тобой? — все же поднимает глаза Хосок.       — Мой брат бегает по кухне каждый вечер, а силуэт папы я видел у окна гостиной.       — Дорогой, давай ляжем спать, ты очень устал, — взволнованно потирает глаза Хоуп, поднимая омегу на руки и укладывая на кровать. Он быстро скидывает пиджак, и, наплевав на костюм, падает рядом, подминая бедного парня под себя. Сокджин засыпает быстро, он изрядно вымотался за последние несколько дней и теперь мирно сопит, прижимаясь к теплому телу. Хосок же не может заснуть еще долго, размышляя о психологическом состоянии супруга.       Утро для альфы выдалось тяжелым, ему доложили о вспыхнувших бунтах среди рабочих, недовольных сменой руководства на предприятии. Он оставил спящего омегу одного и, приказав охране не спускать с него глаз, убежал в офис. Чонгук же вовсе не спал, всю ночь разбирая неожиданно нарушенную поставку оружия к границам Альтера. Сколько бы Намджун не искал виновных, результатов это не дало, поэтому, переговорив с Юнги, отправил второго к границе переговорить с военными и выведать побольше информации. Сам же альфа остался разбираться с конфискованными делами бывших группировок. Намджун смыслил в ведении бизнеса, приемный отец хотел передать ему «Лит», после своей кончины, поэтому не жалел сил на воспитание парня, желая, чтобы его детище процветало веками.       В кабинет влетает потрёпанный Хосок, сразу присаживаясь напротив брата.       — Ты убегал от собак? — усмехается одной половинной лица Чонгук.       — О чем ты?       — Выглядишь, мягко говоря, не очень. Тяжелая ночь? — издевается, кидая бычок в окно и зачесывая пятерней волосы.       — Тяжелая жизнь, — нервно смеется альфа.       День выдается сложным. Хосок все время катается по предприятиям, стараясь утихомирить забастовки, а к вечеру вообще попадает в перестрелку между бывшими работорговцами. Телефон неприятно вибрирует в кармане, оповещая о входящем звонке. Он потирает переносицу готовясь к очередной порции проблем. Охрана квартиры докладывает о том, что омега непрерывно смотрел в угол несколько часов, будто с кем-то общаясь, а затем начал крушить квартиру. Нужно ехать, но он не может. И снова Хосок стоит перед выбором. Снова должен предать свои клятвы, данные прошлым вечером. Он не приедет. Как он уже говорил, его цели и мечты важнее какого-то мальчишки. Альфа сделал свой выбор, и этот выбор не в пользу Сокджина. Мужчина роется в контактах набирая номер брата.       — Пожалуйста, Чонгук, поезжай ко мне домой, проверь как Джин, умоляю, — скулит Хосок в трубку.       — Я не могу! От Юнги пришли вести, мне нужно срочно выехать на границу, — на фоне слышится рев мотора, вероятнее всего мужчина уже в машине. — Я отправлю Намджуна, — Чонгук сдается, слыша разбитый голос брата, а затем сбрасывает звонок, сильнее давя на газ.       В квартире тихо, слишком тихо. Переступая через перевернутые вещи, альфа уверенным шагом направляется в спальню. На полу в лунном свете сидит хрупкое тело омеги в белом одеянии. Намджун уверен, что Сокджин и есть дитя луны. Он сияет, и этот свет не запятнать грязью, ведь тот льется прямо из невинной души. Запах черёмухи врывается в нос альфы, после чего он с наслаждением прикрывает глаза. Так пахнет омега — оживляюще. Джун, живший в окружении мрака, крови и потерь, впервые в жизни благодарен Богу за то, что дышит.       Он обходит силуэт, присаживаясь на корточки перед его лицом. Джин бледный, с осунувшимся лицом и огромными мешками под глазами. Правда от этого он не кажется альфе менее красивым. Манящий. Хочется схватить его на руки и унести на другую планету, отправить в другую вселенную, где его семья, лишь бы еще раз увидеть улыбку на луноликом мальчике. Он помнит его на свадьбе, помнит заразительный смех и полные жизни глаза. Где это все сейчас? Колкое чувство вины зарождается в Намджуне, ведь он тоже косвенно замешан в его состоянии. Кажется, все альфы вокруг Сокджина обречены чувствовать себя виноватыми. Мужчина касается рукой щеки парня, но не получает в ответ реакции, лишь сейчас замечая, что омега смотрит сквозь него.       — Отец приходил, он был весь в крови и вымазал в ней мои руки, — потрескавшимися губами, шевелит Джин. — Я не смог ее отмыть.       Альфа всматривается в его лицо, а затем бросает мимолетный взгляд на руки. Зверь внутри начинает рычать и биться о грудную клетку. Руки действительно в крови. Он аккуратно подхватывает низ его рукава и тянет вверх. Неровные порезы, уже покрывшиеся корочкой, уродливо располагаются от локтя до кисти.       — Какого хрена, — рычит Намджун. Зверь беснуется еще сильнее, ругая омегу за безрассудный поступок, но больше всего он злится на альфу. Злится что не уберег, не предугадал, не спас. — Нужно в больницу!       Альфа уже вскакивает с места, как хрупкая ладошка хватает его за штанину.       — Молю, не нужно, — хрипит его луноликий мальчишка. Хрупкий, сломленный: он вложил последние силы в этот жест. Намджун сдается, он не может идти против его слов. Зверь успокаивается, реагируя на прикосновение. Один из сильнейших мужчин континента оказался слаб перед омегой. Но эта слабость не постыдная, от нее не хочется избавиться или искоренить. С ней хочется жить, эта слабость выбивает воздух из легких, одновременно заставляя дышать.       Он поднимает Джина на руки, господи, автомат Намджуна кажется тяжелее, чем этот омега. Ногой открывает дверь в ванную, и ставит под теплые струи воды. Одежда летит на пол, но омега не реагирует, все, что он чувствует — это ледяные руки альфы, аккуратно смывающие кровь с его рук. После он приносит бинты, обматывая запястья и так же на руках несет Джина на кровать.       — Не уходи, — снова хватает его за рукав. Кажется, он понял, что такие действия заставляют альфу подчиняться любым его словам. Он воспользуется этим преимуществом лишь раз, только сейчас и никогда более. Джун ложится рядом, а омега протягивает к нему руки, обнимая за талию.       Сокджин засыпает быстро, слушая размеренное сердцебиение. Сегодня он впервые за много дней спит спокойно. ***       — Ему нужно лечиться, — трет большим и указательным пальцами глаза Намджун. — Он чуть не вскрылся вчера вечером.       — Предлагаешь закрыть его в психбольнице? — дергает ногой Хосок, сидя в гостиной своего дома.       Он не хочет отправлять Сокджина, ведь это будет значить, что он окончательно проиграл. Не сдержал обещаний, не смог защитить, самолично разрушил самое хрупкое, что было у него в руках. Омега, как невинная бабочка, сел на ладони Хоупа, а он взял и раздавил.       — Именно это я и предлагаю, — вскакивает Джун, подлетая к задумчивому альфе и трясет за плечи. — Его нужно спасти.       — Не слишком ли много заботы от альфы, которого я утром застал в постели своего супруга? — поднимает брови, пытаясь осадить.       Намджун опешил, он знал насколько неловким был этот момент, но не думал, что глава ударит так быстро.       — Это не имеет значения! — протирает лицо, отходя к окну.       — Еще как имеет, чтобы больше я тебя рядом с ним не видел, — зверь рычит, защищает свое. Хосок точно знает, что не влюблен в Джина, но он все равно принадлежит ему. Его муж, его омега, и альфа не собирается делиться. Даже если Сокджин полюбит другого, он свое не отдаст. Да, он чертов эгоист, но отдавать своё не в его манере. — Но в одном ты прав, я отправлю его на лечение.       Хоуп уходит, а Намджун еще долго стоит у окна, размышляя о омеге. Он тоже свое не отдаст, а стоило луноликому мальчишке лишь раз его коснуться, альфа понял, что не имеют значения особняки и земли, если он не может положить их к его ногам. ***       Чонгук прибывает в Визерис лишь к вечеру следующего дня. Он вымотан, но амбиции не дают пойти домой и завалиться на кровать. Он поднимается в офис, по пути выкуривая очередную сигарету, и обессилено падает в кресло напротив работающего брата.       — Что-то нашел? — Хосок попивает коньяк, не отрывая взгляд от бумаг.       — Юнги нашел зацепку в виде двух сбежавших солдат. Я решил, что они пытались скрыться, боясь моего гнева. Нашли их возле границы Параммо с перерезанными глотками, — вздыхает Чонгук, протирая рукой лицо.       — Кто-то играет против нас, — проницательно, однако.       Альфа и так это понимает. Знает, что кто-то решил пошатнуть его авторитет в самый невыгодный момент. Это сжирает его изнутри, он не любит игры в кошки-мышки, никогда не скрывается сам и ненавидит, когда кто-то скрывается от него. Такой уж он — Чон Чонгук. Импульсивный нарцисс с нестабильным настроением. Против него способен играть только гений или глупец, потому что альфа врагов не щадит и поблажек не делает. Сейчас его враг мастерски скрывается. Хитро, но очень глупо. Совесть его не гложет, он считает её чистой и непорочной, ведь ни разу в жизни ей не пользовался. Чистая тьма сконцентрирована в его зрачках, а ведь глаза — это отображение души. Многие сравнивали его с дьяволом, но это не так. Люцифер лишь жалкое подобие альфы. Чонгук тот, кто заморозит ад, чтобы выкурить оттуда черта, и обломает ему рога, если тот решит пойти против него. В детстве Хосок постоянно шутил, мол, брат посланник ада: всё время мылся в горячей воде и пил не чай, а чистый кипяток. Будто воссоздавая привычную среду обитания.       — Стоит разрушить границы. Объединить все в единое государство, — после минуты тишины бросает Чонгук.       — Смелая идея, небось ты уже и название придумал, — тянет улыбку Хосок, вскидывая глаза на брата.       — "Чосок" — такое я хочу дать ему название, — улыбается альфа в ответ.       — Чо — означает Чонгук, а Сок — Хосок? Умно, — вновь бросает, смотрит на бумаги, делая глоток виски. — Ты прав, сколько можно гоняться от государства к государству.       — Граница будет единой, так гораздо легче контролировать войска.       — Хочешь сам заняться этим? — многозначительно пожимает плечами Хоуп. Конечно, он хочет. «Разрушать и строить» — вот девиз жизни Чонгука. Он получит массу удовольствия, наблюдая за падением стен, и с наслаждением уложит пару недовольных на лопатки.       — За нашу историю, брат, — поднимает альфа стакан вверх, а Хосок быстро чокается. Он опустошает его одним глотком, а после пулей вылетает из кабинета.       Великие дела не ждут…